Разнонаправленные пути развития
Разнонаправленные пути развития
Берлинский конгресс увеличил территорию Сербии и Черногории, однако и Австро-Венгрия стала больше по территории после оккупации Боснии и Герцеговины. В результате количество сербов, проживавших в независимых государствах и в монархии Габсбургов, оставалось приблизительно равным. Половина здесь — половина там[35]. Как и в XVIII в., сербы в Австро-Венгрии были разделены. Но уже не различными режимами, характерными для Военной границы, жупаний и землевладений, а границами областей, имевших различные государственный статус и административное устройство. Главной проблемой являлся не статус отдельного человека — к этому времени было достигнуто равноправие всех подданных перед законом и судом, — а положение этнической группы. В современном государстве все, кто не принадлежал к титульной нации, подталкивались к растворению в правящем «политическом народе». В свою очередь этнические группы, переживавшие «пробуждение» или «возрождение» и осознававшие свою самоидентичность, упорно сопротивлялись такой участи.
Сербы в силу их значительной численности, а также с учетом опыта XVIII в. и событий 1848–1849 гг. не были подходящим «материалом» для ассимиляции. Этой угрозе, которую осознавали, иногда преувеличенно, не только политические и культурные элиты, но и массы, сербы сопротивлялись настолько, насколько им позволяли их возможности и иные обстоятельства.
Согласно Соглашению 1867 г., устройство монархии Габсбургов стало дуалистическим. Однако сербы были разделены не на две, а на четыре отдельные группы. В границах исторической Венгрии, по условиям второго Соглашения, 1868 г., автономию получила Хорватия, имевшая собственное административное устройство, судебную систему, школы. В Хорватии, на которую не распространялся венгерский Закон о народностях 1868 г., сербы находились введении бана и сабора. Хотя решение сабора 1867 г. гласило, что «в Триедином королевстве признается проживающий в нем народ сербский как идентичный и равноправный», равноправия сербам было добиться нелегко. К тому же в упоминании «идентичности» крылась угроза ассимиляции. Поскольку сербы говорили на одном языке с хорватами — правящим политическим народом, для сохранения их национальной индивидуальности большое значение имело название народа и определение языка, а также кириллица и православная вера.
Когда в 1881 г. юрисдикция хорватских властей распространилась на Военную границу, доля сербов в Хорватии значительно возросла. Они насчитывали 497 746 человек, составляя 26,3% всего населения. Сербы проживали компактно в отдельных частях бывшей Границы. И ни в одном городе они не имели большинства, за исключением города Сремски-Карловци, где находилась Патриархия. Они составляли соответствующую часть весьма узкого слоя электората (2% всего населения; с 1910 г. — 8,8%), участвовали в выборах в сабор, в котором их иногда представляли 30 депутатов.
Карта 7.2. Сербия и Черногория после Берлинского конгресса (1878)
После австро-венгерской оккупации Боснии и Герцеговины сербы основали Сербскую самостоятельную партию (1880), боровшуюся за признание сербского имени, сохранение кириллицы, автономию сербской школы и равную долю государственной помощи, оказываемой властями учреждениям культуры и просвещения. К запросам сербов с пониманием относилась и часть Народной партии, которая приняла Соглашение и сотрудничала с правительством в Пеште в отличие от оппозиции, возглавляемой Хорватской партией права Анте Старчевича, которая отрицала сам факт существования сербов в Хорватии.
Бан Кароль Куэн-Хедервари (1883–1903), непопулярный из-за проводимой им политики насильственной мадьяризации, использовал голоса сербских депутатов в обмен на мелкие уступки. Большое значение имел принятый после долгих проволочек «Сербский закон» (1887), смысл которого состоял помимо самого факта употребления сербского имени в подтверждении сербской автономии в вопросах церковной жизни и образования. Кроме этого, Закон санкционировал употребление кириллицы, одобрял участие в соборах и органах церковно-школьной автономии, а также содержал обещание поддержки просветительской и культурной деятельности. Таким образом сербы в Хорватии получили те права, которыми они пользовались в Венгрии еще в XVIII в.
Сербы выступали за самостоятельность Хорватии и расширение ее границ (после Военной границы в центре их внимания была Далмация). Хотя многие из них выступали против куэновского режима, хорватская оппозиция, поддерживаемая клерикалами, отрицала их существование. Атмосфера враждебности выливалась в сербские погромы, которые имели место в 1895, 1899, 1902 гг.
Сербское городское население вследствие сложившихся обстоятельств должно было посвятить себя предпринимательству и свободным профессиям, в чем к концу XIX в. весьма преуспело. В 1895 г. в Загребе появился Сербский банк, превратившийся со временем в крупнейшее сербское финансовое учреждение, имевшее филиалы в других регионах и инвестировавшее средства в различные проекты в Боснии и Черногории. Среди крестьянства ширилась деятельность основанного в 1897 г. Союза сербских земледельческих задруг, в состав которого в 1905 г. входила 141 задруга. Тогда же было основано и общество «Привредник» («Хозяйственник»), взявшее на себя заботу об обучении и трудоустройстве молодых ремесленников и торговцев.
Большие перемены предвещала активизация хорватской и сербской молодежи, которая, объединившись в 1896 г., прилагала усилия к сближению двух народов. Более жестким становится отношение к правящей династии («новый курс»); формируется Хорватско-сербская коалиция, где на первые роли претендуют политики, которым позднее предстоит сыграть главную роль в создании югославянского государства: Франо Супило (1870–1917), Анте Трумбич (1864–1938), Светозар Прибичевич (1875–1936). Коалиция одерживает победу на выборах и препятствует деятельности бана, назначаемого венгерским правительством. Новое обострение ситуации вызвала аннексия Боснии и Герцеговины. В 1909 г. группу в составе 53 сербских политиков обвинили в том, что при поддержке правительства Сербии она готовила революцию в Хорватии. Сфабрикованный «процесс над государственными изменниками» получил обратный эффект — защитниками сербов выступили хорватские политики и юристы. В ходе повторного процесса, начатого на основании антисербской статьи венского историка Фридъюнга, стала очевидной фальсификация доказательств, выдвинутых стороной обвинения.
Далмация в то время, не являясь частью Хорватии, входила в состав Цислейтании. Область была представлена в Рейхсрате, ас 1861 г. избирала свой отдельный сабор. Исполнительную власть осуществляли Территориальный комитет и наместник. Сербы составляли 17% населения Далмации. Доля их росла вопреки неблагоприятным экономическим условиям. Если в 1870 г. сербов было 80 тысяч человек, то в 1910 г. —уже 105 тысяч. Подавляющее большинство составляли крестьяне с небольшими земельными наделами. Среди горожан было немало преуспевающих торговцев. Сербская община Триеста насчитывала 300 человек. В Далмации, благодаря наследию Иллирийских провинций, положение сербов было более благоприятным. Наличие собственных школ и издательская деятельность привели к формированию слоя образованных людей.
В церковной структуре произошли перемены — из Шибеника резиденция епископа переместилась в Задар, а в 1870 г. в Боке появилась собственная епископия. В 1874 г. обе епархии были подчинены Буковинско-Далматинской митрополии, находившейся под контролем Австрии.
В некоторых бывших городах-коммунах австрийскую власть поддерживали те жители, для которых итальянские язык и культура были символом их особого статуса. Народняки, тогда еще не разделившиеся на сербов и хорватов, требовали равноправия, особенно в вопросах употребления языка и представительства в муниципальных службах. Сербы поддерживали требование о присоединении Далмации к Хорватии и Славонии, в результате чего было бы восстановлено Триединое королевство. Однако с течением времени сербско-хорватское размежевание произошло и в Далмации. Оно стало особенно явным после того, как в 1878 г. хорваты поддержали оккупацию Боснии. Ее присоединение к Хорватии стало пунктом национальной хорватской программы.
Следствием этого стало основание в 1879 г. Сербской народной партии, которая по большей части выступала самостоятельно, а иногда в союзе с «автономистами», представлявшими городское итальянское население. Клерикальные течения были сильными и у сербов, и у хорватов. В Сербской народной партии только в 1903 г. было сломлено сопротивление клерикалов, в результате чего в партийной программе появилось положение о «сербском народе трех вер». Представление же о том, что только православный может считаться сербом, имело в Далмации особое значение, поскольку служило идейным инструментом защиты от влиятельных в то время сербов-католиков из южных районов (Дубровник и Бока). Таким образом, параллельно сербско-хорватскому сближению в Хорватии протекал аналогичный процесс в Далмации.
Босния и Герцеговина последней из югославянских областей перешла под власть Габсбургов. Формально, до аннексии 1908 г., она была частью Турции. Фактически входила в империю Габсбургов на положении колонии, расположенной между Австрией и Венгрией, оставаясь в ведении общего австро-венгерского Министерства финансов. Непосредственное управление провинцией осуществляли Территориальная администрация и губернатор, которому подчинялась армия и полиция. Согласно переписи 1879 г. сербов там было 485 496 человек, что составляло 42,88% населения. К концу австрийского правления (1910) 87,92% из них составляли крестьяне. Их положение было чрезвычайно тяжелым, так как и новая власть сохранила феодальные отношения. Ага по-прежнему получал треть урожая, а государство — десятину.
Жители Боснии и Герцеговины — представители трех религиозных сообществ — искали поддержки в Хорватии, Сербии и Османской империи. Со своей стороны австрийские власти делали все, чтобы воспрепятствовать установлению подобных связей. По мнению австрийских властей, чувство собственной территориальной принадлежности должно было возобладать над этническим самосознанием населения. Поэтому опорой австрийцев стала мусульманская аристократия. Кроме того, в привилегированном положении находились католики, что находило отражение в деятельности администрации, в экономической жизни, а также в государственной политике колонизации.
Для сербов такая позиция Вены представляла двойную опасность. С одной стороны, она тормозила процесс освобождения зависимых крестьян (кметов) от феодальной зависимости, а с другой — препятствовала их национальному и культурному развитию, укреплению связей с остальными сербскими землями. Вена не стремилась к радикальному лишению мусульманских бегов их правящего положения. Не добивались этого и лидеры сербов, намеревавшиеся привлечь влиятельных мусульман на свою сторону. Раскрепощение кметов происходило путем выплаты выкупа и компенсаций прежним хозяевам. При этом, несмотря на выделение специальных кредитов и прочие меры, процесс освобождения от феодальной зависимости протекал очень медленно. К началу Первой мировой войны далеко не все кметы получили свободу. Сербскому крестьянству в значительно меньшей степени, чем другим слоям населения, удалось ощутить плюсы европеизации и модернизации, инициированных властью.
Православных Боснии и Герцеговины и после 1878 г. окормляла Константинопольская патриархия, подписавшая в 1880 г. с Веной конвенцию, согласно которой император выбирал епископа из трех предлагавшихся ему кандидатур. В провинции было три архиерея, по традиции носивших титул митрополита. В 1900 г. основали четвертую епархию — с кафедрой в городе Баня Лука. Священники обучались в семинарии, открытой близ Сараева. В 1878 г. действовал 231 храм, а к 1906 г. была построена еще 201 церковь.
В городах ведущая роль принадлежала торговцам — наиболее материально обеспеченным и энергичным представителям сербов. Они боролись за сохранение языка, кириллицы, автономии школ для православных. Власть, напротив, стремилась к упразднению школ, созданных церковью, к замене их государственными. Еще в конце XIX в. православные священники возглавляли 309 школ. Учителей готовили на специальных курсах в Мостаре и Сараево, где имелось отделение для подготовки женщин-учительниц.
Как и в Венгрии, сербы в Боснии и Герцеговине организовывали церковные общины, которые имели немалый вес и в которых священникам оказывали поддержку состоявшие из мирян комитеты. Иногда между духовенством и прихожанами возникали разногласия, особенно по вопросу о выборе учителей. Здесь, как и в венгерской части Империи, местные радикальные националисты обвиняли церковных иерархов в уступчивости и угодливости по отношению к властям. Церковные общины и городские жители инициировали организацию читален и клубов, создание благотворительных, спортивных, певческих и трезвеннических обществ, которые в своей совокупности сформировали сербский сегмент гражданского общества в Боснии и Герцеговине. До 1912 г. появилось 330 региональных добровольных организаций такого рода. Деятельность политических объединений была запрещена до начала XX в. По широте поля деятельности и насыщенности программы самой значительной организацией была «Просвета», существовавшая с 1902 по 1911г. и имевшая 74 филиала. После 1903 г. наступил период относительной либерализации, что привело к появлению политических объединений, созданных на национальной основе. Образованная в 1907 г. Сербская народная организация оказывала ожесточенное сопротивление аннексии 1908 г. Вместе с мусульманами сербы добивались автономии для «сербских земель» под властью султана.
В 1910 г. император даровал Боснии и Герцеговине конституцию, предусматривавшую введение народного представительства, выборы в которое проходили в соответствии со сложной куриальной избирательной системой. Курии различались по конфессиональной и профессиональной принадлежности, а также по имущественному состоянию. Осуществление подобных модернизационных мер не принесло, однако, общественной стабильности, поскольку не смогло остановить обострение социальных и межэтнических противоречий. Положение усугублялось тем, что и в Боснии молодое поколение выступало за применение революционных мер, рассматривая насилие как вполне приемлемое средство политической борьбы. В начале XX в. стало очевидно, что политика насаждения «боснийского» самосознания потерпела крах. С другой стороны, набиравшим силу националистическим движениям (сербскому и хорватскому) не удалось поглотить местных мусульман. За сорок лет пребывания под властью Габсбургов они превратились во внутренне консолидированную общность, оказывавшую сопротивление попыткам ассимиляции и не укладывавшуюся в традиционные модели этнической классификации.
В 1910 г. в Венгрии (без Хорватии и Трансильвании) на территории более обширной, чем нынешняя Воеводина, проживала 461 тысяча сербов. (Двадцать лет потребовалось для восстановления численности сербского населения после потерь, понесенных входе революции 1848–1849 гг.). Оказавшиеся более других вовлеченными в процесс урбанизации, венгерские сербы и их предводители оставались вплоть до конца XIX в. наиболее влиятельными среди своих соплеменников, проживавших в монархии. Издаваемые ими газеты читались во всех областях, где жили сербы. Уже в начале XX в. лидерство переходит к экономически и политически более развитым сербам из Хорватии, бывшей в то время центром оппозиции в отношении власти Габсбургов.
После Соглашения положение сербов определял принятый в 1868 г. Закон о народностях, который не устраивал ни тех, кого он касался, ни тех, кто должен был его осуществлять. При этом характер применения Закона во многом зависел от личного усмотрения полномочных органов власти. Полтора столетия существования церковно-школьной автономии, и длительная традиция употребления родного языка в сербских селениях служили усилению позиций сербской «народности». Венгерские власти, уважавшие права школьной автономии находили, однако, способы ее ограничения. Росли требования, предъявляемые к тем, кто желал основать школу. Целью было увеличение числа школ, подчинявшихся муниципалитетам, в ущерб церковным учебным заведениям.
Со времени издания Соглашения власти стремились изменить прежнюю обстановку в районах с этнически неоднородным населением, насаждая в них символику исключительно титульной нации. Это касалось языка различных объявлений и надписей, наименований улиц и площадей, памятников, названий учреждений, формы муниципальных чиновников и др. Сопротивление подобным мерам вызывало еще более грубое навязывание венгерского языка, ставшего обязательным для всех начальных школ и гимназий вне зависимости от их принадлежности. Открывались многочисленные государственные школы, которые должны были обеспечить знание официального языка всеми жителями Венгрии. Накануне Первой мировой войны лишь треть начальных школ были негосударственными.
Борьба сербов за выживание велась в двух направлениях — в парламенте и на местах, то есть там, где они проживали. Соотношение сил в парламенте было таково, что пламенные речи сербских депутатов оставались безрезультатными. Однако они все же оказывали психологическое воздействие — росло чувство народного единства. Простые люди, не обладавшие правом голоса, получали от сербских партий поддержку и ободрение. В обычной жизни денационализации сопротивлялись государственные и муниципальные служащие, органы церковной и школьной автономии, священники, учителя, сотрудники частных благотворительных и культурных учреждений, которых к концу XIX в. становилось все больше.
Гражданское либеральное движение заявило о себе как альтернатива сербской церковной иерархии. Либералы основали Сербскую народную свободомыслящую партию, которая боролась за голоса весьма немногочисленных избирателей, составлявших 2% всего населения. В самом лучшем случае от нее избиралось по три-четыре депутата, однако они оставили гораздо более заметный след в работе парламента, чем сербы, выбранные по списку правящей венгерской партии. В верхней палате заседал патриарх с владыками.
Событием, сильно повлиявшим на партийные отношения в сербской среде, стал преждевременный отход от дел в связи с пошатнувшимся здоровьем лидера партии Светозара Милетича. Одно крыло Сербской свободомыслящей партии, куда входили богатые и авторитетные политики (так называемые нотабилитеты), отказалось от позиции жесткого неприятия Соглашения от 1867 г. и изменило соответствующее положение партийной программы 1884 г. (Кикиндская программа). На другом фланге находилась радикальная фракция, сформировавшаяся в условиях партийной жизни Сербии из группы приверженцев социализма. В 1902–1914 гг. на основе этой фракции сформировалась отдельная Радикальная партия, активно действовавшая в Венгрии и Хорватии. Партия выступала за демократические реформы и защиту интересов низших слоев общества, боролась за всеобщее право голоса и равноправие женщин. Лидером организации был Яша Томич (1856–1922), оставивший неоднозначный след в истории. В течение тридцати лет он оказывал значительное влияние на политическую ситуацию в Воеводине и Хорватии, не гнушаясь при этом демагогии, шовинизма и антисемитизма.
В начале XX в. сербские партии конфликтовали друг с другом во время выборов в Комитет Народноцерковного собора и в другие органы церковно-школьной автономии, которые управляли и распоряжались имуществом и средствами многочисленных фондов. Помимо скандалов, вызванных финансовыми аферами, между иерархами и политиками возникали трения по поводу вмешательства мирян во внутрицерковные дела. Распространенное среди протестантов, оно не соответствовало традициям православной церкви. Партии стали влиять на выборы патриарха. Тоже самое делала и государственная власть, потребовавшая во время выборов 1907 г. знания кандидатом венгерского языка. Деятельность патриархов и владык оценивалась в соответствии с критериями партийной жизни. Это привело к тому, что архиереи, занимавшие свои кафедры в конце XIX — начале XX в., прежде всего патриархи Герман Анджелич (1881–1888) и Георгий Бранкович (1890–1907), несмотря на все их несомненные заслуги в развитии церковной жизни, клеймились как слуги режима. Самым тяжелым последствием подобных столкновений стала отмена решений органов церковно-школьной автономии в 1912 г.
Во второй половине XIX в. государственные границы хотя и разделяли сербов, проживавших в Сербии, Черногории и монархии Габсбургов, но не могли их изолировать друг от друга. В период явной зависимости Белграда от Вены (наступивший после Берлинского конгресса) сформировались условия для более доступных контактов между сербами, обитавшими по разные стороны пограничных рек. Впрочем, они и раньше время от времени находились в тесном взаимодействии — как это было в 1848–1849 гг. или во времена Объединенной сербской Омладины. Но в отличие от интеллектуальных элит, прочно связанных между собой, народные массы были отделены друг от друга границами отдельных областей. Специфические региональные особенности накладывали отпечаток на их обычаи и менталитет.
Общими для всех сербов были язык и принадлежность к единой церкви, хотя религиозная практика имела значительные региональные различия. Они разделяли одни и те же исторические традиции, как воспринятые из эпоса, так и приобретенные в самом общем виде в школе. У венгерских сербов над крестьянами и горожанами верховенство имело дворянство, не получившее развития в Сербии и Черногории. Дворяне определяющего влияния внутри сербского общества не имели. Их было немного даже среди крупных землевладельцев. Исключение составляли бароны Федор и Михайло Николичи, имевшие в своем распоряжении по 6360 и 4630 ютро[36] земли, а также барон Милош Баич, имевший 1708 ютро. Однако участками, размеры которых превышали 1000 ютро, владели и городские семьи: Дунджерские, Манойловичи, Качанские и Гаванские. В то же время в конце XIX в. в Сербии всего лишь три землевладельца имели больше 300 гектаров (427 ютро). Различалось и имущественное положение крестьянских масс. Статистические данные 1889 г., касающиеся Сербии, приведены в гектарах, а датированные 1910 г. сведения о сербах Венгрии — в кадастровых ютро. Мелкими участками (менее 5 га) располагало 72,6% населения Сербии и лишь 24% венгерских сербов. Среди последних было много владельцев участков размером в 20–50 ютро (11–28,7 га), они составляли 9,2% сербского населения. В Сербии на все владения больше 10 гектаров приходилось 7,08% жителей. На севере концентрация земельных владений сопровождалась обезземеливанием крестьян и массовой эмиграцией, которой не было на юге. В свою очередь Сербия страдала от перенаселенности и малоземелья, что неизбежно приводило к хронической бедности.
Сербскому сообществу в Венгрии были присущи значительная доля средних землевладельцев и относительно высокий уровень урбанизации. Согласно переписи 1910 г., в городах проживало 18,4% сербов (в 1900 г. 17,5%). В Сербии доля городского населения составляла 13,2%. Облик городов также сильно различался. Десяток поселений городского типа в Южной Венгрии, в которых сербы составляли большинство или значительную часть населения, представляли собой типичные центральноевропейские города со стандартным перечнем учреждений и ведомств. Города в Сербии постепенно избавлялись от восточного облика и закрытости. Моделью европеизации была столица.
Уровень грамотности служил показателем общественно-экономических различий, как и результатов предыдущего культурного развития. В начале XX в. больше половины сербского населения Венгрии (мужчин и женщин) были грамотными (неграмотными оставались 41,66% женщин). Тогда как в самой Сербии неграмотных насчитывалось 78,97% (женщин более 90%).
Зона племенного общества и далее отличалась от областей, в которых шел процесс урбанизации. Часть территорий перешла вместе с Герцеговиной под власть Габсбургов. Другие в составе Черногории продолжили свое развитие на автохтонных началах. Третьи боролись за освобождение от османской власти. Модернизация затронула все три типа территорий — отчасти благодаря государственному вмешательству, но в основном в результате оттока населения в города. Работая или получая образование, бывшие крестьяне становились горожанами. Сохраняя родственную солидарность и многочисленные обычаи, они стремились смягчить агрессивное воздействие рыночной экономики и товарно-денежных отношений, присущих капитализму. Культ предков, погребальный церемониал и героический эпос оставались характерными чертами той области, где преобладало племенное общество, благодаря чему она продолжала выделяться на фоне окружавших ее регионов даже тогда, когда модернизация шагнула далеко вперед, придав многим городам некое единообразие.
Основные элементы, характеризующие среду проживания, — типы поселений, формы зданий и организация окружавшего их пространства, уровень технического оснащения хозяйств — не были одинаковыми на пространстве от Сентандреи до Черногории. Сильное и непрекращающееся европейское влияние, оказываемое с севера и запада, в конечном итоге нивелирует этнические и региональные различия, но в первое время оно будет служить фактором их усиления, вследствие неодинакового восприятия нововведений.
В отличие от разнонаправленности социально-экономического развития в области высокой культуры процессы формирования элит способствовали созданию общего наследия, передаваемого новым поколениям сербов. К концу XIX в. взаимные связи интеллектуальных кругов обеспечили появление общего культурного пространства, подобного существовавшему с конца XVIII в., однако теперь гораздо более обширного и содержательно богатого.
Главным средством массовой информации была печать, в которой преобладали местные и региональные газеты. Лишь небольшое число специализированных изданий распространялось по всей территории, заселенной сербами, вне зависимости от места их проживания. Это издания Сербской королевской академии, Матицы Сербской, Сербского литературного товарищества (1892). К началу XX в. во всех областях, где обитали сербы, формируются литературные и культурные центры. Так, к Черногории и Далмации присоединяются Сараево и Мостар. Распространялись книги, газеты, журналы. Писатели путешествовали, границы не являлись серьезным препятствием. Биографии выдающихся интеллектуалов и литераторов дают представление о том, как они переезжали из одной области в другую и как наиболее значительные их произведения становились популярными повсюду. Многие предпочитали, как и ранее, переселяться в Сербию для завершения своей карьеры. Уже преодолены характерные для первой половины века различия в уровне культурного развития австро-венгерских сербов и жителей Сербии. Наметился паритет, а с 80-х годов XIX в. пальма первенства в культуре переходит к Королевству. И в этом отношении весьма символичной представляется деятельность Сербской королевской академии, основанной в 1896 г. и объединившей выдающихся ученых и художников из всего сербского ареала. Культурное лидерство Белграда стало безусловным после 1903 г., когда вокруг него объединились многие писатели и деятели культуры из югославянских областей.
Существование нескольких очагов культурной жизни облегчало сербам задачу установления отношений с европейскими культурными центрами и вместе с тем делало их устойчивыми к внешнему воздействию. Кроме того, оно способствовало развитию внутрисербских связей. Сербы из Шумадии и Воеводины узнавали о своих соплеменниках из произведений черногорских, далматинских или герцеговинских авторов.
Если до конца XVIII в. довольно скудная сербская литература обогащалась за счет расширения тематики сочинений, то к концу XIX в. — в результате появления новых ранее неизвестных жанров и художественных стилей. Все крупные литературные течения — от романтизма до модернизма — нашли свое отражение в сербской литературе, появившейся до Первой мировой войны. На рубеже веков процесс культурного объединения сербов был такой же реальностью, как и их разделенность между отдельными государствами и областями с различными административными режимами. Значение и того и другого проявится, когда все сербы будут объединены в границах одного государства.