IV Осады

IV

Осады

Осады представляют собой яркие эпизоды средневековых войн и порой содержат примеры самых отъявленных зверств. Локализация по времени, пространственная ограниченность, большое количество вовлеченного мирного населения, увеличение и без того значительного количества войск, участвующих в операции; решающее значение осады для успеха или провала военной кампании; зачастую ошеломляющее количество денег, ресурсов и времени, потраченных на осаду; чрезвычайная жестокость, но искусно составленные законы осадной войны — все это вместе усугубляло тяжесть последствий для побежденной стороны, если осаждающим удавалось в результате штурма взять замок или целый город.

Средневековые войны в буквальном смысле были сосредоточены на осадах. Англичане выиграли все главные битвы Столетней войны: при Креси, Пуатье, Нажере и Азенкуре, но, в конце концов, потерпели поражение, потому что в результате многочисленных осад лишились своих ключевых крепостей. Войны велись ради контроля за территориями, а территории контролировались замками. Популярное изображение замка, гордо и одиноко доминирующего над окрестным сельским пейзажем, — это лишь часть истории. Замки, главным образом, строились в больших и малых городах, которые сами по себе обносились стенами, тем самым образуя дополнительные уровни обороны. Тот факт, что плотность населения отражала концентрацию богатства, экономического производства и центрального управления, делал места наибольшего его сосредоточения основными целями военной кампании. Если замки строились отдельно, вдали от густозаселенных мест — например, в пограничных областях и в Святой Земле, — то вокруг них зачастую довольно быстро возникали поселения и города. Очевидный эффект подобного военно-гражданского симбиоза способствовал неизбежному и непосредственному вовлечению мирного населения в военные процессы эпохи. Даже если замки находились на значительном удалении от поселений, как тот же Шато-Гайар, величественные руины которого до сих пор возвышаются в Лез-Андели на берегу Сены, они служили первоочередным убежищем для жителей окрестных общин, как только проносился слух о приближении неприятельского войска или кто-нибудь замечал дым или огонь от пожарищ, оставленных вражескими солдатами на месте разоренных сел. Каменные стены и вооруженный гарнизон служили намного лучшей защитой, нежели неукрепленная деревня, а самой главной обязанностью лорда являлась как раз защита его подданных. Но замки не были исключительно оборонительными сооружениями. Рост их числа в пограничных с другими государствами областях свидетельствовал и об их наступательном аспекте, когда эти твердыни служили плацдармами для предстоящих зарубежных походов.

Независимо от оборонительной или наступательной роли замка, его первичная функция заключалась в подчинении определенной прилегающей территории и распространении на ней власти лорда. Осуществление этой функции зависело не столько от стен и башен крепости, сколько от силы ее гарнизона; без достаточной воинской силы укрепление почти ничего не стоило. По этой причине в состав гарнизонов замков входила конница. Кавалерия играла важную роль при вылазках во время осад. Хотя подобные вылазки осуществлялись нечасто, если вообще происходили, кавалерия, прежде всего, держала замок в боевой готовности. Как объясняет видный исследователь замков Р. Аллен Браун, «конница, входящая в состав гарнизона, могла быстро реагировать на опасность и помогала лордам управлять окрестными территориями. Она применялась для защиты или принуждения к покорности соседних территорий, для нападений на вражеские отряды, занимающиеся мародерством, или для разорения земель неприятеля».

Диапазон таких действий составлял в радиусе приблизительно десять миль; такое расстояние позволяло кавалерии покинуть замок и вернуться туда в течение светового дня. В 1174 году во внутренней части Англии рыцари из Лестера часто совершали набеги в Нортгемптон для разорения города. Такой военный потенциал делал захват замков (или, по крайней мере, исключение возможности вылазок) приоритетной задачей полевых командиров, которые не желали угодить в засаду или допустить разграбление собственного обоза. И, что еще серьезнее, незавоеванный замок являлся одновременно центром сопротивления, а в более практическом отношении — местом, куда могли направляться подкрепления и потом действовать как с надежного, укрепленного плацдарма. Полевые армии регулярно включали в свой состав гарнизоны захваченных по пути замков. И при обороне, и при нападении численность и сила гарнизона являлись барометром политической обстановки в любой момент времени.

Однако подобные рассуждения о гарнизонах и их военных функциях заключают в себе опасность чрезмерного упрощения. Хотя во время многих осад замки оборонялись исключительно солдатами, факт заключается в том, что в большинстве замков находились лица, не участвующие в боевых действиях, или невоюющие. Здесь термин «невоюющие» менее четкий, нежели в обстановке битвы. Жители осажденных городов всегда, добровольно либо по принуждению, помогали обороняющимся. Многие города, например, в той же Италии, выпускали строгие своды законов, предписывающие населению определенную роль в отведенных кварталах города. В случае осады любая помощь — будь то обеспечение водой и пищей обороняющихся на стенах и бастионах, подержание огня или просто участие в любой мало-мальски значимой работе — считалась содействием сопротивлению и продлению осады. Осаждающие не имели возможности узнать, кто из осажденных помогал обороняться, а кто нет. Для упрощения полководцы осаждающих армий предполагали, что все находящиеся за стенами — враги: если бы они были настроены дружелюбно, то почему не открыли тогда ворота? (Естественно, любой полководец стремился использовать для оправдания закономерный страх гражданского населения.) Суматоха и замешательство на поле боя не мешали довольно отчетливо определить, кто враг, а кто свой. В обстановке осады, несмотря на ее четкие территориальные ограничения, каменные стены все-таки скрывали непосредственных участников боевых действий. То, что многие из тех, кто активно помогал обороняющимся, были, по сути, мирными жителями, только укрепляло предводителя осаждающих в уверенности, что все находящиеся за стенами несут коллективную ответственность за все свои несчастья. Симон де Монфор, вождь Альбигойского крестового похода, был убит в 1218 году при осаде Тулузы женщинами, обслуживавшими камнеметную машину.

Неудивительно поэтому, что, когда замок или город оказывался в руках осаждающих после штурма, последствия могли стать просто ужасающими, причем под горячую руку победителей попадал кто угодно, никаких различий между военными и мирным населением не делалось. И все же трагические события, связанные с осадами, которые заканчивались именно таким путем, были относительно редки среди тысяч осад эпохи Средневековья; и в случаях, когда происходил решающий штурм, мы должны разобраться с фактами и явными преувеличениями. Как мы сможем впоследствии убедиться, бойня являлась, скорее, результатом расчета и предварительного умысла, нежели просто следствием кровожадности победителей.