Аборт и контрацепция

Аборт и контрацепция

Овидиева Коринна рисковала жизнью, когда делала аборт^{310}, а если верить Ювеналу (хотя сатирическим поэтам особенно верить не следует), в его время аборт был бичом общества. Бедным еще приходится мириться с рождением детей, но «на позолоченном ложе едва ль ты найдешь роженицу»: для женщин этих кругов

Слишком лекарства сильны и слишком высоко искусство

Той, что бесплодье дает и приводит к убийству во чреве

Женщин^{311}.

И это еще к лучшему:

Если бы вдруг захотела жена растянуть себе брюхо,

Мучась толчками младенца^{312}, —

Он вполне может оказаться эфиопом…

Римлянки, конечно, не знали известной врачам разницы между абортом и контрацепцией: контрацепция с помощью механических или лекарственных средств препятствует зачатию или прерывает беременность в первые же минуты; аборт удаляет уже зачатый зародыш. Избегать беременности с помощью счета дней было еще ненадежнее, чем сейчас, поскольку был неизвестен период цикла, благоприятный для зачатия. Тогда особенно удачными для оплодотворяющего соития считались дни, когда менструальное кровотечение стабилизируется или идет на убыль^{313}; мы же теперь знаем, что в принципе и статистически зачатие случается лишь в том случае, если половой акт имел место в течение шести дней перед овуляцией (древние же понятия не имели, что такое овуляция). Не знаем мы и того, кому из супругов принадлежала инициатива принимать меры против зачатия: можно лишь предполагать, что женщине, поскольку прерванное сношение, можно сказать, не засвидетельствовано; разве что, пожалуй, врач Руф Эфесский пишет о том, что «удержание семени в продолжение самого акта очень вредно для почек и мочевого пузыря»^{314}.

Аборт до некоторой степени признавался общественной моралью: так, Плиний, ссылаясь на необходимость помочь людям, позволяет себе рассказать о магических свойствах фаланги — паука с двумя червячками внутри, «который женщины завертывают в кусок оленьей шкуры и до восхода солнца прикрепляют к волосам». Об этом надо рассказать, «потому что излишняя плодовитость некоторых женщин нуждается в таком снихождении»^{315}. Врачи, осознавая опасность, старались ее избежать и прибегали к изгнанию плода, только если беременность угрожала жизни матери. Но бывали толки об абортах и в отсутствие доказательств. Юлия, дочь Тита, стала предметом роковой страсти ее дяди Домициана и забеременела от него. Он якобы велел ей избавиться от плода и свел ее в могилу в возрасте около двадцати пяти лет^{316}. Вольной или невольной была эта жертва преступной любви?

Решившись на такое дело, женщины применяли различные медикаменты, «женские травы» (траву Артемиды, девичью траву, траву для рожениц и др.) или же механические и хирургические средства, подчас крайне опасные. В Тонграх (Бельгия) обнаружили скелет беременной женщины, умершей в результате попытки избавиться от плода: сохранилась костяная иголка, которой прокалывали плодный пузырь. Известен и случай одной жительницы Британии (близ Норфолка), также хотевшей избавиться от ребенка: в ее скелете обнаружен маточный зонд, который мог служить и медицинским целям, но более вероятно, что и он использовался для умерщвления зародыша в утробе. Подсчитать число подобных случаев совершенно невозможно. Кончилось тем, что их запретили законом: Септимий Север и Каракалла постановили наказывать женщину, сделавшую аборт, изгнанием на определенный срок (принимая во внимание, что тем самым она лишила своего мужа ребенка)^{317}, а торговец, продавший снадобье для аборта, убившее женщину, карался смертью^{318}.