Глава двадцатая Бомбить Димону?

Глава двадцатая

Бомбить Димону?

Весной 1983 советское руководство все больше и больше беспокоила ситуация вокруг советских ракет в Сирии.

На международном небосклоне сгущались черные тучи и в Кремле опасались, не грянет ли гром с молниями на Ближнем Востоке. Войны там чередовались с удивительной последовательностью, каждые 8–9 лет: 1948, 1956, 1964, 1973… Но Советский Союз они тогда прямо не затрагивали. Наоборот, при любом исходе позволяли ему утвердить свое влияние в этом регионе.

Теперь советские ракеты грозно уставились в сирийское небо, но Израиль ни в чем не изменил своего поведения. Он по-прежнему угрожал Сирии, а израильские и сирийские войска продолжали противостоять друг другу в Ливане. Вот только сирийцы явно расслабились, уповая, что теперь Советскому Союзу все равно придется их защищать — деваться-то ему уже некуда. Об этом шли довольно тревожные сообщения из советских посольств.

Суть их сводилась к тому, что США видят свою задачу в оказании нового военного и политического давления на Сирию, которое заставило бы ее присоединиться к израильско — ливанскому соглашению и вывести свои войска из Ливана. Если же политический и дипломатический нажим на Сирию не даст желаемых результатов, Израиль нанесет удар по сирийским позициям в Ливане. Этот вопрос израильтяне в принципе согласовали с Вашингтоном. Большое значение при этом будет придаваться захвату образцов военной техники, в получении которой заинтересованы США. В первую очередь это касается новых ракетных комплексов ПВО.

В Москву докладывалось, что, по мнению американских экспертов госдепартамента, министерства обороны и спецслужб, Советский Союз не будет непосредственно вмешиваться в возможный израильско-сирийский конфликт, а ограничится оказанием политической поддержки Сирии в ООН и выполнением своих обязательств по спецпоставкам.

На одной из таких телеграмм Андропов начертал такую резолюцию:

«Громыко, Устинову.

Прошу обратить внимание. Перспектива, думаю, обрисована здесь достаточно реалистично. Надо серьезно обдумать различные варианты развития событий в ближайшей перспективе и подготовиться к ним, наметить какие меры принять уже сейчас, какие иметь наготове — в дипломатическом и военном плане, чтобы не получилось, что события застают нас врасплох, а мы лишь подстраиваемся к ним.

Прошу подготовить соображения для обсуждения на Политбюро.

27 мая 1983 г. Андропов».

Начались долгие и муторные дискуссии сначала внутри каждого из этих ведомств — МИДа и Министерства обороны, а потом хождения друг к другу. И хотя в резолюции Андропова КГБ не был назван, там тоже шли активные дебаты.

В этот драматический момент, как по заказу, — это случилось 25 мая, сирийцы попытались сбить израильский самолет. Не получилось. Но сразу же в Дамаск поступило весьма жесткое предупреждение госсекретаря Шульца. Громыко бил тревогу — что будем делать, если Израиль нанесет удар по нашим ракетам?

— Когда размещали ракетные полки, — ворчал он, — бахвалились — теперь-то Израиль и пальцем не посмеет тронуть Сирию. Но когда разместили, поняли, что это далеко не так.

На рабочем уровне эксперты перебирали разные варианты: от грозных заявлений и бряцания оружием вплоть до посылки советских войск в Сирию. Причем особые эмоции вызывала не перспектива удара по этим ракетам с воздуха — здесь мы еще сможем хоть как-то отбиться, — а наземной операции израильской армии. Кто тогда защитит наши ракеты? Ведь их обслуживает горстка советских солдат, и они фактически беззащитны. А на сирийские войска и палестинские отряды полагаться нельзя. И что тогда? Не только ракеты, но и наши солдаты попадут в израильский плен? Этого допустить никак нельзя. Поэтому многие генералы из Министерства обороны и Генерального штаба, видимо, чувствуя поддержку Устинова, предлагали весьма радикальные планы.

Однако на них ушат холодной войны вылил начальник Генерального штаба маршал Огарков. Он прямо называл эту затею авантюрой.

Мы ни при каких обстоятельствах не сможем обеспечить коммуникации и тыловое обеспечение этой группировки войск, — уверенно говорил он. — На суше они отрезаны Турцией — членом НАТО. Она может в одночасье перекрыть Босфор и Дарданеллы, а 6-й флот США блокирует подходы к Ливану и Сирии со стороны Средиземного моря. Что делать нам тогда: пробиваться к ним через Турцию, а значит начать третью мировую войну? Или оставить советские войска на позорное поражение и плен?

Огаркову удалось выиграть тогда это сражение. Андропов и Громыко его поддержали, а Устинов не стал настаивать. Но проклятый вопрос «что делать?» оставался.

В разгар этих дискуссий меня вызвал Громыко.

— Молодой человек, — сказал министр (он всегда так ко мне обращался). — Поезжайте в Генштаб — там будет обсуждаться вопрос о возможном нанесении ядерного удара по Димоне в Израиле…

— Андрей Андреевич, — спросил я его, — они что там, в Генштабе с ума посходили?

Лицо министра исказила недовольная гримаса.

— Вот это вы им, молодой человек, объясните, не употребляя подобных выражений.

Совещание вел генерал армии С. Ф. Ахромеев, который был тогда заместителем начальника Генерального штаба. Он сразу же предупредил, что обсуждается рабочая гипотеза, которая имеет свои плюсы и минусы. Возможная цель — израильский атомный реактор в Димоне (пустыня Негев). Ядерный удар не повлечет больших жертв, но ядерное оружие Израиля будет уничтожено, и это подтолкнет арабов к объединению и вступлению в войну с ним единым фронтом. А Израиль будет деморализован и лишен главного своего оружия, что и предопределит его поражение. К негативным аспектам этой «гипотезы» Сергей Федорович отнес риск вовлечения Советского Союза в мировую ядерную войну, хотя и считал это маловероятным.

Памятуя наказ министра, я бранных слов не употреблял. Но привел такую аргументацию. Обсуждаемая акция по своей сути крайне опасна прежде всего для самого Советского Союза. Она не спасет горстку наших солдат в Ливане, а бросит их на произвол судьбы. Применение ядерного оружия даже в пустыне — чудовищная авантюра. Она приведет к катастрофическому столкновению на Ближнем Востоке. На защиту Израиля встанут США, арабы в этой ситуации уйдут в кусты и что тогда, нам воевать уже с США? В результате Советский Союз будет поставлен перед неприемлемой дилеммой: либо признать свое поражение в качестве агрессора, первым применившем ядерное оружие, либо начинать ядерную войну со всеми вытекающими отсюда последствиями для самого существования страны.

Надо сказать, что многие высказали тогда схожие мнения. Никакого решения принято не было.

Тем не менее на следующий день я позвонил начальнику Генерального штаба Н.В. Огаркову и попросил принять меня. О совещании у Ахромеева он уже знал. Молча слушал, вопросов не задавал и только внимательно смотрел на меня, чуть прищурив глаза и откинувшись в кресле. Когда я закончил, он спросил отчужденно:

— Все это так, но ведь что-то и делать надо?

Я ответил, что зенитные ракеты надо либо передать сирийцам, либо вывести их из Ливана, иначе мы станем заложниками этих ракет. Огарков ничего не сказал, только коротко бросил:

— Надо думать.

* * *

Не знаю как обсуждали между собой все эти варианты «возможных мер» Андропов, Устинов и Громыко, и обсуждали ли они их. Думаю, что обсуждали. Потому что на следующий день, 3 июня, меня снова вызвал Громыко и велел срочно, архисрочно писать обращение от имени Андропова к Асаду и Арафату. Суть — соблюдать осторожность и быть бдительными.

Возможности нанесения каких-либо ударов по Израилю министр тогда не касался. Но сказал, что посылка наших военнослужащих в Сирию вместе с ракетами представляет определенный риск. Однако через год эти ракеты будут переданы сирийцам, наши солдаты вернутся домой и острота ситуации для нас спадет. На этот счет уже есть решение Политбюро. Поэтому важно продержаться этот год.

В результате Асаду и Арафату пошло обращение Андропова, в котором настоятельно рекомендовалось соблюдать высокую степень бдительности и не дать себя застать врасплох. «А главное — не давать Израилю никакого повода для развязывания войны, не давать повода, который он мог бы использовать в целях авантюры».

В этом контексте сирийскому руководству осторожно давалась также рекомендация выразить готовность к уходу из Ливана при условии, если эту страну покинут израильские войска.

Израилю удается создать впечатление, говорилось в послании Андропова, что израильские войска будто готовы уйти из Ливана и только позиция Сирии и ООП препятствует этому, а, значит, и установлению мира. Не в интересах Сирии давать Израилю возможность использовать такую демагогию для нагнетания напряженности. Ведь именно Сирия первая настаивала на том, чтобы израильской агрессии был положен конец и Израиль ушел из Ливана без условий, ущемляющих независимость и суверенитет этой страны. Как известно, Сирия ясно заявляла, что в таком случае и она выведет свои войска.

Мини-Карибский кризис

Все это прозвучало как начало отбоя. Только было неясно, чем он вызван. И потребовался еще месяц, прежде чем Политбюро, выполняя указание Андропова, смогло, наконец, обсудить варианты возможного развития событий на Ближнем Востоке, а также возможные меры в этой связи со стороны Советского Союза.

Произошло это на заседании Политбюро 7 июля под председательством самого Андропова. Тут надо бы заметить, что лето 1983 года было, пожалуй, самым активным и напряженным периодом его правления. Но внешне он начал сдавать. Впервые это стало заметно в июне во время обеда, который он давал в честь президента Финляндии М. Койвисто. Вопреки протокольным обычаям, Андропов читал свою речь сидя, стоять ему уже было трудно, а когда спускался по лестнице, его поддерживали двое телохранителей.

Вот и сейчас на Политбюро он сидел бледный, с темными кругами под глазами. Перед членами этого ареопага лежала Записка в ЦК, рожденная в муках двухмесячных дебатов между МИДом и Министерством обороны и подписанная в конце концов Громыко и Устиновым.

В ней указывалось, что «Израиль, хотя и подписал соглашение об уходе из Ливана, явно не собирается делать этого». А отказ Сирии уйти из Ливана может его даже устраивать, давая предлог продолжать оккупацию этой страны. «Израиль, судя по всему, беспокоит не столько присутствие сирийских войск в Ливане, сколько укрепление обороноспособности Сирии, оснащение ее вооруженных сил современным оружием. Нельзя исключать поэтому, что Израиль может попытаться нанести удар по Сирии, чтобы разгромить ее военный потенциал и попытаться изменить существующий там режим, расчистив таким образом путь к заключению сепаратного мира по кэмп-дэвидской схеме».

В общем, делался вывод, что возможность такого нападения со стороны Израиля существует, хотя американцы едва ли будут подталкивать его к крупномасштабной войне, учитывая предстоящую предвыборную кампанию в США.

Что же касается боеспособности вооруженных сил Сирии, говорилось в этом документе, то «в целом сирийская армия обеспечена всем необходимым и способна отразить возможную израильскую агрессию. Однако исход вооруженного конфликта во многом будет зависеть от того, решится ли руководство Сирии ввести в действие имеющиеся планы отражения агрессии и использовать в полной мере возможности своих вооруженных сил».

А дальше шли рекомендации в отношении нашей политической линии, суть которой сводилась к тому, что нам следует и дальше поддерживать Сирию в ее борьбе против реализации сепаратного соглашения по Ливану. Но при этом рекомендовать сирийцам вести дело «гибко, избегать опрометчивых действий, которые могли бы дать повод Израилю совершить агрессию против Сирии».

«В случае, если в политике израильских правящих кругов возьмет верх экстремистское направление и Израиль нападет на сирийские войска в Ливане, наши усилия должны быть направлены на быстрейшее прекращение конфликта и недопущение его разрастания. С этой целью, в зависимости от обстановки, могут быть использованы возможности Совета Безопасности, Генеральной Ассамблеи…»

Тут-то и началось самое интересное. Необычайно остро Андропов поставил вопрос о размещении наших ЗРК в Сирии.

— В свое время, — говорил он, — мы допустили просчет, когда направили в Сирию наши зенитные ракетные комплексы вместе с персоналом. Да еще согласились, чтобы приказ на их боевое применение давало сирийское командование.

Тут надо прямо сказать — мы попали в ловушку. Несмотря на наши поставки Сирии самого современного оружия, шансов победить Израиль у нее практически нет. Поэтому, независимо от того, выполнит наш командир на месте приказ сирийского командования о пуске ракет или нет, на Советский Союз арабы будут возлагать вину за поражение Сирии. Еще хуже для нас может сложиться ситуация, если мы непосредственно втянемся в их военный конфликт. Тогда дело может дойти до более серьезных осложнений.

Хотя и в миниатюре, но нынешняя ситуация на Ближнем Востоке напоминает Карибский ракетный кризис 1962 года. Масштабы, конечно, не те, и противник не тот. Но опасность нашего вовлечения в вооруженный конфликт между Сирией и Израилем существует, поскольку под угрозой нападения находятся не только наши ракеты, но и наши люди.

Я знаю, что у нас на рабочих уровнях идет проработка возможных военных акций в такой ситуации. Об этом надо забыть. Мы уже приняли ряд мер, чтобы свести к минимуму риск нашего вовлечения в такой конфликт, и твердо сказали сирийцам, чтобы в случае войны с Израилем они рассчитывали на собственные силы.

Сейчас нам нужно четко определить линию поведения на перспективу. Коротко говоря, это осторожность и сдержанность, так чтобы не влезть самим в ближневосточный конфликт. Главным приоритетом должно стать исполнение решения Политбюро о передаче советских ракет Сирии и выводе нашего персонала из этой страны. Чем скорее, тем лучше.

При этом твердо вести линию на предотвращение военного конфликта между Израилем и Сирией, прежде всего политическими средствами. В случае нападения Израиля рассмотреть возможность некоторых демонстрационных мер, чтобы побудить США и Израиль к сдержанности. Но при любом развитии событий наши шаги не должны переходить за грань прямого вовлечения в военные действия.

После такого выступления Андропова дискуссии на Политбюро, по сути дела, не было — все были «за». Было принято решение согласиться с этими соображениями и, среди них, со следующим:

«Если конфликт распространится на сирийскую территорию, рассмотреть вопрос о некоторых демонстрационных мерах, призванных побудить США, а через них и Израиль к сдержанности. Наши шаги не должны переходить за грань прямого вовлечения в военные действия».[86]

Громыко был доволен — победила его линия.

Сценарий для Третьей мировой войны

Но напряжение не спадало. Той весной и летом не было ни одного заседания Политбюро, где в той или иной форме не затрагивались бы вопросы, связанные с ситуацией на Ближнем Востоке. Причем вопросы кардинальные. И главным среди них была проблема — под ударом могут оказаться не только ракеты, но и советские военнослужащие. Призванные защитить Сирию, они сами оказались беззащитными.

Еще в апреле было принято решение о передаче наших ракет Сирии и выводе советского персонала, обслуживающего эти ракеты, к лету следующего, 1984 года. Но успокоения это не принесло. Было похоже, что наши военные не спешили уходить из Сирии. А с Ближнего Востока по линии КГБ и ГРУ поступала тревожная информация о возможных провокациях с целью прямого вовлечения Советского Союза в ближневосточный конфликт. Причем таких провокаций следовало ожидать как со стороны арабов, так и со стороны Израиля. И основания к этому были серьезные.

После кровавых событий в Бейруте Вашингтон направил в Ливан морских пехотинцев, которые вместе с французскими войсками несли функции миротворцев. От советских солдат в Сирии их отделяло всего каких-то полсотни километров. А Ливан в это время кипел в котле гражданской войны, где все воевали против всех. В нее постепенно втягивалась и американская морская пехота. В середине сентября она впервые нанесла артиллерийский удар по целям на ливанской территории, находящейся под контролем Сирии. Сирийцы предупредили, что впредь будут наносить ответные удары.

Дальше-хуже. 23 октября 1983 года пятитонный грузовик пробил заграждения у ворот американских казарм в Бейруте неподалеку от аэропорта и шофер-камикадзе взорвал себя вместе с машиной, начиненной 300 килограммами взрывчатки. Погибло 239 морских пехотинцев. Подозрение падало на мусульман-шиитов, действовавших с ливанской территории, контролируемой Сирией, и Вашингтон грозил ответными ударами.

В американской печати появились тревожные ноты: новый раунд обстрелов и бомбардировок может привести к гибели советских военнослужащих, «что, в свою очередь, может привести к серьезной американо-советской конфронтации». А бывший заместитель госсекретаря Джордж Болл открытым текстом предупреждал: если повторится ситуация с уничтожением иракского ядерного реактора, но только теперь в отношении советских ракет, то это может стать «сценарием к Третьей мировой войне».[87]

Нарастание угроз в противостоянии Израиля и Сирии, за которыми стояли такие гиганты, как СССР и США, вызывали растущее беспокойство в Европе. Шеф французского департамента стран Ближнего Востока на Кэ-де-Орсе и бывший посол Франции в Израиле Бонфус жаловался однажды советскому представителю в Париже, что они, французы, боятся новой Ялты. Чем хуже ваши отношения с американцами, говорил он, тем больше такая вероятность, как размен, — Центральная Европа на Ближний Восток.

Но к этому оснований не было. Судя по всему, ни в Москве, ни в Вашингтоне таких замыслов не существовало.

Надо сказать, что в МИДе весьма скептически относились к перспективе израильского нападения на советские ракеты в Сирии, и Громыко, судя по всему, разделял мнение своих специалистов. Но сигналы тревоги шли от КГБ, и с этой организацией министр, как правило, не спорил. Однако всегда был доволен, когда его дипломатам удавалось на рабочем уровне отстоять мидовскую точку зрения. Если же это не получалось и к нему приходили с вопросом «как быть?», недовольно кривил губы и бурчал: «Комитету поручено вести вопросы безопасности Советского Союза», — и ничего не делал.

Так было и на заседании Политбюро 18 августа, где одним из главных вопросов опять было положение на Ближнем Востоке. Мидовская позиция, которая накануне тщательно обсуждалась у Громыко, была представлена очень осторожно. Оценка ситуации строилась на том, что США, по всей видимости, отказались от «глупой идеи» Хейга объединить Израиль и арабские страны в борьбе против советской угрозы. Но эту борьбу они намерены продолжать, выстраивая для ее ведения две опоры — Израиль и консервативный арабский мир.

В Вашингтоне, наконец, поняли, что объединить эти две опоры не удастся — между ними всегда будут существовать трения, разногласия и даже публичная полемика. Но воевать между собой они не будут, так как обе они зависят от Америки и ее оружия. Поэтому к этой, второй опоре, США будут подтягивать другие арабские страны, в том числе наших друзей, соблазняя их финансовой и экономической помощью. Таким путем они намерены ослабить советские позиции на Ближнем Востоке.

Как нам противостоять этому? Прежде всего активизировать нашу линию на достижение справедливого и прочного мира на Ближнем Востоке. Здесь позиции Советского Союза близки позициям всех арабских стран, как прогрессивных, так и консервативных. Кроме того, следует проявить инициативу в урегулировании конфликта в Ливане и, может быть, даже между Сирией и Израилем. Тут у нас может оказаться больше шансов, чем у США. Все это укрепит наши позиции в арабском мире в целом.

Но Андропов сделал упор совсем на другом. Его явно беспокоила опасность вовлечения Советского Союза в тлеющий ближневосточный конфликт.

— Не только в Сирии, — подчеркивал он, — но и среди палестинцев, да и среди арабов вообще есть силы, которые любым способом, даже путем провокаций, хотели бы втянуть нас в военный конфликт в этом регионе, с тем чтобы отсидеться за нашей спиной и потом нашими же руками загребать жар.

В последнее время обозначилась другая опасная тенденция. Есть круги в Израиле и, видимо, в США, которые тоже хотят втянуть нас в конфликт, надеясь, что Сирия его все равно проиграет, и тогда всю ответственность за ее поражение взвалить на нас. Их расчет ясен: ослабить наши позиции в арабском мире, показать, что у арабов может быть только один защитник — США.

В общем, здесь надо проявлять высочайшую бдительность. Кризис на Ближнем Востоке нарастает не сам по себе. Он — составная часть общего агрессивного курса США на слом сложившегося стратегического баланса в мире. Поэтому нельзя допустить, чтобы нас спровоцировали и вовлекли в конфликт там, где у нас нет прочных позиций.

На прошлых заседаниях Политбюро мы приняли решение о передаче наших ЗРК Сирии и выводе советского персонала к лету следующего года. Это решение надо твердо соблюдать.

Тут Андропов замолчал и внимательно оглядел присутствующих. Все согласились. Но четкий курс и активная линия Советского Союза в ближневосточных делах тогда так и не была выработаны.

Последнее Политбюро Андропова

Не прошло и недели после этого памятного заседания Политбюро, как появилась Записка Примакова, адресованная Андропову. Она была посвящена той же теме, которая обсуждалась на Политбюро и называлась «О перспективах развития обстановки на Ближнем Востоке».

На первый взгляд, в ней не было ничего нового, просто были сведены воедино различные позиции, высказывавшиеся на том заседании Политбюро. Однако упор в ней делался на росте американского влияния на Ближнем Востоке и опасности вовлечения Советского Союза в военный конфликт между Сирией и Израилем.

В подходе арабов просматриваются две линии, писал Примаков. Руководства Иордании, Саудовской Аравии, Марокко, Египта и других стран предлагают «поощрить» американцев путем ряда уступок, что, якобы, приведет к большей гибкости в позиции США и расширит разногласия Белого дома с Бегином.

А курс президента Сирии Асада нацелен на то, чтобы добиться таких же результатов, то есть в конечном счете компромисса с США, но на основе позиции силы. Для этого Сирия хочет укрепить с помощью СССР свою безопасность, установить надежный контроль над ПДС и ливанскими национально-патриотическими силами.

Промежуточную позицию между этими двумя линиями занимает Арафат.

В этой обстановке военная помощь Советского Союза Сирии сдерживает Израиль. Но проявляются и негативные стороны таких мер:

Растет наша вовлеченность в конфликт, что пока не сопровождается адекватными возможностями влияния СССР на Сирию и других арабских партнеров при принятии ими политических решений. При этом Дамаск не имеет гарантий против перерастания ограниченных конфликтов в широкомасштабную войну Израиля с Сирией; администрация Рейгана обрабатывает западное общественное мнение в духе того, что Советский Союз вместе с Сирией несет ответственность за срыв мирных усилий США в Ливане; в случае военного поражения Сирии вся ответственность будет переложена на Советский Союз, и это будет отрицательно влиять на наши позиции в регионе.

А в конце Записки следовало предостережение: «Такая ситуация может еще больше усложниться в результате уязвимости ракетных комплексов с советским персоналом на территории Сирии, а также, как представляется, чрезмерной «оптимистичности» оценок боеспособности сирийской армии со стороны наших военных представителей на месте».

Все вроде бы было правильно в этой Записке Примакова. Необычен был только высокий ее адресат да и, пожалуй, резкий выпад против военных. Но как однажды со значением пошутил Андропов: «У нас один классик сказал: каждой бумаге нужно дать правильное направление». Поэтому все стало ясно, когда Андропов велел разослать ее всем членам Политбюро в сопровождении такой резолюции:[88]

«Направляю Записку директора Института востоковедения АН СССР т. Примакова Е. М.

Несмотря на элементы субъективизма, она правильно отражает всю сложность и глубину противоречивой ситуации на Ближнем Востоке.

Приводимые в Записке факты подтверждают высказывавшиеся мною на заседании Политбюро 18 августа опасения по поводу того, что нас тем или иным путем хотят втянуть в непосредственное участие в возможном военном конфликте. Тогда мы все согласились с тем, что этого допустить ни в коем случае нельзя. Сейчас я хочу добавить, что наше политическое участие в делах урегулирования положения в этом районе должно осуществляться исходя из того, чтобы на нас в конце концов не «повесили» всю ответственность за возможные неблагоприятные для Сирии и других арабских стран последствия.

Несмотря на предпринимаемые нами меры, наши действия по решению ближневосточной проблемы носили подчас импульсивный характер, наша информация по Ближнему Востоку тоже отрывочна и нередко носит оттенок личной позиции товарищей, которые ее представляют.

Чтобы исправить такое положение и по возможности избежать неприятных для нас случайностей, вношу предложение образовать постоянно действующую комиссию Политбюро по типу польской и афганской, которой поручить наблюдение за делами в районе Ближнего Востока и внесение своевременных предложений в Политбюро. В состав комиссии можно было бы включить тт. Устинова Д. Ф., Громыко А. А., Алиева Г. А., Пономарева Б. Н., Корниенко Г. М., Огаркова Н. В.[89]

При комиссии можно было бы образовать рабочую группу из специалистов по Ближнему Востоку и других товарищей, имеющих отношение к этой проблеме. Но это уже должна определять сама комиссия.

Ю. Андропов. 27 августа 1983 года».

Очевидно, в этом и было «назначение» Записки Примакова. Теперь Ближний Восток, как Афганистан и Польша, изымались из единоличных владений МИДа и передавались в общее пользование комиссии Политбюро. Все основные вопросы, касающиеся этого жаркого региона, должны теперь решаться там. А поскольку между ее членами неизбежно будут возникать расхождения, то последнее слово будет за Генсеком — Андроповым. В этом, очевидно, и был его замысел.

1 сентября 1983 года в Кремле заседало Политбюро. Это было последнее заседание, на котором присутствовал Андропов. Выглядел он бледным и уставшим, но это никак не сказывалось на его поведении — заседание он вел твердо, по-деловому, и чувствовалось, что он хозяин.

По резолюции Андропова дискуссии не было. Политбюро приняло решение одобрить содержащиеся в ней соображения и образовать комиссию по Ближнему Востоку в предложенном составе. «Созыв» этой комиссии, то есть председательство в ней поручалось Устинову.[90]

Громыко отнесся к этому решению стоически.

— Баба с воза — кобыле легче, — заметил он уже у себя в кабинете.

Мудрым человеком был все-таки Андрей Андреевич Громыко, пробывший на посту министра иностранных дел СССР двадцать три года. Тут, как бы в скобках, надо заметить, что угрозами и бряцанием оружия, собственно говоря, дело тогда и ограничилось — войны удалось избежать, а через год, в июле 1984 года, весь личный состав советских воинских частей покинул территорию Сирийской Арабской Республики. Так было завершено выполнение пункта первого плана Андропова, но уже без Андропова.