1. Китай: великий поход в ночь

1. Китай: великий поход в ночь

Уничтожив вооруженного врага, подумаем о врагах скрытых, а они неизбежно поднимутся против нас не на жизнь, а на смерть: поэтому будьте бдительны. Не поставить вопрос ребром сегодня — будет смертельной ошибкой завтра.

Мао Цзэдун

^{Исправительно-трудовые лагеря в Китайской Народной республике}

Тирания в коммунистическом Китае… Не была ли она копией опыта и методов работы «большого брата» — СССР эпохи Сталина, портрет которого еще в начале 80-х годов красовался на самом видном месте в Пекине? И да, и нет. Нет, потому что, на первый взгляд, в Коммунистической партии Китая не было явных массовых и смертоносных «чисток», и политическая полиция была сдержанной, хотя на заднем плане всегда маячила тяжелая тень ее беспощадного шефа Кан Шэна, вышедшего из партизан Яньани в 40-х годах и бессменно оставшегося на этой должности до конца своих дней в 1975 году. Но решительно — да, если иметь в виду, исключая период гражданской войны, все лежащие на совести режима случаи насильственной смерти китайских граждан. И хотя нет еще строгих статистических данных, но, по серьезным оценкам, выявляются от шести до десяти миллионов явных, прямых жертв, включая сотни тысяч тибетцев. Кроме того, десятки миллионов «контрреволюционеров» провели долгие годы в исправительно-трудовых лагерях, а двадцать миллионов там погибли. Еще раз да, если прибавить к ним двадцать миллионов (а по другим подсчетам — сорок три миллиона), жертв периода 1959–1961 годов, который в этом смысле и в самом деле можно назвать «большим скачком», — жертв голода, лежащего на совести одного-единственного человека, Мао Цзэдуна, с его бредовыми проектами, а позднее — с его же преступным нежеланием признать свои ошибки и постараться сгладить губительные последствия голода. Наконец, если посмотреть на происходившее в Тибете — разве это не геноцид? Здесь в результате китайской оккупации на пять — десять жителей приходилась одна жертва. Отнюдь не притворным было удивление Дэн Сяопина по поводу массового избиения на площади Тяньаньмынь в июне 1989 года, когда погибли около тысячи человек: «Разве это резня? Это мелочь по сравнению с тем, что видел Китай совсем недавно!» Честное признание, не правда ли? А что подразумевалось под «недавними» потерями — прискорбные последствия ужасной гражданской войны (будто она не закончилась давным-давно, и с 1950 года не установился новый режим) или вообще продолжение зловещей истории государства: если не учитывать японскую оккупацию (при которой, впрочем, не было всеобщего голода), то придется переместиться в 80-е годы XIX века. Только там мы найдем убийства и голод, сравнимые по масштабу с теми, что видел недавно Китай. Но и тогда события не были столь планомерными, систематическими и всеобщими, как маоистские зверства. Этот период в истории Китая был исключительно трагическим.

История китайского коммунизма важна вдвойне. Во-первых, начиная с 1949 года пекинский режим контролировал более двух третей коммунистического лагеря. После распада Советского Союза в 1991 году и освобождения ряда восточно-европейских стран из-под гнета коммунизма эта доля приблизилась к девяти десятым, и стало еще очевиднее, что судьба разбросанных обломков «реального социализма» будет все больше зависеть от будущего китайского коммунизма. Во-вторых, с 1960 года, после охлаждения советско-китайских отношений, к Пекину перешла роль «второго Рима» марксизма-ленинизма, а фактически это произошло еще раньше, в период Особого района Яньани (1935–1947 годы)[91] после «Великого похода»[92], когда корейские, японские и вьетнамские коммунисты находили в Китае убежище и средства к существованию. Если режим Ким Ир Сена предшествовал триумфу Коммунистической партии Китая (КПК) и обязан своим существованием советской оккупации, то его выживание во время агрессивной корейской войны (ноябрь 1950 года) — целиком заслуга миллионов хорошо вооруженных китайских солдат-«добровольцев». Формы репрессий в Северной Корее во многом определялись сталинской «моделью», но из маоизма (который с момента существования Особого района Яньаня полностью слился с китайским коммунизмом) хозяин Пхеньяна взял «линию масс»: кадровую подготовку, тотальную идеологическую обработку населения страны и — как логическое продолжение — настойчивое «непрерывное воспитание», ставшее главным средством надзора за обществом. Слова Ким Ир Сена: «линия масс — это активная защита интересов трудящихся, их воспитание и перевоспитание с целью сплочения вокруг Партии, объединения их усилий и мобилизации всех на выполнение революционных задач», — это отголоски идей Мао Цзэдуна.

Влияние Китая на возникшие после 1949 года азиатские коммунистические режимы несомненно. После публикации воспоминаний перебежавшего в Пекин вьетнамского партийного руководителя Хоанг Ван Хоана стало известно, что с 1950 года и до Женевских соглашений 1954 года китайские советники курировали вооруженные силы и администрацию Вьетминя[93], а тридцать тысяч пекинских солдат «на исключительно добровольной основе» поддерживали в 1965–1970 годах северо-вьетнамские силы в войне в Южном Вьетнаме. Победитель при Дьенбьенфу[94], генерал Во Нгуен Зяп, в 1964 году прямо признал китайскую помощь: «С 1950 года, после победы Китая, наша армия и наш народ смогли извлечь ценные уроки из действий Народно-освободительной армии Китая[95]. Мы смогли воспитываться на военных идеях Мао Цзэдуна. И это стало важным фактором, определившим зрелость нашей армии, и способствовало нашим дальнейшим победам». Коммунистическая партия Вьетнама (КПВ), позднее переименованная в Партию трудящихся Вьетнама, в знак признательности Мао Цзэдуну вписала в свой Устав 1951 года следующие слова: «Партия трудящихся берет за основу идеи Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и теоретическую мысль Мао Цзэдуна и будет опираться на них в ходе вьетнамской революции; они станут базой нашей революционной идеологии и путеводным маяком, указывающим направление нашей работы». «Линия масс» и их перевоспитание были поставлены в центр вьетнамской политической системы. Жестокие «чистки» в середине 50-х годов (чинь хуан) стали вьетнамским вариантом «реформы стиля работы» (шэн фен), состряпанной в Яньани. Что касается красных кхмеров в Камбодже (1975–1979 годы), то и они получили мощное вливание в виде китайской помощи и, «творчески» переработав миф о «большом скачке», добились «успехов», которых не удалось достичь и самому Мао. Китайский и другие коммунистические режимы Азии опирались на проверенные временем воинственные традиции (менее укоренившиеся в Северной Корее, хотя Ким Ир Сен и хвастался своими вымышленными подвигами времен антияпонской партизанской войны), плавно перешедшие в перманентную милитаризацию общества. Показательно, что в этих странах на армию были возложены политико-репрессивные задачи, тогда как в советской системе эту роль выполняла политическая полиция.