Капитуляция

Капитуляция

После референдума оппозиция неистовствовала. Но не видно было радости и на лице М.С. Горбачёва. Дело в том, что экономическая ситуация в стране продолжала ухудшаться. Экономический кризис приобретал всё более угрожающий характер.

Между тем, как писал Е.Т. Гайдар, «российские и союзные власти в 1990–1991 годах наперегонки снижали ставки налога на прибыль. К тому же первые, отдав установление ставок налога с оборота на места, фактически потеряли контроль за важнейшим источником бюджетных поступлений» [3013].

«Говоря о причинах кризиса, - пишет М.С. Горбачёв, - нельзя не упомянуть от отказе с 1991 года от системы многостороннего клиринга в отношениях с бывшими социалистическими странами, введения мировых цен и расчётов в свободно конвертируемой валюте. С точки зрения перспективы постепенный переход на условия мирового рынка был неизбежен, но единовременное, разовое решение этой задачи оказалось мерой ошибочной, ущербной и для нас, и для наших партнёров» [3014].

«По данным Внешэкономбанка СССР, - информировал ЦК КПСС В.М. Фалин, - в январе с.г. поступления свободно конвертируемой валюты от экспорта товаров составило 1,4 млрд руб. при общей сумме платежей за границу 2,9 млрд, в том числе погашение внешнего долга - 2,1 млрд руб. В феврале - марте недостаток валютных средств для обеспечения внешнего долга увеличится ещё на 1,2 млрд руб. Положение усугубляется тем, что страна имеет огромную просроченную задолженность инофирмам по уже поставленным в СССР товарам. Эта сумма составляет около 3 млрд валютных рублей. По оценке Внешэкономбанка СССР, страна находится на пороге банкротства» [3015].

Ситуация усугублялась тем, что к тому времени союзное правительство стало терять такой важный резерв, которым оно располагало до этого, как золотой запас. «В начале 80 - х советский золотой запас, - отмечал американский журналист Пол Хлебников, - составлял 1300 тонн (в те дни около 30 млрд долл.). Всего за два года, с 1989 - го по 1991 - й, большая часть этого золотого запаса (около 1000 тонн) была продана. В то же время валютные резервы Советского Союза упали с 15 млрд долл. в начале правления Горбачёва до 1 млрд в 1991 году. ...Можно утверждать, что в 1990–1991 гг. Советский Союз за счёт бегства капитала потерял около 20 млрд долл.» [3016].

Между тем дефицит государственного бюджета в СССР продолжал увеличиваться. В сложившихся условиях правительство пыталось компенсировать его рост за счёт денежной эмиссии. В 1986 г. было выпущено 3,9 млрд руб., в 1987 г. - 5,9 млрд, в 1988 г. - 11,7 млрд, в 1989 г. - 18,3 млрд, в 1990 г. - 28,4 млрд, в 1991 г. - 65,7 млрд (только за восемь месяцев) [3017].

Но чем больше становилось денег, тем меньше они были обеспечены товарами.

Таблица 12. Обеспечение денежной массы товарами в СССР. 1970–1991 гг. (млрд руб.)

Источник: Раевский В.А., Грибов В.Г. Комитет по оперативному управлению народным хозяйством СССР. 27 сентября 1991 г. // ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 163. Д. 41. Л. 28.

«Вечером, - записал А.С. Черняев в своём дневнике 10 марта, - я сел писать письмо Горбачёва к Колю, ...это SOS: ибо наступает голод в некоторых областях, забастовал весь Кузбасс, тоже «Долой президента». В магазинах больших городов полки пустуют абсолютно, в буквальном смысле. М.С. просит Коля срочно помочь - заставить банки открыть кредит, а также дать деньги вперёд под заклад военного имущества, оставляемого нашими уходящими из Германии войсками... Грядёт крах» [3018].

Из дневника А.С. Черняева 29 марта. В понедельник Горбачёв собрал Совет безопасности: «Через 2–3 месяца кормить страну будет нечем, хотя хлеб в стране есть... Ситуация 1927 года» [3019].

Запись 31 марта: «Вчера был Совет безопасности. Проблема продовольствия... Скребли по сусекам, чтоб достать валюту и кредиты и закупить за границей. Но мы уже неплатежеспособны. Кредиты никто не даёт: надежда на Ро Дэ У.., на Саудовскую Аравию» [3020].

Вторая запись 31 марта: «Объехал с Михаилом Михайловичем всю Москву, начиная с Марьиной Рощи: на булочных либо замки, либо ужасающая абсолютная пустота. Такого Москва не видела, наверное, за всю свою историю - даже в самые голодные годы» [3021].

В таких условиях со 2 апреля союзное правительство вынуждено было пойти на повышение цен [3022].

А накануне 28 марта открылся Третий съезд народных депутатов РСФСР [3023].

В тот же день на страницах газеты «Московская правда» появилась статья «Предотвратить катастрофу, обеспечить развитие общества», в которой рассматривались семь сценариев дальнейшего развития событий:

1) включение СССР «в число развитых стран «первого мира»;

2) «превращение СССР в развивающуюся страну нового типа, ориентирующуюся на ненаукоемкое производство»;

3) «превращение СССР в отсталую страну... - источник сырья и трудовых ресурсов, резервацию для экологически вредных производств»;

4) превращение СССР «в отсталую, не имеющую перспектив страну с медленно угасающим народом, ставшим объектом экспериментов нового типа»;

5) вымирание «народов, населяющих СССР от голода, эпидемий, межнациональных конфликтов, социальных взрывов, политических революций, террора новоявленных минидиктаторов и т.д.»;

6) распад Советского Союза и всеобщая катастрофа. Авторы статьи - доклада считали, что развитие событий, скорее всего, пойдёт по седьмому, комбинированному сценарию, который сделает невозможными первый и второй варианты [3024].

Судя по всему, В.А. Крючков информировал М.С. Горбачёва, что в окружении Б.Н. Ельцина существует план организовать 28 марта массовую демонстрацию и направить его участников на штурм Кремля, для чего якобы уже были заготовлены даже специальные канаты с крюками, чтобы подняться на кремлёвские стены [3025].

Насколько эти сведения соответствовали действительности, мы не знаем, но на всякий случай М.С. Горбачёв приказал ввести в Москву воинские части [3026]. Были блокированы все подходы к Кремлю и не допущены митинги на Красной площади и возле Манежа [3027].

«Третий съезд народных депутатов России, - пишет М.С. Горбачёв, - открылся в накалённой обстановке. Митингующие в канун съезда переступили грань, угрожая «идти на штурм Кремля». Во избежание беспорядков в день открытия съезда в столицу были введены силы милиции и внутренних войск. Противостояние достигло опасной черты» [3028].

Развернувшаяся на Третьем съезде народных депутатов России борьба достигла особый остроты 29 марта, когда перед депутатами выступил Б.Н. Ельцин и потребовал для себя чрезвычайных полномочий [3029]. Одновременно он предложил немедленно начать диалог представителей «всех республик на принципах «круглого стола» [3030].

Вокруг доклада Б.Н. Ельцина разгорелись ожесточённые споры. Но когда 2 апреля началось голосование, то при кворуме 532 голоса за одобрение доклада спикера высказалось 565 депутатов, против - 254, воздержалось - 63, не голосовало - 5 [3031].

Почему оппозиция потерпела поражение?

Это стало понятно сразу же после голосования, когда на трибуну вышел народный депутат, тогда ещё полковник А.В. Руцкой [3032] и объявил о создании новой фракции - «Коммунисты за демократию», заявившей о поддержке Б.Н. Ельцина. В неё вошло 170 депутатов [3033]. Если бы не этот шаг, постановление по докладу Б.Н. Ельцина могло собрать максимум 395 голосов, что означало бы выражение ему вотума недоверия.

Накануне съезда, 21 марта, в Москву прибыл бывший американский президент Р. Никсон (в этот день он встречался с Е.М. Примаковым) [3034].

«В перерыве между работой Съезда народных депутатов РСФСР» Р. Никсон посетил с Б.Н. Ельцина [3035]. Поскольку съезд не заседал в воскресенье 31 марта, вероятнее всего, тогда и состоялась эта встреча. Данный факт, видимо, стал известен М.С. Горбачёву. Поэтому «после нескольких дней колебаний» 1 апреля он тоже решил принять Р. Никсона. Встреча была назначена на 2 - е и продолжалась полтора часа [3036]. По сведениям печати, после двух этих бесед американский политик сделал вывод, что Б.Н. Ельцин перспективнее М.С. Горбачёва [3037].

Среди тех, с кем встречался в Москве Р. Никсон, был вице - президент СССР Г.И. Янаев, который, как стало известно бывшему американскому президенту, «находился в контакте с заместителями Ельцина» и считал, что выход из сложившегося положения только «в союзе Горбачёва с Ельциным» [3038].

9 апреля «Независимая газета» вышла со статьёй В. Третьякова «Альтеративы Горбачёву», в которой рассматривался вопрос о его отставке и далее говорилось: «Есть, правда, одна лазейка, - союз с Ельциным. Но на условиях... последнего».

Видимо, именно тогда, - как пишет Михаил Сергеевич, - его «мозговой центр» пришёл к выводу о необходимости «соглашения центристов и демократов» [3039]. Г.Х. Шахназаров утверждал, что именно он предложил М.С. Горбачёву идею компромисса, причём не только с Б.Н. Ельциным, но и президентами других республик [3040].

Первый шаг на этом пути, отмечает бывший генсек, был сделан «с моей встречи с Ельциным в загородной резиденции правительства» [3041]. Когда именно имела место эта встреча, Михаил Сергеевич не пишет, но сообщает одну деталь, которая позволяет установить это.

«Уже на другой день, - читаем мы в воспоминаниях М.С. Горбачёва, - Ельцин выступил на пресс - конференции... и попытался представить соглашение как... собственную победу» [3042]. А поскольку съезд закончил свою работу 5 апреля, и именно в этот же день Борис Николаевич провёл пресс - конференцию [3043], получается, что встреча М.С. Горбачёва и Б.Н. Ельцина состоялась в четверг 4 апреля. Если допустить, что договорённость о встрече была достигнута накануне, получается, что на такой шаг М.С. Горбачёв пошёл сразу же после беседы с Р. Никсоном.

«Незадолго до отбытия Никсона» сопровождавший его Дмитрий Саймс (бывший советский эмигрант Дмитрий Цимис) был приглашён на встречу с сотрудником КГБ Юрием Зиминым. По поручению В.А. Крючкова последний проинформировал Д. Саймса, что выступление против М.С. Горбачёва «становится неизбежным», что, опираясь на армию и КГБ, председатель Верховного Совета СССР А.И. Лукьянов готов взять власть в свои руки, и «США должны быть готовы к такому повороту событий» [3044].

Что скрывалось за этой историей, пока сказать трудно. Однако А.И. Лукьянов категорически отвергает свою причастность к подобному плану [3045].

9 апреля А.С. Черняев записал: «Ельцин, проведя «триумфально» Съезд и получив чрезвычайные полномочия.., укатил на Кавказ... играть в теннис. Страна же поднимается с воплем: «Долой Горбачёва». Шахтёры продолжают бастовать... За Минском - вся Белоруссия с теми же требованиями. Вчера читал информацию из десятков городов: по всей стране - все накануне забастовок. То есть дело идёт ко всеобщей стачке» [3046].

В таких условиях, по свидетельству Г.И. Янаева, снова возник вопрос о необходимости введения чрезвычайного положения [3047]. Об этом же пишет и Ю.А. Прокофьев.

«В марте 1991 года, - говорится в его воспоминаниях, - мы вместе с Олегом Шениным были у Ивашко по нашим внутрипартийным делам. Раздался звонок Горбачёва. Он спросил у Ивашко, что тот делает. Узнав, кто у него находится, Горбачёв сказал: «Бери Олега и Прокофьева и приезжайте ко мне в Кремль». В Кремле мы прошли к Горбачёву в так называемую Ореховую комнату, которая располагалась между залом заседаний Политбюро и кабинетом Горбачёва. Там уже сидели за круглым столом Лукьянов, Язов, Пуго, Догужиев (вместо Павлова - он тогда болел). Из секретарей я заметил Семёнова, Строева. Присутствовали Янаев и Болдин...» [3048].

По свидетельству А.И. Лукьянова, это было 28 марта - в день открытия Третьего внеочередного съезда народных депутатов РСФСР [3049].

«На этом совещании, - пишет Ю. А. Прокофьев, - Горбачёв создал комиссию под руководством Геннадия Ивановича Янаева. В комиссию входили все будущие члены ГКЧП, за исключением двух человек - Тизякова и Стародубцева. Это были Янаев, Язов, Крючков, Пуго, Павлов, Шенин и Болдин. Был включён туда и я» [3050].

«Мы по поручению Горбачёва после совещания перешли в кабинет Янаева и там договорились, что сотрудники Крючкова, Пуго и Болдина проработают формы введения чрезвычайного положения в стране, а затем мы встретимся и обсудим, как всё должно происходить» [3051].

«Собиралась эта комиссия, - говорится в воспоминаниях Ю.А. Прокофьева, - с моим присутствием ещё дважды - у Янаева и Язова. В принципе положения о том, как вводить чрезвычайное положение в стране с учётом существующей Конституции, с учётом международной практики законов, были проработаны. Группа генералов, офицеров Крючкова из идеологических подразделений, даже готовила воззвание к народу, которое в августе было озвучено» [3052].

«В 1991 г., - вспоминал B.C. Павлов, - после шахтёрских забастовок... чрезвычайные меры стали острейшей необходимостью. Их разработка велась тремя группами специалистов под общим контролем и руководством Горбачёва. Одну из этих групп возглавлял А. Тизяков, будущий член ГКЧП, другую - А. Милюков, тогда и сейчас верный советник вождей, президентов, спикеров, третью - В. Величко, первый заместитель премьер - министра» [3053].

Этот факт подтверждает А.И. Лукьянов: «В апреле 1991 года, - пишет он, - в Совете Безопасности СССР уже прорабатывались различные аспекты возможного введения чрезвычайного положения... Шла и подготовка соответствующих документов... без президента делаться это не могло. Ведь он председательствовал в Совете безопасности» [3054].

Как отмечает Г.И. Янаев, если ближайшее окружение президента настаивало на немедленном введении чрезвычайного положения, то М.С. Горбачёв продолжал колебаться [3055].

Вскоре после этого, 16 апреля, он отправился в Южную Корею и Японию, где пробыл до 19 апреля [3056].

А пока Михаил Сергеевич путешествовал, созданная им группа продолжала работать над документами о введении в стране чрезвычайного положения. Причём поскольку сам М.С. Горбачёв не решался на такой шаг, возникла идея временно передать его полномочия Г.И. Янаеву [3057].

20 апреля члены рабочей группы собрались в Министерстве обороны. «Когда происходило совещание у Язова, - пишет Ю.А. Прокофьев, - возник острый вопрос: Горбачёв может вести дело по принципу «вперёд - назад», потом остановится, как быть в таком случае? Кто - то сказал, что тогда придётся Янаеву брать руководство страной в свои руки» [3058].

Поскольку М.С. Горбачёв не решался на такой шаг, - отмечает в своих мемуарах Е.М. Примаков, была предложена идея временно передать его полномочия Г.И. Янаеву, но Г.И. Янаев от этого уклонился [3059]. О том, что Г.И. Янаев отклонил это предложение, пишет и Ю.А. Прокофьев [3060].

По свидетельству Ю.А. Прокофьева, «Пуго с Язовым заявили, что вводить чрезвычайное положение они согласны только при условии конституционного решения вопроса, то есть при согласии президента и по решению Верховного Совета СССР. В ином случае они участвовать во введении чрезвычайного положения не будут. Поведение Язова, Янаева и Пуго вызвало у меня некоторое удивление» [3061].

И далее: «О том, что заседания происходили, Горбачёв знал. Например, когда мы были у Язова, он возвращался из Японии и с борта самолёта позвонил Крючкову. Тот в разговоре с Горбачёвым сказал, что, выполняя его поручение, мы сейчас сидим и совещаемся. Так что Горбачёв был инициатором разработки документов о введении чрезвычайного положения в стране, и, в сущности, почти весь состав сформирован им» [3062].

По всей видимости, какие - то сведения на этот счёт дошли до А.Н. Яковлева, и он в Японии специально предупредил М.С. Горбачёва о возможности переворота [3063].

А пока президент путешествовал, 16 апреля в Смоленске прошло совещание представителей партийных организаций городов - героев, здесь собрались «в основном первые и вторые секретари» обкомов. «В рамках общей встречи, - пишет М.С. Горбачёв, - состоялись заседания узких групп, на которых шла речь о предъявлении жёстких претензий Горбачёву, проведении внеочередного съезда КПСС, смене руководства. Знала об этих разговорах, если не выступала их инициатором, та часть Политбюро, которая пыталась повлиять на генсека с целью использовать президентские полномочия для введения чрезвычайного положения» [3064].

По утверждению М.С. Горбачёва, особую роль в этих встречах играл первый секретарь МГК КПСС Ю.А. Прокофьев. Вслед за тем вопрос об отставке Михаила Сергеевича с поста генсека был поднят на пленумах Московского городского и Ленинградского областного комитетов КПСС [3065].

После этого появилось письмо с требованием отставки М.С. Горбачёва и созыва внеочередного Пленума ЦК КПСС или же партийного съезда. Его подписали 32 из 72 секретарей обкомов. Тогда же это требование поддержали «крупнейшие обкомы» и «сотни первичных парторганизаций» [3066].

А пока М.С. Горбачёв летал в Японию и Корею, готовилась его встреча с лидерами союзных республик. Она состоялась 23 апреля в Ново - Огарёве. В ней участвовали руководители Азербайджана, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, России, Таджикистана, Туркмении, Узбекистана, Украины [3067]. Подготовка велась настолько скрытно, что о ней не знал даже С. Черняев [3068].

Участники встречи выступили с заявлением, которое на следующий день появилось в «Правде» [3069].

Комментируя это событие, корреспондент «Российской газеты» В. Кузнечевский писал: «Компромисс между М. Горбачёвым и Б. Ельциным, зафиксированный в «Заявлении десяти» 23 апреля, достигнут не только в силу осложнения внутриполитической ситуации, но и под давлением со стороны Запада - к такому выводу может прийти наблюдатель, анализирующий западные средства массовой информации» [3070].

Формально итогом этой встречи было решение совместными усилиями форсировать разработку нового Союзного договора. Но фактически, отмечал Г.Х. Шахназаров, «Горбачёв признал, что отныне он не в состоянии править единолично и готов пойти на передачу власти республикам с сохранением за Союзом в основном координационных функций» [3071].

По сведениям «Коммерсанта», во время этой встречи была достигнута договорённость, по которой с этого момента центр не вмешивается в дела республик и, если Союзный договор, подготовленный центром не будет их устраивать, они могут подготовить и подписать его самостоятельно. В обмен на это республики согласились прекратить войну с центром. «Коммерсантъ» сравнил эту договорённость с отречением царя от престола [3072].

«На закрытой встрече с депутатами российского парламента Борис Ельцин заявил, что Михаил Горбачёв, подписав вместе с руководителями 9 союзных республик совместное заявление, признал их в качестве суверенных государств». Поэтому те республики, которые не хотят, могут не подписывать Союзный договор и выйти из СССР [3073].

Имеются сведения, что именно тогда, весной 1991 г., республики получили право денежной эмиссии [3074]. Отказ союзного центра от контроля за денежной массой должен был повести к её нерегулируемому росту, дальнейшему обесцениванию рубля, а, значит, к обострению экономического кризиса, что делало неизбежным переход отдельных республик к выпуску собственных валют и разрушение единого государства.

Соглашение в Ново - Огарёве было достигнуто 23 апреля, а 24 - го в Москве открылся объединённый Пленум ЦК и ЦКК КПСС, продолжавшийся два дня [3075].

Накануне собралось Политбюро. «Когда М.С. показали проект решения Пленума, - читаем мы в дневнике А.С. Черняева, - он взорвался: там речь шла об «антинародной политике» генсека» [3076]. «Консервативные силы в КПСС, - с возмущением пишет М.С. Горбачёв, - решили превратить апрельский Пленум ЦК в своего рода разбор персонального дела Горбачёва, намереваясь открыто предъявить мне политические обвинения и ультимативные требования» [3077].

Своё выступление на Пленуме он начал с критики и левого радикализма и правого экстремизма [3078]. Несмотря на это на следующий день оппозиция перешла в наступление. Один из выступающих сравнил генсека с машинистом, который ведёт состав на красный свет. Тогда М.С. Горбачёв взял слово и сам заявил об отставке [3079].

«Был объявлен перерыв». В.В. Бакатин, А.И. Вольский, А.С. Грачёв и О.Р. Лацис собрали сторонников М.С. Горбачёва, которые выступили с заявлением о недоверии ЦК и требованием созыва партийного съезда. Несмотря на то, что им удалось получить только 72 подписи (это менее пятой части членов ЦК) [3080], Политбюро предложило снять заявление М.С. Горбачёва об отставке с голосования, что и было сделано [3081].

Касаясь этого эпизода, А.С. Черняев совершенно справедливо отмечал: что значит снять? «до следующего пленума, что ли?» [3082].

И действительно, имеются сведения, что сразу же после этого голосования оппозиция приняла «решение о созыве на 3 сентября внеочередного съезда КПСС и съезда народных депутатов СССР, где планировалось отправить Горбачёва в отставку».

Вскоре после Пленума ЦК КПСС была завершена подготовка документов для введения чрезвычайного положения. Если «в марте эти материалы были на стадии черновых документов», то «в конце апреля Горбачёв получил все уже согласованные предложения». «Тогда же, - вспоминает Ю. Прокофьев, - он позвонил мне. Советовался: положение в стране улучшается, может быть, и не надо принимать закона или постановления о чрезвычайном положении в стране. А принять чрезвычайные меры в отдельных регионах и отдельных областях страны? Я с ним согласился» [3083].

В мае такой указ был принят и «прошёл почти незаметно» [3084].

«Единственно, что мне тогда запомнилось, - пишет Ю.А. Прокофьев, - позвонил Горбачёв и, посмеиваясь, сказал: «Я вот с Ельциным согласовал этот Указ. Ельцин дал согласие и внёс одну поправку. Указ вводится только на год. А нам больше одного года и не надо» [3085].

Что в данном случае имел в виду Михаил Сергеевич, мы не знаем. Но когда около 22 апреля 1991 г. А.Н. Яковлев спросил Э.А. Шеварднадзе: много ли у нас времени, тот ответил: «Три - четыре месяца. Ну, от силы пять - шесть. А потом все сгорим - все пионеры перестройки» [3086].