Политическая обстановка в преддверии походов Лазарева и Ломакина

Политическая обстановка в преддверии походов Лазарева и Ломакина

Причины Туркменской войны. После покорения киргизов, хивинцев, бухарцев и кокандцев и после мирного водворения нашего среди туркмен и юмудов на восточном берегу Каспия настала очередь уладить добрососедские отношения с текинской Туркменией, ставшей пограничной с нами, разделявшей клином наши среднеазиатские владения и пересекавшей все караванные пути от нас на юг, к Индии, к ее «океану и солнцу», куда стремились наши былинные богатыри и богатырь нашей истории — Петр Великий. По свидетельству Волынского, Петр Великий собирался в 1725 г. «по спаде вод сам персонально» проложить путь от Каспия в Индию, и только «единая смерть пресекла» этот широкий полет русского Орла.

К текинцам мы предъявили те же требования добрососедских отношений, с какими неизменно обращались ко всем предыдущим покоренным среднеазиатским народам. Эти справедливые требования сводились к следующему: 1) не грабить наших караванов и дать им свободный ход через свои земли; 2) предоставить свободу путешествия, торга, жительства и права собственности для наших подданных; 3) не брать с нас лишних пошлин; 4) не держать рабами наших людей; 5) прекратить разбои и грабежи у наших границ; 6) завести с нами правильные дипломатические сношения и 7) обращаться с нами, как подобает с великой мировой державой. Но текинцы оказались столь же неисправимо дики, как их предшественники; исчерпав и с ними «все меры кротости и строгости», мы пришли к решению, что войны нам не избежать.

К тому же необходимость военных действий диктовалась противоборствующими нам течениями в Средней Азии — панисламистским, английским, персидским — и затаенными надеждами на возврат к прошлому покоренных уже нами среднеазиатцев. Это видно из следующих строк тогдашнего нашего видного дипломата Зиновьева: «Не следует забывать, что одной из причин, побудивших нас к движению на Восток от Каспийского моря (в Туркмению), послужила признанная нами необходимость произвести впечатление на Англию и помешать направленным против нас замыслам ее в Средней Азии.»

Поводом же к борьбе послужило соперничество текинцев с нами из-за обладания землями туркмен-иомудов, обитавших в южной половине восточного берега Каспия, на 150–200 верст в глубь страны.

Текинцы, как могущественнейший, наиболее свободолюбивый и воинственный из народов Закаспийского края Средней Азии, стремились к гегемонии среди единоплеменников-соседей: иомудов, гоклан, сарыков и солоров… А эти племена, дабы избежать тяжелой текинской зависимости, искали опоры у соседей. Еще со времен Петра Великого и походов Бековича-Черкасского в Хиву иомуды рвались в наше подданство. Они помогали Бековичу строить на своем берегу Красноводск (Шагадам), видя в нем защиту от хивинцев и текинцев, и провозгласили тогда же себя нашими подданными. В 1745, 1767, 1798, 1800, 1803 и 1805 г. они упрашивают нас вернуться в брошенные нами закаспийские крепости, а в 1805 г. помогают искать для них лучших мест. В 1813 г. они с гокланами решают помочь нам в войне с Персией. Лишь немногие из них участвовали в морских разбоях на Каспии вместе с хивинскими и другими выходцами (огурджели). В 1819 г. на совете иомуды вынесли решение «всячески помогать пришествию русских». В 1819, 1820 и 1821 г. они способствуют нашим посольствам в Хиву и разведкам их берега, а в 1832 г. помогают истреблять пиратов. В 1834 г. они выражают недовольство оседлостью нашей не у них, а на киргизском Мангышлаке, заявив об этом и в 1846 г. В 1836 г. они страшно рады нашим планам водвориться в Ашур-аде, осуществленным в 1842 г. В 1840 г. они приветствуют нашего станционера у их берегов и одобряют запрещение персам иметь военный флот на Каспии и форт на о-ве Огуречном. С 1859 г. они ропщут на отсрочку в постройке Красноводска.

С 1859 по 1867 г. иомудов сильно притесняют хивинцы и текинцы, и их хан Атта-Мурад молит нас о восстановлении крепости у Красноводского залива и помогает ее построить в 1869 г.

Строительство Красноводска было перенесено с 1865 г. на 1870 г. из-за «расстройства дел в Туркестане» и начато в 1869 г. вследствие угрозы «общего восстания среднеазиатцев против России».

Тогда, по наущению англичан-колонистов в Индии, Шир-Али, хан афганский, поспособствовал возникновению против нас восстаний в Бухаре, на Мангышлаке у киргизов и нападениям хивинцев и текинцев.

Возведение Красноводска и послужило поводом к развертыванию военных действий между нами, Хивой и Свободной (текинской) Туркменией.

Первая стычка с текинцами произошла 20 ноября 1869 г., когда они сделали внезапный налет на передовые посты Красноводского отряда (Михайловский пост). Это событие нужно считать началом Туркменской войны. Случилось это почти через месяц после занятия (29 октября) нами Красноводска. Мы отвечали походом-набегом в Кизыл-Арват (30 ноября — 20 декабря), на ближайший край текинского оазиса; но текинцы уклонились от боевых встреч. Хивинские дела помешали нам расправиться тогда с Ахалтеке. С 1870 по 1873 г. мы занимались здесь походами демонстративными, рекогносцировочными и прочими против хивинцев, текинцев и иомудов, которые их поддерживали. Это утвердило наше положение в Иомудии, хотя Ахалтеке крайне негативно восприняло объявление нами в 1874 г. Иомудии русской провинцией (Закаспийским военным отделом, приписанным к Кавказу) с городом Красноводском и Чикишляром под начальством генерала Ломакина, одного из покорителей Хивы.

Получив предложение вступить с нами в добрососедские отношения, текинцы прислали в Красноводск весьма сомнительное посольство (через два месяца, т. е. без проявления должной учтивости) из лучших своих военачальников, больше для разведки, чем для «замирения», которое (в унисон с ханскими письмами) уверяло, что не может склонить в нашу пользу народ неисправимо своевольный: «Текинцы подобны птицам степным, для которых постель есть песок.». Отказ в караванных путях через их земли, отсутствие гарантий в прекращении разбоев, закладка в Мерве сильной текинской крепости (Коушут-Ханкала), продолжение сношений с англичанами — таким был дерзкий ответ на наш призыв к добрососедству.

Походы Ломакина и Лазарева. Кокандские дела и Турецкая война помешали нам развернуться здесь в полную силу. Остановились на полумерах: приказали Ломакину в 1877 г. утвердиться на самом краю Ахалтекинского оазиса — в Кизыл-Арвате. Но Ломакин загубил дело вследствие недостаточной подготовки, отсутствием которой он сорвал впоследствии и первый штурм Геок-Тепе в очередном, втором походе в оазис, начатом генералом Лазаревым.

С 1874–1875 гг. мы только начали приспосабливать Иомудию как базу для движения в Ахалтеке[7]. Поэтому Ломакин, заняв «налегке» Кизыл-Арват 7 мая 1877 г. и одолев большое скопище текинцев в кровопролитном для них столкновении 12-го числа, не смог продержаться (прокормиться) в Кизыл-Арвате и «отступил» в Красноводск, подорвав к нам страх у обитателей оазиса; текинцы решили, что русские могут жить только у моря. Эту уверенность мы укрепили в следующем (1878) году рекогносцировочным походом в оазис по долине р. Атрек, сопровождавшимся безуспешными стычками с текинцами, иомудами и гокланами.

Наконец, следующий наш поход (1879) окончательно убедил население Средней Азии, что текинцев никто на свете не в состоянии побить, даже русские.

Насмешки, что мол-де русским никогда не расправиться с туркменами, как это сделали англичане с афганцами, повлияли на нашу решимость покорить текинцев и прочно занять их территорию. С этим согласилось Особое совещание в Петербурге, состоявшееся 23 января 1879 г., а государь утвердил поход. Кавказское начальство составило план. Не доверяя Ломакину, вверили поход одному из корпусных командиров (на Кавказе), генералу Лазареву. План, полученный экспедицией из Тифлиса, имел много пробелов по части организации штаба, тыла и состава экспедиции. Лазарев хотя и развил большую деятельность, однако недостаточно постиг обстановку, полагая, что «займет страну без выстрела». Это было крупное заблуждение, и оно сказалось с первых шагов похода на недостатке перевозочных средств, а затем и денег, сухарей, одежды.[8]

Лазарев торжественно объявил войну текинцам. Они отвечали дерзким набегом в нашу область, захватили стада, женщин, экспедиционных верблюдов и смело атаковали две роты, посланные против них, убив четверых и ранив 12. Затем они, по примеру Мерва, начали постройку большой крепости, значительно впереди Ашхабада, ведя ее с редкой энергией (не без помощи инженеров-иностранцев), с участием даже женщин и детей. Это и было Геок-Тепе.

Расчеты экспедиции по сбору верблюдов не оправдались. И Лазареву пришлось идти, теряя постепенно силы, назначенные[9] для вторжения в оазис, оставляя лишние рты на попутных этапах. Уж он вел только половину отряда. Из боевых и продовольственных запасов везли не то, что нужно, а то, что могли поднять. И поход явно обращался из «прочного занятия оазиса» в «набег», в «налет». Это видели текинские послы[10], которые шли с нами, якобы перейдя на нашу сторону.

Крупное текинское скопище двигалось впереди нашего авангарда, время от времени вступая лишь в небольшие стычки, и поведением своим поддерживало неоправданную уверенность многих в легкости расправы с противником.

Что удалось бы сделать Лазареву, поборол ли бы он все недочеты, неизвестно, потому что он скончался в начале похода от карбункула и похоронен на этапе Чат, на р. Атреке. Во время погребального салюта у орудия рассыпались колеса, и в этом потом видели явный знак неудачи похода.

О препятствиях и недочетах, оставленных в наследство Лазаревым, можно заключить из его же слов: «Это настоящая школа терпения!» Но Ломакин в хаос нерасчетливости добавил еще торопливость.

Хотя и отняли силой у попутных иомудов вьюки (верблюдов), но мало, и привели к стенам Геок-Тепе лишь треть бойцов (3024 человека), не оставив на 200 верст позади себя ни этапов, ни складов и имея 2350 изможденных верблюдов при себе.

С последнего ночлега, 28 августа, Ломакин пошел прямо на штурм крепости в походных колоннах, имея по комплекту снарядов на орудие и по 120 патронов на винтовку. В обозе везли продовольствие на 15 дней.

В авангарде — колонна князя Долгорукова в составе 3,25 батальона, пяти эскадронов и сотен, шести орудий и шести ракетных станков, во второй колонне графа Борха — три батальона, одна сотня, четыре орудия, вода и патроны и в третьей — обозе с прикрытием (капитан Кегамов) — полтора батальона, два орудия.

Геок-Тепе была неокончена как раз со стороны подхода русских: южный фас был в зародыше, а западный и северный возведен наполовину. Но с налета и такая крепость трудна, ибо ее низкая пока еще оборонительная стенка стояла на толстом и высоком земляном валу.

В 8 верстах от крепости сильная текинская конница понеслась на наши колонны. Ломакин, шедший во главе войск, приказал двум задним колоннам соединиться, и они отбили после трех часов дня конную атаку. А с 11 часов дня первая колонна уже атакует крепость с запада, открыв пушечный огонь с 700 сажен и развернувшись с 350 сажен. Взяв несколько сильных передовых пунктов, она «захлебнулась» на штурме главной ограды, однако мужественно выждала подхода прочих колонн. Наши силы для штурма, общей численностью 3024 человека, распределили так: на северный фас — два батальона и шесть орудий; на западный — три с четвертью батальона и два орудия; на восточный — две сотни и два орудия; в общем резерве — шесть рот и два орудия.

Всего шесть-восемь пушек готовили эту атаку. Но текинцы не вынесли и такого огня, вследствие чего отошли от западного фаса и послали к нам переговорщиков с просьбой о прекращении огня. Но нетерпеливый Ломакин расценивает это как желание затянуть дело до близкой темноты и в 5 часов дня наносит общий удар из четырех орудий, стремясь вызвать панику текинцев. Однако неодолимость стен, жестокий ответный огонь текинских ружей и отсутствие помощи нашей могучей артиллерии повергают в панику войска Ломакина, которые, смешавшись от больших потерь и оставляя на поле боя много трофеев, в беспорядке отошли к обозу.

Ярость преследования осадила наша артиллерия вместе со встречной атакой резерва так, что текинцы[11], опасаясь нового штурма, шлют новую депутацию с предложением сдачи. Но и эту депутацию не выслушивают и задерживают на аванпостах. Урон наш был огромен.[12]. Но он ничтожен в сравнении с упадком духа отряда, который ночью, тихонько, стал уходить от крепости, бросив тела поверженных на поле боя.

Утром текинцы не верят своим глазам — они победили! Безумная радость их окрыляет; они бросаются в массовое преследование, вновь осаженное русской артиллерией. Тогда они возвращаются в крепость, где устраивают разудалый пир, выставляют богатые трофеи и зверски мучают наших раненых пленных, сдирая с них кожу, и оскверняют трупы, головы отрезают и солят для рассылки соседям. С 30 августа до 3 сентября Ломакин уходил безостановочно, преследуемый все слабее и слабее, а 16-го он уже на Атреке.

Текинцы разошлись по домам, а к закаспийским злосчастным войскам едет новый начальник с Кавказа, генерал Тергукасов[13].

Этот поход нам стоил 1 872 540 руб., полтысячи жизней и неисчислимого урона нашего достоинства не только в Средней Азии, но и во всем свете. Персы оказались на этот раз правы: «Даже русские не в силах одолеть текинцев!»

Перед Россией вырастала нравственная роковая необходимость: раздавить во что бы то ни стало дерзкий народец, который рассыпал по всей Азии свои страшные трофеи и хвастался массой отбитого ценного оружия.

Иомуды атрекские после нашей неудачи 1879 г. «драли нос» и обратились из «боязливых халатников 1871 г.» в «нахалов», по словам будущего героя этой эпопеи. Мы стали получать обидные советы, как воевать с текинцами, от бухарского эмира, от хивинского хана, от соседних персидских губернаторов. Первый уверял, что нужна 100-тысячная армия для разгрома туркмен, без чего нас снова постигнет неудача; второй был убежден в неодолимости для нас Туркмении, с ее храбрецами, маловодием, крепостью. Оба они поэтому смотрели сквозь пальцы на продажу их купцами в Ахалтеке пороха, свинца, оружия, патронов.

Англичане же, чей престиж в Азии был тогда на большой высоте, приняли ряд мер, дабы использовать нашу неудачу в этих краях: они ловко распустили слух, что в Европе собрался совет (маслахат), в котором заседает на первом месте Англия, чтобы не дать России «ходу». Англичане прислали текинцам подарки, поздравления, восхваляя их мужество, побуждая к упорству и даже обещая помощь. Англия толкала Персию мешать нам, обещала вернуть ей Герат[14], подзуживала требовать от нас отдать Кара-Кала, дабы стеснить наш обходный, южный путь к Геок-Тепе персидскими горами.

Для нас же началась томительная подготовка к новому удару по Геок-Тепе. Посыпался ворох планов, проектов, советов. Трудились: генерал Тергукасов за Каспием; Кауфман — в Туркестане; штаб округа — в Тифлисе; в Петербурге — Главный штаб, Особое совещание при нем, из знатоков Средней Азии, занимавших в свое время важные там посты: Крыжановский, Мейер, Глуховский, граф Борх. Много было высказано и дельных, и шаблонных соображений, имевших свою долю влияния на организацию новой экспедиции.

Тергукасов поднял дух участников неудачного похода раздачей орденов (по два креста на роту, сотню и полубатарею), объявлением благодарности за службу, улучшением быта войск, обещанием скорого разгрома противника. Он перестроил заново всю Атрекскую военно-этапную дорогу, ликвидировал долги прежней экспедиции, распустил дорогую и ненужную милицию, сократил огромный штат экспедиционных управлений, а значит, и лишние рты с продовольственного пайка, улучшил сообщение морем с Кавказом и Европейской Россией, начал заводить охотничьи команды для партизанской борьбы с туземцами[15]. Совместно с генералом Петрусевичем он разработал проект нового похода, забракованный за дороговизну (40 миллионов), за долгий срок (4 года), за большое требование войск к снаряжению, в частности, перевозочными средствами, за пренебрежение местными ресурсами и т. д. Вдобавок по болезни он не смог быть исполнителем своего плана.

Штаб округа (Кавказ) собрал толстое досье с анализом причин неудачи прежнего похода и составил свой обширный проект, состоявший из нескольких комбинаций военных действий при разных предположениях хода политики, денежных затрат, продолжительности похода.

Подготовка велась в основных чертах по плану Кавказа. Недоставало полководца. Авторы проекта предлагали избрать одного из героев Турецкой войны, «если он согласится с Кавказским планом». В Петербурге называли многих кандидатов, причем не был угадан тот, кого выбрал сам государь. Это был Скобелев.