Два полюса: Византия и ислам. Вопрос о священных изображениях

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Два полюса: Византия и ислам. Вопрос о священных изображениях

Вернемся к двум негативным событиям, которые сыграли ключевую роль в формировании Европы в период с VII по XIV век. Религиозное и национальное своеобразие формируется или, по крайней мере, закрепляется на фоне конфликта, в некоем противостоянии. Контакт с чем-то чужеродным и, особенно, наличие соперника или врага способствуют выработке самобытности.

У западного христианского мира таких взаимно отталкивающихся полюсов было два. Прежде всего, это Византия. Амбиции Византии, желавшей главенствовать над всем христианским миром, как греческим, так и латинским, отказ признавать власть римского епископа, иной язык, использующийся для литургии (греческий, а не латынь), а также теологические разногласия — все это отдаляет друг от друга латинских и византийских христиан, и это разделение усилилось после того, как латинская Церковь приняла решение по одному очень важному вопросу. Конфликт по поводу отношения к священным изображениям начался в византийском мире с первой вспышки иконоборчества — между 730 и 787 годами. После II Никейского собора (787) Карл Великий сформулирует в «Libri carolini» отношение западного латинского христианства к изображениям. В качестве решения была выбрана золотая середина. Осуждались как иконоборчество, то есть уничтожение изображений и отказ от них, так и иконопочитание, поклонение изображениям. Иудаизм и ислам не признавали священных изображений, Византию также потрясали вспышки иконоборчества, а западный христианский мир признавал и чтил иконы как дань почтения Богу, Святой Деве и святым, не превращая их в предметы культа, поскольку эти священные изображения делались по человеческому подобию. Лица божественных особ, за исключением Святого Духа, изображались как лица людей. Это было этапом в становлении европейской гуманистической традиции. Перед европейским искусством открывался простор для плодотворного развития.

Более острым оказался конфликт с исламом, начавшийся в VII веке. Восточная Европа оставалась включенной в византийский мир, а ислам и латинское христианство вступили в противостояние, которое временами перерастало в конфликты, часто вооруженные. После захвата Северной Африки ислам в лице берберов, которых обратили в свою веру арабы, пошел на приступ Западной Европы. Пиренейский полуостров был стремительно завоеван в 711–719 годах. Христиане удержались только в его северной части и главным образом на северо-западе, в Астурии. Мусульмане двинулись из Испании на север, за Пиренеи, и, как мы уже видели, трудно определить, было ли это просто грабительским набегом или стремлением мусульман расширить свою территорию. Во всяком случае, их продвижение было остановлено во время сражения при Пуатье (732). Это было последним нашествием мусульман на области к северу от Пиренеев, хотя позже, в IX веке, последуют новые мусульманские завоевания на средиземноморских островах, в Италии и Провансе.

Битва при Пуатье дала европейской историографии повод для разнообразных интерпретаций. Некоторые историки видят в ней лишь незначительную стычку, исходя из того, что мусульманские завоеватели к тому времени уже были обессилены и измотаны. Для других битва при Пуатье явилась ключевым событием, победой христианства над исламом и в области реального, и на пространстве мифологии. Пуатье становится своего рода знаменем для весьма агрессивного антимусульманского меньшинства. Истина, видимо, находится где-то посередине между этими двумя крайностями. При этом битва при Пуатье была расценена некоторыми христианскими хронистами как событие европейское. Некий безымянный хронист, автор «Continuatio hispana» (продолжения хроники Исидора Севильского), называет битву при Пуатье «победой европейцев», которым удалось оттеснить врагов, называемых на Западе сарацинами.

Упомянем еще три новшества, благодаря которым Западная Европа в своем становлении стала приобретать единые, общие черты.