ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

Автором книги, перевод которой предлагается вниманию советского читателя, является один из крупнейших французских историков XX века и, возможно, наиболее своеобразный среди них по оригинальности мысли и необычности биографии.

Выдающийся исследователь истории феодальной Франции и феодализма в целом, написавший ряд книги множество статей, профессор Страсбургского, а затем Парижского университета, Марк Блок (1886–1944) создал в науке свою школу. Немало больших и серьезных работ посвящали и посвящают его памяти, и при внимательном взгляде в большинстве из них вы различаете ценные качества учителя, воплощенные в учениках в том или ином индивидуальном преломлении. В качестве основателя (в 1929 году) и редактора (совместно с Люсьеном Февром), а также неутомимого сотрудника журнала «Анналы экономической и социальной истории» Блок сыграл роль видного организатора французской исторической науки, да и не только французской, поскольку в журнале печатались работы ученых других стран.

Прогрессивный буржуазный историк, Марк Блок не состоял ни в одной политической партии, но его взгляды характерны для передовой буржуазной интеллигенции Франции. Он был горячим патриотом и пламенным антифашистом. Когда Франция была оккупирована гитлеровской армией, он нашел свое место в рядах деятелей движения Сопротивления. Ученый стал борцом. Своим мужеством он завоевал любовь и уважение товарищей и всех патриотов Франции. В июне 1944 года гестаповцы расстреляли его.

* * *

В предисловии Л. Февра, предваряющем второе, посмертное, издание книги Марка Блока «Характерные черты французской аграрной истории», рассказана история создания этого исследования, считающегося во французской исторической литературе классическим. Время отвело ему такое почетное место недаром. Среди многих предшествующих и последующих работ на эту тему книга Блока составила своего рода эпоху. Дело не только в том, что в ту пору чрезвычайного увлечения узкими локальными темами автор отважился на обзор аграрного строя всей страны и, кроме того, дал его на широком сравнительном фоне европейского феодализма в целом, использовав для этого богатейший фактический материал, накопленный в трудах европейских историков. Главное достоинство этой книги заключается в глубине и остроте исследовательской мысли Блока, в его упорном стремлении разобраться в сущности исследуемых проблем, в новом подходе к ним. Все эти качества в сочетании с тщательной добросовестностью в анализе источников привели к тому, что во многих случаях Блок смог остроумно подметить и объяснить важные черты французской аграрной истории, то есть, в сущности говоря, особенности французского феодализма. Те же качества позволили Блоку выйти из русла традиционной во французской исторической литературе антиобщинной концепции аграрных феодальных порядков и дать интересную и продуманную картину роли общины во французской деревне. Поэтому содержание этого труда полно интереса для советского читателя. Специалист-историк оценит по достоинству и исследовательское мастерство автора, сумевшего при ограниченном размере книги выбрать из огромного материала наиболее яркие факты.

Нельзя не отметить и блестящей формы изложения. Книгу отличают продуманная конструкция, сжатость и четкость. Блок обладает своеобразным, увлекательным стилем. Его язык, образный, точный, хотя и не всегда легкий, хорошо гармонирует с оригинальностью мысли, с ее зачастую неожиданными поворотами. Это французская книга в лучшем смысле слова.

Исследовательские установки Блока очень четко изложены им самим во «Введении». Он выступает в качестве ревностного приверженца «обратного метода» в исследовании исторических явлений, при котором историк обязан точно определить связи прошлого и настоящего (опасность извращения и модернизации угрожает при этом лишь недобросовестным или поверхностным авторам) и выяснить основные черты того или иного явления в его развитом состоянии, чтобы искать затем его корни и первоначальные формы в более отдаленной эпохе. Надо признать, что в руках такого крупного ученого, каким был Блок, этот метод дал интересные результаты. Весьма специальному и сухому по материалу исследованию он придал редкостную жизненность и красочность. История французской деревни — от раннего средневековья и до конца XVIII века, а в некоторых случаях почти до наших дней — оказалась связанной в единую живую цепь непрерывного исторического развития.

Интересна и оригинальна структура книги Блока. В ней как бы перекрещиваются два плана исследовательской мысли — логический и хронологический. Из массы проблем, связанных с аграрной историей, автор отобрал лишь те, которые, по его мнению, определяли ход развития французской деревни. Так выступили на первый план важнейшие темы: процесс земледельческого освоения территории Франции (гл. 1),типы «аграрных цивилизаций», по существу — общинные порядки (гл. II), история сеньории вплоть до буржуазной революции (гл. III–IV), история крестьянства (гл. V), зарождение капитализма в сельском хозяйстве (гл. VI), пережитки общинных порядков и судьбы крупной и мелкой земельной собственности в новое время (гл. VII).

Изложение материала почти во всех главах подчинено хронологическому принципу. Поэтому автор несколько раз проводит своего читателя от раннего средневековья до XVIII–XIX веков, раскрывая перед ним то одну, то другую сторону исследуемого им исторического процесса. Это увлекательное, но не всегда легкое путешествие даже для соотечественника Блока: так насыщено его изложение реальностями французской жизни, так часто он уверен в том, что читатель-француз поймет его с полуслова. В то же время нередко мысль его предельно лаконична и требует к себе напряженного внимания.

Отсюда вытекает необходимость не только разбора и критической оценки главных положений Блока, но и реальных комментариев к его книге.

* * *

Рассмотрим по главам основные положения Блока, отмечая попутно их сильные и слабые стороны.

В первой главе Блок устанавливает фазы земледельческого освоения французской земли. Первый этап, заканчивающийся в IX веке, вместе с крушением каролингской империи, заполнен расчистками местного характера, вновь вернувшими земледелию прежние культурные земли, запустевшие в конце Римской империи и во время варварских завоеваний. Второй, самый важный этап начинается около середины XI века и заканчивается к XIV веку: это период крупных расчисток, период наступления на большие лесные массивы; он привел к появлению множества новых поселений, многие из которых превратились затем в города. Блок подчеркивает, что крестьянство сыграло в этих расчистках главную роль, хотя его «медленная и терпеливая работа оставила в источниках менее яркие следы, чем основание новых поселений». Прекращение расчисток в XIV веке Блок объясняет необходимостью сохранить значительные пространства пастбищ и лесов для нужд самого же крестьянского хозяйства, главным образом для животноводства. Он приводит данные о борьбе крестьян против таких расчисток, которые угрожали их интересам в этом плане. Следовательно, по его мысли, к XIV веку во Франции завершился в основном процесс внутренней колонизации, закончилось возможное при том уровне агротехники освоение земледельческих площадей. Последующие столетия, вплоть до XVIII века, не внесли существенных перемен.

Нарисованная Блоком в этой главе картина представляется нам в своей фактической основе убедительной. Рассмотрим даваемые автором объяснения.

Блок отмечает, что для средневековой Франции характерна интенсивность именно внутренней колонизации. За исключением первых крестовых походов и незначительного отлива населения юго-западных областей в Испанию, Франция не участвовала в имевшем общеевропейское значение колонизационном движении в соседние страны. Доискиваясь причин этого явления, Блок не считает возможным ограничиться указанием на заинтересованность сеньоров в освоении лесов и увеличении числа держателей. Этим обстоятельством можно было бы объяснить лишь развитие процесса, но не его корни. Главной причиной мог быть только значительный рост населения, объясняющий и многие другие явления XII–XIII веков, — развитие городов и т. д. Весьма характерно для Блока, что в противовес многим буржуазным историкам, видящим в росте населения движущую силу исторического развития, он требует объяснения и этому явлению. Однако именно здесь, почти подойдя к первопричине, то есть к росту производительных сил, он останавливается в недоумении. Увидеть эту первопричину он не в состоянии. Его методологическая ограниченность мешает ему осмыслить до конца и обобщить им же подобранный и прекрасно изложенный материал.

Этот недостаток сказывается и во второй главе, занимающей в книге — по важности темы и выводов — центральное, на наш взгляд, место. В главе рассмотрены типы севооборотов и «аграрной цивилизации». Учитывая закономерность эволюции от временной запашки через двуполье к трехполью, Блок вместе с тем энергично настаивает на необходимости детального рассмотрения факта стойкого сосуществования во Франции всех трех типов вплоть до XIX века, а отчасти и до наших дней. Он устанавливает, что временная запашка (пашня в течение 2–8 лет, затем пастбище на 8–10 лет, затем снова пашня) получила распространение лишь на скудных почвах (главным образом в предгорьях, в ландах и т. д.), причем наряду с ней имеется как правильный севооборот на лучших землях, так и небольшие участки сильно удобряемой и никогда не отдыхающей пашни. Двуполье царствует почти на всем юге с его сухим климатом; на севере трехполье существует наряду с двупольем. Ход развития трехполья на севере таков: будучи там очень древним севооборотом (возможно, еще с дофранкских времен), оно постепенно распространялось на все большую площадь, не вытесняя, однако, двуполья и не завоевывая юга.

Рассматривая это явление в общеевропейском плане, Блок правильно подчеркивает, что Франция является как бы стыком двух главных типов севооборотов. Юг страны относится к старой средиземноморской системе двуполья, обусловленной климатическими и почвенными условиями Южной Европы, север — к царствующей в большинстве стран Северной Европы системе трехполья.

Далее он переходит к исследованию трех различных типов землепользования. К первому он относит открытые длинные поля с чересполосицей, ко второму — открытые поля неправильной формы, более или менее приближающейся к квадрату, к третьему — огороженные поля. Характеризуя первый тип — распространенные «а севере и на востоке страны открытые длинные поля с присущими им принудительным севооборотом и принудительным выпасом, — Блок отмечает «удивительную согласованность» элементов этой системы и ее чрезвычайную живучесть в некоторых местах северной Франции вплоть до наших дней. Ее происхождение он ищет в большой плотности населения и в «.ярко выраженном общинном мировоззрении». Он дает точное и полное описание марки (не называя ее, впрочем, этим словом) и указывает на ее широкое распространение в Англии, Германии, Польше и России, подчеркивая, что причины этого явления могут быть поняты только в общеевропейском плане.

Сосуществование этой системы с двумя другими Блок считает спецификой Франции. Вторая система, распространенная на юге Роны, в Лангедоке, на Гаронне, в Пуату, Берри и т. д., а также в Италии, сочетается лишь с принудительным выпасом. Блок подчеркивает ее родство с системой открытых длинных полей (запрещение огораживаний для осуществления принудительного выпаса) и считает, что разница между ними заключается в том, что другие сервитута (общественное стадо и, возможно, принудительный севооборот) исчезли на полях неправильной формы потому, что там не было такой прочной опоры для «социального принуждения», как присущая длинным полям чересполосица. Таким образом, и это одно из наиболее ценных положений в его книге, Блок рассматривает вторую систему как стадию разложения первой.

Далее Блок развивает гипотезу, которая должна объяснить разницу между двумя системами. Эту гипотезу он в конце концов отвергает, но самый ход его мысли представляет большой интерес, так как он тем самым отказывается от одного из положений, широко распространенных в буржуазной историографии.

Привлекая очень любопытный материал, Блок проверяет, правильно ли мнение о связи галльского колесного плуга (charrue) с открытыми длинными полями, а более древнего легкого бесколесного плуга (araire) — с открытыми полями неправильной формы. Не определяет ли тип плуга характер полей, а тем самым и социальную структуру деревни? Как будто бы многое связывает воедино систему полей с преобладанием того или иного типа основного сельскохозяйственного орудия. Но Блок тут же подчеркивает, что- колесный плуг, определяя большую длину поля, тем не менее не может определить чересполосицу. Такой плуг не противоречит длинным и вместе с тем большим полям, составляющим единый комплекс пахотной земли у каждого хозяина. Чересполосица обязана своим появлением не тяжелому плугу, а необходимости уравнять шансы каждого хозяина путем предоставления ему полос земли различного качества. «Эти идеи, — пишет Блок, — …глубоко укоренившиеся в крестьянском сознании… оказывали свое воздействие на распределение владений». Он формулирует это еще резче: «Без общинных обычаев было бы невозможно употребление колесного плуга»; длинные поля и колесный плуг связаны со «стойкими обычаями общинной жизни».

Как видим, Блок вплотную подходит к понятию марки как основы хозяйственных распорядков в деревне. Он точно определяет происхождение чересполосицы. И все же в окончательном счете верх берет идеалистическая концепция, ибо Блок не в состоянии поставить вопрос: откуда же берутся эти глубоко укоренившиеся в сознании крестьян привычки коллективного и уравнительного распорядка? В силу этого все его правильные и зачастую остроумные частные выводы не получают общего завершения.

Очень интересен — в смысле материала и выводов — анализ третьей системы, то есть огороженных полей. Анализ Блока отличается большим мастерством и тонкостью; он показывает, что распространенные в западных провинциях, на Центральном массиве, Юре, Пиренеях и в других горных областях огороженные поля представляют собой своеобразную эволюцию тех же принципов, которые лежат в основе обеих систем открытых полей. На огороженных полях нет принудительных севооборота и выпаса. Но они не представляют собой проявления индивидуализма. Они возможны лишь при обязательном наличии наряду с ними обширных общинных пустошей, используемых общиной в строго установленном порядке не только для выпаса, но и под временную запашку. Огороженные поля не случайно сочетаются с временной запашкой, они вызваны к жизни наличием скудных почв и малочисленностью населения.

Блок подробно анализирует эту систему на примере Бретани, восстанавливая исторический ход ее развития. Он приходит к интересному выводу, что в системе огороженных полей «коллектив смог отказаться от своих прав на пашню только потому, что он сохранил их на большей части земель, по отношению к которым регулярно засеваемая площадь составляла лишь очень незначительную долю».

Ценность и интерес этого положения очевидны. Оно делает систему огороженных полей (которая является для буржуазных историков своего рода бастионом полной частной собственности) частью общей картины общинного происхождения всех имевшихся во Франции систем землепользования. Последние являются, таким образом, лишь различными модификациями единой по происхождению марковой системы.

Однако сам Блок не делает этого общего вывода. Он ограничивается характеристикой различных типов «аграрной цивилизации», определяет области их распространения и т. д. Он отрицает мнение, будто они были созданы различными расами. Он понимает, что они оказали глубокое воздействие на общее развитие страны. Но он не может вывести их происхождение не из общинного «мировоззрения», но из самой общины как таковой.

Третья и четвертая главы содержат историю сеньории. В этих главах Блок наименее оригинален, и в методологическом отношении они мало удачны, хотя материал зачастую очень интересен.

Блок дает определение и анализ структуры сеньории, ее происхождение и историю вплоть до буржуазной революции, ставя вопрос о причинах, определивших ее эволюцию. Он исходит из анализа каролингской сеньории VIII–IX веков (по этому периоду имеется достаточно источников), определяя ее как территорию, большая часть доходов с которой поступает одному хозяину, являющемуся главой зависимого населения. С экономической точки зрения сеньория на этой стадии представляет собой сочетание в одном организме крупного и мелкого хозяйств.

Узость этого определения бросается в глаза. Именно она и мешает автору правильно поставить вопрос о причинах эволюции сеньории. Вместе с тем присущая ему острая наблюдательность и прекрасное знание источников позволяют сделать ряд правильных частных выводов.

Корни сеньории Блок ищет в далеком прошлом, еще в галльскую эпоху, когда галльская родовая знать облагала натуральными повинностями своих соплеменников. Развитие крупного землевладения проходило в галльский, римский и франкский периоды, несмотря на все перипетии и конфискации, но лишь в эпоху Каролингов сеньория, объединив под своей властью большинство мелких аллодов, получила наибольшее распространение. Таким образом, для Блока не существует коренного переворота, внесенного германской маркой в аграрный строй Галлии, хотя он правильно отмечает некоторые новые черты во франкском обществе. Так, он указывает на роль традиции в установлении фиксированных повинностей и считает, что эта традиция (кутюма сеньории), распространяясь уже не только на колонов, но на все население страны, в том числе и на рабов, укрепила наследственность рабских держаний. Он рисует в общих чертах картину утраты мелкими аллодистами своих земель, но не дает точного определения аллода. Лишь мельком проскальзывает у него мысль, что аллодист, помимо обязанностей по отношению к королю и его представителям, был подчинен общинным порядкам, являвшимся «основой аграрной жизни».

Дав общую картину хозяйственных распорядков сеньории в VIII–IX веках с характерным для этого периода господством барщины, Блок переходит к следующему этапу в развитии сеньории с конца XII — начала XIII веков. Он констатирует для этого времени отсутствие аллодов, полный иммунитет сеньоров, господство серважа и наличие новых повинностей (баналитеты, десятина, талья), которые, по его мнению, возникли в результате усиления судебной и политической власти сеньоров. Это верное соображение Блок сопровождает кратким, но весьма интересным очерком истории тальи. Он указывает, что взимание произвольной тальи нередко бывало причиной восстаний и что ее фиксация в течение XIII века явилась результатом непрерывных усилий сельских коммун. В изложении Блока история сеньориальной тальи в XII–XIII веках предстает как первый этап развития денежной ренты, но сам автор этого так не формулирует.

Страницы, посвященные серважу, вопросу, специально интересовавшему Блока, можно назвать образцовыми по ясности и последовательности изложения. Рассмотрены источники серважа, отличия серва от виллана, характеристика основных черт французского серважа, наконец история термина. Блок подчеркивает, что уже в каролингскую эпоху под античной этикеткой servus скрывался на деле «один из главных элементов изменившейся социальной системы». Тем самым он признает коренную перемену в положении непосредственных производителей, происшедшую во франкскую эпоху (еще ранее он довольно полно и точно описал экономический кризис античного рабовладения), но он не распространяет эту перемену на весь общественный строй в целом.

Очерк о серваже Блок заканчивает очень интересным замечанием. Он считает, что серваж давал сеньору, в сущности, лишь ограниченные возможности использования труда крестьян, ибо последние развивали свою хозяйственную активность по преимуществу на держаниях, а повинности были фиксированы. Однако это интересное соображение (к которому он в дальнейшем возвращается в другой связи) не развито и не положено в основу понимания процесса исчезновения барщины, к изложению которого автор сразу же и переходит. С полным основанием, ссылаясь на фактический материал, Блок отвергает мысль, что во Франции исчезновение барщины было связано с развитием товарно-денежных отношений. Он считает, что к началу XII века, когда барщина утратила прежнее значение, города и торговля были развиты еще недостаточно. Блок полагает, что причина заключалась в каких-то общих глубоких процессах, происходивших в сеньории, но он ищет их в хозяйственных затруднениях феодалов и не может нащупать убедительного решения вопроса. Он очень интересно излагает фактическую сторону дела, указывает на общеевропейский характер явления, отмечает некоторое запаздывание в этом отношении Германии и резкое отставание Англии (Италии и Испании, где больше аналогий с Францией, он в данном случае не касается) и, наконец, признается в том, что не может объяснить причину этих различий между странами. Так, уже второй раз на протяжении первой сотни страниц своей книги, дойдя до самого существа проблемы, то есть до развития производительных сил, Блок заявляет о невозможности вскрыть основную причину описываемых явлений.

В четвертой главе, посвященной сеньории XIV–XVIII веков, рассмотрены две основные проблемы: упадок сеньориальных доходов в XIV–XV веках и реконструкция сеньории в XVI–XVII веках. Автор начинает с утверждения, что кризис XIV–XV веков отнюдь не сокрушил «старой основы сеньории», что права сеньоров на крестьян и на их участки, по существу, сохранились вплоть до революции. Новым является лишь упадок сеньориальной юрисдикции и исчезновение серважа. Последний процесс Блок излагает на основе обширных данных, собранных им в книге «Короли и сервы» (Париж, 1920), и связывает его с развитием городов. Он подчеркивает интенсивность этого процесса вблизи больших центров и его замедленность в отсталых областях.

Очень много внимания Блок уделяет обеднению феодального дворянства. Первым этапом этого процесса он считает XIV–XV века, когда во всей Европе наблюдается экономический упадок и сокращение населения вследствие войн и эпидемий. Дворянство разорялось в результате обесценения денег, которое проявилось в XIV–XV веках в форме «ослабления» монеты, то есть сокращения в ней доли драгоценного металла. Приводимый Блоком материал очень интересен, но автор, на наш взгляд, переоценивает его значение для решения проблемы в целом. Падение реальной стоимости денежного ценза, исследуемое к тому же вне общей картины развития товарно-денежных отношений, является, по мнению Блока, главной причиной ухудшения материального положения дворянства. Это слишком узкое, однобокое рассмотрение вопроса заслоняет от Блока картину развития товарного производства в крестьянском хозяйстве. Он лишь констатирует, что после Столетней войны крестьянам удалось сохранить наследственность своих держаний при уплате низкого ценза, и объясняет эту «удачу» крестьян тем, что они имели дело с ослабевшим феодальным классом. Однако сам факт подобного ослабления нуждается во всестороннем и более глубоком анализе, которого в книге нет.

В XVI веке разорение дворянства усилилось благодаря революции цен. Реальная стоимость денежного ценза катастрофически падает в результате обесценения самих драгоценных металлов. Массовая продажа фьефов приводит к обновлению феодального класса. Вместо старого дворянства в сеньориях появляются аноблированные выходцы из буржуазии и чиновничества. Главную перемену, происшедшую в сеньории в связи с переходом земельной собственности в другие руки, Блок совершенно правильно усматривает в восстановлении барской земли (домена), которая создавалась в XVI–XVII веках заново из скупленных крестьянских участков. При описании всех этих процессов Блок имел возможность опереться на обширный фактический материал, собранный в трудах французских историков. Следует указать, что многие исследования, появившиеся после 1931 года, когда вышло первое издание книги Блока, подтверждают и развивают дальше его положения. Однако, прекрасно описывая процесс «собирания» земли новыми дворянами, Блок уделяет очень мало внимания экспроприации крестьян. Отмечая причины, побудившие крестьян продавать свои парцеллы, — разорение в результате войны, трудности приспособления к денежному хозяйству, необходимость найти деньги для уплаты налогов и ренты и т. д., — он возводит их только к кризису кредита, к денежным затруднениям крестьян. Как и для всех буржуазных историков, для него не существует процесса первоначального накопления. В XVI веке он констатирует лишь количественные, а не качественные изменения. Именно это и не позволяет ему правильно решить поставленную им весьма важную проблему о причинах резкого различия в судьбах разных европейских стран, проявившегося в XVI веке. Он отмечает, что, в то время как в Англии и в странах Центральной и Восточной Европы домен поглотил или обескровил крестьянские держания и там было создано крупное барское хозяйство, во Франции этого не произошло. Однако коренной разницы между Англией и странами с крепостническим хозяйством Блок не отмечает, а разницу между Англией и Францией объясняет очень поверхностно — всего лишь различием в юстиции. Английские манориальные суды, еще очень прочные в XIV—XV веках, ущемляли наследственные права копигольдеров, в то время как во Франции королевские суды подточили сеньориальную юстицию и закрепили наследственность крестьянских держаний. Последняя настолько упрочилась, что французские сеньоры не смогли присвоить крестьянскую землю, тем более, что они не обладали политической властью наподобие джентри или юнкеров,-Французская абсолютная монархия смогла поэтому ограничить размеры «феодальной реакции» и не допустить обезземеливания крестьян. Эти суждения Блока кажутся поверхностными и неверными. В одном понятии феодальной реакции он объединяет такие разнородные по своему характеру явления, как английские огораживания, германское крепостничество, обновление французской сеньории. Его выводы к главе в целом очень узки. Все развитие аграрного строя в XVI–XVIII веках сводится для него, в сущности, ко вторичному появлению крупной земельной собственности, которой, по его мнению, суждено было пережить революцию без особого для себя ущерба.

Между тем приводимый в главе весьма интересный фактический материал позволяет сделать и многие другие наблюдения. Блок дает любопытный очерк увеличения сеньориальных поборов, отмечая, что это явление началось в основном с конца XVII века и получило особый размах с середины XVIII века. Тем самым определяется и период действительной феодальной реакции во Франции. Сведения о характере эксплуатации восстановленного в XVI–XVII веках домена говорят о преобладании испольщины (которую Блок объясняет всего лишь обесценением денег в XVI–XVII веках, не понимая ее истинной экономической природы, как переходной формы к [Капиталистической ренте), а также и о появляющейся с середины XVII века крупной капиталистической аренде. Таким образом, фактически Блок дает материал для изучения развития элементов капиталистического уклада во французском сельском хозяйстве еще задолго до «аграрной революции».

Гораздо удачнее пятая глава, Посвященная «социальным группам», то есть крестьянству. В сущности, это тоже глава об общине, как и вторая глава, но с иной тематикой, поскольку речь в ней идет уже не о различных севооборотах и хозяйственных распорядках деревни, а о разложении манса, о сельских коммунах и общинных угодьях. Надо сразу же сказать, что Блок прочно стоит на почве марксовой теории и дает ряд убедительных решений, опираясь при этом на интересно подобранный фактический материал. Он очень пристально рассматривает структуру манса, отказываясь считать его порождением сеньории, то есть феодализма, и возводя его к более далекому, как он пишет — доисторическому, прошлому. Он настаивает на том, что не только сеньориальный режим, но и римская и франкская системы отнюдь не создали манс как хозяйственную ячейку. Они лишь использовали для своих целей уже имевшуюся систему. Блок очень точно описывает марковый надел (не называя его таким образом), не упуская ни одной из его характерных черт. Он предполагает, что первоначально манс представлял собой владение большой патриархальной семьи. По этому образцу были созданы и рабские мансы. На основе мансов были построены кадастры раннефеодального общества. Блок рассматривает судьбу манса в областях с различными типами полей, прослеживая и здесь в общем ту же взаимосвязь, что и при анализе типов севооборота во второй главе. Его.соображения по этому поводу заслуживают самого пристального внимания, а фактический материал — тщательного изучения.

Процесс разложения манса начинается, по мнению Блока, с VI века и в передовых областях Франции заканчивается к XII веку, когда окончательно восторжествовала парцелла. В других провинциях манс держался дольше. Разложение манса Блок ставит в связь с переменами во взимании феодальной ренты (не с манса, а: с отдельного хозяйства) и вообще с изменениями структуры сеньории. Он подчеркивает общеевропейский характер манса, но раннее его разложение считает особенностью французского аграрного строя. Следует сказать, что, проводя в этом плане параллели с Англией и Германией и отмечая их отставание, он снова забывает о Северной Италии, где и в этом отношении было много сходного с” Францией.

Основную причину разложения манса Блок видит не в развитии производительных сил, а в переходе от патриархальной семьи к отцовской. Он пишет: «Все превратности материальных сторон сельской жизни всегда были не чем иным, как отражением перемен, претерпеваемых человеческими группами». Следствие принято за причину, и попытка проанализировать проблему вновь оказывается безуспешной. Верны не коренные, а лишь частичные решения.

Очень интересен приводимый Блоком материал о длительном сохранении в глухих углах Франции большой семьи не только в XVIII веке, но и в наши дни.

При рассмотрении сельских коммун и общинных угодий Блок высказывает ряд весьма ценных соображений. Вопреки господствующему во французской буржуазной историографии мнению он рассматривает всю историю сельских общин, основанных на общности территории и общинных сервитутах, как единый непрерывный процесс. Он проводит прямую линию от общин франкского периода к сельским коммунам XIII века и последующих веков, когда они приобрели права юридических лиц. Никогда сельские коммуны не. были целиком поглощены сеньорией. Перерыв в X–XII веках является мнимым, ибо умолчание источников о коммунах объясняется всего лишь характером источников, поскольку в подавляющей своей части эти источники сеньориального происхождения.

Блок не только считает общину организующим началом сельских порядков, он указывает на ее непрестанную борьбу с феодалами. Коммуны заставили сеньоров признать свое право «а существование. Перечисляя все более или менее крупные крестьянские восстания во Франции с IX века до 1789 года, он называет их «звеньями одной длинной трагической цепи» и подчеркивает, что социальная система характеризуется не только внутренней структурой, но и реакцией на нее. Крестьянские восстания столь же неотделимы от сеньориального режима, как рабочие стачки от крупных капиталистических предприятий. Не понимая роли классовой борьбы как движущей силы исторического процесса, Блок считает, что почти всегда осужденные на разгром крестьянские восстания не могли привести к чему-либо прочному. По его мнению, куда большее значение имело неустанное стремление крестьян оформить свою организацию и заставить феодалов признать ее. Очень интересные страницы Блок посвятил истории оформления (отнюдь не создания!) сельских коммун и анализу их конфедераций, появившихся как на севере, так и на юге в связи с борьбой городов против феодалов. Все выводы по этому разделу главы представляются бесспорными. Автор отмечает, что сельским общинам понадобились века борьбы за свое признание, но разрешения на свое существование они не дожидались. Вся внутренняя жизнь деревни покоилась на базе этой крепко сколоченной группы.

С этих же убедительных позиций подходит Блок и к анализу общинных угодий. Он пишет, что в теории их использование регулировалось сеньором, на практике же это было делом всей деревни, основанным на тысячелетней традиции. Именно поэтому эти правила приобрели силу закона, и крестьяне проявляли при их защите непреодолимую сплоченность, сохранившуюся кое-где во Франции и до наших дней. Борьба за общинные угодья не прекращалась в течение всего средневековья и не раз приводила к восстаниям.

Блок решительно возражает против мнения (особенно отстаивавшегося Фюстель де Куланжем и его последователями), что общинные угодья искони составляли собственность сеньора. «Как будто, — восклицает он, — деревня неизбежно была моложе своего господина!» Он дает сжатый, но чрезвычайно интересный очерк истории узурпации общинных угодий, особенно с XVI века, и подчеркивает общеевропейский характер этого процесса.

При рассмотрении эволюции крестьянства Блок обоснованно выдвигает на первый план не юридический статус отдельных групп, как это обычно делается в буржуазной историографии, а социально-экономическую дифференциацию. И все же этот очерк, несмотря на отдельные интересные соображения, неудачен. Блок не имеет твердой методологической основы для определения понятия класса и поэтому выдвигает неприемлемый тезис о классовой неоднородности крестьянства в течение всего феодализма. В его представлении известные различия в экономическом положении крестьян в период возникновения денежной ренты являются уже проявлением классового неравенства. Характерно, что классом он считает и сеньориальных управляющих XI–XII веков. Идеализирует он и роль монархии, якобы прирожденной покровительницы крестьян, защищавшей их — правда в собственных интересах — от произвола сеньоров. Блок не смог дать истории крестьянства как эксплуатируемого класса феодального общества.

Две последние главы посвящены краткому общему обзору развития французского аграрного строя с середины XVIII века до наших дней, в том числе и агротехническому перевороту (r?volution agricole). Несколько подробнее Блок рассматривает борьбу из-за общинных угодий, особенно обострившуюся в 1760–1770 годы и во время Революции. Он дает интересный и в целом убедительный анализ как позиций разных слоев крестьянства в отношении дележа общинных земель, так и аграрного законодательства революционных правительств. Не вызывает возражений и его положение об укреплении в ходе революции мелкой крестьянской собственности. Но жаль, что в этом кратком обзоре нет данных и соображений о роли крестьянства в революции и о ее значении для судеб французского крестьянства в целом.

Заканчивая свой труд, Блок выразил надежду, что ему удалось обнаружить связь прошлого и настоящего, то есть показать исторические корни аграрного строя современной Франции. Действительно, в своем стремлении понять закономерности аграрного развития своей, Страны Блок достиг больших успехов. Во многих случаях он увидел и верно объяснил отдельные стороны исследуемого им процесса, чего не могли сделать его предшественники. И все же у Блока не получилось цельной концепции проблемы. Ему все казалось, что он не может добраться до существа дела из-за недостаточной разработанности того или иного вопроса. Конечно, в ряде случаев такая неразработанность действительно воздвигала на его пути серьезные препятствия. Но основная причина была в другом: в ограниченности исторического мировоззрения Блока.

Несмотря на эти недостатки, знакомство с интересной и красочной книгой Блока принесет советскому читателю большую пользу. Нарисованная с большим умением и знанием жизнь сельской феодальной Франции поможет ему лучше узнать прошлое, а следовательно, и настоящее французского народа.

А.Д. Люблинская.