11 Империя лагерей

11

Империя лагерей

Тридцатые годы, годы беспрецедентных репрессий, отмечены рождением чудовищно разросшейся системы лагерей. Архивы ГУЛАГа, ставшие сегодня доступными, позволяют точно обрисовать развитие лагерей в течение этих лет, различные реорганизации, приток и число заключенных, их экономическую пригодность и распределение на работу в соответствии с типом заключения, а также пол, возраст, национальность, уровень образования. Однако в тени остаются очень важные моменты: администрация ГУЛАГа достаточно точно вела учет заключенных, т. е. тех, кто прибыл на место назначения; но у нас нет статистических данных о тех, кто так и не добрался до места назначения, кто умер в тюрьме или во время бесконечных пересылок, и вообще, имеется ли во всех случаях описание «крестного пути» заключенного с момента ареста до вынесения приговора?

В середине 1930 года около 140 000 заключенных уже работали в лагерях, управляемых ОГПУ. Одно только огромное строительство Беломорско-Балтийского канала требовало 120 000 рабочих рук, иными словами, значительно ускорялся перевод из тюрем в лагеря десятков тысяч заключенных, в то время как поток приговоренных по делам, расследованным ОГПУ, все увеличивался: 56 000 в 1929 году, более 208 000 в 1930 году (1 178 000 приговоренных в обычных судах в том же 1929 году и 1 238 000 в 1931 году). В начале 1932 года более 300 000 заключенных отбывали повинность на стройках ОГПУ, где ежегодный процент смертности равнялся 10 % от общего количества заключенных, как это было, например, на Беломорско-Балтийском канале.

В июле 1934 года, когда проходила реорганизация ОГПУ в НКВД, ГУЛАГ включил в свою систему 780 небольших исправительных колоний, в которых содержались всего 212 000 заключенных; они считались экономически малоэффективными и неудовлетворительно управляемыми и зависели тогда только от Народного комиссариата юстиции. Чтобы добиться производительности труда, приближающейся к той, что была в целом по стране, — лагерь должен был стать большим и специализированным; в больших исправительных лагерных комплексах содержались десятки тысяч заключенных, они-то и заняли первое место в сталинской экономике СССР. 1 января 1935 года в объединенной системе ГУЛАГа содержалось более 965 000 заключенных, из которых 725 000 попали в «трудовые лагеря» и 240 000 — в «трудовые колонии», были и небольшие подразделения, куда попадали менее «социально опасные элементы», приговоренные к двум-трем годам.

Все центральные управления не были ни территориальными, ни собственно лагерными, они были специализированы по характеру строек: Управление строительства гидроэлектростанций, Управление строительства железных дорог, Управление строительства шоссе и тоннелей и т. д. Заключенный или спецпоселенец был товаром, предметом контракта для лагерных управлений и управлений промышленных министерств.

Во второй половине 30-х годов население ГУЛАГа более чем удвоилось — с 965 000 заключенных в начале 1935 года до 1 930 000 в начале 1941 года. В течение одного только 1937 года оно увеличилось на 700 000 человек. Массовый приток новых заключенных до такой степени дезорганизовал производство 1937 года, что его объем уменьшился на 13 % по отношению к 1936 году! До 1938 года производство находилось в состоянии застоя, но с приходом нового народного комиссара внутренних дел Лаврентия Берии, принявшего энергичные меры для «рационализации работ заключенных», все изменилось. В докладе от 10 апреля 1939 года, направленном Политбюро, Берия изложил свою программу реорганизации ГУЛАГа. Его предшественник Николай Ежов, объяснял он, «больше занимался охотой на врагов» в ущерб «здоровому экономическому управлению» рабочей силой заключенных. Нормой питания для заключенных было 1400 калорий в день, т. е. она была подсчитана «для сидящих в тюрьме». Число людей, пригодных для работы, постепенно таяло, 250 000 заключенных к 1 марта 1939 года оказались не способны к работе, а 8 % общего числа заключенных умерло только в течение 1938 года. Для того чтобы выполнить план, намеченный НКВД, Берия предложил увеличение рациона, уничтожение всех послаблений, примерное наказание всех беглецов и другие меры, которые следует использовать в отношении тех, кто мешает увеличению производительности труда, и, наконец, удлинение рабочего дня до одиннадцати часов; отдыхать предполагалось только три дня в месяц, и все это для того, чтобы «рационально эксплуатировать и максимально использовать физические возможности заключенных».

Вопреки установившемуся мнению, архивы ГУЛАГа свидетельствуют, что ротация рабочей силы была весьма значительной: от 20 % до 35 % ежегодно освобождались. Объяснить эту ротацию возможно лишь относительно высоким числом заключенных, приговоренных к срокам менее пяти лет, — такие заключенные составляли 57 % от всех находящихся в лагерях в начале 1940 года. Администрация и спецсуды произвольно, без колебаний присуждали политическим заключенным 1937–1938 годов по истечении их срока наказания второй десятилетний срок. Тем не менее попадание в лагерь не обязательно означало для всех «поездки в одном направлении». Но и для постлагерного периода была продумана целая система «дополнительных мер», например, подписка о невыезде или ссылка!

Также, вопреки общепринятому мнению, лагеря ГУЛАГа принимали не только политических заключенных, приговоренных за контрреволюционную деятельность по одному из пунктов знаменитой 58 статьи. Контингент «политических» колебался и составлял то четверть, то треть всего состава заключенных ГУЛАГа. Другие заключенные тоже не были уголовниками в обычном смысле этого слова. Они попадали в лагерь по одному из многочисленных репрессивных законов, которыми были окружены практически все сферы деятельности. Законы касались «расхищения социалистической собственности», «нарушения паспортного режима», «хулиганства», «спекуляции», «самовольных отлучек с ра-бочего места», «саботажа» и «недобора минимального числа трудодней» в колхозах. Большинство заключенных ГУЛАГа не были ни политическими, ни уголовниками в собственном смысле слова, а лишь обычными гражданами, жертвами полицейского подхода к трудовым отношениям и нормам социального поведения. Таким был результат десятилетия репрессивных мер, применявшихся партией и государством к значительной части общества.

Попробуем теперь подвести количественные итоги по разным типам репрессивных акций:

— 6 миллионов смертей в результате голода 1932–1933 годов — эту катастрофу следует отнести полностью на счет политики раскулачивания и грабительского изъятия государством колхозных урожаев;

— 720 000 расстрелов были учинены по приговору — издевательство над правосудием! — непосредственно ГПУ-НКВД. Из них 680 000 приходится только на 1937–1938 годы;

— 300 000 смертей зарегистрировано в лагерях между 1934 и 1940 годами; о 1930–1933 годах мы не располагаем точными данными, но, вероятно, они составляли около 400 000 в целом за десятилетие, если не считать непроверенного числа лиц, скончавшихся между моментом их ареста и регистрацией лагерной администрацией как «прибывших»;

— 600 000 смертей зарегистрировано среди депортированных, «перемещенных» и спецпоселенцев;

— около 2 200 000 сосланных, изгнанных или спецпоселенцев;

— 6 миллионов — общая цифра поступивших в лагеря и колонии ГУЛАГа между 1934 и 1941 годами, с учетом того, что данные за 1930–1933 годы неточны.

К 1 января 1940 года 53 комплекса трудовых исправительных лагерей и 425 исправительных трудовых колоний объединяли 1 670 000 заключенных; годом позднее их стало 1 930 000. В тюрьмах содержалось 200 000 человек, ожидающих суда или отправки в лагерь. 18 000 комендатур НКВД управляло 1 200 000 спецпоселенцев. Даже серьезно пересмотренные в сторону уменьшения, на основании исторических сочинений (в том числе недавних), а также воспоминаний свидетелей (последние часто путают поток прибывавших в ГУЛАГ с числом заключенных на конкретную дату), эти цифры дают нам представление о размерах репрессий, жертвами которых в 30-е годы стали все слои советского общества.

Новый поток заключенных хлынул в лагеря, колонии и спецпоселения ГУЛАГа в период с конца 1939 по лето 1941 года. Это было связано с советизацией новых территорий и беспрецедентной криминализацией социальных, в частности трудовых, отношений.

24 августа 1939 года мир был ошеломлен подписанием Договора о ненападении между сталинской Россией и Германией. Объявление о пакте произвело настоящий шок в европейских странах, прямо заинтересованных в разрешении кризисной ситуации; лишь немногие умы поняли тогда, что могло соединить страны со столь противоположной идеологией.

21 августа 1939 года советское правительство прервало англо-франко-советские переговоры в Москве, которые оно вело с 11 августа с целью заключения договора о взаимных трехсторонних обязательствах в случае германской агрессии в отношении одного из государств. С начала 1939 года советская дипломатия под руководством Вячеслава Молотова постепенно отходила от идеи заключения договора с Францией и Великобританией, подозревая их в желании заключить новое Мюнхенское соглашение против Польши, чтобы открыть немцам свободный путь на Восток В то время как переговоры между СССР, с одной стороны, и Францией и Великобританией — с другой, увязли, столкнувшись с неразрешимыми проблемами (например, в случае германского вторжения во Францию — пересечёт ли Красная Армия Польшу, чтобы атаковать Германию?), контакты советских и немецких представителей приняли новый оборот. 14 августа немецкий министр иностранных дел Риббентроп сообщил о намерении отправиться в Москву для заключения политического соглашения с советскими руководителями. На следующий же день Сталин принял решение.

И вот 19 августа Германия и СССР подписали очень выгодное для СССР торговое соглашение, переговоры о котором велись с конца 1938 года. В тот же вечер советские руководители согласились, чтобы Риббентроп прибыл в Москву для подписания пакта о ненападении, уже разработанного советской стороной и переданного прямо в Берлин. Немецкий министр, наделенный специальными полномочиями, прибыл в Москву 23 августа во второй половине дня, пакт о ненападении был подписан ночью и обнародован 24 августа. Он вступал в силу немедленно и имел десятилетний срок действия. Самая важная часть соглашения, которая разграничивала сферы влияния и аннексий двух стран в Восточной Европе, осталась секретной. До 1989 года советские руководители, вопреки всякой очевидности, отрицали существование «секретного протокола» — настоящего преступления против мира, совершенного двумя подписавшими соглашение государствами. Согласно тексту «секретного протокола», Литва попадала в сферу немецких интересов; Эстония, Латвия, Финляндия, Бессарабия — в сферу советских интересов. Что же касается Польши, то, хотя вопрос о сохранении остатков Польского государства не находил решения, СССР должен был при любом положении вещей в случае советско-германского вторжения в Польшу занять белорусские и украинские территории, которые он уступил, согласно Рижскому соглашению 1920 года, вместе с частью «исторически и этнически польских» территорий в Люблинском и Варшавском воеводствах.

Спустя восемь дней после подписания пакта нацистские войска вошли в Польшу. Еще неделю спустя, 9 сентября, перед подавлением польского сопротивления советское правительство, по настоянию немцев, сообщило Берлину о своем намерении немедленно занять территории, которые должны были отойти к СССР согласно «секретному протоколу» от 23 августа. 17 сентября Красная Армия вступила на территорию Польши под предлогом необходимости «прийти на помощь единокровным украинским и белорусским братьям», которым угрожал «развал Польского государства». Советское вторжение в тот момент, когда польская армия была полностью уничтожена, почти не встретило сопротивления. Советам досталось 230 000 военнопленных, из них 15 000 офицеров».

Намечавшаяся первоначально немцами и русскими идея оставить в Европе буферное Польское государство была вскоре отвергнута, что сделало еще более деликатным вопрос о границе между Германией и СССР. Если в начале, 22 сентября, предполагалось, что граница сферы интересов будет проходить по линии рек Нарев, Висла и Сан, то 28 сентября, во время приезда Риббентропа, она была отодвинута к востоку до Буга. В обмен на эту территориальную уступку (по сравнению с «секретным протоколом» от 23 августа) Германия включила Литву в сферу интересов СССР. Раздел Польши позволил СССР аннексировать огромные территории в 180 тысяч квадратных километров с населением в 12 миллионов человек — белорусов, украинцев и поляков. 1 и 2 ноября, после некоторого подобия совета с народами, представляющими эти земли, они были включены в состав советских республик Украины и Белоруссии.

К этой дате «чистка» новых владений с помощью НКВД продвинулась довольно далеко. Первые, кто попал в поле репрессивных действий, были поляки, многие из которых были высланы как «враждебные элементы». Прежде всего это были помещики и «военные поселенцы» (осадники войсковы), получившие от правительства земельные наделы в пограничных районах как награду за их службу в период советско-польской войны 1920 года. Согласно статистике департамента спецпоселенцев ГУЛАГа, между февралем 1940 и июнем 1941 года только с территорий, вошедших в состав СССР в сентябре 1939 года, 381 000 польских граждан была сослана в спецпоселения Сибири, в район Архангельска, в Казахстан и другие отдаленные регионы СССР. Цифры, зафиксированные польскими историками, значительно выше: депортированных было порядка одного миллиона. Мы не располагаем, к сожалению, никакими точными данными об арестах и депортации граждан, совершенных в период между сентябрем 1939 и январем 1940 года.

В последующий период архивные документы, ставшие сегодня доступными, свидетельствуют о трех больших «чистках-облавах» 9 и 10 февраля, 12 и 13 апреля, 28 и 29 июня 1940 года. Два месяца потребовалось эшелонам, чтобы проследовать в Сибирь, Казахстан или на Крайний Север и вернуться обратно. Из военнопленных поляков только 82 000 из 230 000 пережили лето 1941 года. Потери среди польских спецпоселенцев были также высоки. В августе 1941 года после подписания специального соглашения с польским правительством в изгнании советское правительство «амнистировало» поляков, депортированных начиная с 1939 года, при этом зафиксировано только 243 100 поселенцев, тогда как депортированных в период между февралем 1940 и июнем 1941 года было не менее 381 000. Всего же под амнистию попало 388 000 польских военнопленных, интернированных беженцев и просто гражданских лиц. Многие сотни тысяч исчезли в предыдущие годы. Большое число было казнено под предлогом того, что они являются «разоблаченными заклятыми врагами советской власти».

Среди них, в частности, было 25 700 офицеров и обычных польских граждан, которых Берия в письме, адресованном Сталину 5 марта 1940 года, предложил расстрелять. Частично рвы с расстрелянными поляками были обнаружены немцами в апреле 1943 года в Катынском лесу. В общей «братской могиле» оказались захороненными 4500 польских офицеров. Представители советской власти попытались обвинить в этой бойне немцев, и только в 1992 году во время визита Бориса Ельцина в Варшаву российские власти признали прямую ответственность Сталина и членов Политбюро за ликвидацию польской военной элиты в 1940 году.

Сразу же после аннексии принадлежавших Польше территорий, в соответствии с соглашением, подписанным с нацистской Германией, советское правительство пригласило в Москву глав эстонского, литовского и латышского правительств и навязало им «договоры о взаимной помощи», в силу которых эти страны изъявляли согласие иметь на своей территории военные базы СССР. Сразу же после этого в Эстонию прибыло 25 000 советских солдат, 30 000 обосновались в Латвии и 20 000 в Литве. Введенные войска по численности превышали армии этих стран, пока еще официально независимых. Вторжение советских войск в октябре 1939 года ознаменовало конец независимости стран Балтии. 11 октября Берия отдал приказ «вырвать с корнем все антисоветские и антисоциалистические элементы» в этих странах. С этого момента советские органы увеличили число арестов офицеров, должностных лиц, интеллигенции, — всех «ненадежных», мешающих достижению перспективных советских целей.

1940 г., марта 5, Москва.

Записка.

Л. П. Берии И. В. Сталину с предложением расстрелять польских офицеров, жандармов, полицейских, осадников и других из трех спецлагерей для военнопленных и заключенных тюрем западных областей Украины и Белоруссии.

^{№ 794/Б Сов. секретно ЦК ВКП(6)}

^{товарищу Сталину}

В лагерях для военнопленных НКВД СССР и в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в настоящее время содержится большое количество офицеров польской армии, бывших работников польской полиции и разведывательных органов, членов польских националистических к[онтр]р[еволюционных] партий, участников вскрытых к[онтр]р[еволюционных] повстанческих организаций, перебежчиков и др. Все они являются заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю.

Военнопленные офицеры и полицейские, находясь в лагерях, пытаются продолжать контрреволюционную] работу, ведут антисоветскую агитацию. Каждый из них только и ждет освобождения, чтобы иметь возможность активно включиться в борьбу против советской власти.

Органами НКВД в западных областях Украины и Белоруссии вскрыт ряд к[онтр]р[еволюционных] повстанческих организаций. Во всех этих к[онтр]р[еволюционных] организациях активную руководящую роль играли бывшие офицеры бывшей польской армии, бывшие полицейские и жандармы.

Среди задержанных перебежчиков и нарушителей госграницы также выявлено значительное количество лиц, которые являются участниками контрреволюционных] шпионских и повстанческих организаций.

В лагерях для военнопленных содержится всего (не считая солдат и унтер-офицерского состава) 14 736 бывших офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, жандармов, тюремщиков, осадников и разведчиков, по национальности свыше 97 % — поляки.

Из них:

генералов, полковников и подполковников — 295

майоров и капитанов — 2080

поручиков, подпоручиков и хорунжих — 6049

офицеров и младших командиров полиции, пограничной охраны и жандармерии — 1030

рядовых полицейских, жандармов, тюремщиков и разведчиков — 5138

чиновников, помещиков, ксендзов и осадников — 144

В тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии всего содержится 18 632 арестованных (из них 10 685 — поляки), в том числе:

бывших офицеров — 1207

бывших полицейских, разведчиков и жандармов — 5141

шпионов и диверсантов — 347

бывших помещиков, фабрикантов и чиновников — 465

членов различных к[онтр]р[еволюционных] и повстанческих организаций и разного

контрреволюционного] элемента — 5345 перебежчиков — 6127

Исходя из того, что все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти, НКВД СССР считает необходимым:

1. Предложить НКВД СССР:

1) дела о находящихся в лагерях для военнопленных 14 700 человек бывших польских

офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков,

2) а также дела об арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины

и Белоруссии в количестве 11 000 человек членов различных к[онтр]р[еволюционных] шпионских и диверсионных организаций, бывших помещиков, фабрикантов, бывших польских офицеров, чиновников и перебежчиков —

— рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания — расстрела.

II. Рассмотрение дел провести без вызова арестованных и без предъявления обвинения,

постановления об окончании следствия и обвинительного заключения в следующем порядке:

а) на лиц, находящихся в лагерях военнопленных, — по справкам, представляемым Управлением по делам военнопленных НКВД СССР.

б) на лиц, арестованных — по справкам из дел, представляемым НКВД УССР и НКВД БССР.

III. Рассмотрение дел и вынесение решения возложить на тройку, в составе т.т. Берия, Меркулова и Бештекова (начальник 1-го спецотдела НКВД СССР).

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР

Л. Берия

В июне 1940 года, сразу же после победного блиц-наступления немецких войск на Францию, советское правительство решило конкретизировать все пункты секретного протокола от 23 августа 1939 года. 14 июня, воспользовавшись «провокацией против советских гарнизонов», оно выдвинуло ультиматум балтийским руководителям, поставив их перед необходимостью сформировать новое правительство, способное гарантировать «честное исполнение договора о взаимопомощи и обуздать противников этого договора». В последующие дни сотни тысяч советских солдат заняли прибалтийские республики. Сталин послал в столицы этих стран своих представителей, которые должны были заняться «советизацией» трех республик: прокурора Вышинского — в Ригу, Жданова — в Таллинн, а одного из руководителей секретных служб Деканозова, заместителя наркома иностранных дел, — в Каунас. Парламенты и местные органы были распущены, а их члены арестованы. Компартия была единственной разрешенной партией, представляющей кандидатов на «выборы», которые прошли 14 и 15 июля 1940 года.

За недели, которые предшествовали этому подобию выборов, НКВД, под руководством генерала Серова, арестовало от 15 000 до 20 000 «враждебных элементов». В одной только Латвии 1480 противников нового режима были наспех расстреляны в начале июля. По окончании выборов парламенты обратились с просьбой о присоединении к СССР, которая, естественно, была «удовлетворена» в начале августа Верховным Советом, провозгласившим рождение трех новых советских социалистических республик. В тот день, 8 августа, когда газета «Правда» писала: «Солнце великой Сталинской конституции отныне согревает своими живительными лучами новые земли и новые народы», — для прибалтов начался период арестов, ссылок и расстрелов.

Архивы сохранили подробности многих операций по депортации социально враждебных элементов из Прибалтики, Молдавии, Западной Белоруссии и Западной Украины, проведенных в мае-июне 1941 года под руководством генерала Серова. В целом 85 716 человек были депортированы в июне 1941 года, из них 25 711 составляли прибалты. В своем докладе от 17 июля 1941 года Меркулов, «человек номер два» в НКВД, подвел итоги балтийской части операции. В ночь с 13 на 14 июня 1941 года были высланы 11 038 членов семей «буржуазных националистов», 3240 членов семей бывших жандармов и полицейских, 7124 члена семей бывших землевладельцев, промышленников, чиновников, 1649 членов семей бывших офицеров и 2907 «прочих». Эта операция была запланирована 16 мая 1941 года, когда Берия направил Сталину свой последний план «операций по чистке районов, недавно включенных в состав СССР, от антисоветских, социально чуждых и преступных элементов». Из доклада Меркулова ясно, что главы семейств были арестованы ранее и, возможно, расстреляны. Операция 13 июня касалась только «членов семей», признанных «социально чуждыми».

Каждая семья имела право на сто килограммов багажа, включая пропитание в течение одного месяца. НКВД не обременял себя обеспечением пропитания во время транспортировки высланных. Эшелоны прибыли в место назначения только в конце июля 1941 года, по большей части в Новосибирскую область и в Казахстан. Некоторые доехали до места ссылки — Алтайского края — только в середине сентября! Можно лишь догадываться, сколько ссыльных, набитых по пятьдесят человек в небольшие вагоны для скота со своими пожитками и едой, прихваченными в ночь ареста, умерло в течение этих шести-двенадцати недель дороги. Другая с размахом задуманная операция была запланирована Берией на ночь с 27 на 28 июня 1941 года. Выбор этой даты подтверждает, что самые высокие государственные руководители совсем не ожидали германского нападения 22 июня. План «Барбаросса» оттянул на несколько лет продолжение «чисток» прибалтийских республик органами НКВД.

Несколько дней спустя после оккупации прибалтийских государств советское правительство направило Румынии ультиматум, требующий «немедленного возвращения СССР Бессарабии», которая была частью бывшей царской империи и упоминалась в секретном советско-германском протоколе от 23 августа 1939 года. Правительство потребовало также передачу СССР Северной Буковины, которая никогда не принадлежала царской империи. Оставленные немцами, румыны подчинились. Буковина и часть Бессарабии были включены в состав Украины, а остальная Бессарабия стала Молдавской Советской Социалистической Республикой, провозглашенной 2 августа 1940 года. В тот же день заместитель Берии Кобулов подписал приказ о депортации 31 699 «антисоветских элементов», живущих на территории Молдавской ССР, и еще 12 191 «антисоветского элемента» из районов Румынии, включенных в состав Украинской ССР. Все эти «элементы» были взяты на учет хорошо отлаженным методом. Накануне, 1 августа 1940 года, Молотов представил Верховному Совету триумфальную картину разрастания Советского Союза при помощи германо-советского пакта («прирост» должен был составить 23 миллиона жителей за один год).

Но 1940 год был отмечен и другим «рекордом»: число охваченных ГУЛАГом — высланных, посаженных в советские тюрьмы и приговоренных — достигло апогея. 1 января 1941 года в лагерях ГУЛАГа было 1 930 000 заключенных, их прибывало по 270 000 в год; более 500 000 человек с присвоенных Советами территорий были высланы, именно они вошли в состав спецпоселенцев, которых насчитывалось к концу 1939 года 1 200 000 человек; в советских тюрьмах, рассчитанных на 234 000 мест, содержались 462 000 человек; и, наконец, в этом году значительно увеличилось общее число приговоренных — с 700 000 до 2 300 000 человек (17).

Это впечатляющий прирост стал результатом беспрецедентного ужесточения производственных отношений. В памяти рабочих 1940 год остался годом принятия 26 июня Закона о введении восьмичасового рабочего дня, семидневной рабочей недели, соблюдении трудовой дисциплины и борьбе с самовольными отлучками. Всякое немотивированное отсутствие, опоздание на срок свыше двадцати минут отныне стало уголовно наказуемо. Нарушитель приговаривался либо к шести месяцам «исправительных работ» без лишения свободы, либо к удержанию 25 % зарплаты, эта мера иногда ужесточалась вплоть до заключения на два-четыре месяца в тюрьму.

10 августа 1940 года вышел другой закон, приговаривающий к одному-трем годам лагерей за хулиганство, за брак на производстве, а также за мелкие хищения на месте работы. В тех условиях, при которых работала советская индустрия, любой рабочий мог попасть под этот новый «подлый закон».

Эти законы, действовавшие вплоть до 1956 года, ознаменовали новый этап в ужесточении трудового законодательства. В течение первых шести месяцев со дня их вступления в силу более чем полтора миллиона человек были привлечены к ответственности, из них 400 000 приговорены к тюремному заключению; этим объясняется значительное увеличение числа заключенных в тюрьмах, начиная с лета 1940 года. В целом количество приговоренных к лагерным работам за хулиганство выросло со 108 000 в 1939 году до 200 000 в 1940 году.

Итак, конец Большого террора был отмечен новым беспрецедентным (после 1932 года) выступлением против прогульщиков на заводах и в колхозах. В ответ на «подлые законы» 1940 года большое число рабочих, как можно об этом судить из докладов осведомителей НКВД, обнаружили свои «нездоровые настроения», особенно в первые недели фашистского нашествия. Они вслух говорили об «уничтожении жидов и коммунистов» и распространяли «провокационные слухи». Вот, например, зафиксированные в НКВД слова одного московского рабочего: «Захватывая наши города, Гитлер обклеивает город объявлениями: «Я не буду судить рабочих за опоздание на двадцать одну минуту»». За такие речи наказывали с особой строгостью, как это видно из доклада Главного военного прокурора «Об уголовных преступлениях на железных дорогах между 22 июня и 1 сентября 1941 г.»: всего было подписано 2524 приговора, из них 204 к смертной казни; среди этих приговоров не менее 412 —за распространение контрреволюционных слухов, 110 железнодорожников за это преступление были приговорены к расстрелу.

Недавно опубликованный сборник документов об общественных настроениях в Москве в первые месяцы войны подчеркивает растерянность жителей Москвы перед германским нашествием летом 1941 года. Москвичи как бы разделились на три группы: «патриоты», «болото», в котором рождаются всякие слухи, и «пораженцы», желающие победы немцев над ненавистными «жидами и большевиками». В октябре 1941 года во время демонтажа заводов с целью последующей их эвакуации на восток страны антисоветские беспорядки начались на текстильных предприятиях Ивановской области. Пораженческие высказывания некоторых рабочих показывают то состояние отчаяния, в котором они находились, будучи вынуждены подчиняться давлению жесточайших законов о трудовой дисциплине 1940 года.

Поскольку нацистское варварство обещало советским «недочеловекам» только кабалу или уничтожение, народ в состоянии большого патриотического подъема примирился с советским режимом. Сталин очень ловко сумел воспользоваться русскими патриотическими ценностями. В своей знаменитой речи, произнесенной по радио 3 июля 1941 года, он употребил формулу церковного обращения к народу — «братья и сестры»[36]. Ссылки на «великий русский народ, давший миру Плеханова и Ленина, Пушкина и Толстого, Чайковского, Чехова, Лермонтова, Суворова и Кутузова» должны были стать опорой в «священной войне», которую стали называть «Великой Отечественной». 7 ноября 1941 года, прощаясь с батальонами добровольцев, отправляющихся на фронт, Сталин призывал их драться с врагом, вдохновившись «примером наших славных предков Александра Невского и Дмитрия Донского», первый из которых в XIII веке спас Россию от тевтонских рыцарей, второй — век спустя — от татаро-монгольского ига.