После брака: развод и вдовство

После брака: развод и вдовство

Какие существовали причины для развода по инициативе мужа? Прелюбодеяние, как мы уже видели (в этом случае развод был обязателен); бесплодие (об этом мы тоже говорили), поскольку в брак вступали, чтобы иметь детей; были и менее веские причины, например, употребление вина или посещение игр без предупреждения^{226}. Причины, выдвигавшиеся женщинами, известны хуже; впрочем, памятно дело Прокулеи, которая, если верить Марциалу^{227}, оставила мужа, чтобы не делить с ним расходы, связанные с должностью претора. Среди же серьезных причин, начиная уже с республиканской эпохи, нельзя забывать политические. Разве не из честолюбия или не по расчету Цецилия Метелла, жена диктатора Суллы, развела Помпея с Антистией, а свою дочь Эмилию (от первого брака с Эмилием Скавром), невзирая на беременность, разлучила с Ацилием Глабрионом и выдала за Помпея?

В правовом отношении развод был легок при самом распространенном типе брака — без «вручения». Как для союза было достаточно обоюдной воли, так и теперь воля, но уже только одного человека, была достаточной, чтобы расстаться (впрочем, всегда мог возникнуть вопрос о власти отца семейства). В императорскую эпоху, вероятно, существовали формы, которые следовало соблюдать^{228}, желательны были свидетели^{229}, но и без того произнесение простой формулы: tuas res tibi habeto («забирай свои вещи с собой») означало расторжение брака. Приводило ли это к великому множеству разводов, как часто утверждали римские авторы, а вслед за ними многие современные историки с задней мыслью, что развод подразумевает женскую распущенность? Сенека, по-видимому, так и думал: «Они уходят, чтобы выйти замуж, и выходят замуж, чтобы развестись»^{230}. С ним заодно Ювенал:

Так возрастает число, и в пять лишь осенних сезонов

Восемь будет мужей — достойный надгробия подвиг!^{231}

Даже надгробная речь известной нам матроне^{232} вторит той же песне: «Редки столь долгие браки, которые завершаются смертью и не прерываются прежде разводом».

Обращение к источникам показывает, что счастливых браков было много, а большинство разводов встречается в императорских фамилиях, часто по политическим причинам. К тем же семьям притягивались и скандалы вроде изгнания двух Юлий по законам о прелюбодеянии. Действительно ли это самый репрезентативный слой общества? Можно повторить здесь методологические замечания, сделанные нами чуть выше по поводу супружеской любви. Разводы не одобрялись: в 19 г. н. э. при выборе весталок кандидатура одной из девочек была отклонена, ибо «Агриппа (ее отец. — Авт.) расторжением первого брака нанес урон доброй славе своей семьи»^{233}. Значит, была причина не злоупотреблять ими. Источники, которыми мы располагаем, не документальные (у нас, к примеру, нет ни архивов гражданского состояния, ни нотариальных документов), поэтому нам известны лишь крупицы действительности: те, что сохранили, с одной стороны, литераторы, с другой — эпиграфические памятники. Итак, не стоит рисовать в черных красках картину римских нравов, ибо у тех, кто так делал, есть очевидный умысел: опорочив очень слабую «женскую эмансипацию» в Риме, они получали оружие против разводов, абортов, предоставления женщинам права голосования и всякого стремления последних к свободе и самостоятельности. Отринем античность, которую столь часто берут за образец, лишь бы не потакать требованиям вчерашнего и сегодняшнего дня! Ныне, конечно, это кажется уже давно устаревшим. Определенные стереотипы, повторяемые и поныне, восходят к концу XIX и первой половине XX в., причем имеют совершенно определенный оттенок: «Как далеки мы от поучительного примера, который давала нам римская семья времен Республики! Этот монолит дал трещины со всех сторон. Прежде женщина была строго подчинена власти своего господина и хозяина, теперь она ему равна, а то и подчинила его <…>. Она была верной — стала легкомысленной и развратной»^{234}.

Брак не обязательно заканчивался разводом. Часто жены, выходившие очень молодыми за людей гораздо старше себя, оставались вдовами. Так, Юний Авит, хотя и сам молодой человек, «оставил осиротелую мать, овдовевшую жену и крохотную дочь, не знающую отца»^{235}. Причиной смерти могла быть и политика: отец Агриколы Луций Юлий Греции, павший жертвой Калигулы, оставил молодую вдову Юлию Проциллу беременной или только что разрешившейся от бремени^{236}. Литература донесла до нас черты некоторых из этих женщин. Они были «в своем праве» со смерти отца, имели опекунов с почти номинальной властью и, если муж оставлял им приличную долю состояния, пользовались немалой свободой^{237}. Даже если отец больше заботился о своих детях, он обычно не забывал обеспечить вдову по крайней мере узуфруктом своего состояния, пока она не выйдет вновь замуж. Ведь после того как проходил срок траура и вдовства, назначавшийся во избежание сомнений в отцовстве, вставал вопрос о новом замужестве. Законы Августа поощряли повторные браки, поскольку холостые и незамужние ограничивались в правах получать подарки и наследовать. Правда, женщины могли освобождаться от этих ограничений по возрасту (пятьдесят лет) или благодаря наличию детей (трое детей фактически или по ius trium liberorum); к тому же древняя, глубоко укоренившаяся традиция «единобрачия» (univira) давала некоторые религиозные прерогативы. Антонии, вдове Друза, было всего двадцать семь лет, и она не пожелала вновь выйти замуж, но у нее были дети. Агриппина Старшая не могла себе позволить второй брак, чтобы не давать соперников будущему императору. Женщины, уже имевшие детей, опасались проблем, связанных с новым отцом и новыми детьми. Богатая вдова из провинции Африка Эмилия Пудентилла ждала четырнадцать лет, пока ее дети подрастут, и только тогда вышла замуж (за Апулея)^{238}.

Напротив того, женившийся новым браком вдовец давал своим детям ту, о ком принято писать с ужасом: страшную мачеху (noverca), которая умело пользовалась дряхлостью влюбленного старца^{239}. Рассмотрим дело Аттии Вириолы, в защиту которой выступал Плиний Младший. Примечательно было «и высокое положение истицы, и редкостный случай, могущий быть примером, и важность вопроса. Знатная женщина, жена претория, лишена наследства восьмидесятилетним отцом через одиннадцать дней после того, как, обезумев от любви, он ввел к себе в дом мачеху. Аттия требовала отцовское имущество в заседании четырех комиссий»^{240}. Зрелище было внушительное: «Заседало сто восемьдесят судей <…>. С обеих сторон много адвокатов», множество зрителей обоего пола. К удивлению Плиния, «в двух комиссиях мы выиграли, в двух проиграли»^{241}.

Возможность нового брака зависела от возраста детей: если они уже получили образование, вдовец мог предпочесть конкубинат (например, Веспасиан с Ценидой — вольноотпущенницей Антонии, матери Клавдия^{242}) — иногда, как Марк Аврелий, именно для того, «чтобы не давать мачехи столь многочисленному потомству»^{243}. Такое решение помогало также избегать проблем с наследством. Но вообще изучение известных нам семейств, особенно сенаторских, показывает, что практика новых браков после вдовства или развода была весьма распространена. Не говоря о пяти (политических) браках Помпея или шести замужествах Вистилии^{244}, не удостаивая вниманием многочисленные женитьбы Клавдия и Нерона, отметим, что тот самый Плиний Младший, которого мы только что упоминали как адвоката, сам женился дважды, а то и трижды, что тетка Нерона Домиция Лепида, поразительно богатая, была три раза замужем, что примеры достоверных или предположительных вторых браков можно еще умножить.