Финансовый крах

Финансовый крах

В конце сентября президент России неожиданно для многих исчез из Москвы. И только потом стало известно, что «Б. Ельцин вскоре после «победы» уехал отдыхать в Сочи и на две недели выпал из всех видов государственной работы» [3663].

Сюда к нему приехал Г. Бурбулис и предложил подобрать новую команду. Особенно Г. Бурбулис выдвигал Егора Тимуровича Гайдара [3664].

Е.Т. Гайдар был внуком знаменитого писателя и сыном контр - адмирала, который заведовал в газете «Правда» военным отделом. Егор Тимурович учился на экономическом факультете МГУ, деканом которого был Г.Х. Попов, закончил его в 1978 г. В рассматриваемое время возглавлял Институт экономической политики Академии народного хозяйства СССР [3665].

«Осенью 1991 года, - пишет Е.Т. Гайдар, - Г. Бурбулис, в то время госсекретарь РСФСР, предложил мне сформировать и возглавить рабочую группу по подготовке предложений о стратегии и тактике российской экономической политики... В группу первоначально вошли В. Машиц, А. Нечаев, А. Головков, К. Кагаловский, А. Вавилов. Позднее она расширилась. Дни и ночи мы безвыездно находились на даче подмосковного посёлка Архангельское» [3666].

«В рабочей группе в Архангельском, - вспоминал Егор Тимурович, - в то время появились практически все, кто потом вошёл в правительство: А. Чубайс, В. Данилов - Данильян, П. Авен, Б. Салтыков, С. Глазьев и многие другие. Заходили и те, кто работал в российских структурах власти: Г. Бурбулис, М. Полторанин, В. Махарадзе (в то время начальник контрольного управления), А. Козырев, Н. Фёдоров, С. Шахрай... Министр труда А. Шохин оставался с нами постоянно» [3667].

Из воспоминаний Е.Т. Гайдара явствует, что в разработке этой программы участвовали иностранные специалисты: профессор У. Нортхауз (William D. Nordhaus, p. 1941) из Йельского университета и профессор Рудигер Дорнбуш (Ruediger (Rudi) Dornbusch, 1942–2002) из Массачусетского технологического института [3668].

Работа над составлением программы началась в сентябре 1991 г. [3669] и продолжалась до возвращения Б.Е. Ельцина из отпуска (он отдыхал с 25 сентября [3670] до 10 октября [3671]).

Сразу же после того, как Б.Н. Ельцин вернулся в Москву, 15 октября состоялось заседание Госсовета, по итогам которого он заявил прессе, что прежде чем начать реформы собирается «доразрушить» центр: «Через месяц мы закрываем счета всех союзных министерств, услугами которых не пользуемся» [3672]. 18 октября 1991 г. Борис Николаевич уже рапортовал: «Россия прекратила финансирование союзных министерств, кроме Министерства обороны, Министерства путей сообщения и Министерства атомной энергетики» [3673].

То, что происходило в СССР, вызвало некоторую тревогу за рубежом. Дело в том, что чётко обозначившаяся перспектива распада СССР ребром поставила вопрос о судьбе советского внешнего долга.

«К моменту формирования правительства, - писал Е.Т. Гайдар, - задолженность Союза в свободно конвертируемой валюте составляла более 83 млрд руб. При том что платежи страны в конвертируемой валюте только на 1992 год оценивались в 29,4 млрд долл., что было за пределами возможностей. Кроме того, так замечательно вели дело, что умудрились задолжать почти 30 млрд долл. бывшим партнёрам по социалистическому лагерю, иными словами - Союз оказался банкротом» [3674].

Как уже отмечалось, на 1991 г. доходы союзного бюджета были запланированы в размере 250,2 млрд руб., расходы в размере 276,8 млрд, дефицит в пределах 26,7 млрд, или же 9,6 процента. Однако на 1 сентября в казну поступило только 75,3 млрд руб. До конца года ожидалось поступление ещё 37,1 млрд. Следовательно, доходы не могли превысить 112,1 млрд руб., а расходы, составившие к 1 сентября 147,4 млрд, правительство собиралось сократить лишь до 256,7 млрд.

8 результате вместо запланированных 10 процентов дефицит союзного бюджета к концу года должен был достигнуть 144,6 млрд руб. и приблизиться к 60 процентам [3675].

Это означало, что осенью 1991 г. союзное правительство оказалось на грани финансового банкротства.

В Верховный Совет СССР поступила справка Контрольной палаты СССР «О привлечённых средствах для финансирования дефицита Союзного бюджета и внебюджетных фондов в 1991 г.». Из этого документа явствовало, что «за девять месяцев текущего года дефицит Союзного бюджета и двух общесоюзных внебюджетных фондов составил 114,4 млрд руб. Для покрытия дефицита Президент СССР в феврале и июне разрешил Госбанку СССР выдать Минфину СССР кредитов на 73 млрд руб., из которых законно оформлено, т.е. утверждено Верховным Советом СССР, только 5 млрд руб.» [3676]. А откуда были взяты остальные 68 млрд руб.?

«Как следует из справки Контрольной палаты СССР», «оставшийся дефицит финансировался Минфином СССР и Госбанком СССР без каких - либо разрешений Президента СССР и Верховного Совета СССР». «Такие деньги» могли быть выданы только под серьёзные гарантии. Им стало «специальное письмо, подписанное бывшим министром Союза В. Орловым, где говорилось, что Минфин «...гарантирует обеспечение открытых кредитов по Союзному бюджету за 9 месяцев 1991 года средствами, находящимися на текущем счету №2141832...» [3677].

Что из этого явствует? Оказывается, несмотря на то, что казна имела огромный и быстро растущий дефицит, у правительства существовал какой - то особый счёт, на котором имелись деньги. С целью выяснения происхождения и характера этого счёта корреспондент «Известий» обратился к председателю Контрольной палаты СССР Александру Кондратьевичу Орлову.

«По словам Александра Кондратьевича, - отмечали «Известия», - ...указанный счёт был открыт Минфину ещё в 1939 году. Сейчас его размеры составляют примерно 40 млрд руб. Однако к первичным бухгалтерским и банковским документам, показывающим поступление и снятие средств, представителей Контрольной палаты не допустили. Во время проверки был обнаружен... ещё один «таинственный» счёт - №3140333, на котором имелось около 5 млрд руб.». Констатируя эти факты, корреспондент газеты «Известия» задавался вопросом: «Почему до начала проверки Контрольной палаты об этих счетах ничего не было известно ни Президенту СССР, ни Верховному Совету СССР? Почему такие гигантские суммы не учитывались ни в бюджете, ни в статистической отчётности, что позволяло пользоваться этими средствами узкому кругу лиц практически бесконтрольно?» [3678].

«Как сказал (корреспонденту «Известий» - А.О.) исполняющий обязанности министра (финансов СССР - А.О.) В. Раевский, лично ему до последнего времени о существовании таких счетов ничего не было известно, хотя с другой стороны, тут же заметил, что счета не являются секретными... на них перечислялись средства Союзного бюджета, не использованные в течение того или иного года» [3679].

Много неясного и с золотым фондом страны. «...до недавних пор, - писал Н.И. Рыжков, - точные данные обо всех запасах золота в СССР знали едва ли трое - Генеральный секретарь, министр финансов и премьер - министр» [3680]. На 1 января 1990 г. золотой запас СССР составлял 784 тонны [3681].

«Только за один тяжёлый 1990 год, когда Советскому Союзу уже вовсю отказывали в кредитах, не веря в возможность их возвращения, - читаем мы в воспоминаниях Н.И. Рыжкова, - Советом министров с «благословения» президента было подписано разрешение Минфину на продажу 250 тонн золота. А вот ушло оно из страны именно в 90 - м или не успело, задержалось до следующего года - этого я уже не ведаю» [3682].

Даже в том случае, если бы эти 250 тонн были проданы, в начале 1991 г. только из старых запасов оставалось не менее 534 тонн. Между тем на протяжении 1990 - го и 1991 гг. советские прииски продолжали работать и пополнять золотой запас страны. Однако вскоре после «путча» Г.А. Явлинский сделал заявление, что в кладовых Гохрана находится всего лишь 242 тонны золота [3683].

Не имя возможности в условиях обостряющегося экономического кризиса остановить рост бюджетного дефицита, правительство вынуждено было использовать такое средство как печатный станок.

Если за пять лет, с 1986 по 1990 г., денежная эмиссия составила 68,2 млрд руб., то только за восемь месяцев 1991 г. было напечатано денег на 65,7 млрд [3684]. Однако ими нельзя было расплачиваться по внешним долгам.

Как явствует из письма В.В. Геращенко, направленному им B.C. Павлову 8 мая 1991 г., в 1991 г. Советскому Союзу для обслуживания внешнего долга (по всей видимости, как долгосрочных, так и краткосрочных обязательств) требовалось уплатить «около 10 млрд руб.» [3685]. По более точным сведениям, речь шла о 9,5 млрд руб. Однако это были платежи «без учёта бывших соцстран и кредитов, полученных непосредственно организациями и республиками» [3686].

Если учесть, что основной долг СССР на 1 января 1991 г. оценивался в 31,0 млрд руб., а долг «соцстранам» в 19,1 млрд [3687], и исходя из этой пропорции определить необходимые выплаты по этому долгу в размере 5,8 млрд, а также принять во внимание, что суммарный долг республик и предприятий составлял не менее 40,4 млрд [3688], что даст ещё 12,4 млрд, и мы получим около 27,7 млрд.

И хотя эта сумма пока имеет лишь ориентировочный характер, учитывая то состояние, в котором находился осенью 1991 г. союзный бюджет, можно утверждать, что к тому времени внешний долг стал для СССР неподъёмным. Особенно если принять во внимание, что платить по долгам нужно было в иностранной валюте, прежде всего в долларах.

В конце августа М.С. Горбачёв заявил британскому послу, что в течение ближайших четырёх месяцев СССР обязан заплатить 17 млрд долл., однако за это время ожидается получить от экспорта только 7,5 млрд. Поэтому необходимы новые кредиты и реструктуризация советского внешнего долга [3689].

К этому следует добавить, что кроме внешнего долга существовал внутренний долг, который к началу сентября достиг 800 млрд [3690], а к 1 января 1992 г. - 950 млрд руб. [3691].

Какой же выход из этого положения видело правительство?

1 октября 1991 г. председатель Контрольной палаты Верховного Совета СССР А. К. Орлов направил председателю Межреспубликанского экономического комитета И.С. Силаеву свои предложения на этот счёт: 1) провести «либерализацию цен», которая может дать 140–150 млрд руб., 2) занять 50–60 млрд руб. у предприятий, организаций и учреждений «всех форм собственности», 3) «ускорить распродажу части союзной государственной собственности... иностранным фирмам и компаниям за конвертируемую валюту с последующей продажей этой валюты населению» на 40–45 млрд руб., 4) выпустить стабилизационный заём на 30–35 млрд. Подобным способом предлагалось получить 260–290 млрд руб. [3692].

В таких условиях в Москву пожаловали представители «семёрки». Они видели, что Союз распадается и хотели бы знать, кто будет платить по взятым долгам. Совещание состоялось 27–28 октября [3693].

Начавшиеся переговоры привели к появлению 28 октября 1991 г. меморандума «О взаимопонимании относительно долга иностранным кредиторам СССР и его правопреемников». 8 из 15 советских республик признали по нему свою солидарную ответственность [3694]. Подписание этого документа означало, что для Запада Советский Союз как единое государство фактически прекратил существовать [3695].

28–30 октября М.С. Горбачёв был в Мадриде [3696]. Здесь он встретился с Д. Бушем [3697]. Вспоминая об этой встрече с М.С. Горбачёвым, Д. Бейкер писал: «Он производил впечатление тонущего человека, ищущего спасательный круг. Нельзя было не испытать жалости к нему» [3698].

«Политикам, банкирам, экспертам, представителям международных организаций, - пишет А.С. Черняев, - Горбачёв в подробностях разъяснял, что нужно, чтобы радикальная реформа пошла и чтобы не сорвалось всё обвалом социального возмущения. Предстоит, говорил он, финансовая стабилизация, сокращение государственного бюджета, конвертируемость рубля, для чего необходимо создать стабилизационный фонд, срочно нужны лекарства и продовольствие и отсрочка платежей по задолженности. Этот вопрос он пытался поднять ещё на лондонской встрече. Его отговаривали все, начиная с Буша, стращая тем, что тогда частный капитал сразу «закроет» новое кредитование, это, мол, равносильно объявлению о банкротстве. Теперь Бейкеру, Мэйджору, Брэйди, Келлеру и другим он опять настойчиво говорил о том же... Но натолкнулся на те же сомнения и отговорки» [3699].

30 октября в Мадриде Ф. Гонзалес сообщил М.С. Горбачёву, что некоторые советники Д. Буша отговаривают его от сохранения Союза, по крайней мере в прежнем виде. «Они утверждают, что ваша мадридская встреча и конференция - последний случай, когда вы с ним встречаетесь в нынешнем качестве» [3700].

2 ноября 1991 г. М.С. Горбачёв направил письмо Д. Мэйджору: «Дорогой Джон. Обращаюсь к Вам как координатору «большой семёрки» со срочной просьбой о финансовой помощи. Несмотря на все принятые меры, валютная ситуация грозит обвалом. До середины ноября нехватка ликвидных валютных ресурсов для выполнения обязательств по внешнему долгу СССР составляет около 320 млн долларов и до конца текущего года может достигнуть 3,6 млрд. Все необходимые расчёты были представлены экспертам «группы семи» в Москве 27–28 октября. Во избежание нежелательного оборота дела, Джон, прошу о предоставлении нам ликвидных ресурсов в любой приемлемой для Вас форме в сумме 1,5 млрд долл., в том числе 320 млн до середины ноября. М. Горбачёв. 2 ноября 1991 года» [3701].

«Совсем недавно, пару месяцев назад, - заявил М.С. Горбачёв Ф. Миттерану, - один из руководителей советской экономики получает письмо из Международного валютного фонда. В этом письме на трёх или четырёх страницах - я знакомился с этим посланием - перечислены требования, предъявляемые Советскому Союзу: повысьте цены на такие - то товары, закройте такие - то предприятия и т.п. Видите, как пытаются обращаться с суверенным государством, да ещё с таким, как Советский Союз, хотя мы никогда не были банкротами» [3702].

Используя тяжёлое экономическое положение советских республик, иностранные банки потребовали срочного перехода к рыночным реформам [3703]. Так, осенью 1991 г. появилась на свет «экономическая программа» Е.Т. Гайдара, программа перехода к рыночной экономике [3704]. Основные её положения Б.Н. Ельцин огласил 28 октября на Пятом съезде народных депутатов Российской Федерации. Она предполагала форсированную приватизацию, либерализацию цен, товарную интервенцию, конвертацию рубля [3705].

Провозглашая этот курс, Б.Н. Ельцин заверил сограждан, что «хуже будет всем в течение примерно полугода». Затем последует «снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами, а осенью 1992 г. (...) - стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей» [3706].

Знал ли Борис Николаевич, что всё будет иначе? Знал. И знали его помощники.

5 ноября 1991 г., получив на съезде портфель премьер - министра, Б.Н. Ельцин, подписал указ о назначении Г.Э. Бурбулиса первым вице - премьером, Гайдара - вице - премьером, министром экономики и финансов, А.А. Шохина - вице - премьером, министром труда и социальной защиты [3707].

В субботу, 16 ноября 1991 г., если верить газетам, в Кремле «Президент России Борис Ельцин стал кавалером (оккультного) ордена (ассирийской) богини Бау и креста рыцаря - командора Мальтийского ордена. Ему также было присвоено почётное звание доктора философии». На церемонии присутствовала президент Всемирной ассоциации нетрадиционной медицины Джуна Давиташвили [3708]. В связи с этим в печати появилась фотография Б.Н. Ельцина, под которой значилось: «Москва. Кремль. 16 ноября 1991 г. Вручение Б.Н. Ельцину креста рыцаря Мальтийского ордена и знака ордена богини Бау» [3709].

У многих эта информация вызвала скептическое отношение. Самые горячие поклонники президента с нетерпением ждали опровержения его пресс - службы. Однако оно так и не появилось. Это даёт нам основание считать данный факт имевшим место. Несколько позднее, в начале августе 1992 г., Б.Н. Ельцин подписал указ №827 «О восстановлении официальных отношений с Мальтийским орденом» [3710].

А в воскресенье 17 ноября появился новый десант из - за рубежа. «Вчера, - информировала об этом своих читателей «Комсомольская правда», - представители министерств финансов семи ведущих стран вновь высадились в Москве с инспекторской проверкой. ...на подлёте к Москве представителей семи развитых стран ждало новое заявление Б. Ельцина, согласно которому Россия берёт под свой контроль золото, алмазы, нефть, которые добываются на территории суверенной республики. Воскресное заявление российского президента вполне соответствует позиции России, которая ещё месяц назад готова была взять на себя бремя внешнего долга СССР при условии сохранения за ней всех активов бывшего Союза, но передумала» [3711].

Об этом визите представителей «семёрки» в Москву мы знаем ещё меньше, чем о предшествующем. Но, видимо, платой за отсрочку по кредитам стало обязательство не только срочно встать на путь экономической реформы, но и готовность допустить в правительство иностранных советников. Одним из них стал Джеффри Сакс, тот самый который когда - то сотрудничал в Гданьском исследовательском центре и консультировал польского премьера Бальцеровича [3712], а затем стал советником российского правительства [3713].

Характеризуя реформы Е.Т. Гайдара, Г. Арбатов писал: «Эти реформы были не только подсказаны, но в известной мере и навязаны (в частности, обещанием щедрой экономической помощи) Западом и его главными финансовыми организациями - Всемирным банком реконструкции и развития и Международным валютным фондом. Москву наводнили западные финансовые и экономические советники (наиболее громогласными и беззастенчивыми из них были американец Джеффри Сакс и швед Андреас Ослунд). Они быстро состыковались и работали в постоянном тандеме, при этом ни для кого не было секретом, что наши либералы, как только над кем - то сгущались тучи, бежали за помощью к американцам и те не стеснялись, давая понять, что размеры финансовой помощи будут зависеть и от того, останутся ли угодные им люди на ключевых экономических местах» [3714].

Р.И. Хасбулатов утверждает, что «программа реформ в России как целостный документ» не существовала, а в основе тех преобразований, которые были начаты в январе 1992 г. и получили название «шоковой терапии», лежали «жёсткие рекомендации и требования Международного валютного фонда» [3715].

Тогда же, в конце 1991 г., финансовыми советниками российского правительства по вопросам урегулирования внешнего долга стали банки «Лазар Фрер э Си» и «С. Дж. Уорбург Лтд» (в другой транскрипции - Варбург) [3716], а также американская юридическая консультационная фирма «Клири, Готтлиб, Стин и Гамильтон» [3717].

Возникший ещё в 1854 г. банк «Лазар Фрер э Си» (Lazard Freres et Cie), по утверждению бывшего английского разведчика Д. Колемана, являлся «банком Римского клуба». В рассматриваемое время во главе банка стоял Феликс Рогатин [3718].

Феликс Рогатин родился в 1928 г. в Вене. По некоторым данным, его родители были выходцами с Украины. В 1934 семья перебралась во Францию, а в 1942 г. - в США. В 1949 г. Феликс закончил колледж в Вермонте и поступил на службу в нью - йоркский офис банка Lazard Freres, который тогда возглавлял Andre Meyer (1898–1979), тесно сотрудничавший с Дэвидом Рокфеллером [3719]. В 1961 г. Ф. Рогатин стал партнёром банка, позднее его директором [3720].

Д. Колеман утверждает, что «Лазар Фрер э Си» входил «в состав Eagle Star Group» (Орлиная звезда) [3721], a Eagle Star Group является прикрытием МИ - 6 и контролируется британской королевской фамилией. «Eagle Star, - пишет Д. Колеман, - является не только главным «прикрытием» для МИ - 6, она выступает в качестве прикрытия для крупнейших британских банков» - Hill - Samuels, N.M. Rothschild and Sons, Barclays Bank [3722].

Банк «С. Дж. Уорбург Лтд» был создан Зигмундом Джорджем Варбургом (Warburg) (1902–1982) и Генри Грюнфельдом (Grunfeld) (1904–1999) в 1946 г. Оба они были евреями и в 30 - е годы бежали из фашистской Германии [3723].

Зигмунд Джордж являлся потомком немецкого банкира Мозеса Морица Варбурга (1763–1830), создавшего известный немецкий банк «М.М. Варбург» [3724]. Два его внука, Зигмунд (1835–1889) и Мориц (1838–1910), положили начало двум ветвям этой фамилии, представители которых сыграли видную роль в международном банковском деле. К одной из них относились сыновья Морица, из которых особую известность получили Макс (1867–1946), Пауль (1868–1932) и Феликс (1871–1937). Двое последних перенесли свой бизнес за океан и вошли в финансовую элиту США, породнившись здесь с Яковом Шифом и Соломоном Лебом. Потомки Зигмунда Варбурга осели на Британских островах. Его внуком и был Зигмунд Джордж - младший [3725].

«Клири, Готтлиб, Стин и Гамильтон» (Geary Gottlieb Steen & Hamilton LLP) - это крупнейшая американская юридическая фирма, деятельность которой имеет международный характер. Среди её постоянных клиентов можно назвать такие банки как Citigroup, J.P. Morgan, Morgan Stanley, Banc of America, Goldman Sachs, Barclays, Deutsche Bank и др. [3726].

Вот, оказывается, кому в 1991 г. мы доверили хранить «ключи от нашей лавки».

В самом факте использования чужих советов не было ничего предосудительного, если бы они помогли вывести страну из кризиса.

Так ли это было в данном случае?

Главный совет, имевший характер требования, заключался в немедленной приватизации. Её необходимость мотивировалась тем, что частный сектор эффективнее государственного, а рыночная экономика - эффективнее плановой и что именно поэтому Запад развивался успешнее, чем Советский Союз.

Между тем государственный сектор есть во всех странах, причём во многих из них роль его велика. «Об этом, - пишут авторы книги «Кто владеет Россией», - свидетельствует, в частности, величина ВВП, перераспределяемая и концентрируемая в руках государства. В конце 80 - х и начале 90 - х годов она стояла на уровне 33,9 процента стоимости ВВП в Японии, 37,0 процента - в США, 45,2 процента - в Великобритании, 47,3 процента - в ФРГ, 53,6 процента - во Франции» [3727]. В то самое время, когда у нас был ликвидирован Госплан, во Франции осуществлялся «XI план экономического и социального развития страны» [3728].

Следовательно, создавая в средствах массовой информации представление, будто бы на Западе вся собственность находится в частных руках и развитие экономики полностью регулируется рынком, отечественные приватизаторы и их иностранные советники сознательно вводили нас в заблуждение, а значит, не собирались использовать западный опыт для подъёма российской экономики.

Одна из первых программ приватизации была разработана Комитетом по управлению государственным имуществом России под руководством Михаила Дмитриевича Малея. Она предполагала создание в России частного сектора при сохранении за государством командных высот в экономике [3729].

«Ещё до начала «реформ», - пишет Р.И. Хасбулатов, - я обговорил с Ельциным, что авиационный, железнодорожный, морской, речной, трубопроводный транспорт, связь, нефте - и газодобыча, чёрная металлургия, оборонно - промышленные предприятия не следует подвергать риску денационализации» [3730].

Это не соответствовало стремлениям иностранного капитала и рождавшейся в стране отечественной буржуазии. М.Д. Малей был отправлен в отставку. Его преемником на этом посту 6 ноября 1991 г. стал ленинградский экономист Анатолий Борисович Чубайс. Приступив к разработке новой программы приватизации [3731], он с самого начала использовал иностранных «экспертов» [3732].

Ещё «в 1991 году, - пишет бывший генерал - лейтенант КГБ СССР Н.С. Леонов, - в США при Гарвардском университете был создан так называемый Институт международного развития, который и стал на долгие годы центром управления российскими процессами с далёких американских берегов. Институт был создан в результате переговоров, которые вели Анатолий Чубайс, Егор Гайдар - с российской стороны, и Андрей Шлейфер с Джеффри Саксом - с американской» [3733].

А.Б. Чубайс и его соратники пытаются создать видимость, будто бы они использовали иностранцев «исключительно для отработки технических деталей» [3734]. Между тем имеются сведения, что зарубежные советники предложили не только «свою схему приватизации» [3735], но и «все детали «реформ» [3736].

«На самом деле, - пишет В.П. Полеванов, заменивший позднее А.Б. Чубайса на посту руководителя Госкомимущества, - концепция и весь сценарий приватизационной афёры разработали набившие руку специалисты из американской консультационной фирмы «Делойтт и Туш» [3737]. А Европейский банк реконструкции и развития подготовил «Руководство по приватизации», насчитывавшее 600 страниц [3738].

Первый набросок чубайсовской программы, «документ объёмом в 24 страницы с десятью страницами приложений», был подготовлен в невероятно краткие сроки, максимум за полтора месяца [3739].

Первоначально А.Б. Чубайс предлагал разделить государственную собственность на три части. К первой группе были отнесены объекты, не подлежащие денационализации, ко второй - те, которые предполагалось приватизировать частично, предприятия третьей группы планировалось приватизировать полностью и в обязательном порядке [3740].

Может показаться, что между программами М.Д. Малея и А.Б. Чубайса не существовало принципиального различия.

Но это не так.

Если М.Д. Малей считал, что объектом приватизации прежде всего должны стать нерентабельные и малоэффективные предприятия, то А.Б. Чубайс предлагал начать с предприятий, которые отличались особой доходностью [3741]. В первом случае это соответствовало интересам государства, во втором - интересам частных собственников.

18 ноября в Москве состоялся второй тур переговоров, посвящённых внешнему долгу [3742]. 21 - го страны «семёрки» согласились предоставить Советскому Союзу кратковременную отсрочку по его долговым обязательствам [3743].

«...2 декабря 1991 года, - вспоминает А.С. Черняев, - Джон Мэйджор направил Президенту СССР послание, которое мне принёс мой друг Брэйтвейт». Далее А.С. Черняев приводит фрагменты из этого послания, с указанием, какие страны и какие кредиты могут предоставить: «Вместе с продовольственными кредитами и другой помощью, предоставленной в 1991 году, общая сумма поддержки, оказанной участниками Экономического совещания, превышает 10 млрд долл... Я был также рад узнать, что «семёрке» удалось договориться... об отсрочке некоторых обязательств по выплате долга... эта отсрочка... обеспечит до конца 1992 года выгоду в размере около 3 млрд долл.» [3744].

Итак, чтобы М.С. Горбачёв мог довести развал Советского Союза до конца и завершить передачу власти в Москве Б.Н. Ельцину, было обещано не менее 13 млрд долл. Однако в тот момент Советскому Союзу нужны были не обещания, а реальные деньги. А поскольку их не было, 4 декабря Внешторгбанк СССР объявил о приостановке платежей по своим обязательствам [3745].

Фактически это означало объявление о финансовом банкротстве СССР.

На следующий день появился уже не «меморандум о взаимопонимании», а «Договор о правопреемстве в отношении государственного долга и активов Союза ССР» [3746].

Этим договором была определена сумма общей задолженности СССР - 93 млрд долл. и доля каждой из 15 республик в погашении советского долга. Доля России составила 61,3 процента, или же около 57 млрд долл. Семь республик (Азербайджан, Латвия, Литва, Молдова, Туркменистан, Узбекистан и Эстония) подписать этот договор отказались [3747].

А поскольку даже те республики, которые подписали договор, не могли обслуживать внешний долг [3748], им была предоставлена отсрочка [3749] и поставлено условие: «сотрудничество с Международным валютным фондом» (МВФ) и немедленное осуществление «рыночных реформ» [3750].