Сила Могольской империи
Империя Великих Моголов, сменив в 1526 г. Делийский султанат, заимствовала организацию, доказавшую свою состоятельность; сильная этим наследием и вновь обретенной динамикой, она долгое время будет машиной тяжелой, но действенной;
Первым проявлением ее силы (новаторским делом Акбара, 1556–1605 гг.) было то, что она заставила без особых затруднений сосуществовать обе религии — индуистскую и мусульманскую. Хоть последняя, будучи религией господ, получала, естественно, все почести, так что европейцы, видя бесчисленные мечети в Северной и Центральной Индии, долгое время рассматривали ислам как общую для всей Индии религию, а индуизм — религию купцов и крестьян — как своего рода идолопоклонство, находящееся на пути к исчезновению, подобно язычеству в Европе до христианства. Открытие индуизма европейской мыслью произойдет не ранее последних лет XVIII — первых лет XIX в.
Второй успех состоял в том, что удалось перенести на новую почву и распространить почти по всей Индии одну и ту же цивилизацию, заимствованную у соседней Персии, у ее искусства, ее литературы, ее чувствительности. Таким образом произойдет слияние культур, имевшихся на месте, и в конечном счете культура меньшинства, исламская, как раз и окажется поглощена индийской массой, но последняя и сама восприняла многочисленные культурные заимствования468. Персидский остался языком господ, привилегированных, высших классов. «Я велю написать радже на персидском языке», — заявил губернатору Чандернагора один француз, оказавшийся в Бенаресе в затруднительном положении (19 марта 1768 г.)469. Со своей стороны администрация пользовалась хиндустани, но по организации своей она оставалась (и она тоже) построенной по мусульманскому образцу.
В самом деле, в актив Делийского султаната, а потом Могольской империи следует занести создание в провинциях (саркар — sarkars) и в округах (паргана — parganas) разветвленной администрации, которая обеспечивала взимание налогов и повинностей, а равным образом имела своей задачей развивать земледелие, т. е. подлежавшую обложению массу, — развивать орошение, способствовать распространению самых выгодных культур, предназначавшихся для экспорта470. Деятельность эта, порой подкреплявшаяся государственными субсидиями и информационными поездками, зачастую бывала эффективна.
В центре системы находилась устрашающая сила армии, сконцентрированной в сердце империи, которой она давала возможность жить и за счет которой жила. Кадрами той армии были группировавшиеся вокруг императора представители знати — мансабдары (mansabdars) или омера (omerahs) — в общей сложности 8 тыс. человек (в 1647 г.). В соответствии со своим титулом они набирали десятки, сотни, тысячи наемников471. Численность войск, «державшихся наготове» в Дели, была значительной, немыслимой по европейским масштабам: почти 200 тыс. всадников плюс 40 тыс. фузилеров (стрелков) или артиллеристов. Совсем как в Агре, другой столице, выступление армии в поход оставляло позади себя опустевший город, где пребывали лишь бания472. Если попробовать подсчитать глобальную численность гарнизонов, рассеянных по всей империи и усиленных на границах, то они, несомненно, достигали миллиона человек473. «Нет ни одного маленького местечка, где бы не было по меньшей мере двух всадников и четырех пехотинцев»474, на обязанности которых лежало поддерживать порядок и в неменьшей мере наблюдать, шпионить.
Армия сама по себе была правительством, поскольку высшие должности режима доставались прежде всего солдатам. Она была также главным потребителем иностранных предметов роскоши, в частности европейских сукон, которые импортировали не для одежды в таких жарких странах, но «для попон — trousses475 и седел — конских, слоновьих и верблюжьих, — которые важные особы велят украшать выпуклой золотой и серебряной вышивкой, для покрытия паланкинов, для ружейных чехлов ради предохранения от сырости и для парадного облика их пехотинцев»476. Стоимость этого экспорта сукон якобы достигла к тому времени (1724 г.) 50 тыс. экю в год. Сами лошади, ввозившиеся из Персии или из Аравии в большом числе (разве же не располагал конный воин несколькими верховыми животными?), были роскошью: их непомерная цена в среднем вчетверо превышала ту, которую запрашивали в Англии. При дворе перед началом великих церемоний, открытых «для великих и малых», одним из развлечений императора было проведение «пред его взором некоторого числа красивейших лошадей из его конюшен», за ними следовало «несколько слонов… коих туловище хорошо помыто и весьма чисто… выкрашенные в черный цвет, за исключением двух больших полос красной краски», украшенные расшитыми покрывалами и серебряными колокольцами 477.
Роскошь, какой придерживалась омера, была почти столь же пышной, как и роскошь самого императора. Как и он, они владели собственными ремесленными мастерскими, карханами (karkhannas), — мануфактурами, утонченные изделия которых предназначались для их исключительного пользования478. Их сопровождали громадные свиты слуг и рабов, а некоторые из омера скапливали баснословные сокровища в золотых монетах и драгоценных камнях479. Можно без труда себе представить, какой тяжестью давила на индийскую экономику эта аристократия, жившая либо на жалованье, непосредственно выплачиваемое императорской казной, либо за счет крестьянских повинностей, взимавшихся с земель, которые жаловались им императором в качестве джагиров «для поддержания их титулов».