7
7
10.10. Генерал ест с аппетитом. Тарелка супа с мясной крошенкой, изрядная порция гречневой каши, чай. Для него не готовят отдельно, он довольствуется из общего котла.
Мне интересны его мысли об искусстве командира. Спрашиваю об этом.
— О, тут целую библиотеку можно написать. Возьми, например, такую вещь — требовательность. Я сам был красноармейцем, знаю: когда чувствуешь, что командир роты, командир взвода спуску не даст, — все выполнишь.
— Это — воля?
— Да, если хочешь, воля. Но при этом нужно, чтобы котелок варил, чтобы задача была правильно поставлена. Правильно сформулировать задачу — значит половину сделать.
10.20. С завтраком покончено. Белобородов соединяется по телефону с полком, ведущим бой в Рождествене.
— Что там у вас? Двадцать танков? Откуда вы узнали? Вы их видели? Это кому-то старуха шепнула, а вы перепугались. Если бы действительно так, они засыпали бы вас огнем. Цепляйтесь там, укрепляйте то, что заняли! И выбивайте их, гранатой действуйте! Артиллерия? Я дал команду помочь, хотя вам и своей хватит. Что она сегодня делала? Пусть поработает, пусть покажет, чего она стоит.
Представителю штаба армии хочется поближе ознакомиться с положением в районе Рождествена. Он отправляется туда.
10.30. Генерала вызывает к телефону подполковник Докучаев, командир первого гвардейского.
— Слушаю… Так, так… У тебя пятидесятитысячная? Власов, карту пятидесятитысячную! Галопом, галопом, старина! Ты не волнуйся, Николай. Что у тебя с голосом? Ранен? Куда? В горло? А как ты говоришь? Содрало кожу? (Белобородову приносят карту.) Вижу, школа! Вижу! Не удалось? Потеряли? Сколько? Два? Ну и хрен с ней, со школой! Обтекай, потом сожжем! Хочешь разделаться? Действуй артиллерией, а пчелки (так в телефонных разговорах звалась в этот день пехота) пусть дальше пробираются. Бей прямой наводкой, только прямой наводкой! И через 30 минут решить эту задачу! 30 минут сроку- и разделаться с этим атрибутом! А пчелок глубже в лес! Понятно? И пришли мне человека, чтобы рассказал лично обстановку.
10.35. Белобородов приказывает начарту:
— Выкати вперед, что у тебя там около школы, и дай прямой наводкой.
10.40. Входит Витевский:
— Товарищ генерал, сообщение из сто второго.
— Что такое?
— Из Трухоловки на Рождествено прошли две танкетки и восемь ашин с фашистами.
— Какого же черта они их пропустили? Вызови мне сто второй.
10.45. Разговор с командиром сто второго:
— Да, да, уже знаю. Сами видели? Тогда какого же черта?… Обстреляли? Прибавили скорость? А вот ваша скорость мне не нравится.
Слепые старики уже дальше бы прошли! Заняли высоту «216»? Закрепляйте ее, огневых средств туда побольше, дорогу пристреляйте!
И вперед, вперед! Жевнево поскорей захватывай! Пойми, милый, сейчас это самое важное. Сильный огонь? Минометный? Из Трухоловки?
Хорошо, я тебе в этом помогу. Хорошо, сейчас их утихомирим! Расцелуем тебя, когда возьмешь Жевнево!
10.50. Белобородов зовет начарта:
— Обижаются пчелки на вас, дружище. Трухоловку не давите. чем он там располагает? Наблюдатели что-нибудь докладывали?
— Да, там скопление пехоты и десять — двенадцать танков.
— Это кстати. Дадим-ка туда залп «раисы».
— Есть, товарищ генерал.
— И как можно быстрее! Сумеете через двадцать минут шарахнуть?
— Через полчаса, товарищ генерал!
— А я требую через двадцать! Понятно? Засекаю время! Иди командуй! Бегом, бегом!
«Раиса» — «адская пушка», как ее называют немцы. У нас кроме официального наименования «пушка РС» ее зовут «катюшей», «марусей», «марьей Ивановной», «гитарой».
Ее залп — страшная штука. Такой залп взметывает, взвихряет, охватывает пламенем, сечет металлом.
Залпы «раисы» внезапны. Выстрелив, «раиса» тотчас покидает позицию и скрывается, чтобы через некоторое время с какой-то новой точки опять произвести свою мгновенную и страшную работу.
11.00. Белобородов вызывает к телефону подполковника Суханова — командира третьего полка, который где-то скрыто расположен.
Сегодня это первый звонок генерала туда.
— Михаил? Здорово! Как жизнь молодая? Нет, пока сиди… Просто хотел справиться о твоем здоровье. Людей хорошенько покорми: побольше мяса, масла, — не скупись. Пусть подкрепятся поосновательнее, — может быть, бегом придется. Помнишь, как мы с тобой бегали после разбора тактических учений? Намек? Да, может быть, намек!
Да, может быть, придется и сегодня этак. Но пока не тревожь людей, будь только сам готов!
Входит лейтенант-танкист.
Вытянувшись, откозыряв, он четко докладывает о себе. Его зубы блестят почему-то слишком ярко. Зубы и белки. На молодом румяном лице осел темный налет: это копоть пороховых газов.
По распоряжению генерала он послан сюда из Снигирей доложить о том, что происходит там.
У Белобородова сегодня это первый человек, сам побывавший в деле.
Он командир тяжелого танка КВ. Его машина подбита. Другой танк немцы подожгли…
Белобородов прерывает лейтенанта:
— Садись. Завтракал? Брось отнекиваться… Власов! Чаю, колбасы! Сто грамм горючего! Галопом! Сначала мы тебя накормим, а потом ты все по порядку нам изложишь. Пей, закусывай! Быстро. Кто вас там выучил не подчиняться приказанию старшего начальника?!
Сконфуженно улыбаясь, лейтенант принимается за угощение. Однако это, как видно, ему действительно кстати. Он ест быстро и много.
11.20. Потом, вытерев руки о шинель, начинает рассказывать.
Генерал слушает, то хмурясь, то выражая свои чувства крепкой фразой, то перебивая двумя-тремя беглыми вопросами.
Перед нами встает картина боя в Снигирях.
Длинное каменное здание школы, имеющее большой круговой обстрел, немцы превратили в крепость. Они засели в подвал, вероятно углубив его. В кладке фундамента пробиты бойницы («Как они, подлецы, это умеют!» — произнес Белобородов), откуда немцы повели бешеный огонь. Из этого подземелья стреляют не только пулеметчики и автоматчики; там установлено много минометов, которые трудно выковырять. У школы со всех четырех сторон в землю закопаны танки, которые тоже бьют из пулеметов и из башенных орудий. И где-то вокруг в блиндажах, в щелях, в окопах еще и еще минометы. Там все крошит наша артиллерия, слышно, как у фашистов смолкает та или другая батарея минометов, но через несколько минут начинают действовать новые.
Огонь из школы остановил наши батальоны, еще до рассвета ворвавшиеся в Снигири. Бойцы с гранатами и пулеметами подползли на 200 метров. («Зачем? — вставил Белобородов. — Обходить надо!») Несколько гранатометчиков поползли дальше, но не добрались до бойниц. Артиллерия усилила огонь по школе, отмечено много прямых попаданий; наши танки открыли пальбу из засады; пулеметчики стреляли с дистанции 200–300 метров, но подавить огонь противника не удавалось.
Тогда командир полка и командир танковой бригады приняли новое решение. Пяти танкам было приказано выдвинуться из укрытия, подойти к школе и прямой наводкой расстрелять пулеметные и минометные гнезда.
11.27. Внезапно лейтенант замолк. В тот же миг я услышал мощный нарастающий гул. Он не казался резким, громким, но все другие звуки боя сразу стали незаметны. Никто не удивился. Все мы знали, что это такое: кто слышал этот звук хоть раз, тот не смешает его ни с каким другим.
— «Гитара», — произнес Белобородов.
Казалось, кто-то задел в небе гигантские басовые струны и они громко гудят, постепенно утихая.
Это был залп «раисы».
Через минуту донеслись глуховатые сильные разрывы. Тук, тук, тук — сыпалось словно из мешка.
«Раиса» накрыла намеченный квадрат.
11.30. Лейтенант продолжал.
Танки вышли: два тяжелых и три средних. На полном ходу громыхающие машины врезались в смертоносное пространство вокруг школы и, развернувшись, стали выпускать снаряд за снарядом в подвальные бойницы. Лейтенант видел, как из одной взрывом выбросило наружу обломки каменной кладки, потом стену заволокли клубы тяжелой красноватой пыли и вдруг… Вверху раздался оглушительный удар: пушечную башню пробил немецкий снаряд. Оказывается, где-то у школы, а может быть и внутри здания, стояли замаскированные противотанковые орудия… Пушка вышла из строя, надо было отходить. Одному из средних танков снаряд перебил гусеницу. Танк перестал двигаться, но продолжал стрельбу. Немцы всадили в него еще пять снарядов — в нем погиб весь экипаж. Остальные танки отошли в укрытие.
Выслушав, Белобородов помолчал. Затем спросил:
— Подкреплений они не подбрасывали туда?
— Пытались. Но наши пулеметчики уже простреливали подходы к школе и туда их не допустили. Подкрепления залегли по обочинам шоссе и у кирпичного завода. Но там их крошат.
— По шоссе подбросили?
— Точно, товарищ генерал. Из Трухоловки.
— А наши? Все еще воюют с этой школой?
— Да, когда я уезжал, все огневые средства по ней били.
— Л пехота?
— Лежит и тоже туда стреляет.
— Какого же черта?! — закричал Белобородов, но сдержал себя. — Вы, товарищ лейтенант, можете идти. — Обернувшись ко мне, генерал говорит: — Втянулись в бой около этой школы. Надо бы оторваться от нее, но… открытое место, глубокий снег, огонь…