Сокрушение идолов

Сокрушение идолов

Чтобы обеспечить успех «перестройки» и сделать её необратимой, требовалось радикально изменить отношение советских людей к прежним идейным ценностям. Вторая половина 80 - х годов характеризовалась редким издательским бумом, которому во многом способствовала отмена лимитов тиражей периодических изданий в 1988 г. Некоторое представление об этом даёт прилагаемая таблица.

Таблица 9. Тиражи периодических изданий в 1985–1990 гг. (тыс. экз.)

Источники: Тиражи ряда центральных газет и журналов в 1985–1989 гг. // АиФ. 1989. № 18. С. 3. Подписные тиражи ряда центральных газет и журналов на 1990 г. // Известия ЦК КПСС. № 12. С. 64.

Так, как читали в годы перестройки, не читали в нашей стране никогда, и, видимо, никогда уже больше читать не будут.

Используя взрыв читательского интереса и умело направляя его, руководство партии в 1988 г. развернуло кампанию по идеологическому перевооружению общества.

Важную роль в этой кампании сыграла серия статей о теневой экономике. Если в 1985–1986 гг. в печати появляются и постепенно распространяются публикации об отдельных злоупотреблениях власти, если в 1986 г. в сознание вбрасывается идея о срастании власти и криминала как частном явлении, то в 1988 г. открыто поднимается вопрос о существовании советской мафии.

Одна из первых публикаций на эту тему появилась в январе 1988 г., когда «Правда» напечатала статью Овчаренко Г. «Кобры над золотом» [1575]. С этого момента тема советской мафии постепенно раскручивается и приобретает такой же характер, как и тема сталинизма [1576].

Р.А. Медведев утверждает, что первоначально предполагалось начать пересмотр открытых процессов 1936–1938 гг. уже в 1987 г. Но потом было решено отложить это на время после поездки М.С. Горбачёва в Вашингтон [1377]. 4 февраля 1988 г. был реабилитирован Н.И. Бухарин [1578], 13 июня - Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев и Л.Д. Троцкий [1579].

После того, как заработала Комиссия по реабилитации, в печать хлынули новые материалы о сталинских репрессиях [1580]. Первоначально М.С. Горбачёв шёл по пути, проторённому Н.С. Хрущёвым. Как и Н.С. Хрущёв, он вёл критику И.В. Сталина под лозунгом возвращения к В.И. Ленину.

В связи с этим началось обсуждение проблемы термидорианского переворота. Насколько удалось установить, первым на эту проблему ещё в октябре 1987 г. обратил внимание Лён Карпинский [1581]. Затем в статье «Идеалы или интересы?», опубликованной в первом номере журнала «Новый мир» за 1988 г., её коснулся Андрей Нуйкин [1582]. Специально она была рассмотрена в публикации В. Кавторина и В. Чубинского «Роман и история», появившейся в третьем номере «Невы» за 1988 г. [1583].

Начав с обсуждения романа А. Рыбакова «Дети Арбата», они перешли к проблеме сталинизма, поставив перед собою задачу: понять его происхождение. В ходе этого обсуждения была высказана мысль, что 1937 г. «был по сути своей государственным переворотом» [1584], который Ф.Э. Дзержинский предсказал ещё в 1926 г. [1585].

В связи с этим вполне естественно возникал вопрос: если И.В. Сталин совершил контрреволюционный переворот, возможно ли рассматривать возглавляемое им государство как социалистическое? «Вопрос о природе нашего общества и критериях социалистичности», по утверждению М.С. Горбачёва, возник ещё при подготовке его доклада к 70 - летию Октября [1586].

И тогда же, как мы помним, сначала в Академии наук, затем в редакции журнала «Коммунист» была проведена дискуссия на тему «Основные этапы развития советского общества». Начало ей было положено выступлением академика М.П. Кима, предложившего датировать завершение строительства социализма в СССР 1985 г. [1587].

Ещё не зная об этом, лётом 1987 г. я направил в редакцию журнала «Новый мир» сделанные мною расчёты, из которых явствовало, что ни к 1933 г., как утверждал в своё время И.В. Сталин, ни к концу второй пятилетки, как утверждалось в советской литературе позднее, индустриализация (превращение СССР из аграрной страны в промышленную) завершена не была, а значит, к 5 декабря 1936 г., когда появилась сталинская конституция, провозгласившая победу социализма в нашей стране, материально - технической базы для него не существовало. Из этого я делал вывод, что созданное при И.В. Сталине общество никакого отношения к социализму не имело [1588].

Моя заметка, называвшаяся «О спорности одного бесспорного вопроса», была одобрительно встречена редакцией «Нового мира», отредактирована и включена в четвёртый номер журнала на 1988 г. Единственно, что вызвало возражения со стороны редакции - слова, в которых мною выражалась надежда, что перестройка действительно ведёт к социализму. Они было вычеркнуты. А когда я очень осторожно возразил против этого, мою заметку выбросили в корзину.

Через некоторое время подобная публикация всё - таки появилась. 26 июля на страницах «Правды» Ю.Н. Афанасьев заявил: «...я не считаю созданное у нас общество социалистическим, хотя бы и «деформированным» и считаю, что необходимо выработать тактику, «чтобы заново вырулить на социалистическую дорогу» [1589].

Эта точка зрения сразу же была поддержана другими авторами. В советском обществе, - писала в том же году Т. Заславская, «причудливо смешались элементы общества, переходящего от капитализма к социализму, азиатской деспотии, государственно - монополистического капитализма, а может быть, и каких - то иных типов общества». И далее она заявляла: перестройка - это «вторая революция социалистического типа» [1590].

Тем временем в январе - апреле 1988 г. журнал «Октябрь» опубликовал уже получивший к тому времени известность роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» [1591].

В том же году он был издан отдельной книгой тиражом в 200 тыс. экземпляров. В следующем году роман переиздали в Москве - 100 тыс. экземпляров, в Кишинёве - 200 тыс., в Сыктывкаре - 85 тыс., в 1990 г. последовали Владивосток - 75 тыс., Душанбе - 200 тыс., Ижевск - 50 тыс., Каунас - 100 тыс., Куйбышев - 150 тыс., Минск - 100 тыс., Москва - 200 и 280 тыс., Рига - 65 тыс., Ростов - на - Дону - 100 тыс., Тува - 75 тыс., Томск - 75 тыс. За два с половиной года было издано более 2 - х млн экземпляров.

И хотя, на мой взгляд, это - не лучший роман о войне, ему сразу же была сделана громкая реклама. Главная причина этого заключалась не в художественных достоинствах романа, а в том, что его автор поставил вопрос о родстве фашизма и сталинизма.

К печати роман был подписан 4 января 1988 г., сдан в набор 1 декабря 1987 г. [1592]. А поскольку в то время подготовка любого произведения к печати с учётом согласований занимала не менее полугода, можно смело утверждать, что вопрос о публикации этого романа был решён не позднее июня 1987 г.

Таким образом, ещё не утихли страсти вокруг «Белых одежд» и «Детей Арбата», т.е. вокруг проблемы сталинских репрессий, как ЦК КПСС уже начал готовить новый идеологический залп. Это даёт основание думать, что обсуждение данной темы с самого начала рассматривалось идеологами партии лишь как подготовка к тому, чтобы поставить в сознании советских людей сталинизм на одну доску с гитлеризмом.

А когда читатели «Октября» познакомились с романом В. Гроссмана, грянула другая сенсация. 28 сентября на страницах «Литературной газеты» О. Мороз опубликовал сообщение, будто бы известный психиатр В.М. Бехтерев был отравлен после того, как поставил И.В. Сталину диагноз - паранойя [1593].

Прошло совсем немного времени, и на страницах печати появилась версия о связях И.В. Сталина с царской охранкой. Впервые буквально вскользь она была затронута в августе 1987 г. в интервью, которое Г.О. Павловский взял у историка М.Я. Гефтера [1594]. Не позднее весны 1988 г. по рукам стал ходить некий документ («письмо Ерёмина»), из которого явствовало, будто бы И.В. Сталин являлся агентом охранки с 1906 г. Следующий шаг был сделан осенью, в октября 1988 г., когда профессор МГИМО Д.Ф. Волков со ссылкой на историка Г.А. Арутюнова огласил названное письмо на Учредительной конференции «Мемориала». В ноябре увидела свет глава «Дублёр» из повести А. Адамовича «Каратели», с помощью которой версия о связях И.С. Сталина с царской охранкой была запущена в массовое обращение [1595].

Как доказано, эта версия инспирированная ЦК КПСС и КГБ СССР [1596], не имеет под собою никакой основы [1397].

Публика ещё только - только переваривала эти две сенсации, как 27 ноября 1988 г. «Московские новости» опубликовали статью Р.А. Медведева «Наш иск Сталину». В ней без всяких доказательств утверждалось, что жертвами сталинских репрессии с 1927 по 1953 г. стало более 25 млн чел., из которых почти половина «погибли или были убиты» [1598].

Несмотря на то, что Р.А. Медведев в 1969 г. был исключён из КПСС и пользовался славой диссидента, ещё с 70 - х годов за ним тянулся шлейф слухов о связях с КГБ. И как не удивляться, если с 1970 г., будучи «безработным», он печатал свои антисталинские произведения за границей, а на них, как на мормышку, в СССР ловили инакомыслящих (когда - нибудь я расскажу, как в 1984 г. меня тоже пытались поймать на этом ярославские «следопыты»), но самого автора этих публикаций не трогали. Неслучайно, видимо, когда на здании Лубянки открывали мемориальную доску Ю.В. Андропову, среди офицеров ФСБ и ветеранов КГБ журналисты заметили и фигуру «диссидента Медведева».

Между тем замыслы организаторов антисталинской кампании шли ещё дальше. В марте - июне 1988 г. рижский журнал «Родник» опубликовал сказку Джорджа Оруэлла «Скотный двор» [1599]. Сюжет этой сказки - притчи сводится к следующему. Не выдержав жестокости хозяина фермы, животные восстали и прогнали его. Но предоставленные самим себе, стали жить ещё хуже. В описании отдельных персонажей можно угадать черты некоторых лидеров русской революции. Этим самым автор книги, за чтение и распространение которой ещё совсем недавно можно было угодить за решётку, подводил читателя к выводу, что мир, в котором мы живём, - это огромный скотный двор, но вырваться из него мы не способны, так как скоты обречены на то, чтобы оставаться скотами.

Едва только закончилась публикация романа В. Гроссмана, как вышел в свет 5 - й номер журнала «Новый мир» со статьёй В. Селюнина «Истоки». В ней советское общество с самого начала рассматривалось как социалистическое, а все его недостатки (и главный из них - внеэкономическое принуждение) характеризовались как сущность социализма [1600]. Тем самым автор подводил читателей к мысли, что истоки сталинизма следует искать не в особенностях характера вождя, а в сущности социалистической теории.

Этой теме был посвящён роман Е. Замятина «Мы», который на страницах своего апрельского и майского номеров опубликовал журнал «Знамя» [1601]. Написанный в жанре фантастики, роман рисовал социалистическое общество как большую тюрьму.

По существу эта же идея лежала в основе книги А.С. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ».

Как мы уже знаем, ещё в начале 1987 г. С.П. Залыгин заявил о намерении приступить к публикации произведений А.И. Солженицина. А.Д. Сахаров утверждает, что уже тогда речь шла и об «Архипелаге ГУЛАГ», который якобы предполагалось опубликовать в январе 1988 г. [1602]. Никаких доказательств этого обнаружить пока не удалось. Но в апреле 1988 г., когда «Октябрь» завершил публикацию романа В. Гроссмана, С.П. Залыгин снова заявил, что «в ближайшее время» возглавляемый им журнал приступает к публикации произведений А.И. Солженицына [1603].

На этот раз никто не стал опровергать его заявление. Более того, в середине мая директор ИМКА - пресс Н. Струве подтвердил, что «Новый мир» действительно планирует публикацию произведений А.И. Солженицына [1604].

27 июля СП. Залыгин направил писателю телеграмму с просьбой дать разрешение на публикацию его произведений в СССР и предложил начать с «Ракового корпуса». Александр Исаевич ответил согласием, но поставил условием - начать с «Архипелага» [1605]. В августе было принято решение опубликовать в двенадцатом номере за этот год «Нобелевскую лекцию» писателя, с января 1989 г. приступить к публикации «Архипелага» [1606].

А пока решался этот вопрос, 3 августа по - английски, 7 - го по - русски на страницах «Московских новостей» (№ 32) появилась статья Л. Воскресенского «Здравствуйте, Иван Денисович!» [1607]. 5 августа «Книжное обозрение» опубликовало статью Е.Ц. Чуковской «Вернуть Солженицыну гражданство СССР» [1608], после чего новый руководитель Союза кинематографистов СССР А.С. Смирнов официально направил в Президиум Верховного Совета предложение восстановить А.И. Солженицына в гражданстве [1609].

Обсудив поставленный вопрос, В.А. Медведев и В.М. Чебриков представили в ЦК КПСС записку, в которой высказались против реабилитации А.И. Солженицына, а, значит, и возвращения его произведений в Советский Союз [1610]. 18 октября этот вопрос был вынесен на рассмотрение Политбюро. Вокруг него разгорелись настолько горячие споры, что никакого решения принять не удалось [1611].

3 ноября А.С. Черняев отметил в дневнике, что он, И.Т. Фролов и Г.Х. Шахназаров имели разговор с М.С. Горбачёвым по поводу записки В.А. Медведева - В.М. Чебрикова и «в принципе» смогли убедить генсека в необходимости пересмотра этого вопроса [1612]. Но генсек решил не форсировать события.

В связи с этим, с одной стороны, С.П. Залыгину было предложено задержать публикацию «Архипелага» [1613], с другой стороны - дано добро на неофициальное чествование А.И. Солженицына по случаю его 70 - летия (вечера прошли «в Домах архитекторов, медиков, кинематографистов») [1614].

И хотя публикацию «Архипелага» удалось задержать, идеологическая атака на советскую систему продолжалась. 28 октября 1988 г. А.С. Черняев записал: «Каждый день читаю где - нибудь о разрушении догм и принципов, с которыми жили на протяжении двух третей XX столетия. В каждом номере серьёзных журналов идёт повальное разрушение столпов, на которых строился весь официальный «марксизм - ленинизм» [1615].

Когда идея о том, что сталинский социализм - это фашизм, стала внедряться в сознание советских людей, в советской подцензурной печати открыто был поставлен вопрос: а была ли разница между Сталиным и Лениным, между Лениным и Марксом?

Именно этот вопрос в начале ноябре 1988 г. был вынесен на страницы журнала «Огонёк». Давая на него положительный ответ («была»), драматург М. Шатров в то же время выступил против «обожествления, иконизации Ленина», «иконизации революции», совершенно справедливо обратив внимание на то, что революция - это кровавая драма [1616].

Ознакомившись с этим интервью, А.С. Черняев записал 9 ноября: «Шатров в «Огоньке» представил умное интервью: о ленинизме и Солженицыне... о снятии святочных одежд с нашей революции... но... если она перестанет быть легендой, геройством, зачем она нам теперь? Что она хуже и ужаснее, чем у французов? 200 лет прошло, а они не скидывают со своей революции романтических покрывал, даже её идейные враги, реакционеры, не посягают на её величие» [1617].

Ещё дальше в этом отношении пошёл сотрудник Международного отдела ЦК КПСС Александр Сергеевич Ципко, опубликовавший на рубеже 1988–1989 гг. в журнале «Наука и жизнь» статью «Истоки сталинизма» [1618]. Мною была сделана попытка выяснить обстоятельства появления названной статьи. Однако единственно, что сумел вспомнить Александр Сергеевич, это то, что статья была заказана ему редакцией журнала [1619].

Если учесть, что статья была сдана в набор 16 августа [1620] и взять на её написание хотя бы месяц, можно с полным основанием утверждать, что она была заказана не позднее июля.

«Уже с июля 1988 г., - вспоминает А.И. Ципко, - Вадим Андреевич Медведев просил меня написать, как он говорил, «аналитический текст» о тех сторонах учения Маркса о коммунизме, которые не оправдались на практике. В сентябре 1988 г. такое же задание даёт мне новый заведующий Международного отдела, секретарь ЦК КПСС Александр Николаевич Яковлев» [1621].

Причём в отличие от В.А. Медведева А.Н. Яковлев заявил: «Настало время сказать, что марксизм с самого начала был утопичен и ошибочен». Услышав это, А.И. Ципко подумал: «Почему он не боится? Неужели коммунизм в нашей стране действительно умер?» [1622].

В беседе со мной В.А. Медведев сообщил, что подобная записка А.С. Ципко была подготовлена. Но от разговора о том, когда и как в ЦК КПСС созрела мысль вынести эту проблему на страницы печати, уклонился [1623].

А. Ципко восстал против противопоставления И.В. Сталина его предшественникам и политическим оппонентам по партии: «Велик соблазн уподобить победу Сталина над всеми его оппонентами в Политбюро ЦК ВКП( б) термидору Наполеона, представить её как контрреволюционный переворот, как полный разрыв с идеологией и идеалами пролетариев России. Стоит только согласиться с этой соблазнительной мыслью, и все проблемы в один миг решаются: Сталин осуждается, сохраняется вера в идеал, восстанавливается «чистота» теории» [1624].

Одна из важнейших идей этой статьи заключалась в словах «сталинизм» - это «разновидность левого экстремизма» [1623], «истоки сталинизма в традициях русского левого радикализма» [1626], который был характерен для всего революционного движения в России. И хотя А. Ципко не писал это прямо, из его статьи вытекало, что принципиальной разницы между И.В. Сталиным и В.И. Лениным не существовало.

Вместе с тем автор касался другой проблемы: «Мы, - писал он, - вправе и более того - обязаны спросить себя: что в теории Маркса подтвердилось и чему мы будем следовать? что в его учении было верно только для его эпохи, для XIX века? в чём Маркс и Энгельс ошиблись?» [1627].

Не давая исчерпывающего ответа на эти вопросы, А. Ципко подводил читателей к мысли, что одна из главных ошибок К. Маркса и Ф. Энгельса - это представление о возможности создания социалистического общества как бестоварного [1628]. Из невозможности совместить рынок и социализм вплоть до начала 20 - х годов исходил В.И. Ленин [1629]. Эта идея была положена в основу того социализма, который был создан в нашей стране под руководством И.В. Сталина [1630].

В итоге автор формулировал следующий вывод: «Сталин как личность сформировался в марксистской среде, как мог в силу своих способностей и подготовки осваивал теоретическое наследие классиков», в «целом никогда не выходил за рамки азбучных истин марксизма», а поэтому «и мышление Сталина, и его представления о социализме были типичными для марксистов того времени» [1631].

Таким образом, в общественное сознание начинает внедряться мысль, что сталинские преступления - это неизбежное следствие самого марксистского учения, самой социалистической системы.

Характеризуя значение этих публикаций, А.С. Черняев пишет: «Со знаменитых статей Ципко (консультант Международного отдела, между прочим) полным ходом развернулся демонтаж ленинизма, во всяком случае, марксизма - ленинизма» [1632]. 3 апреля 1989 г. он записал: «Прочитал в №5 «Коммуниста» статью некоего Панарина «Диалектика гуманизма». Это - отмена марксизма - ленинизма как идеологии!» [1633].

К концу 80 - х годов авторитет К. Маркса был поколеблен настолько, что теперь особое звучание приобрёл анекдот, который родился намного раньше: «Бабушка, кто такой Карл Маркс?». - «Экономист». - «Как тётя Циля?». - «Нет, тётя Циля - старший экономист».

В результате этого в 1988–1989 гг. начинается охаивание революции. И хотя в революционном движении было много чёрных сторон, однако главный смысл всех этих писаний сводился не к тому, чтобы создать многоцветную картину, а к тому, чтобы дискредитировать саму идею революционной борьбы.

«Что это было: «объективная логика» или «замысел»? - задаётся вопросом А.С. Черняев и отвечает. - И то, и другое»... «Пойду далеко», - говорил мне не раз Горбачёв. Но идти надо было значительно быстрее» [1634].

Продолжая эту же мысль, А.С. Черняев пишет: «Вообще закралось у меня тогда подозрение: может, он сознательно вёл дело к идейно - психологическому развалу в обществе, видел пользу от сумятицы в мозгах» [1635].

И далее: «Кстати, перед новым годом по ТВ выступил Гавриил Попов. Сказал он примерно следующее: в 1989 году возникшие уже тенденции будут набирать силу. Объективная логика, а может быть, и замысел Горбачёва, предположил он, состоит в том, чтобы дать 70 - летнему режиму распасться, и только тогда общество «из чувства самосохранения» начнёт создавать себя заново, опровергая любые догмы прошлого, будь они даже самые что ни на есть ленинские» [1636].

О том, что «архитекторы» перестройки имели своей целью не создание условий для идеологического плюрализма, а идеологическое перевооружение советского общества, свидетельствует изменение отношения государства к Церкви.

Можно было бы понять, если бы оно сняло прежние ограничения и допустило свободное существование религиозных конфессий. Тогда речь действительно бы шла о переходе к идеологическому плюрализму. Однако мы видим совершенно другую картину. От борьбы с религией руководство КПСС переходит к её поддержке.

Как утверждал председатель Совета по делам религии К.М. Харчев, с 1984 - го по 1988 г. количество православных храмов увеличилось с 4500 до 7000. Иначе говоря, за четыре года под его руководством Церкви было возвращено около 2500 храмов [1637]. А.Н. Яковлев сообщал, что всего за это время различным конфессиям на территории Советского Союза было возвращено около 4000 культовых зданий (костёлов, мечетей, синагог, церквей) [1638].

29 апреля 1988 г. произошло событие, которое демонстрировалось по телевидению, о котором сообщала пресса, но на которое многие не обратили серьёзного внимания:

М.С. Горбачёв принял патриарха и членов Синода Русской православной церкви [1639]. Главный вопрос, который обсуждался во время этой встречи - это вопрос о праздновании 1000 - летия крещения Руси.

По свидетельству А.С. Черняева, в 1987 г. М.С. Горбачёв «дважды» «публично» заявлял, что мы «будем отмечать 1000 - летие крещения Руси» [1640]. Выступая в июне 1988 г. на форуме мировой общественности, Михаил Сергеевич снова заявил: «Через два - три дня мы будем отмечать тысячелетие крещения на Руси» [1641].

Обратите внимание. Генеральный секретарь ЦК КПСС говорит: «...мы будем отмечать». Мы, т.е. вся страна, в том числе и КПСС, а не только православная Церковь.

В связи с этим обращают на себя внимание следующие слова из названного выступления генсека. Подчеркнув, что советская страна стремится к миру, он заявил: «Мы будем продолжать молиться за то, чтобы этот день наступил» [1642].

А пока Михаил Сергеевич «продолжал молиться», спешно разрабатывался проект закона о печати. К концу лета 1988 г. он был готов и в сентябре рассмотрен на заседании Секретариата ЦК КПСС. Проект предусматривал отказ государства и партии от монополии на издательскую деятельность, отмену предварительной цензуры [1643]. По существу это означало отказ партии от монополии на идеологию.

13 октября 1988 г., не дожидаясь, когда завершится борьба вокруг закона о печати, ТАСС сообщил, что в СССР в свободную продажу могут поступать иностранные газеты, правда, пока в ограниченном количестве [1644].

«Цензура, - вспоминал С.П. Залыгин, - ещё года два или три после моего прихода в «Новый мир» (т.е. до лета 1988 - лета 1989 гг. - А.О.) действовала вовсю. В Главлите подписывался каждый номер... Почти на каждую редколлегию к нам приходили двое мужиков: из горкома, из райкома КПСС... После заходили ко мне в кабинет, делились впечатлениями... Бывал и представитель КГБ. Один раз заходил ко мне.., а вот к ответственному секретарю Резниченко заходил каждый месяц и беседовал подолгу» [1645].

Правда, по свидетельству В.А. Медведева, с осени 1988 г. цензура в нашей стране де - факто перестала действовать. И когда М.С. Горбачёву указывали на это, он отвечал: в обществе есть разные мнения, значит, разные мнения должны быть и в СМИ [1646].

Однако на самом деле СМИ всё больше и больше играли только в одни ворота. По утверждению М.Н. Полторанина, самой строгой цензуре подвергались самые «свободные» издания: «Московские новости» и «Огонёк». «Егор, - вспоминал Михаил Никифорович о главном редакторе «Московских новостей» Егоре Яковлеве, - брал все статьи очередного номера в папочку и ехал с этой папочкой к Александру Николаевичу Яковлеву, и Яковлев эту папочку смотрел - вот это пропускаем, а это не пропускаем. Даже в «Правде» такого не было, только в «Московских новостях» и в «Огоньке». В интервью М.Н. Полторанина журналу «Русская жизнь» можно найти несколько примеров такой цензуры. Например, писать о расстреле польских военнопленных в Катыни было можно, а о зверствах белополяков в 1920 г. - нельзя, о пакте Молотова - Риббентропа - пожалуйста, а о безвозмездной передаче «оккупированной» Литве Вильнюса и Клайпеды - ни в коем случае [1647].