Карусели

Карусели

Речь пойдет вовсе не о ярмарочных аттракционах с крутящимися лошадками. Два с половиной века назад «каруселями» называли театрализованные состязания в верховой езде, стрельбе и метании копья, очень напоминавшие рыцарские турниры. Подобные развлечения появились во Франции еще в XVI столетии, но особого размаха достигли при дворе Людовика XIV. Екатерина II пожелала скопировать именно блистательные «ристания» «короля-солнце».

В 1766 году в Петербурге была проведена первая придворная карусель, задуманная еще за год до этого. Участники должны были разделиться на четыре группы или «кадрили» — Славянскую, Римскую, Турецкую и Индийскую. Для каждой специально шились костюмы, стилизованные под национальные. Во главе первой стояла сама императрица, второй — Григорий Орлов, третьей — его брат Алексей, четвертой — Петр Репнин. Проведение карусели обсуждали на «самом высоком уровне» — Н. И. Панин распорядился принести из эстампного кабинета царевича Павла книги с изображением каруселей, устраивавшихся во Франции. Князь П. И. Репнин, видевший подобные развлечения в Вене и Мадриде, разработал примерный план действа. Он назывался «Описание каруселя» и был подписан 25 мая 1765 года. Репнин стал директором намечавшегося празднества.

27 мая Екатерина II «повелеть соизволила быть публичному каруселю будущего июля в резиденции своей в Санкт-Петербурге, — гласило извещение для публики. — …Теперь стараются о приготовлении к сему великолепному празднику; а в каком порядке все сие происходить должно, о том в печатном плане каруселя обстоятельно объявлено». По приказу императрицы архитектор А. Ринальди должен был начать на Дворцовой площади возведение деревянного амфитеатра «на сто тысяч зрителей», окружавшего карусельную арену. Позднее силуэт этого сооружения был отчеканен на золотых памятных медалях в честь карусели, которыми награждались участники. Медали были трех размеров (для первого, второго и третьего мест), их чеканили на Монетном дворе. На одной стороне был выбит амфитеатр с парящим над ним орлом и расположенным внизу речным богом Невы. Сверху шла круговая надпись: «С Алфеевых на Невские брега». На другой стороне красовался профиль императрицы[313].

Все расходы оплачивало придворное ведомство. Кроме затрат на строительство они включали экипировку всадников, ценные призы и заключительный банкет.

Каждая кадриль представляла собой отряд, состоявший из всадников во главе с шефом, оруженосцев, музыкантов, дам и возничих колесниц. Они упражнялись в стрельбе из луков и пистолетов, метании копий и дротиков. Целями служили манекены, бутафорские головы, мячи и кольца. Пока шли приготовления «ристалища», начались тренировки. Наследник Павел Петрович вместе с матерью и воспитателями часто посещал место предстоящей карусели. «Там ездили дамы, а затем мужчины, — сообщал камер-фурьерский журнал 11 июля. — …Только платья ни у кого еще не было, потому что это только пробы». Лучше всех верхом скакали граф А. Г. Орлов и лейб-кирасирского полка подполковник князь И. А. Шаховской. Г. Г. Орлов пропустил несколько тренировок, поскольку ушиб себе ногу, «скакавши в маленьком саду через канапе».

Подготовка происходила на лугу у Летнего дворца. Участники уже предвкушали состязания, но дожди, зарядившие с начала июня, никак не позволяли провести намеченный праздник. Екатерина решила, что карусель состоится в первый же погожий день. Могла ли она предположить, что за весь 1765 год не выдастся ни одного «красного дня». 16 августа стало ясно, что мокрое лето перешло в ненастную осень, и императрица перенесла праздник на середину июня следующего года.

Посмотреть карусель хотел и итальянский путешественник Казанова, находившийся в тот момент в России, но ему это не удалось. Он писал: «Четыре кадрили, по сотне всадников в каждой, должны были преломлять копья за награды великой ценности. Всю империю оповестили о великолепном празднестве… и князи, графы, бароны начали уже съезжаться из самых дальних городов, взяв лучших коней… Погожий день без дождя, ветра или нависших туч — редкое для Петербурга явление. В Италии мы ждем всегда хорошей погоды, в России — дурной. Мне смешно, когда русские, путешествуя по Европе, хвалятся своим климатом. За весь 1765 год в России не выдалось ни одного погожего дня… Подмостки укрыли и праздник состоялся на следующий год. Витязи провели зиму в Петербурге, а у кого на то денег недостало, воротился домой. Среди них принц Карл Курляндский»[314].

Новый, 1766 год порадовал участников. 12 мая, более чем за месяц до состязаний, весь город был извещен о времени их открытия. 16 июня публика собралась на трибунах. Обер-церемониймейстером был назначен князь П. А. Голицын, а главным судьей прославленный фельдмаршал времен Анны Иоанновны Б. К. Миних. Сначала предполагалось, что Славянскую кадриль возглавит сама императрица, но в последний момент Екатерина отказалась от этой затеи — она подумала, что все нарочно будут уступать ей и ничего интересного не получится. Ее место во главе «славян» занял граф И. П. Салтыков.

Зрителям раздавались билеты для входа на трибуны. Развлечение было открыто для всех «прилично одетых» горожан. Находясь в центре, ложа императрицы делила амфитеатр. По правую руку от нее располагались два ряда, один, оформленный в славянском, другой в римском стиле, соответственно кадрилям. По левую руку — индийские и турецкие места. Напротив ложи Екатерины, на противоположной стороне амфитеатра была выстроена ложа для царевича Павла, где он сидел со своими учителями.

В два часа пополудни сигнал трех адмиралтейских пушек возвестил об открытии карусели. По нему участники кадрилей собирались в назначенных местах. Славянская и Римская — у Летнего дворца, где на лугу стояли шатры для переодевания. Палатки Индийской и Турецкой кадрилей возвышались на Малой Морской. В четыре часа прогремел второй сигнал, призывавший дам взойти на колесницы, кавалеров сесть верхом, а зрителей занять места. Через полчаса, по третьему сигналу, все кадрили тронулись красочным шествием на дворцовую площадь. По бокам улиц стояла плотная толпа, дивясь на необычное зрелище. Вступив в амфитеатр, кадрили расположились напротив «своих» по оформлению лож. Начались состязания или, как значилось в афише, «курсы».

Первыми выехали дамы. Их колесницами правили кавалеры, а сами прекрасные амазонки стреляли из лука в цель и метали «жавелоты» (от фр. javelot — дротик). За ними пришла очередь мужчинам показать свою удаль в «ристаниях на коне». Соревнующиеся на скаку рубили головы манекенам, пронзали пиками картонных тигров и кабанов. Кроме того, всадники демонстрировали искусство управления лошадьми, они должны были сохранять выправку в седле, требовалось, чтобы конь начал скачку с правой ноги и не сбивался при беге.

По окончании состязаний все кадрили сделали круг почета по амфитеатру, выехали из него и двинулись в сторону Летнего дворца. Там на высоком крыльце их встретила императрица. Участники спешились, слезли с колесниц и были введены в большую залу. Победителей назвал фельдмаршал Миних. Возле него стояли пажи с золотыми подносами, на которых лежали «прейсы».

Среди дам особенно отличилась дочь графа П. Г. Чернышева — Наталья (в замужестве Голицына, ставшая прототипом Пиковой дамы А. С. Пушкина). Она завоевала первое место и получила бриллиантовое украшение. Второй была графиня А. В. Панина, ей досталась табакерка с бриллиантами. Третьей стала графиня Е. А. Бутурлина, которая удовольствовалась бриллиантовым перстнем. Не были забыты и возницы амазонок. Их награды украшали золото и финифть. За умелое правление колесницей Н. П. Чернышевой барон И. Е. Ферзен получил записную книжку, А. Н. Щепотьев — табакерку, граф Д. М. Матюшкин — готовальню. Но главные премии ожидали «рыцарей». В первом туре лучше всех показал себя И. А. Шаховской. Ему вручили бриллиантовую пуговицу и петлицу на шляпу. Вторым стал полковник В. М. Ребиндер, ему преподнесли трость с бриллиантовым набалдашником. Третье место, доставшееся графу Штейнбеку, как и у дам, было отмечено бриллиантовым перстнем[315].

Выступления 16 июня настолько понравились зрителям, что второго тура ждали с нетерпением. 1 июля 1766 года государыня писала фельдмаршалу П. С. Салтыкову в Москву: «Карусель весьма был хорош, граф Иван Петрович (сын корреспондента. — О.Е.) готовится через неделю при втором карусельном представлении первый прейс выиграть. При первом, против всякого чаяния, князь Иван Шаховской получил победу».

Однако сыну фельдмаршала удача так и не улыбнулась. Новые состязания состоялись 11 июля, вечером, сразу после представления во дворце оперы «Дидона». На этот раз «ристания», вероятно, происходили в сумерках при свете факелов, что придало зрелищу неповторимый облик. Среди колесниц пара Чернышева — Ферзен опять продемонстрировала высокое мастерство. Известно также, что третий приз достался Анне Петровне Шереметевой, умершей через два года от оспы. Сохранился ее портрет в карусельном костюме кисти В. Эриксена. На голове дамы изящный шлем с плюмажем, в руке стрела, красно-бордовое платье расшито золотым орнаментом в виде кольчужных пластинок. Судя по костюму, дама состояла в Римской кадрили.

Среди конных кавалеров лучшими оказались Григорий и Алексей Орловы. Братья ни в чем не уступали друг другу и получили от судей одинаковое число баллов. Было решено провести дополнительное состязание, чтобы определить победителя. На следующий день Алексей немного уступил старшему брату, и Григорий взял первый приз. Миних вручил ему золотой лавровый венок[316].

Все: и участники, и зрители — остались довольны. В знак своего благоволения императрица пожаловала директору П. И. Репнину золотые часы с цепочкой, усыпанные бриллиантами, и четыре тысячи рублей[317].

После карусели было нарисовано несколько портретов участников в костюмах кадрилей, к которым они принадлежали. Датский художник Виргилиус Эриксен получил заказ на изображение всех четырех предводителей, но написал только два холста с портретами братьев Орловых. Эти внушительных размеров конные портреты ныне хранятся в Эрмитаже и редко выставляются. С них художником А. И. Черновым было снято несколько изображений на эмали. Григорий показан на арене перед зрительскими трибунами, на вороном жеребце, на голове у всадника кавалергардская каска с роскошным плюмажем, в руках — пика[318]. Он руководил Римской кадрилью, поэтому на нем стилизованные римские доспехи. Екатерина II любила сравнивать своего избранника именно с героями античной истории. В 1768 году она писала Вольтеру: «Генерал Фельдцейхмейстер Граф Орлов, Герой, уподобившийся тем древним Римлянам, кои существовали в цветущем состоянии Республики, и имеющий свойственную тем временам храбрость и великодушие»[319].

Сохранилось курьезное описание карусели 1766 года, сделанное даже не по горячим следам, а 68 лет спустя. В 1834 году во Франции вышла биография Екатерины II, написанная супругой наполеоновского маршала Жюно герцогиней Лаурой Абронтес. Образ главной героини получился сугубо отрицательным. «Гигантская фигура этой женщины, состоящая из сумасбродств и преступлений; колосс с глиняным телом, свинцовыми ногами и железными руками, у которого только голова казалась золотой»[320], — писала герцогиня.

Абронтес не была в России, не знала Екатерины. Однако рассказ о карусели построен так, словно герцогиня сама присутствовала на празднестве: «Две ложи, предназначенные для императрицы и великого князя, ослепляли блеском, отбрасываемым узорными кистями, бляшками и золотой бахромой. Драпировки екатерининской были вышиты жемчугом и драгоценными камнями, так же как и… полутрон, на котором она сидела. Сама она сверкала от блеска бриллиантов, которые ее покрывали. Ее одежда, совсем московитская, состоявшая из зеленого платья из шелковой парчи, смешанной с золотом и опушенной одним из тех мехов, несколько связок которого уплачивают дань целой провинции… На голове у императрицы была бриллиантовая корона неслыханной ценности; немного ниже на чело спускался знаменитый алмаз… На шейном платке она носила кресты св. Александра Невского и св. Екатерины. Через одно плечо у нее была лента св. Андрея, а через другое — св. Георгия». Далее следует описание фаворита, то есть Г. Г. Орлова: «Его тюрбан и кафтан декорировали самые красивые жемчужины. Он носил украшение в виде цапли, очень большой ценности, прикрепленное аграфом стоимостью 100 тысяч рублей. А изогнутый сирийский клинок, висевший у него на поясе, был не имеющим цены подарком, присланным неким Элфи-беем»[321].

Без сомнения, в основу рассказа легли чьи-то наблюдения, быть может, сглаженные временем и не слишком внимательные. Сама писательница с деталями небрежна. В 60-е годы Екатерина еще не пристрастилась к стилизованному русскому платью, время от времени надевать его она начнет только с середины 70-х годов. Налоги в России уже не взимали мехами. Корону императрица носила только в церемониальных случаях. «Знаменитый алмаз» — бриллиант «Орлова» — слишком тяжел и крупен, чтобы украшать лоб, его вделали в скипетр. Орденские кресты не прикалывались к шейному платку. Орден Святого Георгия был учрежден только в 1769 году, а действие происходит в 1766 году. Наконец, в тюрбане и с азиатским изогнутым клинком разъезжал Алексей Орлов — шеф Турецкой кадрили.

Однако все эти неточности досадны лишь для историка. Неосведомленная публика легко прощала их за любовные картинки, разворачивавшиеся дальше. По мнению Абронтес, карусель понадобилась Екатерине, чтобы завлечь в свои сети четвертого из братьев Орловых — Федора. Именно он, как считала писательница, и стал победителем соревнований. На самом деле Ф. Г. Орлов в «ристаниях» даже не участвовал. Зато после карусельного праздника сочинительница поместила сцену соблазнения невинного юноши похотливой старухой.

«Вечером того дня, когда Федор играл в трагедии „Зельмира“, Екатерина в течение всего праздника занималась только им. Она велела ему сказать, чтобы он не снимал свой костюм; и в этой одежде он был, как мне говорили, совершенно прекрасен. Екатерина часть ночи прогуливалась, опершись на его руку… Время от времени она повторяла вполголоса: „Душенька! Душенька!“». Британский посланник сэр Джозеф Маккартни позволил себе «двусмысленную улыбку при виде этой странной пары, состоявшей из женщины, уже прошедшей время любви, и ребенка, столь юного и прелестного… Одна уже состарившаяся в своих разнузданностях, другой — во всей свежести прекрасного утра жизни… Она позвала Панина и спросила:

— Что здесь делает лорд Маккартни?

— Разве он не посол Англии? — удивился министр.

Но Екатерина объяснила, что это не важно, так как сей господин соблазнил ее фрейлину», поэтому ему не следует показываться во дворце. После чего императрица с прекрасным кавалером возобновили прогулку среди жасмина, роз и танцующих молодых женщин. «Воздух, который вдыхали в этих волшебных комнатах, был опьяняющим фильтром», «он благоухал драгоценными ароматами Аравии» и помог соблазнить невинное дитя.

Напомним, в 1765 году Екатерине исполнилось 36 лет, а Федору — 24. Вряд ли императрицу можно было назвать «женщиной, прошедшей время любви», а Орлова «ребенком». Однако к 30-м годам XIX века образ дряхлеющей Мессалины во французской литературе уже утвердился, и герцогиня не пожелала от него отказаться. Сама Абронтес родилась в 1783 году и к моменту написания книги ей был 61 год, через четыре года она скончается. Уместен вопрос, кто та «похотливая» пожилая дама, которая в своих эротических грезах прогуливается об руку с молоденьким кавалером среди роз и аравийских ароматов, сладострастно смакуя подробности соблазнения?

Откуда писательница черпала информацию? Возможно, ей довелось общаться с лордом Маккартни, в 1766 году отозванным из России. На интрижку с фрейлиной посмотрели бы сквозь пальцы, но британский посланник активно собирал сведения, потратив на подкуп чиновников по разным данным от 10 до 150 тысяч рублей. И даже пытался вручить деньги Н. И. Панину[322]. Вернувшись в Париж, Виже-Лебрён упрекала сочинительницу за неразборчивость: «Очень жаль, что герцогиня Абронтес или не читала написанного принцем де Линем и графом Сегюром, или не пожелала довериться несомненно достоверным их свидетельствам. Она могла бы лучше оценить все то, что отличало великую сию государыню и с большим уважением отнестись к памяти сей женщины, составившей славу нашего пола»[323].

Мы привели отрывок из книги Абронтес для того, чтобы показать, как создавались расхожие представления о нравах екатерининского двора. Даже описание такого открытого и публичного действа, как карусель, могло послужить прологом для рассказа о «разнузданностях» и «опьяняющих ароматах». Показывалось то, чего требовал книжный рынок. Реальность не имела значения.

В дальнейшем карусели устраивались еще несколько раз: в 1784, 1803 и 1811 годах — но место их проведения переместилось в Москву. Правительство больше не принимало участия в устройстве праздников, теперь их проводили частные лица по подписке. Любопытно, что семья Орловых еще долго показывала себя на ристалище. В 1811 году в состязаниях приняла участие дочь Алексея Орлова — Анна Алексеевна, а среди судей был внебрачный сын чесменского героя — Алексей Алексеевич Чесменский.