Тюремный архипелаг

Тюремный архипелаг

Утверждалось, что Демократическая Кампучия не знала тюрем. Сам Пол Пот заявил в августе 1978 года: «У нас нет тюрем, мы даже не пользуемся этим словом. Правонарушители занимаются общественно полезным трудом».

Красные кхмеры похвалялись этим, подчеркивая двойной разрыв: с политическим прошлым и с религией, где в соответствии с законом кармы человек за совершенные грехи расплачивается в другой жизни. Теперь же наказание следовало непосредственно за прегрешением.

Существовали также «центры перевоспитания», именуемые также «районными полицейскими центрами». Старые тюрьмы, остававшиеся от колониальной эпохи, опустевшие, как и города, больше не заполнялись. Исключение составляли тюрьмы некоторых провинциальных городков, где в камеры, рассчитанные на нескольких человек, набивали по тридцать заключенных. В качестве тюрем стали использовать бывшие школы, иногда храмы.

Конечно, от классических тюрем, даже строгого режима, эти учреждения сильно отличались. В них ничего не делалось, чтобы облегчить заключенным жизнь или хотя бы выживание: голодный паек (нередко, по свидетельству Пин Ят-хая, всего одна миска риса на 40 человек), отсутствие медицинской помощи, невероятная скученность, ограниченная подвижность (женщины и некоторые мужчины, посаженные за «мелочь», были привязаны к общему железному штырю (кхнох) на полу камеры за одну ногу, остальные мужчины — за обе; некоторым связывали за спиной локти); не было ни туалетов, ни умывальников… Понятно, почему новый заключенный не мог надеяться выжить в таких условиях больше трех месяцев; из полпотовских тюрем редко кто выходил живым. (Например, из восьмидесяти заключенных местной тюрьмы, о которой пишет Пин Ятхай, свободу увидели всего трое.) Один такой счастливчик так отзывается о своем узилище в Западной зоне «Там убивали только половину заключенных, а то и меньше».

Этому человеку действительно повезло: его забрали в конце 1975 года, когда еще существовала хоть какая-то надежда выйти на волю (совсем как до 17 апреля). До 1976 года из тюрем вышли 20 %—30 % заключенных. Причина в том, что в этот период некоторые представители власти еще принимали всерьез воспитательную функцию лишения свободы — стержень китайско-вьетнамской пенитенциарной системы. В начале депортаций у чиновников и даже военных старого режима сохранялась возможность освобождения — при условии послушания и усердного труда.

Позднее стала использоваться особая терминология: лишение свободы часто обозначалось как «вызов на учебу». «Педагогическая» функция «перевоспитания» перестала существовать повсюду, кроме лагеря Бунгтрабек, где, по свидетельству И Пхандары, держали камбоджийцев, вернувшихся из-за границы, в основном студентов. Сохранилось распоряжение местного руководства арестовывать детей вместе с матерями независимо от возраста, «чтобы избавиться сразу от всех». Так наполнялся конкретным содержанием лозунг: «При прополке не забывай про корни сорняков», представлявший собой радикальное толкование понятия «классовая наследственность», столь дорогого сердцу маоистов-экстремистов.

Судьба этих детей, лишенных всякой заботы, была особенно печальна; но еще хуже пришлось юным правонарушителям, которых бросали за решетку независимо от возраста.