Возникновение ГКЧП

Возникновение ГКЧП

По свидетельству В.А. Крючкова, едва только незваные гости выехали за ворота президентской дачи, как сразу же связались с ним и сообщили о результатах своего визита [3332]. Из Бильбека В.И. Варенников направился в Киев, все остальные - в Москву. В Москву язовский Ту - 154 вылетел в 19.30 [3333].

Тем временем В.А. Крючков, B.C. Павлов и Д.Т. Язов готовились к назначенному на 20.00 в Кремле совещанию.

В 15.00 Владимир Александрович приехал в Министерство обороны [3334]. В 15.20 здесь же по его приглашению появился Б.К. Пуго, который буквально за несколько часов до этого вернулся в Москву из Крыма, где отдыхал, и, по утверждению сына, ничего не знал о подготовке «заговора» [3335].

Г.И. Янаев в 15.35 отправился в гости в дом отдыха Рублево. Там в 16.30 его разыскал B.C. Павлов и пригласил на 20.00 в Кремль [3336].

По всей видимости, во время совещания в Генштабе было решено срочно вызвать в Москву А.И. Лукьянова, который отдыхал на Валдае. Туда в 16.45 на вертолёте был отправлен адъютант Д.Т. Язова [3337].

К 17.30 В.А. Крючков сумел разыскать под Минском отдыхавшего там министра иностранных дел А.А. Бессмертных и попросил его «срочно прибыть в Москву» [3338].

«Примерно в 18 часов, - пишет B.C. Павлов, - позвонил В. Крючков и сказал, что полетевшие возвращаются». После этого Валентин Сергеевич связался А.И. Лукьяновым [3339]. «Я, - вспоминает Анатолий Иванович, - был в отпуске под Новгородом, на Валдае... вечером 18 - го, где - то в районе 6 часов, раздался звонок от Павлова, который требовал, чтобы я срочно приехал в Москву...» [3340].

«В 19 - м часу 18 августа», - показал на следствии П.С. Грачёв, Д.Т. Язов пригласил его к себе и приказал «привести войска ВДВ в боевую готовность» [3341]. Видимо, тогда же началось совещание под руководством В.Ф. Грушко в КГБ СССР, на котором «обсуждался вопрос о задачах войск Министерства обороны, КГБ и МВД СССР в условиях чрезвычайного положения» [3342].

Таким образом, делегация ещё не вернулась из Фороса, а колесо «заговора» уже начало крутиться.

«18 августа около 8 часов вечера, - вспоминает В.А. Крючков, - мы собрались с Кремле - Павлов, Язов, Пуго, днём вернувшийся из Крыма, где отдыхал, несколько позже подъехали Янаев, Прокофьев, бывший тогда первым секретарём Московского городского комитета КПСС, и я. Ждали возвращения товарищей из Фороса» [3343]. В обвинительном заключении среди участников этой встречи фигурирует также заместитель министра обороны СССР В.А. Ачалов [3344] и заместитель председателя КГБ СССР В.Ф. Грушко [3345].

Г.И. Янаев «приехал в Кремль» «примерно в 20 часов 30 минут» [3346]. Поскольку его вытащили из - за стола, он «был довольно пьян» [3347].

По одним данным, А.И. Лукьянов появился у B.C. Павлова в 20.20, по другим - 20.40 [3348]. Позднее в интервью А. Караулову Анатолий Иванович заявил, что на этой встрече он оказался случайно и решительным образом пытался противостоять перевороту, сразу же назвав его «заговором обречённых» [3349].

Однако, как бы Анатолий Иванович ни возражал, он остался в кабинете B.C. Павлова до возвращения делегации из Фороса, которая прилетела в Москву в 21.35 и появилась в Кремле в 22.15 вечера [3350].

Д.Т. Язов утверждал, что «посланцы вернулись от Горбачёва - с довольно кислыми физиономиями» [3351]. Когда они сообщили о результатах поездки, среди собравшихся возникли разногласия. Не дождавшись окончания начавшегося спора, Кремль покинул В.И. Болдин [3352]. Кто - то предложил «подать всем в отставку» и «пусть Горбачёв катится в пропасть». «А что будет со страной? - спросил О.Д. Бакланов. - Плюнуть на всё?» [3353].

«Заговорщики» предложили Г.И. Янаеву взять на себя президентские полномочия. Первоначально он отказался от этой чести [3354]. Но потом заколебался. «Я, - свидетельствует Геннадий Иванович, - согласился взять на себя обязанности президента только до сессии Верховного Совета СССР» [3355].

После этого, как говорится в материалах следствия, «Крючков предложил заранее согласованный между участниками заговора список членов ГКЧП в составе 10 человек». Однако в опубликованном позднее списке было не 10, а 8 человек: О.Д. Бакланов, В.А. Крючков, B.C. Павлов, Б.К. Пуго, В.А. Стародубцев, А.И. Тизяков, Д.Т. Язов, Г.И. Янаев [3356]. Кроме них в этом списке первоначально фигурировали ещё двое: А.А. Бессмертных и А.И. Лукьянов, но оба взяли отвод.

«Лукьянов мотивировал это тем, что, являясь Председателем Верховного Совета, он одновременно не может быть членом комитета, поскольку в этом случае он теряет возможность обеспечить принятие Верховным Советом решений в пользу ГКЧП» [3357]. Позднее приехал А.А. Бессмертных. Узнав, что его фамилия значится среди членов ГКЧП, он тоже, как и А.И. Лукьянов, взял самоотвод, сославшись «на возможную негативную реакцию за рубежом» [3358].

После того, как состав ГКЧП был определён, участники совещания приступили к обсуждению его первых документов [3359].

Д. Мэтлок утверждает, что «после одиннадцати вечера Янаев, обменявшись с присутствующими рукопожатиями, взял перо и размашисто подписал документ, объявляющий, что он принимает на себя обязанности президента. А Язов, Пуго, Крючков, Павлов и Бакланов тотчас подписали Указ №1 ГКЧП» [3360]. На том же заседании было решено «ввести в СССР чрезвычайное положение» [3361].

В 23.15, когда вопрос о передаче президентских полномочий был решён, А.И. Лукьянов отправился в свой кабинет, где и заночевал. Здесь он, по одним данным, отредактировал [3362], по другим - составил заявление по поводу нового Союзного договора, которое, по свидетельству его помощника Н. Рубцова, было закончено в 00.20. Но под документом А.И. Лукьянов поставил дату 16 августа [3363].

Около 24.00, после того, как, по свидетельству B.C. Павлова, «документы были закончены разработкой» [3364], на стол подали чай и кофе, «принесли бутылку виски» [3365]. Д.Т. Язов не стал принимать участие в трапезе и сразу же уехал. Когда он выезжал из Кремля, часы на Спасской башне показывали 00.16 [3366]. В.А. Крючков пробыл в Кремле до двух часов ночи [3367]. B.C. Павлов засиделся до трёх часов [3368].

Если проанализировать образование ГКЧП, нельзя не обратить внимание на следующие факты. Подготовка к «заговору» началась буквально за несколько дней до выступления. B.C. Павлов был привлечён к нему 17 августа, А.А. Бессмертных, А.И. Лукьянов, Б.К. Пуго, Г.Я. Янаев - 18 - го, В. Стародубцев и А. Тизяков - ещё позже, 19 - го. Таким образом, шесть из десяти человек, намеченных В.А. Крючковым в состав ГКЧП, были посвящены в «заговор» в самую последнюю минуту.

Это означает, что состав ГКЧП в определённой степени имел случайный характер. Неудивительно поэтому, что двое из кандидатов в члены ГКЧП отказались в нём участвовать, третий согласился взять на себя полномочия президента только после давления на него и не на трезвую голову. Возглавить ГКЧП не пожелал никто.

Уже одно это свидетельствует о несерьёзности «заговора».

Удивляет и то, что вечером 18 августа в Кремле, если судить по имеющимся воспоминаниям, даже не поднимался вопрос о немедленном созыве Верховного Совета СССР, который мог бы санкционировать введение чрезвычайного положения, и о созыве чрезвычайного съезда народных депутатов СССР, на котором можно было бы поставить вопрос об отставке М.С. Горбачёва. Не рассматривались оба эти вопроса и накануне.

Странный характер имело и упоминавшееся ранее заявление А.В. Лукьянова. Обратив внимание на то, что в опубликованном проекте Союзного договора не учтены некоторые важные положения, содержащиеся в решениях Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР, спикер союзного парламента высказался за необходимость нового рассмотрения этого проекта названными учреждениями.

Однако он не имел права ограничиться этим. Он обязан был опротестовать намеченное на 20 августа подписание нового Союзного договора как грубейшее нарушение не только союзной, но и республиканских конституций. Однако не сделал этого. И моя попытка получить от него объяснение на этот счёт не увенчалась успехом [3369].

Ядро «заговора» составляли четыре человека: О.Д. Бакланов, В.А. Крючков, О.С. Шенин и Д.Т. Язов. Причём главную роль играл В.А. Крючков. Однако, по свидетельству всех его знавших, по своему характеру он был лишь исполнителем, к тому же, как мы уже видели, в подобном деле участвовать не желал. Следовательно, даже за В.А. Крючковым кто - то стоял.

Но кто мог стоять за председателем КГБ СССР? Или президент СССР или президент России. В противном случае следует признать, что в этих событиях принимала участие ещё одна, неведомая нам третья сила.

Первым шагом, который планировали заговорщики, должна была стать встреча с Б.Н. Ельциным.

С 16 августа Борис Николаевич находился в Казахстане. Его возвращение ожидалось 18 - го около 21.00. Однако он «вернулся в Москву в час ночи, опоздав на четыре часа» [3370].

К тому времени первое заседание ГКЧП подошло к концу, поэтому и B.C. Павлов, и Д.Т. Язов имели возможность встретиться с вернувшимся российским президентом. Однако, покинув около 24.00 кабинет B.C. Павлова, Д.Т. Язов отправился на свою дачу [3371], а премьер оказался не способен к переговорам.

«Во время заседания, на котором был образован... комитет, - вспоминал B.C. Павлов на следствии, - у меня начались уже очень сильные головные боли... поднялось давление... Во время этих очень резких дебатов нам принесли ещё кофе и к тому же немного алкоголя. Через какое - то время я, вероятно, потерял сознание... меня вынесли из комнаты отдыха» [3372].

Однако объяснить срыв встречи с Б.Н. Ельциным только этим было бы большим упрощением. Вместо B.C. Павлова и Д.Т. Язова на встречу с Б.Н. Ельциным мог поехать Г.И. Янаев или кто - нибудь ещё из членов ГКЧП.

Однако не поехал никто. Почему? Ответ напрашивается сам собою: арестовывать его В.А. Крючков, несмотря на принимавшиеся подготовительные меры, не собирался, а о взаимных действиях они договорились ещё накануне.

Кто разбудил Ельцина?

19 августа в 6.00 всесоюзное радио сообщило, что в связи с болезнью М.С. Горбачёва его полномочия перешли Г.И. Янаеву, объявило о создании ГКЧП и огласило его первые постановления. В 6.30 подобная информация появилась на экранах телевизоров [3373].

Тем временем в столицу двинулись войска. Кантемировская и Таманская дивизии направили 3809 военнослужащих, 430 автомашин, 362 танка и 288 БМП и БТР. Кроме того в Москву прибыли три парашютно - десантных полка: 15 - й (Тула), 137 - й (Рязань), 331 - й (Кострома) [3374].

По одним сведениям, «к 10 часам утра» [3375], по другим - «начиная с 10 часов утра» [3376] войска взяли под контроль «ключевые объекты жизнеобеспечения города», «блокировали Манежную площадь и Кремль» [3377]. Один из очевидцев тех событий пишет: «...бронетехники в Москву нагнали столько, словно готовились к сражению под Курской дугой» [3378].

«Согласно приказу Язова, в состояние повышенной боевой готовности были приведены все вооружённые силы». «Утром 19 августа Крючков отдал приказ о приведении в повышенную боевую готовность органов и войск КГБ СССР» [3379]. Б.К. Пуго потребовал «поддержки ГКЧП» «от руководства МВД СССР». Соответствующую шифрограмму от имени Секретариата ЦК КПСС направил на места О. Шенин [3380].

«19 - го, утром, - вспоминает А.В. Коржаков, - меня разбудил телефон. Звонил дежурный из приёмной Белого дома: «Александр Васильевич, включай телевизор, в стране произошёл государственный переворот». Часы показывали начало седьмого». А.В. Коржаков «включил телевизор» и «увидел фрагмент из балета «Лебединое озеро». Очень скоро трансляция «Лебединого озера» прекратилась, и диктор огласил сообщение о создании ГКЧП. «Быстро оделся, жену попросил собрать походные вещички,.. - сообщает А.В. Коржаков. - К Ельцину с известием о ГКЧП я пришёл первым» [3381].

Борис Николаевич утверждал, что весть о перевороте принесла дочь Татьяна [3382], после чего его разбудила Наина Иосифовна [3383] и только потом «через 10 минут после первого телевизионного сообщения», т.е. около 6.40, у него появился А.В. Коржаков [3384].

Если верить Борису Николаевичу, это известие было для него настолько неожиданным, что первоначально он отказывался в него верить, считая, что его разыгрывают [3385].

Однако, по свидетельству генерала А.В. Цалко, аналитическая группа Верховного Совета России под руководством В.Н. Лопатина заранее спрогнозировала переворот и указала сроки, «практически совпавшие впоследствии с действительными» [3386]. В этом не было ничего удивительного, если вспомнить, что одним из источников информации Бориса Николаевича был П.С. Грачёв, другим - Ю.В. Скоков.

Следовательно, неожиданное пробуждение российского президента утром 19 августа представляло собою дешёвый спектакль.

Одним из первых, кому позвонил Б.Н. Ельцин, был П.С. Грачёв.

«Я, - вспоминает Борис Николаевич, - напомнил ему наш старый разговор. Грачёв смутился, взял долгую паузу, было слышно на том конце провода, как он напряжённо дышит. Наконец он проговорил, что для него, офицера, невозможно нарушить приказ» [3387].

Отмечая, что, прежде чем ответить ему, П.С. Грачёв долго молчал и только дышал в трубку, Борис Николаевич пишет: «Пока Грачёв дышал в трубку, он решал судьбу не только свою, но и мою. Судьбу миллионов людей» [3388]. Этим самым Б.Н. Ельцин даёт читателям понять, что положение между двух огней, в котором утром 19 - го оказался П.С. Грачёв, было для него полной неожиданностью.

Однако Павел Сергеевич дышал в трубку по другой причине. Несмотря на ранний утренний час, он был в кабинете не один. В это время там находился начальник штаба ВДВ генерал Е.Н. Подколзин [3389].

Этот ранний звонок Б.Н. Ельцина сразу же стал известен в КГБ СССР.

«Грачёв,.. - вспоминает В.А. Крючков, - с самого начала, с утра 19 августа стал устанавливать контакты с представителями российского руководства». И далее: «В Комитет госбезопасности, да и к Язову поступили сведения о контактах одного из заместителей министра обороны СССР, а также командующего воздушно - десантными войсками Грачёва с представителями российских властей» [3390].

С самого же начала В.А. Крючкову стали известны и другие телефонные разговоры российского президента, из которых явствовало, что Б.Н. Ельцин и его окружение начали организовывать борьбу против ГКЧП.

Как же отреагировал на это главный «заговорщик»?

Никак.

Одного этого достаточно, чтобы понять, что шеф КГБ и президент России разыгрывали одну партию.

Между тем, не получив от П.С. Грачёва вразумительного ответа по телефону, Б.Н. Ельцин отправил А.В. Коржакова к Ю.В. Скокову, предложил немедленно связаться с командующим ВДВ, установить с ним «взаимодействие» и сообщить, что Б.Н. Ельцин ждёт его звонка.

Ю.В. Скоков сразу же направил в штаб ВДВ своего помощника В.М. Портнова [3391].

Так начал действовать тайный канал связи между Б.Н. Ельциным и П.С. Грачёвым. Позднее к нему был подключён командующий внутренними войсками Б. Громов. «Скоков, - признаётся Б.Н. Ельцин, - как моё доверенное лицо встречался с представителями армии и МВД - Грачёвым и Громовым. Эти контакты были совершенно секретны и имели для нас решающее значение» [3392].

По свидетельству П.С. Грачёва, В.М. Портнов прибыл к нему в 8 часов утра и они «договорились с ним о взаимодействии» [3393]. В.М. Портнов показал на следствии, что находился при командующем ВДВ «до 22. VIII. 91 г.» [3394]. По всей видимости, именно этот источник информации имел в виду И.С. Силаев, когда позднее заявил: «...мы, мол, всё знали, поскольку там был «наш человек» [3395]. А знал П.С. Грачёв немало, так как был «тесно подключён к действиям ГКЧП» и «сам отдавал приказы о вводе войск в Москву» [3396].

Почти сразу же после обнародования первых документов ГКЧП ельцинская дача в Архангельском становится центром притяжения оппозиции.

Утром здесь собрались: Г. Бурбулис, М.Н. Полторанин, И.С. Силаев, Р.И. Хасбулатов, С. Шахрай, В. Ярошенко [3397].

Р.И. Хасбулатов и К.И. Кобец называют ещё А.В. Руцкого [3398], но сам А.В. Руцкой об этом в своих воспоминаниях ничего не пишет [3399]. Позднее приехали Ю.М. Лужков и А.А. Собчак [3400].

«Нужно было действовать быстро и решительно, чтобы перехватить инициативу у мятежников, - свидетельствует Б.Н. Ельцин, - не дать им закрепиться. Поэтому уже в 7 часов утра 19 августа начал действовать штаб по нейтрализации их преступной деятельности» [3401]. Этот штаб возглавил генерал К.И. Кобец [3402]. Вспоминая тот день, он сделал следующее заявление: «У меня в сейфе утром 19 - го уже лежал отработанный план противодействия путчистам. Он назывался план «Икс» [3403].

Около 7 часов Б.Н. Ельцину из Киргизии позвонил Г.Х. Попов, Борис Николаевич предложил ему связаться с Сергеем Красавченко, который уже готовился к выезду в Свердловск, где было решено создать параллельное правительство во главе с О.И. Лобовым [3404].

И то, что уже в 7 часов утра С. Красавченко готовился к отъезду в Свердловск, и то, что уже утром генерал К.И. Кобец имел план противодействия путчистам, свидетельствует, что «переворот» не застал российское руководство врасплох.

По свидетельству Р.И. Хасбулатова, собравшиеся на даче у Б.Н. Ельцина прежде всего «договорились о тактике», а затем «решили выступить с обращением к народу». Избранная тактика заключалась в том, чтобы объявить ГКЧП вне закона и обратиться за поддержкой к народу. «Я, - вспоминает Р.И. Хасбулатов, - взял ручку и стал писать этот документ» [3405].

Как утверждал А.А. Собчак, он появился на даче, когда обращение уже было написано. «Дача Ельцина охраняется: человек шесть или восемь с автоматами, не больше. Вошёл - обмер. В комнате всё российское руководство. Хватит одного взвода спецназа на всю российскую государственность» [3406].

Обращение содержало призыв к народу России не подчиняться ГКЧП вплоть до всеобщей забастовки. Когда оно было готово, а это произошло около 9.00, его «стали рассылать... по факсу [3407].

«Буквально через час, - вспоминал Борис Николаевич, - после того, как мои дочери напечатали наше обращение к народу, в Москве и других городах люди читали этот документ... пожилые путчисты просто не могли себе представить весь объём и глубину этой новой для них информационной реальности» [3408].

Делая такое утверждение, Б.Н. Ельцин забывает, что один пожилой путчист не мог не знать о существовании факса - это В.А. Крючков. А поскольку телефоны Б.Н. Ельцина были под контролем, то уже в 9.00 В.А. Крючков должен был получить информацию о рассылке обращения.

И что сделал в ответ на это «главный чекист» страны?

Ничего.

Когда «Обращение» было готово, Р.И. Хасбулатов, поспешил в Москву на заседание Президиума Верховного Совета РСФСР. «Буду прорываться, - заявил он, - вы, как хотите...». Однако путь от Архангельского до Краснопресненской набережной Руслан Имранович проделал без всяких осложнений [3409]. Точно так же добрались до Москвы Ю.М. Лужков [3410] и И.С. Силаев [3411].

И тогда А.А. Собчак «стал настаивать: нужно прорываться» остальным [3412].

Вот как он описывал этот «прорыв»: «Едем быстро. Впереди ГАИ, и потому машины уступают нам дорогу. Танки и бронетранспортёры, завидев нас, съезжают на обочину. Хорошо, что их немного. Прорвались» [3413]. На МКАД, уточняет Е.Н. Подколзин, Б.Н. Ельцина встретил целый батальон, в сопровождении которого он и добрался до Белого дома [3414].

По свидетельству Ю.В. Скокова, Б.Н. Ельцин покинул Архангельское около 10.00 [3415]. Около 10.30, когда И.С. Силаев выступал в Белом доме перед иностранными дипломатами и представителями средств массовой информации, появился Борис Николаевич [3416].

«За неделю» до переворота, 11 августа, Д. Мэтлок передал «руководство посольством» Джеймсу Коллинзу, который 19 августа ездил в Белый дом и встречался Б.Н. Ельциным [3417]. По просьбе российского президента Д. Коллинз связался с Вашингтоном и попросил Д. Буша позвонить российскому президенту. Однако днём 19 - го Борис Николаевич не дождался этого звонка [3418]. Между Москвой и Вашингтоном разница во времени 8 часов. Поэтому, когда в Москве было объявлено о создании ГКЧП, в Вашингтоне было 22.00. А когда Д. Коллинз встречался с Б.Н. Ельциным, в Вашингтоне была глубокая ночь и президент спал.

Между тем американские спецслужбы сразу же предложили российскому правительству свои услуги.

Вспоминая тот день, полковник Генштаба В. Баранец пишет: «19 августа: Вечером Министерство обороны и Генштаб были шокированы информацией, полученной по каналам КГБ и подтверждённой специалистами нашего Главного разведывательного управления. Из посольства США в Дом Советов тайно прибыла группа специалистов электронной разведки и установила аппаратуру, которая позволяла прослушивать все разговоры штаба ГКЧП с Министерством обороны и Генеральным штабом, а также с командующими войсками военных округов и флотов» [3419].

Откуда же американским «специалистам» были известны коды, которыми пользовались названные советские военные учреждения? Одно из двух: или они ещё ранее были получены американской разведкой, или же были предоставлены в их распоряжение российским правительством.

По свидетельству А.В. Коржакова, 19 августа американцы сделали ещё одно предложение - предоставить Б.Н. Ельцину в случае необходимости политическое убежище. Когда об этом сообщили Борису Николаевичу, он «произнёс только одно слово: «Хорошо» [3420].

Уже утром возле «Белого дома» началось строительство баррикад, которым руководил народный депутат А. Сурков.

«Только - только под руководством Суркова выросла первая баррикада, как тут же появились танки» [3421].

«В 11.15, - вспоминает К.И. Кобец, - к комплексу Верховного Совета РСФСР подошла танковая колонна, первая машина которой беспрепятственно вышла к лестнице центрального подъезда... Борис Николаевич отреагировал мгновенно... мы вышли на Краснопресненскую набережную» [3422].

А. Сурков создал «живое кольцо», и Б.Н. Ельцин полез на танк, который подошёл к самому крыльцу Белого дома [3423]. Поднявшись на танк номер 110 Таманской дивизии, Борис Николаевич в 12.10 обратился к собравшимся с речью [3424]. Его выступление было снято на телекамеры и обошло весь мир.

В первом ельцинском указе создание ГКЧП квалифицировалось как государственный переворот и его постановления объявлялись не имеющими силу на территории РСФСР [3425]. Затем президент России подписал указ, согласно которому «до созыва внеочередного Съезда народных депутатов СССР» подчинил себе все органы союзной исполнительной власти на территории России, в том числе Министерство обороны, КГБ и МВД [3426].

Имел ли он на это право? Нет. Следовательно, под прикрытием одного государственного переворота утром 19 - го начался другой государственный переворот.

В 14.00 у Б.Н. Ельцина состоялось совещание, на котором официально было решено поручить генералу К.И. Кобецу организовать оборону Белого дома [3427]. Указ о его назначении на эту должность был подписан в 16.00. Вечером того же дня началось формирование штаба обороны.

А что в это время делали «заговорщики»?

«19 августа мы, - вспоминает Г. Янаев, - члены ГКЧП, обзвонили всех президентов союзных республик, кроме Прибалтики. Ни один из них не сказал, что наши действия являются авантюрой. Более того, все сказали, что в стране пора наводить порядок» [3428]. На верность ГКЧП присягнули главы следующих республик: Армении - Л. Тёр - Петросян, Азербайджана - А. Муталибов, Грузии - 3. Гамсахурдия [3429], Белоруссии - Н.И. Дементей, Узбекистана - И. Каримов [3430], Казахстана - Н. Назарбаев [3431], Украины - Л.М. Кравчук [3432]. Правда, некоторые из них, как, например, Л.М. Кравчук, очень быстро изменили свою позицию.

Буквально через два месяца после этих событий С. Станкевич сделал следующее признание: «Свыше 70 процентов российской территории были готовы примкнуть к ГКЧП» [3433].

По утверждению Н.С. Леонова, утром 19 августа собралась коллегия КГБ СССР. Когда возник вопрос о руководстве Российской Федерации, В.А. Крючков успокоил подчинённых: «С Ельциным мы договоримся» [3434]. Это был сознательный обман, так как к тому времени шеф КГБ уже знал, что президент России выступил с обращением к населению республики о сопротивлении ГКЧП и заручился поддержкой командующего ВДВ П.С. Грачёва.

«Около 10 часов в Кремле началось заседание ГКЧП», на котором Г.И. Янаев подписал указ об объявлении в городе чрезвычайного положения [3435]. Однако никаких действий по его реализации ни 19 - го, ни 20 - го предпринято не было, в том числе и против «Белого дома».

Можно было ожидать, что А.И. Лукьянов немедленно соберёт Президиум Верховного Совета СССР для созыва внеочередной сессии Верховного Совета СССР. Однако он предпочёл занять выжидательную позицию.

«Самый минимальный срок, - пишет Анатолий Иванович, - в который депутаты со всех концов страны могут съехаться в Москву - не менее четырёх с половиной дней. А тут ещё приходилось учитывать, что многие из них были в это время в отпусках, находились на отдыхе или лечении. Всё это и предопределило дату начала созыва сессии - 26 августа, а заседания Президиума Верховного Совета - 21 августа» [3436].

Анатолий Иванович, вероятно, забыл, что К.У. Черненко умер 10 марта в 19.20, а Пленум ЦК КПСС, на котором М.С. Горбачёв был избран генсеком открылся на следующий день, 11 марта, в 17.00, т.е. менее чем через сутки.

В этой истории очень важно ещё одно обстоятельство - оказывается, ГКЧП, который, казалось бы, был заинтересован в том, чтобы как можно быстрее созвать Верховный Совет и узаконить объявленное чрезвычайное положение, не давал А.И. Лукьянову на этот счёт никаких рекомендаций.

Подобную позицию занял и второй человек в КПСС - В.А. Ивашко, не допустивший экстренного созыва Пленума ЦК КПСС [3437]. Однако О. Шенин от своего имени направил на места шифрограмму с предписанием партийным организациям не только поддержать ГКЧП, но и создать подобные же комитеты на уровне республик, краёв и областей.

Когда её получили в Ленинграде, было срочно созвано Бюро обкома партии. Ознакомившись с шифрограммой, первый секретарь обкома Б.В. Гидаспов заявил, что такое важное событие, как создание ГКЧП, не могли не согласовать с ним как руководителем одной из крупнейших и важнейших партийных организаций. Между тем для него произошедшее - полная неожиданность. Считая происходящее провокацией, он предложил распоряжение секретаря ЦК не выполнять, после чего в присутствии начальника первого отдела обкома партии под запись в протоколе шифрограмма была уничтожена [3438].

Днём 19 - го члены ГКЧП собрались снова. Обсуждался вопрос о предстоящей пресс - конференции, на которой главную роль предполагалось отвести «премьеру Павлову» [3439]. Но, - пишет В.А. Крючков, - когда Валентин Сергеевич появился на заседании в глаза «бросилось» «его болезненное состояние. И немудрено: давление за 220, аритмия сердца, головные боли» [3440].

Другие участники этого совещания оставили на этот счёт иные воспоминания. По утверждению Ю. Прокофьева, B.C. Павлов появился настолько пьяным [3441], что «просто был не в состоянии принимать участие в пресс - конференции. Когда он сел рядом с Язовым, тот брезгливо отодвинулся» [3442].

«Тогда, - пишет Ю. Прокофьев, - мне стало понятно, что никакой согласованности, программы в комитете нет, а происходящее похоже на политическую авантюру. Руководящей руки не было, было непонятно, зачем ГКЧП вообще собрался. И это в то время, когда Ельцин принимал решение за решением, дезавуирующее указы ГКЧП» [3443].

Это стало ещё более очевидно, когда в 18.00 B.C. Павлов созвал экстренное заседание Кабинета министров [3444]. Было решено не вести протокол [3445]. Однако один из его участников - министр природопользования и охраны среды Н.Н. Воронцов, видимо, по горячим следам восстановил происходившее и через некоторое время предал свои записи гласности [3446]. Позднее стала известна запись этого заседания, сделанная министром культуры СССР Н. Губенко [3447]. Из этих документов, а также из воспоминаний управляющего делами Кабинета министров И. Простякова явствует, что, просидев до 23.00, министры ни к каким решениям не пришли [3448].

Спрашивается, для чего же тогда нужно было создавать ГКЧП и объявлять чрезвычайное положение?

Столь же странной была позиции «путчистов» и в отношении средств массовой информации.

Несмотря на то, что утром 19 - го «ГКЧП взял под контроль СМИ, причём довольно неуклюже закрыв все, кроме партийных», уже днём радиостанция «Эхо Москвы» снова вышла в эфир. Кто же отважился на такой шаг? Касаясь этого эпизода, Ю. Прокофьев пишет: «Приехал заместитель министра связи с автоматчиками» и «станцию открыли», после чего «автоматчики встали у входа», а «станция стала призывать граждан к оружию, к защите Белого дома» [3449].

Было бы интересно узнать: откуда у заместителя министра связи появились автоматчики? И почему, наводнив Москву танками, ГКЧП «не решился» послать их для «охраны» «Эха Москвы»?.

В 17 часов состоялась пресс - конференция членов ГКЧП, где была сделана попытка обосновать действия комитета [3450]. В 19.00 информация о ней появилась в телеэфире. У всех, кто видел растерянное лицо и трясущиеся руки диктатора Г.И. Янаева, его выступление оставило противоречивое чувство.

Ещё более странным оно кажется сейчас, когда мы знаем, как ловко телевизионщики снимали полуживого К.У. Черненко, и никто не мог догадаться, что он еле держится на ногах и находится не на избирательном участке, а в больнице.

И вдруг 19 августа такой непрофессионализм.

Многих удивило и то, что в 21.00 в программе «Время» по первому каналу телевидения «совершенно неожиданно прошёл правдивый и честный репортаж с баррикад у Белого дома» [3451]. В тот же день по телевидению было показано выступление Б.Н. Ельцина с танка возле «Белого дома». Касаясь этого факта, Ю. Прокофьев пишет: «Я не верю, что случайно показали выступление Ельцина на танке. Таких случайностей не бывает» [3452].

Ещё более странным было то, что ГКЧП не взяло под свой контроль средства массовой информации (прежде всего радио и телевидение) в Ленинграде.

В таких условиях уже 19 - го О.Д. Бакланов решил выйти из игры и даже начал писать заявление об этом, но оно осталось недописанным [3453]. На его решение воздержаться от такого шага, по всей видимости, повлияло принятое Министерством обороны решение взять «Белый дом» и некоторые другие учреждения, которые были центром консолидации оппозиции, под свою «охрану» [3454].

«Вечером 19 августа, - свидетельствует П.С. Грачёв, - по телефону генерал - полковник Ачалов от имени министра обороны Язова отдал мне приказ: в 6 часов утра 20 августа силой задержать или силой захватить всё руководство России вместе с Ельциным и в дальнейшем этапировать их в то место, которое укажет старший начальник... этот приказ слышал весь мой штаб».

Когда П.С. Грачёв обратился к своим заместителям: «Что делать?», «...все в один голос заявили: «Товарищ командующий, предлагаем этот приказ не выполнять» [3455].