Антверпен, мировая столица, созданная извне

Но в новом центре мира разместился не Лисабон, сколь бы важен он ни был. Казалось, у него на руках все козыри. И все же над Лисабоном возобладал, в общем-то, неожиданно, не предупреждая, другой город: Антверпен. В то время как уход власти из рук Венеции был логичен, неудача Лисабона поначалу удивляет. И однако же, она более или менее объяснима, если заметить, что даже в своих победах Лисабон оставался пленником определенного мира-экономики, в который он уже был включен и который отвел ему определенное место. Если к тому же заметить, что Северная Европа не переставала играть свою роль и что [Европейский] континент имел тенденцию качнуться в сторону своего северного полюса, и не без причин и оправданий; и, наконец, большая часть потребителей перца и пряностей размещалась как раз на севере континента, быть может, в соотношении 9 из 10.

Тем не менее не будем слишком поспешно и слишком просто объяснять успех Антверпена. Говорят, будто город на Шельде, издавна пребывавший на перекрестке торговых путей и обменов Северной [Европы], занял место Брюгге. Операция якобы была банальна: один город приходит в упадок, другой его заменяет. Позднее и сам Антверпен, вновь завоеванный в 1585 г. Александром Фарнезе^*BF, уступит место Амстердаму. Пожалуй, это означает смотреть на вещи сквозь призму чересчур локального свойства.

В действительности дела обстояли сложнее. В такой же мере и даже больше, чем Брюгге, Антверпен наследовал Венеции. На протяжении Века Фуггеров²⁰⁹, бывшего на самом-то деле Веком Антверпена, город на Шельде действительно находился в самом центре всей международной экономики, что не удалось Брюгге в пору его расцвета. Следовательно, Антверпен был не просто преемником своего близкого соперника, хотя, как и тот, он был создан извне. Генуэзские корабли, причалившие в Брюгге в 1277 г., вознесли город на Звейне выше его уровня. Точно так же и судьбу Антверпена решат смещение мировых путей в конце XV в. и наметившаяся атлантическая экономика: все изменится для города с приходом к причалам Шельды в 1501 г. португальского корабля, груженного перцем и мускатным орехом. За ним последуют другие²¹⁰.

_{Важнейшие пути антверпенской торговли}

_{Эти пути обрываются в итальянских перевалочных пунктах, как и в великих перевалочных пунктах Лисабона и Севильи. Однако существовали некоторые их продолжения, не указанные на нашей карте, — в Бразилию, к островам Атлантики и побережью Африки. Средиземное море практически непосредственно не затрагивалось. (По данным кн.: Vasquez de Prada V. Lettres marchandes d’Anvers, I, s. d., p. 35.)}

Итак, величие Антверпена создавалось не им самим. Впрочем, располагал ли город средствами для этого? «У Антверпена, так же как и у Брюгге, никогда не было торгового флота», — писал Анри Пиренн²¹¹. Еще одна слабость: купцы не управляли городом ни в 1500 г., ни позднее. Его эшевены (англичане говорили о лордах Антверпена²¹²) принадлежали к нескольким семействам его немногочисленного земельного дворянства, и они удерживались у власти столетиями. В принципе эшевенам даже запрещалось вмешиваться в дела — запрет довольно любопытный, но настоятельно повторяемый, вне сомнения, потому, что он не был действенным. Наконец, Антверпен не имел местных купцов международного масштаба; игрой руководили иноземцы — ганзейцы, англичане, даже французы, но особенно южане — португальцы, испанцы, итальянцы.

Конечно же, следует учитывать нюансы. Да, Антверпен располагал флотом ²¹³, в общей сложности сотней небольших судов водоизмещением от 80 до 100 тонн, но что они значили рядом с иностранными кораблями, голландскими, зеландскими, португальскими, испанскими, итальянскими, рагузинскими, каталонскими, английскими, бретонскими, которые поднимались по Шельде или останавливались у острова Валхерен?²¹⁴ Что касается лордов Антверпена, то эти достойные особы зачастую более или менее открыто ссужали деньги²¹⁵. Они на свой лад служили торговым интересам города. И тем не менее город этот был как бы невинным: именно чужаки его домогались, именно они его наводняли, создавали его блеск. Не Антверпен жадно захватывал мир, как раз наоборот: это мир, выведенный из равновесия Великими [географическими] открытиями, устремившийся в сторону Атлантики, ухватился за Антверпен за неимением лучшего. Город не боролся за то, чтобы оказаться на видимой вершине мира. Он в одно прекрасное утро проснулся на ней.

Итак, осмелимся сказать, что он не сразу полностью справился со своей ролью. Антверпен не выучил еще свое [домашнее] задание, он не был независимым городом. Заново включенный в 1406 г. в состав герцогства Брабантского²¹⁶, Антверпен подчинялся государю. Несомненно, он мог с ним хитрить, и будет хитрить, намеренно затягивая исполнение не нравящихся городу ордонансов. В сфере религиозных дел Антверпену даже удастся сохранить политику терпимости, необходимую для его подъема ²¹⁷. Лодовико Гвиччардини, наблюдавший город в более поздний период (1567 г.), почувствовал это стремление к независимости: «Он управляется и руководится почти как вольный город»²¹⁸. И все же Антверпен не был ни Венецией, ни Генуей. К примеру, в пору самой оживленной своей активности он пострадает из-за мер в отношении монеты, принятых брюссельским «правительством» в 1518 и 1539 гг.²¹⁹ Добавим, что в момент своего взлета то был еще город старинный, средневековый, как о нем было сказано ²²⁰, с опытом ярмарочного города²²¹. То есть он обладал, вне сомнения, духом радушия и некоторым проворством в ведении коммерческих дел и сделок, которые следовало заключать быстро. Но у него было мало либо не было вовсе опыта в морских предприятиях, в торговле на дальние расстояния, в новых формах торговых объединений. Как же он мог сразу же в полную силу играть свою новую роль? Однако же более или менее быстро ему пришлось приспосабливаться, импровизировать: Антверпен, или импровизация.

_{Старый антверпенский порт. Картина, приписываемая С. Франку. Таро, Музей Массэ. Фото Жиродона.}