Глава четвертая На двух стульях

Глава четвертая

На двух стульях

Серьезной болевой точкой советской политики в начале 80-х годов стала война Ирака с Ираном.

Начал ее Саддам Хусейн, посчитав, что исламская революция ослабила иранскую армию. «Она теперь разваливается, и победа будет легкой», — так ему доносила послушная иракская разведка. Поэтому объявление своего решения он обставил в виде грандиозного театрального шоу.

17 сентября 1980 года в Багдаде шло обычное рутинное заседание Национального собрания. Неожиданно в зале появился президент в военной форме. Он стремительно взошел на трибуну и на глазах изумленных депутатов разорвал в клочья текст Договора с Ираном, который сам согласовал с шахом в 1975 году. А пять дней спустя иракские танки форсировали реку Шат-эль-Араб и ворвались в Иран.

В тот день в Москве проходили переговоры на высоком уровне. Специальный представитель иракского президента и его заместитель Тарик Азиз доверительно рассказывал секретарю ЦК КПСС Б. Н. Пономареву о коварстве американских империалистов, но не сказал ни слова, что Ирак начал войну с Ираном. Поэтому для внешнего мира дело выглядело так, что это Советский Союз благославил Саддама Хусейна совершить нападение.

Но это было не так. Разумеется, в Кремле знали о военных планах иракского вождя. Резидентуры ГРУ и КГБ давно сообщали из Багдада, что иракская армия полностью отмобилизована и не сегодня-завтра вторгнется в Иран. Вот только точная дата была неизвестна.

Однако в кремлевских кабинетах шла разноголосица: что делать? Пономарев и Международный отдел ЦК КПСС считали, что иранская революция носит антиимпериалистический характер и, значит, отвечает интересам Советского Союза. Поэтому надо оказать сдерживающее влияние на Саддама Хусейна. Иначе оружием Ирака, — а это советское оружие, — будет наказан Иран, выставивший вон американцев.

Иракского диктатора Пономарев просто на дух не переносил, постоянно вспоминая о гонениях на иракских коммунистов. Заведующего отделом стран Ближнего Востока МИДа он однажды так отчитывал в своем большом, но неухоженном кабинете в ЦК на Старой площади:

— Это Вы писали об укреплении дружбы и сотрудничества с Ираком?[19] Зачем Вы это делаете? Нужно делать ставку на свержение Саддама Хусейна, а не крепить с ним дружбу. Любой режим лучше, чем режим Саддама Хусейна.

Но не тут-то было. Устинов и Министерство обороны, наоборот, «болели» за Ирак. Они доказывали, что отказ от помощи Ираку, с которым заключен Договор о дружбе, может подтолкнуть его к разрыву отношений с нами и к переориентации на Запад. Тем более что такие тенденции уже обозначились в экономическом и военном сотрудничестве.

А Громыко и Андропов занимали промежуточную, осторожную позицию. Конфликт между Ираком и Ираном не в интересах Советского Союза, так как вместо борьбы с империализмом эти страны втягиваются в изнурительную войну друг с другом. А победа любой из них может привести к кардинальному изменению баланса сил в этом регионе, которое будет не в интересах Советского Союза.

Громыко так рассуждал в кругу своих близких подчиненных:

— Ирано-иракская война — это не локальный конфликт в далеком, забытом Богом уголке земного шара, до которого никому нет дела. Для нас — это мягкое подбрюшье с юга. А для США — нависший вал с востока на регион Персидского залива, откуда к ним поступает нефть и который они неспроста объявили зоной своих жизненных интересов.

Теперь представим на минутку, что одна из сторон — Ирак или Иран — терпит тотальное поражение в этой войне. Это неминуемо поведет к ее распаду и к катастрофической дестабилизации всего обширного региона Ближнего и Среднего Востока. Где гарантии, что тогда американцы не вмешаются в этот конфликт и не введут туда свои войска? И что делать тогда нам? Вводить свои войска? Но не поведет ли тогда ирано-иракский конфликт к глобальному столкновению СССР и США?

Линия Громыко — Андропова в конце концов возобладала. 24 октября 1980 года Политбюро дало указание всем советским ведомствам активно проводить линию на скорейшее прекращение этой войны, не становясь на чью-либо сторону, и приостановить поставки оружия обеим воюющим сторонам — и Ираку, и Ирану.

— Интересно, — прокомментировал это решение начальник Генерального штаба маршал Н. В. Огарков, — как долго нам удастся усидеть между двух стульев?

* * *

Поначалу все вроде бы свидетельствовало о том, что Политбюро избрало правильную линию. Иракские танки скоро увязли в песках Хузистана, а в начале января 1981 года Иран внезапно перешел в наступление.

Мне довелось быть тогда в Басре и видеть, как были деморализованы иракские солдаты. Да, они были значительно лучше оснащены и обучены, чем иранцы. Но впереди иранских войск шли не танки, а безоружные верующие мальчишки-школьники и студенты. Когда по ним открывали шквальный огонь, они не прятались в окопах и не ложились на землю, а шли вперед, смеясь и ликуя, принимая смерть, как высшее благо. Место павших тут же занимали другие мальчишки и шли стеной вперед, рано или поздно добираясь до горла ненавистного противника. В госпиталях Басры большинство иракских солдат были с ножевыми ранениями. В их глазах был ужас: как можно одолеть врага, который не боится смерти?

Однако к весне 1981 года обстановка на фронте стабилизировалась. Советские военные советники в Ираке докладывали в Москву, что война приобретает устойчивый позиционный характер. Иранские войска имеют численное превосходство. В ряде случаев им удалось потеснить иракцев и выйти к государственной границе. Однако превосходство в вооружениях и технике за Ираком. Он прочно удерживает полосу в 15–40 километров в глубь иранской территории на всем протяжении 600-километровой границы к северу от Персидского залива. Но обе стороны несут огромные потери, а войне этой не видно ни конца, ни края.[20]

Посол Добрынин сообщал из Вашингтона, что правительство Рейгана удовлетворено таким ходом событий.

Ирако-иранская война с точки зрения интересов США более полезна, чем вредна, писал он. Она фактически парализует развитие отношений Советского Союза как с Ираком, так и с Ираном. Она оказывает парадоксально стабилизирующее воздействие на политическую обстановку в регионе Персидского залива, так как Иран лишен возможности активно навязывать революционную шиитскую идеологию, а Ирак скован как радикальная сила. Угроза нефтяным путям и источникам со стороны этих стран сейчас спала.

Что ж, это был тот редкий случай, когда оценки Москвы и Вашингтона совпадали.

Пономарев поправляет Ленина

Очень скоро выяснилось, что у Советского Союза есть и другое слабое место. Тревогу стал бить председатель ГКЭС С.А. Скачков, отвечавший за военные поставки зарубежным странам.

16 февраля он направил специальную Записку в ЦК КПСС.[21] В ней сообщалось, что Советским Союзом задержаны поставки Ираку специмущества по ранее взятым обязательствам на 1980–1981 годы на сумму 1,7 миллиарда рублей. Однако Ирак продолжает регулярно платить за не поставленные ему оружие и технику и уже заплатил Советскому Союзу 800 миллионов рублей. В любой момент иракцы могут потребовать вернуть эти деньги. А прекращение военного сотрудничества с Ираком может серьезно ослабить валютные поступления в СССР. Поэтому надо заново рассмотреть этот вопрос и продолжить поставки советского оружия Ираку.

Обсуждение этой Записки на рабочем уровне между ведомствами вскрыло еще одно слабое место в советской позиции: Ирак больше не зависит от поставок советского оружия и потому их прекращение не повлияло на его возможность продолжать военные действия.

За последние пять лет Саддаму Хусейну удалось значительно диверсифицировать источники поставок вооружений. Если в 1972 году из Советского Союза поступало 92 % закупаемых Ираком вооружений, то в 1979 году только 63 %. Франция потеснила СССР и его присутствие на рынке вооружений Ирака упало в 1981 году до катастрофически низкой отметки. Саддам Хусейн откровенно заявил группе французских журналистов:

— Советы отказались поставлять нам некоторые виды оружия, но мы не будем поднимать шум. Мы просто обратимся к другим, и прежде всего к Франции».[22]

Неудивительно поэтому, что мрачные предсказания Скачкова очень скоро стали сбываться. Уже через неделю иракцы сняли со своего 2-миллиардного вклада в одном из советских банков 800 миллионов рублей и предупредили: снимут и все остальные деньги, если не будут возобновлены поставки оружия.

В общем, проблемы, поднятые Скачковым, попали в самую больную точку. Все дело в том, что само понятие «торговля оружием» в Москве было под строгим «табу». Вместо торговли речь должна была идти о «поставках оружия» и за этим строго следил Международный отдел ЦК КПСС.

— Пономарев поправляет Ленина, — горько шутили мидовские острословы. — Вождь говорил: «Учитесь торговать!» А Пономарев?..

А Пономарев грозно поучал: «Мы не буржуазные торгаши, и поставки советского оружия — это прежде всего инструмент нашей принципиальной классовой политики. Советский Союз поставляет оружие тем странам и народам, которые борются за свободу и независимость, против колониализма и империализма. Или, на худой конец, — чтобы ослабить их зависимость от США. Поэтому, кто может платить — пусть платит. У кого нет денег, — простим, спишем, зачтем в долг: лишь бы боролись».

А таких, кто мог платить, было, естественно, совсем немного. На Ближнем Востоке практически один Ирак. На начало 80-х главными клиентами там были Сирия и Ирак. Обязательства Советского Союза по поставкам оружия Сирии составляли 10 миллиардов тяжелых рублей, а Ираку 8 миллиардов. Но сирийцы практически не платили, а Ирак даже вносил деньги вперед. Поэтому в итоге Советский Союз едва ли получал доход от торговли оружием и было бы неплохо, если бы сводил концы с концами.[23]

Внешне все выглядело куда как хорошо. За предыдущие несколько лет Советский Союз почти вдвое увеличил объемы контрактов по экспорту оружия, которые приблизились теперь к отметке 18 миллиарда долларов. В 1980 году он занял первое место в мире в качестве «торговца» оружием. А рекорд США в 1975 году составил всего лишь 16,1 миллиардов. Вроде бы совсем неплохо для СССР. А на самом деле все обстояло наоборот.

Поэтому проблем тут возникало немало, и дискуссии на рабочем уровне вскрывали разный, зачастую противоположный подход советских ведомств, имеющих отношение к поставкам оружия. Последовательным «пуристом», выдерживающим чистоту классового подхода, пожалуй, выступал лишь Международный отдел ЦК КПСС. И, наоборот, на откровенно торгашеских позициях стояло только ГИУ ГКЭС[24] — ему надо было зарабатывать валюту, чтобы хотя бы окупить эти поставки оружия. А Министерство обороны и МИД находились где-то посредине между ними.

Но вот что интересно. Анализ, проведенный специалистами Министерства обороны и МИДа, показал, что подход новой администрации США к торговле оружием претерпел значительные изменения. Теперь Вашингтон тоже стал рассматривать ее как инструмент своей внешней политики. Уже в первый год президентства Рейгана были заключены крупные контракты на поставку оружия с более чем дюжиной государств — от Сальвадора до Саудовской Аравии — с целью противостоять росту советского влияния в мире. Можно ожидать, что поставки американского оружия за рубеж составят в 1982 году рекордную сумму — 25 миллиардов долларов. Но при этом американцы свое оружие все-таки продают, а не «поставляют».

Проводя эту новую стратегию, Вашингтон отвергает или, по существу, значительно смягчает ограничения на торговлю оружием, введенные во времена предыдущих администраций. Например, так называемое картеровское «правило проказы», запрещавшее посольствам США оказывать какую-либо помощь американским производителям оружия. Теперь оно отменено. Больше того, американским посольствам за рубежом вменяется в обязанность оказывать содействие своим торговцам оружием.

Устранен также «критерий прав человека», применявшийся администрацией Картера к государствам, приобретающим американское оружие. В результате значительно смягчены ограничения на поставки вооружений Аргентине и Чили, а Южной Корее продано 36 современных бомбардировщиков F-16.

Но больше всего в Москве были озабочены тем, что новая администрация США стала поставлять вооружения и технологии странам, которые занимаются разработкой собственного ядерного оружия. Пакистану, например, было продано 40 бомбардировщиков F-16, хотя тот тайно создавал атомную бомбу, и в Вашингтоне не могли этого не знать. Что это — начало пересмотра основы основ: Договора о нераспространении ядерного оружия?

В общем, вопрос о поставках советского оружия Ираку оказался горящим, и, хотя споры между ведомствами еще продолжались, было решено обсудить Записку Скачкова на заседании Политбюро 12 марта 1981 года. Но перед его началом члены ПБ удалились в Ореховую комнату, чтобы устранить существовавшие разногласия. Вопрос стоял ребром — менять или не менять политику в отношении продажи оружия Ираку и Ирану.

Как спорили члены Политбюро

Ореховая комната была обычным кремлевским кабинетом, находившимся рядом с залом заседаний Политбюро, только стены ее были облицованы под светлое ореховое дерево. Отсюда и название «Ореховая комната». Там перед заседанием члены Политбюро без посторонних лиц проходились по повестке дня, стараясь выработать единую позицию. Если же по какому-то вопросу оставались разногласия, то он снимался с повестки дня и отправлялся на доработку. Ни кандидаты в члены Политбюро, ни секретари ЦК КПСС, ни всезнающие помощники к этому таинству обычно не допускались, дабы не выносить сор из избы.

Меня, одного из немногих, единожды допустили в эту святая святых. И не за каких-то особые заслуги, а просто нужен был исполнитель, который мог быстро и грамотно оформить итоги проходившей там дискуссии в виде решения Политбюро.

Его члены чинно сидели за круглым столом, а застрельщиком дискуссии выступал Устинов. Он говорил горячо, немного на повышенных тонах, но аргументы его звучали весомо:

— Год назад мы приняли решение прекратить поставки оружия Ираку и Ирану, имея в виду, что это будет способствовать прекращению ими войны. Но война продолжается и ей не видно конца и края. Оружие им вместо нас поставляют другие страны, которые руководствуются отнюдь не альтруистическими побуждениями, а интересами собственного кармана.

Одна только Франция заработала на поставках оружия в Ирак в 1977–1980 годах 4 миллиарда долларов! А в сентябре прошлого года в Париже побывал наш бывший друг Тарик Азиз и договаривался о закупке авиационной техники еще на 3 миллиарда.

Но Франция не единственная, кто зарабатывает деньги на наших ошибках. Таким счастливчиком стал египетский президент Садат. Ему удалось сбагрить Ираку старое советское оружие, которое мы когда-то по сути дела задарма отдавали Египту, и получить за него миллиард долларов чистоганом.

Китайцы тоже погрели на этом решении руки. В первые дни войны они продали Ираку сотни, а потом тысячи старых советских танков, бронетранспортеров и артиллерийских орудий еще 50-х годов выпуска. Наши специалисты докладывают, что иракцы используют эти танки таким способом: закапывают их в песок по самую башню, стреляют, а потом просто бросают. Ирак закупил в Китае 1300 таких старых танков и заплатил за них опять миллиард долларов. А у нас, между прочим, тысячи таких танков гниют на складах!

Эти миллиарды уплыли из нашего кармана! Тут жалуются на пустые полки наших магазинов, обвиняя в этом военно-промышленный комплекс. Но не военные потеряли почти 10 миллиардов долларов, которые можно было пустить на подъем сельского хозяйства и переоборудование пищевой и легкой промышленности.

И мы не только профукали эти миллиарды. Наши военные корабли лишены теперь возможности захода в иракский порт Кум-Каср. Это была еще не военная база, но дружественный порт в Персидском заливе, где наши корабли могли заправиться горючим, пополнить запасы продовольствия и сделать небольшой ремонт. А Персидский залив — это больная мозоль всего района Ближнего и Среднего Востока. И если бы мы захотели вдруг надавить на американцев, то нет лучшего способа, чем наступить на эту мозоль.

Что мы имеем в результате этого необдуманного решения? — Устинов остановился и обвел присутствующих долгим взглядом. — Теряем миллиарды в валюте, Иран не приобрели и не приобретем, а Ирак потеряли.

— Нельзя потерять то, чего не имеешь, — буркнул Громыко.

Не знаю, всегда ли так остро и откровенно говорили члены этого ареопага в Ореховой комнате, но выступление Устинова впечатляло. Однако Андропов стал сглаживать острые углы:

— Решение о приостановке поставок вооружений обеим воюющим сторонам в октябре прошлого года мы принимали единогласно. И, несмотря на недостатки, на которые указывал здесь Дмитрий Федорович, оно сыграло положительную роль в противодействии разрастания военного конфликта на южных рубежах Советского Союза и превращения нашего соседа Ирана во враждебное государство. Это главное.

В отношении Ирака надо проявлять осторожность и прежде всего разобраться, куда он идет и чего добивается. После прихода к власти Саддама Хусейна начались заметные изменения в политике Ирака. Похоже, что он взял курс на лидерство в арабском мире и, чтобы утвердиться в этом качестве, проводит политику равноудаления как от США, так и от СССР.

Пока преждевременно говорить, что он переориентируется на США, хотя этого нельзя исключать в перспективе. Но то, что он все дальше отходит от сотрудничества с Советским Союзом, это уже факт. Достаточно упомянуть, что Ирак был в числе арабских государств, осудивших нашу интернационалистскую акцию по вводу войск в Афганистан. Этими шатаниями в иракской политике, конечно, пользуются западные державы. Франция поставляет оружие, а США хотят его руками наказать Иран, который выгнал американцев вон из своей страны.

В общем, следует глубоко разобраться и, если нужно, внести коррективы в нашу позицию. Но в целом она была правильной. Может быть, стоит подумать над тем, чтобы дозированно приоткрыть поставки запчастей к отдельным видам боевой техники обеим странам — Ираку и Ирану — и посмотреть на реакцию.

Андропова поддержал М. А. Суслов. Но упор сделал совсем на другом и долго говорил, что по отношению к Ираку надо проводить сдержанную линию, так как Саддам Хусейн установил в стране антикоммунистический режим и репрессии против компартии продолжаются. Поддерживая Ирак в этой войне, США пытаются заставить Иран отойти от своей нынешней резко антиимпериалистической позиции.

Ну а Громыко напирал на то, что военным путем Ирак и Иран не решат спорных проблем, что нам надо проводить взвешенную линию, ибо победа любой из сторон в этой войне может привести к кардинальным изменениям в регионе, которые будут не в интересах Советского Союза.

В общем, на этот раз в Ореховой комнате ни о чем не договорились. Политбюро лишь поручило заинтересованным ведомствам — Совету Министров СССР, МИДу, МО и ГКЭС — рассмотреть вопрос о возможности возобновления поставок Ираку «запчастей учебного и вспомогательного имущества… не являющегося боевым оружием». А заодно проработать и такой вопрос: не следует ли одновременно разморозить поставки такого же спец имущества Ирану?

23 марта 1981 года Политбюро опять рассматривало проблемы, возникшие с поставками оружия, и на этот раз приняло соломоново решение: запчасти и вспомогательное имущество, но не само оружие, будет поставляться обеим воюющим сторонам — Ираку и Ирану. Объяснялось это на удивление просто:

Вначале, с возникновения ирано-иракского конфликта, Советским Союзом «были прекращены все поставки вооружений и боеприпасов и Ираку, и Ирану. Это безусловно имело значение для предотвращения дальнейшего разрастания конфликта. Хорошо известно, однако, что Франция, ФРГ и некоторые другие западные страны продолжают оказывать Ираку помощь, используя ее для укрепления своих позиций в этой стране. Ирак все больше сейчас стремится расширять закупки вооружений на Западе». В то же время и Ирак, и Иран обращаются к нам с просьбами о возобновлении поставок, хотя бы запчастей и вспомогательного имущества к поставленной ранее спецтехнике. Взвесив все стороны этого вопроса, мы пришли к решению поставлять Ираку и Ирану эти виды специмущества, не являющиеся боевым оружием.[25]

Явление Примакова

Соломоново решение не сработало. В конце марта советский посол в Багдаде А. А. Барковский[26] деликатно сообщил в Москву, что наше согласие на поставки запчастей к оружию встречено с удовлетворением. Но поскольку речь идет только о запчастях, решение Ирака о прекращении платежей остается в силе.

Реверанс посла хотя и смягчил удар, но сути дела не исказил: Ирак не принял советского компромисса и денег платить не будет.

Теперь пути улаживания разрастающегося конфликта с Саддамом Хусейном было поручено поискать известному специалисту в такого рода делах Е. М. Примакову.

Максимыч, как звали его друзья-ближневосточники, формально не имел полномочий для обсуждения такого рода споров. В те годы он никаких государственных постов не занимал, а был директором Института востоковедения Академии наук СССР.[27] Но на Ближнем Востоке короли и президенты тут же распахивали перед ним двери, потому что знали: Максимыч имеет доступ на самый верх и зря слов на ветер не бросает. А если вы хотите что-то доверительно передать советскому руководству, то нет более надежного канала, чем Примаков.

Почему и как это получилось?

Уже давно проницательный шеф КГБ Андропов подметил, что информация от подведомственных ему резидентур за рубежом сильно уступает если не по качеству, то по способам ее подачи. От послов в Москву шли телеграммы о доверительных беседах с королями, президентами и их министрами и они тут же расходились «по большой разметке» всем членам Политбюро. А резиденты КГБ в капиталистических странах выходов на таких высоких лиц, естественно, не имели. Вот и решил умный Андропов поправить положение, привлекая к подаче информации директоров крупных научных институтов.

Для этого он избрал окольный путь.

Дело в том, что в те годы общественные науки Советского Союза варились в собственном соку. За границу ученые почти не выезжали, доступа к секретной информации не имели, к разработке внешнеполитического курса не привлекались. А все их сведения о событиях в странах, которые они изучали, получали из советских газет или иностранной печати, которая была тогда под грифом «секретно» и находилась в спецхране.

Андропов начал с того, что пробил через Политбюро решение, позволявшее директорам ИМЭМО, Институтов США и Канады, востоковедения и некоторых других более свободно выезжать за рубеж. Кроме того, им, хотя и немного, расширили рамки дозволенного при изложении советской позиции в беседах с иностранцами. Они могли не просто повторять, как попугаи, уже написанное в газетах, а допускать некоторые вольности или даже немного забегать вперед. Для этого сам Андропов, его заместители или сотрудники Международного отдела ЦК КПСС знакомили узкий круг этих директоров с некоторой информацией, поступавшей из советских учреждений за рубежом, и даже показывали отдельные рабочие документы, в которых предлагались изменения советской позиции. В результате эти ученые стали лучше подкованы и могли вести с иностранцами интересные беседы, которые высоко поднимали их авторитет.

Разумеется, директорам все это очень нравилось. Ну а какую выгоду получали Андропов и его ведомство? Ведь не из любви к науке он затеял это дело. Условие Андропова было жестким: директора будут выполнять отдельные поручения ЦК, а все свои беседы с руководителями иностранных государств направлять в Москву по каналам КГБ. Таким образом информация этого ведомства приобретет недостающий ей вес.

Но и директорам научных институтов это условие играло на руку. Их телеграммы, передаваемые всесильному КГБ, немедленно ложились на столы к советским руководителям и это поднимало престиж и вес директоров. Кроме того, теперь в столицах зарубежных стран их встречали и обслуживали представители КГБ, хорошо умевшие это делать. Они же создавали и необходимый пропагандистский фон, сообщая собеседнику многозначительным полушепотом: это ведь не простой ученый едет, он имеет доступ к самому… Кому самому, естественно, не уточнялось.

Громыко весьма прохладно отнесся к этой затее, усматривая в ней конкуренцию своей монополии на ведение внешней политики. Но с Андроповым он не спорил, хотя двери МИДа были по-прежнему закрыты для «варягов»-директоров и с секретными документами их там не знакомили.

Первая любовь Примакова

Ирак, как рассказывал Е. М. Примаков своим друзьям, был его «первой любовью». И любовь эта начиналась так.

Еще в самом начале 60-х в Багдаде появился новый корреспондент газеты «Правда». Это был совсем молодой, но очень живой и общительный журналист, который завел массу знакомств во всех слоях непростого иракского общества. Там он познакомился с молодым и тоже очень веселым иракским журналистом. Если ему рассказывали анекдот, он тут же в ответ рассказывал два анекдота и громко смеялся. Они подружились и стали называть друг друга Тарик и Женя. Скоро выяснилось, что Тарик член весьма радикальной в Ираке партии Баас. Как-то он сказал своему приятелю Жене:

— Давай я познакомлю тебя со своим другом. Он очень скромен и застенчив. Но вот увидишь — это человек с великим будущим!

Они познакомились. И хотя новый знакомый не был столь весел и общителен, они, может быть, не столь крепко, но тоже подружились и стали звать друг друга Саддам и Женя.

Весной далекого 1968 года молодежь партии Басс устроила шумную свадьбу в доме неподалеку от королевского дворца в Багдаде. Начали гулять еще днем. Тут же на улице закалывали баранов, жарили шашлыки и приглашали к столу всех прохожих, в том числе и хмурую стражу дворца, которая заметно добрела. Вино лилось рекой и молодоженам дарили огромные коробки с подарками. Так гуляли всю ночь.

А на рассвете, когда гости и стража притомились, хозяева вскрыли коробки с подарками. Там оказались автоматы и пулеметы с патронами. Дворец был взят без пальбы и жертв. Друг Саддам стал вице-президентом Ирака Саддамом Хусейном, а его сподвижник Тарик Азиз стал занимать одно за другим ведущие места в правительстве. Но дружба Тарика с Женей продолжалась.

Однажды он сказал другу Жене:

— Почему бы тебе не съездить на север, в Курдистан и не поговорить там с местными националистами о решении наших споров на основе образования курдской автономии?

И далее Тарик Азиз изложил условия образования курдской автономии, подчеркнув, что все это лишь его мысли вслух, а не официальные предложения правительства Ирака. Но если курдские лидеры мыслят в том же направлении, то договориться не составит труда.

Тут Примаков попал в сложный переплет. В приграничных районах Ирака, Ирана, Турции и Сирии уже много лет шла настоящая война между властями и местным населением — курдами, которые самоотверженно боролись за создание независимого государства. Но он тут же сообщил об этой беседе в Москву и получил добро на поездку в Курдистан.

Там он встретился с одним из самых влиятельных лидеров курдских повстанцев на севере Ирака Мустафой Барзани, и тот проявил большой интерес к тому, что сообщил ему Примаков. Вернулся он в Багдад с ответом, смысл которого сводился к тому, что если такая автономия будет иметь реальное содержание, то это может быть решением проблемы. В этом случае гражданская война будет прекращена.

Разумеется, только сказки быстро сказываются. Дела же, как известно, делаются долго. Последовало еще много таких поездок на север Ирака. Теперь в них его сопровождал хороший приятель советник — посланник советского посольства в Багдаде Феликс Федотов.[28]

«Однажды, — рассказывал Примаков, — я решил расслабиться и поехать в горы неподалеку от Киркука. А южный Курдистан — край неписаной красоты: скалистые горы с циклопическими пещерами, ущелья, водопады, альпийские луга… Был чудесный вечер — прохлада, тишина, свежий воздух. Я смотрел, как опускается солнце за снежную вершину гор, и вдруг услышал пение. Хор голосов, в основном женских, исполнял русские народные песни. Но где, в горах Курдистана! Я решил, что схожу с ума. Но мои спутники успокоили меня:

— Нет-нет — это ваши русские поют.

Оказалось, что жены многих курдских повстанцев — русские женщины. Судьба и войны разбросали курдов по всему белу свету. Оказались они и у нас на Кавказе и в Средней Азии. Но после окончания Второй мировой войны стали возвращаться в Курдистан целыми таборами. Путь их лежал через Рязань и другие центральные районы европейской части России. А после войны в советских деревнях были одни женщины, мужчины с войны не вернулись. Причем женщины красивые, работящие — лучших жен в мире не сыскать. Так рязанские женщины очутились в горах Курдистана и оказались верными женами. Они стойко прошли со своими курдскими мужьями все невзгоды гражданской войны».

В конце концов с помощью Примакова и Федотова появилась на свет курдская автономия в Ираке. 11 марта 1970 года президент Ахмед Хасан Бакр объявил Декларацию об условиях автономии иракского Курдистана из 15 пунктов. Довольный Барзани подарил своим советским друзьям по кинжалу из настоящей дамасской стали, которая переливается синим огнем, и с ручками из слоновой кости.

Максимыч и Саддам

В самом начале апреля 1981 года в Багдаде снова появился Е. М. Примаков.

Это был необычайно общительный ученый-востоковед, у которого на все случаи жизни были припасены шутки и анекдоты. Он был несколько полноват для своих пятидесяти с лишним лет, но в его облике поражали две, казалось бы, несовместимые черты: веселая улыбка и сонный взгляд узких, как у монгола, глаз.

В первый же вечер посол А. А. Барковский устроил для него званый обед, на который была приглашена вся посольская верхушка. И как всегда, Примаков был душой компании — произносил тосты, шутил, смеялся. А под конец сразил советскую колонию, произнеся такой тост:

— У моего друга поэта Расула Гамзатова есть прекрасный тост, — lалее Примаков продолжbл с характерным кавказским акцентом. — За прэкрасных дам, сидящих за этим столом! И если здэсь есть хоть одын настоящий мужчина, пусть он встанет и присоединится ко мне!

Естественно? все мужчины дружно повскакивали и потянулись с бокалами чокаться с Примаковым. И тогда он, широко улыбаясь, произнес:

— Смотрите сколько самонадеянных мужчин собралось за этим столом!

В комнате воцарилась тишина, а потом раздался гомерический хохот, и больше всего смеялись женщины.[29]

Но с президентом Ирака Саддамом Хусейном вести дело оказалось куда сложнее. Он отказался разговаривать с Примаковым, причем сделал это демонстративно, и поручил принять его Тарику Азизу. Это уже само по себе было сигналом — иракский диктатор гневается.

Беседа с Азизом происходила с глазу на глаз и была долгой. Зато телеграмма Примакова в Москву была короткой. В ней подчеркивалось, что основные направления политики, которые излагались Азизом, были продиктованы самим Саддамом Хусейном. Они состоят в том, что Ирак заинтересован в продолжении сотрудничества с Советским Союзом как по партийной, так и по государственной линиям. При этом весьма важно возобновить политические контакты на высоком уровне.

«Сейчас определяется перспектива на будущее: или Ирак сохранит Советский Союз как основной источник оружия, или таким источником станет Запад».

А от этого зависит и все остальное.

В общем, телеграмма Примакова была составлена мастерски. С одной стороны она ловко обходила все острые углы, подчеркивая готовность Ирака к продолжению сотрудничества, а с другой — четко подводила к выводу: без возобновления поставок оружия это сотрудничество не получится.

Именно такого вывода и ждали в Москве Андропов и Устинов. Телеграмма Примакова сразу же легла на стол членам Политбюро. Десяти дней не прошло, как этот верховный орган власти снова рассматривал вопрос о поставках оружия Ираку и Ирану и теперь принял решение об их возобновлении.[30]

Правда, в самом постановлении Политбюро об оружии не говорится — оно лишь утвердило распоряжение Совета Министров СССР. А вот в нем поставки оружия Ираку в 1981 году перечислены во всех деталях: 514 ракет зенитных ракетных комплексов (ЗРК) «Печора», 266 ракет ЗРК «Волга», 368 ракет ЗРК «Квадрат», 720 ракет ЗРК «Стрела-1М» и многое другое.

В отдельных пунктах этого распоряжения говорится о возобновлении поставок оружия Ирану. Правда, не в таких объемах, как Ираку, но все же там есть и зенитные самоходные установки «Шилка», и ЗРК «Стрела», и многое другое — всего на 150 миллионов рублей.

Председателю ГКЭС С. А. Скачкову поручалось выехать в Багдад и сообщить Саддаму Хусейну об этом новом повороте советской политики.

* * *

20 апреля президент Ирака принял у себя во дворце посланца советского руководства. Он сидел, широко развалясь в кресле, устремив холодный немигающий взор на собеседника, и, казалось, взвешивал про себя, где и в чем тот его обманывает. А потом сразу же обрушил на него град вопросов: «Чем вызвано это изменение советской политики? Поставляет ли Советский Союз оружие также и Ирану? Известно ли ему что-либо об американских поставках оружия Ирану?»

Скачков отвечал без энтузиазма, что решение было принято советским руководством по рекомендации ведомств, что оружия Ирану Советский Союз не поставляет, а о поставках американского оружия Ирану ему ничего не известно. Саддам долго молчал, глядя в упор на посланца Кремля, а потом заговорил, веско бросая слова:

— Иракское руководство до сих пор не понимает, почему семь месяцев Советский Союз не поставлял Ираку оружия. У нас есть различия в подходах по целому ряду вопросов, в том числе по Афганистану. Однако Ирак никогда не выступал инициатором антисоветских кампаний. Хотя он не великая держава, но играет весьма важную роль в Персидском заливе. В целом политика Ирака носит антиимпериалистический характер и он никогда не докучал Советскому Союзу своими просьбами.

С учетом этих факторов Советский Союз должен быть заинтересован в таком союзнике, как Ирак. Однако он не поддержал Ирак в политическом плане, когда началась война с Ираном, и не выполнил своих обязательств по военным поставкам.

Мы дважды нуждались в советской военной помощи: в 1974 году, когда воевали с Барзани, который получал помощь от шаха Ирана; и в 1980 году, когда вспыхнула война с Ираном. В обоих случаях Советский Союз не выполнил своих обязательств в отношении Ирака.

Теперь иракское руководство хочет иметь ясную и четкую картину дальнейшего развития военного сотрудничества с СССР. Мы должны знать, в каком объеме и в какие сроки Советский Союз намерен выполнять свои обязательства по всем ранее подписанным соглашениям. Иракское руководство должно гарантировать себя от неожиданностей и максимально обеспечить потребности армии.

Президент снова надолго замолчал, а потом произнес со скрытой угрозой:

— В последнее время Ирак закупил оружие на 12 миллиардов долларов, из них на три миллиарда — ракетные комплексы. Если Советский Союз будет затягивать поставки ракет, включая ракетные комплексы «Стрела», то необходимость в них скоро отпадет.

«Цветок в проруби»

Жесткая критика советской политики была болезненно воспринята в Москве. Там не привыкли к подобному тону. Брежневу об этой телеграмме просто не докладывали, чтобы не волновать, а внутри тройки, определявшей советскую политику в делах международной безопасности, начался долгий разговор. О чем конкретно говорили между собой Громыко, Андропов и Устинов, известно только им самим — свидетелей тому не было. Но по указаниям, которые они давали своим подчиненным, можно попытаться реставрировать их позиции.

Наиболее последовательную позицию, пожалуй, занимал Устинов — человек прямой, грубоватый и, может быть, излишне эмоциональный. Суть ее лучше всего передает такая фраза, брошенная им, видимо, во гневе:

— Советскому Союзу не пристало болтаться, как цветок в проруби! Пора приставать к берегу — иначе потеряем всех друзей. Друзей надо поддерживать. Их на Ближнем Востоке и так не много. Египет уже ушел, Сомали потеряли, а новых союзников не приобрели. Остались только Сирия, Ирак и Южный Йемен.

В общем, в этой ситуации Министерство обороны СССР выступало за то, чтобы более решительно стать на сторону Ирака.

Громыко, как всегда, осторожничал. Конечно, Ираку помогать надо, но и Иран отталкивать нельзя. Поэтому поставки оружия им должны строго дозироваться, так чтобы не изменился баланс сил в регионе.

— Некоторые говорят, что Советский Союз занимает нейтральную позицию в ирако-иранском конфликте, — поучал он своих дипломатов. — Это не так. С Ираком у нас Договор о дружбе, а Иран занимает по отношению к нам враждебную позицию, руководствуется изуверским мусульманским учением. Но мы должны стремиться сохранить дружественные отношения с обеими странами.

Если бы мы открыли все шлюзы для поставки оружия в Ирак, то иранцы заняли бы еще более враждебную позицию. Но некоторые каналы надо держать приоткрытыми. Ведь Франция поставляет Ираку «Миражи» и Иран не рвет отношений с Францией.

Ну а позиция Андропова не была четко определена. Он явно склонялся к поддержке Ирака, но его, как и Громыко, смущали сообщения о подспудных процессах, протекающих в Ираке, которые говорили о его переориентации на Запад. Поэтому ближневосточникам МИДа и КГБ почти одновременно последовало указание проанализировать происходящие изменения в политике Саддама Хусейна, особенно в свете его недавнего разговора со Скачковым.

В Доме актера

Для таких мозговых атак у экспертов МИДа, КГБ и Министерства обороны был отлаженный механизм. Они встречались в ресторане Дома актера, который находился тогда на улице Горького (ныне Тверская улица) у самой Пушкинской площади, и там за бутылкой армянского коньяка спорили и нередко находили общие подходы.

Тут надо заметить, что роль Дома актера в советской политике незаслуженно обойдена. А ведь именно здесь утрясались последние шероховатости в договорах по ограничению стратегических вооружений и противоракетной обороне, и именно здесь в 1964 году произошла утечка информации о том, что на Пленуме ЦК КПСС снят Н. С. Хрущев.

Случилось это так. Сидела в Доме актера компания молодых дипломатов и…. просто выпивала. В разгар оживленных споров, разумеется не о внешней политике, к ним подошел Юрий Виноградов — переводчик номер два в МИДе, который не раз переводил Хрущеву. Громким шепотом он произнес:

— Развлекаетесь… А тут на Пленуме Никиту сняли!

Естественно, о шутках на такие темы в те годы и помыслить было нельзя. Тем более что Виноградов стал выдавать подробности. А за соседним столиком сидели иностранные журналисты, которые все слышали. Через несколько часов эту новость уже сообщали все радиостанции на Западе. Так мир узнал о падении Хрущева. А советским вождям Виноградов уже больше не переводил.

Попасть в ресторан Дома актера в те годы было нелегко. И вовсе не потому, что его осаждали охотники за государственными секретами. У входа в ожидании мест толпились простые актеры, и строгий неподкупный швейцар «дядя Володя» пропускал без очереди только заслуженных артистов республики. Но была, была одна маленькая слабость у дяди Володи — он обожал кубинские сигары и охотно принимал этот дар. Поэтому перед мидовскими экспертами он тут же распахивал двери, а на гул возмущенной очереди: — это какие — такие артисты? — Дядя Володя отвечал со значением:

— Это самые заслуженные…

Вот в такой обстановке началась оценка политики Ирака. Прийти к общему знаменателю экспертам было не так уж трудно — многие тенденции были на поверхности, и прежде всего в экономике.

В то время как торговля Ирака с Советским Союзом приходила в упадок, со странами Запада, особенно с Японией и Европой, она была на подъеме. Например, импорт Ирака из Японии в 1979 году был в два раза больше, а из Западной Европы — в четыре раза больше, чем из Советского Союза и других стран Варшавского договора вместе взятых.

А в отношении того, куда идет Ирак, у экспертов разногласий не было. Саддам Хусейн взял курс на лидерство в арабском мире, и обстановка этому благоприятствует. Садат предал арабские интересы в Кэмп-Дэвиде, а Асад увяз в Ливане. Поэтому конкурентов у Саддама нет. Деньги у него есть, но ему необходимо решить две проблемы: обеспечить Ирак оружием и военными технологиями, чтобы сделать его сильным или даже сверхсильным — великой державой Ближнего Востока; выдвинуть яркую идею, которая могла бы сплотить арабский мир.

Решая первую проблему, Саддам Хусейн будет стремиться диверсифицировать источники приобретения оружия, чтобы не зависеть от великих держав — СССР и США. Для этого он уже наладил самые разнообразные каналы — Франция, Италия, Бразилия, Югославия, ФРГ, Китай, даже Швейцария. И тут проблем у него нет: он платит валютой, и охотников продать ему оружие хоть отбавляй. У Ирака уже появились истребители «Мираж», танки АМХ-30 и другое оружие.

Сложнее обстоит дело со второй проблемой. Напав на Иран, Саддам Хусейн совершил крупный просчет: на борьбе с персами он арабский мир не сплотит. А государства Персидского залива, которые он собрался защищать, опасаются его диктаторских замашек не меньше, чем фундаментализма иранских исламистов, и предпочитают находиться под опекой США. Поэтому сейчас Саддам Хусейн делает крутой поворот в политике.

Чтобы увидеть это, достаточно проехать по новому скоростному шоссе Багдад — Басра, построенному по образцу современных американских хайвеев. Возле древнего Вавилона по обе стороны шоссе появились две гигантские фигуры Саддама Хусейна и Навуходоносора размером с пятиэтажный дом. Они пожимают друг другу руки над потоком, проносящихся внизу машин. Это символ — нынешний диктатор Ирака будет продолжать политику своего далекого предшественника, изгнавшего когда-то евреев из Иерусалима.

Раскрывая эту символику в беседе с одним из советских представителей, он так сформулировал свое новое политическое кредо:

— Евреи — это инородное тело на Ближнем Востоке. Великий Вавилон пал в 587 году до нашей эры из-за предательства евреев — они открыли его ворота для нашествия персидского царя Кира. Теперь они открывают ворота Ближнего Востока перед американцами. Наша миссия — не допустить этого.

Арабы вообще любят громкую фразу и пышную метафору. Но если угрозы Саддама не пустые слова, то что стоит за ними? Что в действительности он может сделать и как сумеет сплотить арабский мир на борьбу с Израилем? Общей границы с Израилем Ирак не имеет. Да если бы и имел, — что это меняет? Опыт трех последних войн на Ближнем Востоке показывает, что даже совместными боевыми действиями арабские армии трех соседних с Израилем государств не в состоянии одержать победу. Тем более, что теперь Израиль тайно создал и ядерное оружие.

Не означает ли это, что Саддам Хусейн избрал иной путь и тоже тайком создает оружие массового поражения — ядерное, химическое, бактериологическое?

Информация, поступавшая из советского посольства в Багдаде, подтверждала: Ирак ведет секретные работы по всем трем направлениям. И все эти три направления держит в своих железных руках Саддам Хусейн.