Серго

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Серго

Раньше других я должен Сына вперед послать…

К. Симонов. «Сын артиллериста»

Члены советского правительства, в том числе и члены Политбюро, не прятали своих детей от фронта. Начиная с самого Сталина, у которого все три сына – двое родных и приемный – воевали в действующей армии. Яков и Артем Сергеев были артиллеристами, Василий – летчиком. Летчиками были и сыновья Микояна, и Тимур Фрунзе, и Леонид Хрущев, и многие другие.

Но даже на этом фоне сын Берии выделяется из общего ряда.

Когда началась война, Серго было неполных семнадцать лет, однако он, как и многие другие подростки, сразу же отправился в райком комсомола, проситься добровольцем на фронт. По идее, такого бойца должны были тут же отправить домой, как и прочих допризывников. Однако он успел заполнить анкету, где указал, что владеет немецким языком и является радиолюбителем. Это меняло дело, потому что параллельно с мобилизацией шел набор в разведшколы, а там были совсем другие критерии.

Им заинтересовались и, естественно, обратили внимание на фамилию. Берия, как сами понимаете – это не Иванов, фамилия приметная, да и отчество настораживвает. Серго, правда, сказал, что не имеет никакого отношения к наркому, ему не поверили, однако он настаивал и добился того, что его все же зачислили в разведшколу.

Как отнеслись к поступку сына родители? Отец взялся за ремень, а мать встала у двери: «Не пущу!»? Серго вспоминает:

«С. Б. Дома, за обедом, отец одобрил мое решение.

Корр. Доложили?

С. Б. Разумеется. И мама не возражала: “Война – такое дело, что стыдно прятаться за юбку”».

Едва ли можно поверить, что, обнаружив такого кандидата в диверсанты, те, кто набирал бойцов в разведшколы (а занимались этим в первые дни войны люди из ведомства НКВД), не связались с наркомом. Наверняка связались и наверняка получили соответствующий ответ, а уж потом зачислили.

Итак, сын Берии оказался в ведомстве своего отца и под его «покровительством». Покровительство было еще то: парень попал на самый опасный участок работы. Лаврентий Берия знал, как никто, что отправляет единственного сына почти на верную смерть – и хорошо, если всего лишь на смерть…

После нескольких месяцев подготовки, окончив разведшколу под Москвой, Серго получил звание лейтенанта и стал радистом. Как он рассказывает в своей книге, в ноябре его включили в состав разведгруппы, и в конце месяца направили в район Пенемюнде, в Германию, где находился ракетный центр фон Брауна. Их группа должна была добывать данные об испытаниях нового оружия. По сути, они были смертниками – ничтожно малое число участников диверсионных групп, выброшенных в немецкий тыл в 1941 году, возвращались или доживали до Победы, а уж про радистов и говорить нечего. Однако Серго повезло. Вот что он рассказывает о своем боевом пути:

«С. Б. Мы вылетели к намеченной цели на петляковской машине. Внизу простиралось окутанное туманом Балтийское море: даже на бреющем полете ничего нельзя было рассмотреть, поэтому выброситься нам не разрешили. Через три-четыре дня мы предприняли вторую попытку. Целый час кружили над заданным районом, но вновь последовал приказ о возвращении назад: оказывается, произошел провал явки. В конце концов, заслали нас туда довольно сложным путем – через иранский Курдистан, где уже были налажены контакты. Из Ирана нам предстояло попасть в Турцию, а оттуда, с помощью курдов, переправиться в Германию. По ходу операции не все получилось, как было задумано, и лишь одному из нас удалось добраться до цели…

Корр. Сколько длилась ваша “одиссея”?

С. Б. Около трех месяцев. После ухода нашего товарища мы остались вдвоем, но вскоре к нам присоединилась группа курдов и персов из десяти человек.

Корр. Вы были радистом?

С. Б. Исключительно. Место, откуда я передавал шифровки, дважды бомбили самолеты без опознавательных знаков. Было предположение, что англичане вышибали нас из этого района как конкурентов.

Корр. Каков был характер передаваемой вами информации?

С. Б. Наша группа установила почти всю сеть немецкой агентуры в Иране. Непосредственно разведкой я не занимался, но добытые товарищами данные шли в центр через меня: я одновременно и шифровал, и передавал. Мы с ребятами переживали, что в боевых операциях не участвуем, так как не понимали сути выполняемой работы. Все разъяснилось во время Тегеранской конференции, когда наши специалисты во всем Иране чувствовали себя как дома…»[44]

В армии Серго прослужил до октября 1942 года, сначала в составе разведгруппы, потом у генерала Штеменко. В октябре 1942 года в войска поступил приказ наркома обороны (то есть Сталина) откомандировать на учебу в военные академии офицеров-фронтовиков – по сто человек с фронта. Казалось бы, разведчику, да еще сыну Берии, естественно было пойти на разведывательный факультет, но Серго хотел стать военным инженером, заниматься радиолокацией. И он был направлен на учебу в Ленинградскую военную академию связи. Шел второй год блокады, и хотя такого голода, как первой зимой, уже не было, Ленинград по-прежнему оставался фронтовым городом.

Во время учебы Серго несколько раз отзывали по личному указанию Сталина для выполнения правительственных заданий. Об одном из них он вспоминает:

«После выполнения первого задания Сталин часто интересовался мной, вызывал, вел беседы на различные темы. Чувствовалось, что он собирается использовать меня для какой-то цели. Параллельно он держал в поле зрения еще нескольких молодых людей, с которыми я вроде бы случайно встречался у него. Однажды меня отозвали из академии и вместе с теми “случайными” знакомыми послали в Тегеран. Там нам пришлось устанавливать подсушивающую аппаратуру в апартаментах Черчилля и Рузвельта. Круглосуточно прослушивались и записывались все беседы, которые они вели. Были, конечно, люди, которые лучше меня владели английским языком, но Иосиф Виссарионович решил, что тут надо иметь своего человека. Каждое утро, прежде чем выйти на новый раунд переговоров, он получал текст всех закулисных раздумий своих многоопытных союзников. Читая переводы подслушанных бесед, Сталин, бывало, вызывал меня и спрашивал: “Ну какая тебе здесь слышится интонация – будет настаивать Черчилль (или Рузвельт) на своем или сможет уступить?” Он хотел знать не только содержание, но и акценты в намерениях тогдашних “друзей”…» В том же качестве Серго присутствовал и на Ялтинской конференции.

Забегаю вперед, чтобы не возвращаться к этой теме: в 1947 году Серго с отличием окончил академию и был направлен в знаменитый КБ-1, где работал над созданием ракетных систем. К 1953 году был уже доктором наук, лауреатом Государственной премии. Впоследствии, правда, его лишили этих званий, утверждая, что диссертация была написана не им. Может быть, и так… хотя слабо верится, что сын такого отца пошел на подлог, а отец, направивший сына на самый опасный участок работы, ему попустительствовал. Дураком быть Серго не в кого, а наука знает и других столь же молодых докторов и лауреатов. Его лишили званий на основании материалов следствия, на котором Серго не сдал отца, но сдал себя, не став защищаться от этих обвинений. Какая ему разница – он ждал смерти…