«В мире и любви…»

«В мире и любви…»

Понятие «чрезвычайно ласково» включает в себя целый комплекс представлений, основанных на мифе о свободе и процветании народа Венеции — мифе, нашедшем свое отражение даже в песнях гондольеров. В создании мифа о правительстве, насаждающем «мир и любовь», немалую роль сыграла организация труда и система социальной поддержки, развивающаяся с XIII в. в недрах цеховых корпораций ремесленников и скуоле. Первые тесно связаны с экономической и коммерческой деятельностью Республики, обеспечивающей ремесленникам выгодный рынок сбыта.[391] Стеклодувы, красильщики, мыловары, изготовители черепицы, кирпичей, солевары и представители прочих ремесел потребляют и обрабатывают продукты, поступающие из заморских территорий. К ним, разумеется, следует добавить ремесленников-корабелов, строителей больших морских судов и небольших лодок, работающих как в маленьких доках, так и в Арсенале, а также золотых и серебряных дел мастеров и работников, чеканивших монеты, в том числе золотые. Корпорации быстро подчиняют себе все основные сферы повседневной жизни и культуры, одежду, питание, транспортные средства, издательское дело, развлечения, все, что относится к сфере производства и сбыта. Они берут под контроль так называемые благородные ремесла, например, производство стекла или аптекарское дело, и члены этих корпораций получают разрешение брать в жены дочерей нобилей. Корпорации прибирают к рукам также ремесла низшие, требующие ручного труда, включая тряпичников. В период расцвета в Венеции насчитывается никак не меньше сотни корпораций, а среди пополанов ремеслом занимаются 32 887 мужчин и 31617 взрослых женщин; к их числу следует прибавить еще 40992 юношей и девушек; общая численность населения в это время равна примерно 135 тысячам жителей. В XVIII в. существует около ста тридцати корпораций, при том что численность активного населения практически не изменилась.[392] Ремесел, в которых занято так мало людей, что они не могут быть организованы в корпорации, немного, — к ним относятся, например, изготовители очков или создатели музыкальных инструментов, — в таких случаях их чаще всего присоединяют к корпорации ремесленников, изготовляющих сходную продукцию.

Внутренняя организация венецианских корпораций следовала общеевропейской модели. Во главе корпорации стоял капитул — руководящий совет во главе с цеховым старшиной (gastaldo). В его обязанности входили надзор за строгим соблюдением устава (на венецианском наречии mariegola) и улаживание внутренних конфликтов. В случае если совет не мог разрешить вопрос, стороны могли обратиться в суд, в распоряжении которого имелись копии уставов и списки членов всех корпораций; суд этот именовался Джустициа Веккиа (Giustizia Vecchia). Порядок проведения заседаний капитула был строго регламентирован. Как и в Большом совете, запрещено было приходить на заседания с оружием и устраивать драки или потасовки; нарушителям грозило исключение на десять лет и штраф в два дуката.

Профессиональная иерархия, как и повсюду, была трехступенчатой. На первой ступени стояли «мальчики», или ученики, срок пребывания в этом звании мог составлять от пяти до семи лет; затем ученик поднимался на ступень «юноши», или «работника», подмастерья; срок пребывания в этом звании мог растянуться до двенадцати лет; наконец, третья ступень давала право на звание «мастера» и «старшины» (maestro и capo-maestro). Средний возраст для начала ремесленной карьеры — тринадцать-пятнадцать лет. Совершенствование в избранном ремесле происходило медленно и под бдительным надзором. В конце периода ученичества старшина проверял соответствие способностей мальчика уставу корпорации, и только в случае положительного результата проверки молодой человек получал свидетельство, позволявшее ему приступить к самостоятельной работе. Как и повсюду, стать старшиной можно было только после того, как образцовое изделие, «шедевр», изготовленный кандидатом, будет представлен комиссии экспертов и получит ее одобрение. В руках мастеров и старшин, стоявших на вершине ремесленной иерархии, была сосредоточена вся власть. Только они имели право голоса в руководящей ассамблее, только они давали разрешение на открытие лавки и ведение торговли. Напротив, ученики находились в полной зависимости от своих хозяев и в период ученичества не имели права менять мастера.[393]

Система была совершенно закрытой. Число членов каждой корпорации было ограничено, в целом же оно варьировалось в зависимости от профессии: например, корпорация угольщиков состояла всего лишь из 35 человек, обладавших «правом торговать вразнос», «грузить уголь, привезенный в Венецию, и развозить его в общественные места, общины, частные заведения и дома». Ткачей же в 1769 г. было 712, из них 295 мастеров, 377 работников и 40 подмастерьев; мастеров-зеркальщиков в 1733 г. было 500, а всего зеркальным делом занимались более 1000 человек;[394] в 1773 г. среди мастеров-ювелиров было 190 подмастерьев и 50 работников.[395] Выпечкой хлеба занимались две корпорации: тех, кто занимался подготовительным этапом (pistori), и собственно хлебопеков (panicuocoli или fornai). Число хлебных лавок превышало шестьдесят, и из них в 1757 г. сорок семь принадлежало pistori, и в них работали 233 рабочих. Для сравнения: в это же самое время работников колбасных лавок насчитывалось 196, а торговцев фруктами и овощами — 220.[396]

Секреты ремесла передавались от отца к сыну. Когда требовались ученики или подмастерья, при равных условиях предпочтение отдавали детям старшин. Подобный протекционизм ограничивал возможности найма новых людей, равно как и смены иерархов. В отношении иностранцев велась политика прагматического протекционизма. Ее осуществляли прежде всего в отношении венецианских подданных с материка, чаще всего занятых на подсобных работах: носильщиками служили в основном уроженцы Бергамо, прислугою — девушки из Фриуля. Взять в подмастерья чужеземцев, не являющихся подданными Республики, старшина был вправе, только если у него не было собственных детей. Однако мастер, прибывший из-за границы, легко мог открыть лавку или мастерскую, особенно в периоды демографического спада, ибо вместе с ним город получал новые технологии и методы работы. Гостеприимство, оказываемое иноземным ремесленникам, приток которых значительно сократился после 1750 г., зависело от ремесла, которым занимались новоприбывшие. Старьевщиками работали в основном евреи и выходцы из стран Леванта: помимо торговли с заграницей, это был единственный род занятий, которым им дозволялось заниматься.[397] В более престижных корпорациях, например стеклодувов, ни о какой открытости, ни о каких иностранцах и речи быть не могло.

За счет взносов и налогов, уплачиваемых рядовыми членами, а также частных пожертвований корпорации обладали финансовой независимостью, тем не менее деятельность их постоянно контролировалась и они имели многочисленные обязанности перед обществом. Некоторые из этих обязанностей можно считать мерами по повышению «престижа профессии» и оценки выпускаемой продукции: так, к примеру, бочары весь год должны были бесплатно чинить бочки дожа. Регламентация деятельности членов корпорации носит авторитарный характер и одновременно свидетельствует как о протекционизме со стороны центральной власти, так и о ее желании осуществлять контроль над производством. Например, хлебопеки для изготовления своей продукции были обязаны закупать муку только на общественных складах, а управляющие соответствующими складами обязаны были выдавать им справки о приобретенном товаре. Ряд ограничений может быть интерпретирован как стремление правительства получить очередное подтверждение гражданской благонадежности и привлечь корпорацию к созиданию всеобщего благополучия и поддержанию всеобщих свобод. Мы уже видели, что рабочие Арсенала за определенное вознаграждение обязаны были принимать участие в тушении пожаров. Также корпорации были обязаны поставлять государству солдат и матросов на галеры; от этой повинности можно было освободиться, только уплатив довольно высокий ежегодный налог. В случае необходимости самые богатые корпорации делали принудительные взносы на военные нужды. Чтобы избежать конфликтов и столкновений между корпорациями, государство контролировало распределение городских складских помещений, новых лавок и трактиров, вводя соответствующие квоты, не позволявшие открывать в одном секторе сразу несколько лавок, торгующих одним и тем же товаром, или же мастерских, производящих одинаковую продукцию.

Джустициа Веккиа и судебные ведомства, призванные следить за здоровьем общества, осуществляли пристальный контроль за производством и продажей товаров, что являлось своеобразной гарантией качества как для продавцов, так и для потребителей. Наиболее внимательному контролю подвергалась продукция корпорации специй, к которой относились объединения москательщиков, продавцов лекарственных трав, изготовителей свечей, кондитеров, а также «ароматической» корпорации, члены которой занимались продажей лекарственных средств, настоек, мазей и пластырей. Контролеров выбирали ежегодно, по жребию. Начиная с XV в. каждый новый член корпорации специй должен был сдавать экзамен перед комиссией, в состав которой входили старейшины корпорации.[398] Под контролем находились общественные печи и вес выпекаемого в них хлеба, а также вес галет, предназначенных для матросов на галерах и моряков из Арсенала; если галеты предназначались для короткого плавания, их дважды помещали в печь для подсушивания, а если плаванье ожидалось долгое, то четырежды. Однако мошенники не переводились, и торговцев, уличенных в злоупотреблении доверчивостью клиентов, подвергали публичным наказаниям на площади. В 1752 г. были конфискованы весы в лавке торговца сосисками с площади Санта-Мария Формоза: лавочник обвешивал покупателей, подклеив под одну из чашек весов кусочек свинца. Весы эти на несколько недель были выставлены прямо возле двери его лавки, «напоминая всем прохожим о его провинности и мошенничестве».[399]

Наконец, как и повсюду, корпорации ревниво оберегали секреты своего производства, порождая доносы и шпионаж. «Нельзя допускать, чтобы нам безнаказанно наносили ущерб, и старейшины наши обязаны постоянно внимательно следить за тем, чтобы никто не передал на сторону ни их науку, ни их секреты производства», — писали государственные инквизиторы в 1665 г., получив информацию от посла Венеции в Париже Алвизе Сагредо, что во французской столице замечены стеклодувы из Мурано. Поддавшись на уговоры засланных к ним секретных агентов, стеклодувы покинули свои печи в лагуне и отправились помогать осуществлять проект Кольбера по созданию во Франции мануфактуры по производству зеркал.[400] Протест, направленный Венецианской республикой, не помешал Кольберу создать свою фабрику, однако сам факт подобной реакции весьма примечателен. Любой ремесленник-стеклодув, дерзнувший покинуть место работы и совершить небольшое путешествие, вполне мог стать жертвой наемного головореза, а всю семью его могли бросить в тюрьму. Ткачей, особенно тех, кто владел искусством изготовления шелковых тканей, также окружали всевозможные запреты, и в частности запрет покидать родину. А чтобы в периоды кризисов и безработицы у ремесленников не было желания продать свои секреты за границу, государство принимало самые разнообразные меры и даже финансировало корпорации из своего бюджета.

В отличие от европейских и итальянских союзов ремесленников, венецианские корпорации не имели возможности влиять на политику и принимать участие в работе правительства, но исполняли главные роли во время праздников и дворцовых обрядов. Так, мясники принимали деятельное участие в охотах, устраиваемых в «жирный четверг». Во время выборов дожа в чести бывали торговцы фруктами: на них возлагалась обязанность внести в пиршественный зал огромную дыню и в торжественной обстановке, под звуки труб преподнести ее вновь избранному дожу. Четыре раза в год дож устраивал в честь корпораций пышные банкеты: в День святого Марка (25 апреля), на праздник Вознесения, в День святого Витта (15 июня) и День святого Стефана (26 декабря). По таким случаям корпорация ювелиров торжественно подносила дожу двух рябчиков. Нередко корпорации принимали участие в подготовке к торжественным церемониям, отряжая на это известных своим искусством мастеров.[401] Таким образом, самые состоятельные корпорации не только укрепляли свою общественную значимость, но и свое экономическое положение. Однако сколь бы тесной ни была связь между правительством и корпорацией, от последней требовалось прежде всего постоянное подтверждение преданности Республике.

Корпорация как закрытая система сдерживала развитие отрасли, создание новых производств. Однако закрытость гарантировала качество продукции и предоставляла членам корпорации стабильную занятость и духовное руководство; также она брала на себя почти все заботы об их насущных нуждах, поддерживая, таким образом, социальное равновесие. Наняв подмастерье, старшина предоставлял ему жилье, кормил, снабжал чистой одеждой и всячески о нем заботился, оплачивая, разумеется, все расходы; следовательно, ученик обучался только в его мастерской и только от него узнавал секреты мастерства. Так он получал реальную возможность достичь вершин мастерства, подняться по ступеням корпоративной иерархической лестницы. «Ежели ты потихоньку начнешь торговать своими изделиями, это станет хорошим началом… Многие, начав с капитала в 10 дукатов, через некоторое время становились купцами, ворочали тысячами экю», — советует трактирщик Бригелла бедному Труффальдино, мальчишке в лавке Панталоне, разорившегося торговца из комедии «Банкротство».[402] Совет действительно хорош, если судить по тому, что многие ученики, начав с нуля, получали звание мастера, богатели и даже подавали прошение о присвоении им дворянства (последнее особенно характерно для XVII в.)[403]

Как мы уже имели возможность убедиться, Скуоле гранди являлись учреждениями милосердия, образуя парадный фасад разветвленной сети братств — благотворительных учреждений (в 1732 г. их насчитывалось более трехсот), связанных или развивавшихся параллельно с корпорациями. Эти филантропические заведения играли большую роль в организации поддержки и взаимопомощи. Название «братство» (confraternita) в данном случае носит неформальный характер, равно как и название mariegola, madre regola («образцовая мать»); в последнем случае подчеркивается авторитет власти, отношения субординации и в то же время протекционистский характер власти, обеспечивающей защиту в лоне организации, во многом напоминающей семью. Долг милосердия записан во всех корпоративных уставах. За исполнением его существует постоянный контроль: оплачивать свою благотворительность, заставляя тех, кто получает благодеяния, покупать свои продукты, как нередко поступали торговцы фруктами и зерном, или же экономить на благотворительных подарках было строжайше запрещено. Благотворительность налагала определенные обязательства: например, брать в ученики некоторое число юных сирот — воспитанников приютов Новообращенных или Пьета. Поощрялась и любая личная инициатива. К примеру, немецкие башмачники бесплатно предоставляли приют своим венецианским коллегам, оказавшимся проездом в их краях, и первые три дня их пребывания на немецкой земле снабжали их карманными деньгами (12 сольдо в день). У ювелиров был специальный фонд, позволявший им ежегодно давать весьма солидное приданое (1550 дукатов) четырем девушкам, вступившим в брачный возраст; девушек выбирали семьи членов корпорации.

И корпорации, и скуоле имели вполне совершенную по тем временам систему социальной поддержки и защиты. Так, в случае болезни членам корпораций выплачивалось пособие в зависимости от продолжительности болезни и времени, необходимого на выздоровление; члены корпораций и их семьи также имели право пользоваться услугами корпоративного врача и хирурга, что обходилось значительно дешевле. В области здравоохранения образцовым следует признать декрет от 1791 г., принятый капитулом изготовителей надгробных венков по предложению главы их администрации. Декрет касается финансовой помощи больным членам корпорации и предусматривает:

Те, кто чувствуют жар и потому должны оставаться в постели в течение двух месяцев, получат компенсацию в тридцать сольдо. Если же и через два месяца они по-прежнему будут больны, они станут получать восемь лир в месяц с условием, что больной даст слово в письменной форме, что он болен, и сделает это на напечатанном формуляре, где приходской врач укажет месяцы и дни его болезни. Свидетельство это надо отнести в приходскую церковь, чтобы ризничий засвидетельствовал написанное врачом, а затем отнес на подпись к управляющему, который и передаст сию справку в кассу.[404]

Лекарства были дороги, однако во время болезни больной платил всего одну треть их стоимости, остальную сумму вносил после выздоровления и выхода на работу.[405] Наряду с множествами приютов и благотворительных учреждений для бедных и больных, финансируемых корпорациями, государство содержало за свой счет четыре больших больницы (Ospedali) для самых обездоленных. В 1724 г. в Венеции было тридцать три благотворительные лечебницы. Моряцкая школа (Scuola) Сан-Никколо также содержала за свой счет больницу для моряков.[406] Не были забыты и старики. Те, кто состарились и не могли больше трудиться, имели право поселиться в том или ином приюте; приюты эти были задуманы как коммуны во главе с приором; каждому члену такой коммуны отводилось жилище. В некоторых корпорациях старикам, если только они не были инвалидами, предоставляли более легкую работу. Например, в 1737 г. в уставе корпорации хлебопеков уточняется, что продавать хлеб на Риальто и Сан-Марко должны только «те работники, которым возраст или болезни не позволяют исполнять более тяжелую работу, а также бывшие владельцы хлебных лавок, ежели те разорились и впали в нищету».[407] Отдельным категориям малоимущих, а также тем, кто владел особенно ценимыми в Республике ремеслами, государство предоставляло дешевое жилье. Так, бедные ткачи из Санта-Кроче и рыбаки из Сан-Никколо могли получить разрешение на бесплатное жилье per amor Dei. Рабочие Арсенала с 1335 г. проживали в так называемых народных домах за очень низкую плату; дома эти были построены вокруг их места работы, в Кастелло, на улицах Колонна, Скьявоне и Маринарецца.

П. Лонги. Банкет во дворце Нани

Р. Менгс. Джованни Казанова

Побег Казановы из венецианской тюрьмы

Дворец дожей. Фрагмент фасада.

Г. Белла. Сцена театра Сан-Самуэле.

Ф. Гварди. Концерт

Г. Белла. Женская хоровая капелла

П. Лонги. Концерт.

П. Лонги. Домашний концерт

П. Лонги. Урок танца

П. Лонги. Танец на балу

А. Ватто. Удовольствия бала

П. Лонги. Маски.

Д. Каналетто. Водный праздник перед церковью Святого Николая

П. Лонги. Проба шоколада

П. Лонги. Семейная сцена

П. Лонги. Знатная семья

П. Лонги. У портного

Г. Белла. Праздничная толпа на Пьяцетте

П. Лонги. Носорог

Д. Тьеполо. Шарлатан

П. Лонги. В ателье художника

П. Лонги. В аптеке

Д. Тьеполо. Зимняя прогулка

П. Лонги. Место свиданий

П. Лонги. Посольство

Ф. Гварди. В приемной монастыря.

И наконец, венецианский календарь изобиловал днями милосердия и молитв, а также выходными днями, о которых сообщалось в альманахах и газетах. В дни религиозных праздников негоцианты, за исключением булочников, аптекарей, торговцев колбасами, курами, фруктами, вином и оливковым маслом, обязаны были закрывать свои лавки. Запрет этот соблюдался далеко не всегда, о чем свидетельствуют многочисленные декреты против нарушителей, которые в таких случаях обычно устраивались торговать на мостах. В 1752 г. правительство издало специальный указ, согласно которому двадцать осенних дней в обязательном порядке становились нерабочими.[408] В эти дни некоторые ремесленники, например изготовители искусственного жемчуга, были обязаны чистить свои печи.[409] В самом привилегированном положении находились работники Арсенала, пользовавшиеся дополнительными пятью днями оплачиваемого отпуска, которые предоставляло им правительство: «жирный вторник», «жирный четверг», День святого Марка, Страстная суббота и канун Рождества. А в Страстную пятницу, напоминает нам Градениго, «колокол, созывающий по утрам работников на работу, не звонил, и работники, которых не призывали на работу, занимались делами благочестия, как и все добрые христиане». Week-end еще не придуман, но уже с XV в. в сентябре и октябре бывают «понедельники Лидо» — дни, когда вся работа кончается в полдень, за которым следуют часы досуга, и обычно все выезжают на природу — в память о бурной свадебной ночи, что провела на лугу хромая молодая жена со своим юным супругом.[410]