Испанские и португальские колонии

В другой Америке соприкасаешься с совсем иными реалиями, с совсем другой историей. Не то чтобы отсутствовали аналогии, но в конечном счете то, что происходило на Севере, не воспроизводилось на Юге один к одному. Европа Северная и Европа Южная воссоздали за Атлантикой свои противоречия. Сверх того наблюдался и значительный разрыв: так, английские колонии освободились в 1783 г., иберийские же колонии — не ранее 1822–1824 гг.; да к тому же освобождение Юга было, как выяснилось, фикцией, поскольку на место прежнего господства стала английская опека, которой суждено было продлиться в общем до 1940 г., а затем ей на смену придут США. Короче говоря, на Севере наблюдались живость, сила, независимость, рост личности; на Юге — инерция, разные виды порабощения, тяжелая рука метрополий, серия ограничений, изначально присущих положению любой «периферии».

Это расхождение было, вполне очевидно, детищем различных структур, прошлого и различных наследий. Ситуация ясна, но мы бы плохо ее объяснили, если бы стали исходить из удобного деления, присущего учебникам недавнего прошлого: на колонии поселенческие, с одной стороны, и колонии эксплуатируемые — с другой. Как могли бы существовать поселенческие колонии, которые бы не были одновременно и колониями эксплуатируемыми, или эксплуатируемые колонии, не бывшие в то же самое время колониями поселенческими? Вместо понятия эксплуатация примем лучше понятие маргинализация— маргинализация в рамках мира-экономики, осужденность на то, чтобы служить другим, позволять диктовать себе свои задачи властному международному разделению труда. Это именно та роль, какая выпала иберо-американскому пространству (в противоположность пространству североамериканскому), и притом как до независимости политической, так и после ее достижения.