Черная Африка, которой завладели не только извне

_{Голландская колония на мысе Доброй Надежды. Рисунок Й. Раха, 1762 г. Собрание Фонда «Атлас ван Столк».}

Я хотел бы поговорить об одной только Черной Африке, оставляя в стороне Северную Африку — Африку белую, которая жила в орбите ислама. И точно так же не затрагивая (что отнюдь не само собой разумеется) Восточную Африку, от входа в Красное море и берегов Абиссинии (Эфиопии) до южной оконечности континента.

Эта южная оконечность Африки еще в XVIII в. была наполовину пустынной: Капская колония, созданная голландцами в 1657 г.^*EJ, хоть и была со своими 15 тыс. жителей крупнейшей европейской колонией континента, представляла не более чем промежуточную станцию на пути в Индию, обслуживавшую только [голландскую] Ост-Индскую компанию (Oost Indische Compagnie)¹⁶⁷, исключительно внимательно следившую за этим стратегическим пунктом. Что же касается нескончаемого побережья Африки, обращенного к Индийскому океану, то оно принадлежало к миру-экономике, имевшему своим центром Индию, для которого оно было одновременно и важным путем и периферийной зоной задолго до прибытия португальцев в 1498 г.¹⁶⁸ Там, вполне очевидно, развернется продолжительная интермедия португальских операций. В самом деле, именно вдоль этого побережья Васко да Гама, обогнув мыс Доброй Надежды, поднялся на север, направляясь в Индию: он останавливался в Мозамбике, Момбасе и Малинди, откуда лоцман Ибн Маджид, уроженец Гуджарата, без лишних затруднений привел его благодаря муссону в Каликут. Восточное побережье Африки было, таким образом, драгоценным путем как в Индию, так и обратно: его гавани позволяли экипажам запасаться свежим продовольствием, чинить корабли, порой дожидаться момента отплытия, когда в слишком поздний сезон было опасно огибать мыс Доброй Надежды.

Долгое время ценность Контракошты¹⁶⁹ повышалась дополнительной заинтересованностью: наличием золотых россыпей во внутренних районах обширного государства Мономотапы¹⁷⁰; вывоз желтого металла осуществлялся через порт Софала к югу от дельты Замбези. Это маленькое поселение, долго пребывавшее под господством города Килвы, расположенного значительно севернее, сделалось мишенью для португальских предприятий. В 1505 г. были успешно применены силовые приемы, и с 1513 г. все было в порядке. Однако золото поступало на побережье только в обмен на товары — зерно Малинди и в еще большей степени хлопчатые ткани из Индии. Португальцам пришлось использовать для этой цели гуджаратское полотно, и они в сем преуспели. Но такая прибыльная торговля продлится лишь некоторое время: Мономотапу раздирали непрерывные войны; золото становится редким, и одновременно с падением его качества ослабевала португальская опека. Арабские купцы вновь обрели контроль над Занзибаром и Килвой, где они приобретали рабов, перепродавая их в Аравии, Персии и Индии¹⁷¹. Португальцы, однако, удержали Мозамбик, где они с трудом перебивались. К концу XVIII в. они, как утверждают, вывозили ежегодно по нескольку тысяч невольников, и в 1787–1793 гг. в этой торговле участвовали даже французы ради снабжения рабочей силой Иль-де-Франса и острова Бурбон¹⁷².

В целом можно присоединиться в том, что касается этого протяженного побережья, к пессимистичному суждению памятной записки от 18 октября 1774 г., адресованной русскому правительству: «Уже долгое время река Софала, как и впадающие в нее реки, не несут более золота в своих водах». Рынки Малинди и Момбасы на юге Мозамбика^*EK, можно сказать, запустели, и те несколько португальских семейств, какие еще там живут, «суть более варвары, нежели цивилизованные»; торговля их «сводится к отправке в Европу какого-то числа негров, кои вырождаются и коих большая часть ни на что не годна»¹⁷³. Таким образом русское правительство, искавшее международных рынков сбыта, предуведомляли, что это — не та дверь, в которую стоит постучаться. И значит, мы без чрезмерных угрызений пренебрежем «индийским» склоном Южной Африки, великие времена которого тогда уже прошли.