Тетрархия Диоклетиана

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Тетрархия Диоклетиана

Император, известный под именем Диоклетиан, первоначально имел имя Диокл, которое часто встречалось среди рабов и вольноотпущенников. Но родовое имя Диоклетиана было Валерий. По Евтропию, он был «незнатного происхождения» и, по-видимому, поэтому мало что известно о первой половине его жизни и о первых ступенях его карьеры. Весьма вероятно, что родиной Диоклетиана была Далмация, недалеко от Салон. При Аврелиане, Пробе и Карре он накопил военный опыт и под конец занимал пост начальника телохранителей.

После того как летом 285 г.н.э. Диоклетиан получил единоличную власть, перед ним стояло множество военных задач: во время похода Кара на всем Западе Империи, как на границах, так и внутри, начались новые сражения и беспорядки. На Нижнем Рейне, на побережье Северного моря, в Верхней Германии и Реции, а также во внутренней Галлии перед Диоклетианом стояли задачи, которые он один разрешить не мог.

Многообразие этих обязанностей требовало разделения функций, и это объясняет, почему Диоклетиан еще в 285 г.н.э. сделал Цезарем своего старого боевого товарища Максимиана и поручил ему руководство на галлогерманском театре боевых действий. Это возвышение в Цезари было превентивным методом против возможных узурпаций региональных командующих; в случае с Максимианом этот метод являлся безопасным. 1.4.286 г.н.э. Максимиан за свои успехи был возведен в Августы и стал соправителем.

Рис. Диоклетиан.

В последующие годы до 1 марта 293 г.н.э. у империи снова было два императора. Теоретически они являлись «братьями», их отношения были официально определены и почти равноправны. В действительности Диоклетиан сохранил, как и раньше, самый высокий ранг и директивные компетенции по всей Империи. Особенно наглядно эта градация отражается в тех именах, которые добавили себе правители: Диоклетиан впредь звался Йовием, а Максимиан Геркулием. Эти имена говорят больше, чем, связь с Юпитером и Гераклом: они являются столпами политической теологии и ярко выраженным свидетельством связи рациональности и религиозности, которая стала характерной для новой системы.

Рис. Максимиан Геркулий.

Успехи, достигнутые Диоклетианом и Максимианом в ближайшие годы, были большими, но число очагов кризисов не сокращалось. Поэтому понятно, что Диоклетиан последовательно продолжал свой курс 1.3.293 г.н.э. он назначил двух Цезарей, к каждому из Августов было приставлено по одному. У Диоклетиана был Галерий, у Максимиана на Западе — Констанций Хлор, отец Константина Великого. Одновременно Цезари были усыновлены своими Августами. Галерий был принят в семью Валериев, он получил также имя своего Августа — Йовий. Ценой власти стал развод с женой; как когда-то Тиберий, он должен был развестись и жениться на Валерии, дочери Диоклетиана. Констанций Хлор, Цезарь Запада, уже несколько лет был зятем Максимиана Геркулия. Он тоже расстался со своей подругой Еленой, матерью Константина Великого.

Рис. Галерий.

Система тетрархии, правления четырех, объединяла в себе элементы рациональной конструкции и элементы династической политики. Оба Цезаря отныне были обладателями собственной империи, но по рангу отличались от Августов. В античных источниках они часто обозначались понятием аппараторы, что означало технический служащий. Быстро начало создаваться подразделение обязанностей: Максимиан Геркулий на Западе осуществлял контроль над Италией, Испанией и Африкой, Констанцию Хлору были предназначены Галлия и Британия. Сферой Диоклетиана был прежде всего Ближний Восток. Галерий занимался дунайским регионом от Норика до устья Дуная. Но этот раздел обязанностей не был окончательным разделом Империи, оба Августа неоднократно вмешивались в сферы компетенций своих Цезарей. Система управления могла существовать только потому, что Диоклетиан был признан центральной фигурой Максимианом и двумя Цезарями.

Рис. Констанций Хлор

На первый взгляд, столь абстрактная конструкция тетрархии, с одной стороны, гарантировала фундаментальное единство Империи, с другой же, требовала присутствия обладателя высшей власти. Эта власть четырех нашла свое выражение в том, что каждый из них был признан по всей Империи, законы и указы издавались от имени их всех, при императорских жертвоприношениях ставились изображения всех четырех правителей, монеты в каждой части Империи чеканились для всех четырех.

Однако эта новая система могла сохраниться лишь в том случае, если все тетрархи безоговорочно подчиняли свои интересы нормам системы, как это представляет репрезентативное изображение той эпохи. Группа из порфира из Сан-Марино и также изготовленное из порфира изображение тетрархов Ватиканской библиотеки не отражает индивидуальные черты отдельного правителя, также и портреты на монетах, где правители запечатлены в момент жертвоприношений. Идеологически эта власть была оторвана от общечеловеческой сферы. Можно спорить о значении нюансов в формулировках и посвящениях, но для подданных императоры, как никогда, были приближены к богам.

Одежда императоров и церемониал углубили дистанцию. Диоклетиан уже изображался с нимбом, лучистым обручем вокруг головы; скипетр и глобус принадлежали к атрибутам императора. Уже давно все, что было связано с правителем, являлось священным. Но теперь он был недоступен всем среди своих священных чертогов, от тех, кто к нему приближался, требовалось коленопреклонение с целованием края императорского облачения, расшитого драгоценными камнями одеяния, к которому Константин Великий позже добавил диадему.

Понимаемая таким образом императорская власть требовала нового оформления, новых больших зданий, как выражение системы. Теперь они украшали не только Рим, но и все резиденции: Никомедию, Фессалоники, Милан и Трир. Термы Диоклетиана, новое здание для сената на Форуме, памятники тетрархам в Риме и Трире, большая базилика и императорский дворец под куполом в Фессалониках, арка Галерия и мавзолей, в Пьяцца Армерина на Сицилии вилла с термами, раскопанная только после второй мировой войны, храм, мавзолей и спуск к морю длиной свыше 150 м, — все это является важнейшими постройками эпохи, которые еще сегодня свидетельствуют об огромной воле Диоклетиана и его соправителей.

Возникновение тетрархии Диоклетиана проходило под диктатом беспорядков на границах и в отдельных внутренних регионах. Приоритет этих задач продержался еще долгое время. Следующий обзор будет сосредоточен на деятельности Диоклетиана. После борьбы с сарматскими и германскими племенами в 285 г.н.э. и передачи командования на Западе Максимиану Диоклетиан мог заняться реорганизацией охраны границы в Сирии и Палестине. В 287 г.н.э. были проведены переговоры с посольством сасанидского царя Баграма II, который, очевидно, боялся римских наступлений. В процессе активной римской восточной политики Тиридат III, который до этого укрывался в Империи, был возвращен на армянский трон. Обострение военной и политической обстановки на Западе потребовало в 288 г.н.э. личного присутствия Диоклетиана в верхнегерманско-ретийском регионе. В районе Верхнего Дуная он одержал победу над аламаннами; в месте, которое нельзя однозначно определить, в Аугсбурге или в Майнце, он давал новые распоряжения с Максимианом. Возможно, найденный в Лионе свинцовый медальон относится к этим событиям. На нем изображены два императора, возвышающихся над упрощенным рисунком рейнского моста между Майнцем и Кастелом в тот момент, когда они разрешают группам населения переселиться из правобережья Рейна на римскую территорию.

В 289 г.н.э. Диоклетиан снова воевал на Нижнем Дунае с сарматами. В 290 г.н.э. он из своей резиденции Сирмии отправился отражать нападение арабов в Сирии. Крупные столкновения с сасанидами сначала были отложены, в январе 291 г.н.э. Диоклетиан снова совещался с Максимианом в Милане. В этом и в следующем году на переднем плане стояла оборона границы на Нижнем Дунае.

В 293 г.н.э. неожиданно разгорелся кризисный очаг в Египте. Во время ожесточенного восстания были разрушены города Копт и Бузирид. Насколько серьезно римская сторона восприняла это событие, следует из того, что в Египет было послано 18 легионов.

Диоклетиан в этом же году познакомил своего Цезаря Галерия с кругом его задач на Нижнем Дунае. Галерий в последующие годы неоднократно оправдывал возложенные на него надежды. В 294 г.н.э. он победил сарматов, в 295 г.н.э. — карпов. Сам Диоклетиан после длительного пребывания на Балканском полуострове отпраздновал в Никомедии деценалии, десятилетний юбилей своего правления, и в 296 г.н.э. отправился в Сирию. В Египте еще раз поднялось восстание, которое считалось давно подавленным, теперь оно охватило всю страну. Когда подкрепления римского гарнизона оставили Египет, узурпатор Л.Домиций Домициан посчитал, что пробил его час. Ему удалось укрепиться в самой Александрии и подчинить себе всю страну.

В 297 г.н.э. Диоклетиан лично поспешил туда, Александрия была окружена, но город пал только тогда, когда был отведен нильский водопровод. В самой стране, по которой император путешествовал до конца 298 г.н.э., была реорганизована общая администрация, сбор и учет налогов; монетный двор, продукция которого распространялась от Средней Европы до Индии, был закрыт. Южная граница римской области была теперь восстановлена на уровне острова Филы.

Пока длилась война и реорганизация в Египте, на севере римской восточной границы произошло нападение сасанидов. Нарзех, с 293 г.н.э. преемник Баграма III на сасанидском троне, изгнал из Армении протеже Диоклетиана Тиридата III. Снова горная страна стала яблоком раздора между двумя Империями, для которых в течение столетий было вопросом престижа посадить там на трон зависимого клиента. Диоклетиан поручил Галерию оказать сопротивление, пока не подойдет подкрепление. Однако Галерий в начале 297 г.н.э. ввязался в сражение между Каррами и Галиником, в котором понес большие потери и был наголову разбит. Война с сасанидами возобновилась только в феврале 298 г.н.э., после того как были подтянуты новые силы из дунайских гарнизонов. Продвигаясь через Армению, Галерий вдоль Тигра дошел до Ктесифона, а потом вернулся назад вдоль Евфрата. В феврале 299 г.н.э. он вошел с Диоклетианом в отвоеванный Низибис, так часто оспариваемый пограничный город, который отныне в течение 65 лет до Новиана непрерывно оставался римской собственностью.

Под впечатлением этого успеха Диоклетиан и Галерий могли диктовать условия мира. Когда была восстановлена старая римская провинция Месопотамия, предстояли важнейшие территориальные изменения в землях севернее от нее. Здесь римская граница была продвинута до линии Арзании, восточного рукава Евфрата. Армения тоже территориально увеличилась, Низибис стал единственным местом для общего транзитного сообщения с Империей сасанидов. За принятие этих требований Нарзех получил назад плененных представителей своего рода.

В целом этот мирный договор был определен не столько империалистическими целями, сколько желанием систематически и надолго реорганизовать всю римскую восточную границу. На севере сасаниды были оттеснены от своих старых ворот для вторжения в Армению Араксесталя и вообще держались подальше от Кавказа, где теперь оставалось только римское влияние. Одновременно была еще раз укреплена римская восточная граница. В феврале 299 г.н.э. Диоклетиан и Галерий торжественно вошли в Антиохию; один из величайших римских триумфов еще сегодня засвидетельствован монументальным памятником этой победы — аркой Галерия в Фессалониках.

Для Максимиана Геркулия, Августа Запада, испытанием было подавление восстания багаудов (слово багауды кельтского происхождения, его собственное значение не установлено; в большинстве случаев оно в уничижительном смысле отождествляется с бунтовщиком или бродягой). Начало восстания относится к 283 г.н.э., его ядро составляли галльские крестьяне и пастухи, которые имели все основания для недовольства: в Галлии десятилетиями происходили разбои и грабежи, и делали это не только вторгшиеся германцы, но и войска узурпаторов и имперских освободителей. От происходящего страдали те, кто вел оседлый образ жизни, их собственность сначала отбиралась у захватчиков, а потом вымогалась правителями отдельных империй, а также центральным правительством. Эти группы населения теперь силой отражали любую власть. Предположительно, крестьяне были пехотой, а пастухи конницей; Элиан и Аманд были предводителями движения, но фактически в Галлии царила анархия.

В серии сражений с багаудами Максимиан одержал по крайней мере поверхностный успех, но восставшие продолжали борьбу в форме разбойничьих банд и партизанских отрядов. Они в течение следующих двух веков оставались латентным очагом беспорядков во всем галло-испанском регионе. Нападения германцев Максимиан тоже отразил контрударами через Рейн; опаснейшим очагом кризиса стали совсем другие события. Против постоянных набегов пиратов на побережье Северного моря в Ла-Манше был сконцентрирован сильный флот, которым в те годы командовал менапий Каравазий. Когда он был обвинен в присвоении добычи и сговоре с противником, Каравазий собрал все, что ему принадлежало, и в конце 286 г.н.э. отплыл в Британию. Он высадился на северо-западе острова, заключил соглашение с пограничными племенами и двинулся на юг. У Эбурака (Йорк) были уничтожены регулярные римские соединения, занят Лондиний (Лондон), и тем самым консолидировалась британская отдельная Империя.

Каравазий в стилизации власти и в структуре администрации придерживался традиционных римских форм. Легализацию своей власти, в которой ему отказали Диоклетиан и Максимиан, он узурпировал. Известное изображение на монете показывает его вместе с Диоклетианом и Максимианом, а внизу надпись: «Каравазий и его братья». Стремление к легализации, консолидации собственных сил и дальнейшее развитие британской экономики были основными позициями политики Каравазия, который при этом пользовался сплоченностью и островным положением сферы своей власти.

Максимиан не думал просто так смириться с этими событиями. Уже в течение 288 г.н.э. он приступил к интенсивному строительству и оснащению своего флота. Когда Диоклетиан в том же году находился в Ретии, войска Максимиана в боях против франков продвинулись до Северного моря. В 289 г.н.э. Максимиан решился на борьбу с британским узурпатором. Однако его плохо обученный флот был уничтожен хорошо управляемыми кораблями Каравазия, Каравазий даже смог отстоять предмостное укрепление вокруг Гезориака (Булонь). У Диоклетиана и Максимиана не было другого выбора, как принять status-quo; Каравазий симулировал свое признание в качестве легитимного соправителя и даже выпустил монеты для своих «коллег». Его престиж возрастал, и власть была признана в большей части Северо-Западной Галлии.

Окончательное свержение британской отдельной империи удалось только Констанцию Хлору. Уже в 293 г.н.э., в год своего возвышения в Цезари, он взял Гезориак, вытеснил соединения Каравазия с северо-запада Галлии, а три года спустя провел успешную оккупацию Британии. Аллект, преемник убитого между тем Каравазия, был разбит. Констанций Хлор вошел в Лондон как «воздаятель вечного света», как прославляет его знаменитый медальон.

В этот же промежуток времени не утихали битвы на различных отрезках рейнской границы. В 292 г.н.э. произошло разрушение территории между Верхним Рейном и Нижним Дунаем, однако до 305 г.н.э. сражения на германском фронте не прекращались, они велись Констанцием Хлором, так как Максимиан Геркулий в это время был занят беспорядками и пограничными сражениями в Северной Африке. Как и всегда, присутствие Максимиана Геркулия в Карфагене в 297—298 г.н.э. ознаменовалось активной строительной деятельностью.

С походами Максимиана Геркулия на северо-запад Империи христианские источники связывают мученичество фиванского легиона, которое ежегодно отмечается католической церковью 22 сентября. По первоисточникам об этом мученичестве рассказано в Страстях акавненских мучеников епископа Лионского, написанных в первой половине 5 в.н.э. Страсти сообщают, что Максимиан хотел истребить христиан. Легион воинов, которые звались фиванцами, якобы получил приказ выступить в поход, чтобы на Западе принять решительные меры против христиан. Но солдаты не повиновались, поэтому легион вблизи Октодура (Мартиньи) сначала два раза был подвергнут децимации, а потом был полностью уничтожен. Среди предводителей фиванского легиона называется некий Мавриций, в честь которого в 515 г.н.э. было построено аббатство Сен-Морис д’Агон в верхней долине Роны. Страсти ссылаются на Теодора, будущего епископа Октодура, который обнаружил останки солдат фиванского легиона. С того момента известно почитание чудотворных реликвий. Фиванский легион стал олицетворением стойкости христианских воинов и мучеников; в Швейцарии, на Нижнем Рейне и в Италии с ним был связан целый ряд мучеников.

После критики источников в современной науке (Д. ван Берхем) на основе целого ряда анахронизмов и других нестыковок в Страстях оспаривается историчность этих событий. Вполне возможно, что обнаружение реликвий епископом Теодором находится в тесной связи с усилившимся почитанием реликвий, которое началось с Амброзия. Однако, как ни оценивать содержание и форму Страстей, для европейского средневековья мученичество фиванского легиона было правдой, которая, разумеется, в значительной степени способствовала дискредитации Максимиана Геркулия.

Итог военных операций первой тетрархии показывает, что нигде не было попыток империалистических наступлений. Даже там, где Диоклетиан собирал большие силы и развивал активные действия, как против сасанидов, на Нижнем Дунае, на границах германских провинций против аламаннов и франков, было стремление только к окончательной стабилизации границ Империи. Стабилизация всеми средствами была требованием времени, и она осуществлялась с помощью контрнаступлений, постройки крепостей, дорог, соединительных путей в пограничных зонах, усиления гарнизонов и пограничных войск.

Даже при беглом взгляде на историю военных и политических достижений тетрархии Диоклетиана заметен приоритет военного сектора. Опять армии отводилось ключевое положение в государстве, опять решающей была военная квалификация правителей, опять сама система смогла выстоять, несмотря на поражения и потери, благодаря военным успехам внутри и на границах Империи. С этой точки зрения очевидна тесная связь с эрой солдатских императоров. Если тетрархия Диоклетиана существенно отличается от той эпохи и в рамках процесса стабилизации занимает особое место, то это объясняется тем, что среди непрерывных военных задач проводился целый комплекс реформ.

Реформы тетрархии Диоклетиана, как и реформы Августа, охватывали почти все сферы государства и общества. Так как они долгое время осуществлялись одним человеком, личность и методы которого, правда, диаметрально отличались от Августа, они привели к внутренней целостности. Этим объясняется также и то, что реформы Диоклетиана для новой эпохи поздней античности приобрели такое же фундаментальное значение, как когда-то реформы Августа для принципата.

Реформы достигли такой необычайной плотности и охвата, что фактически осуществили полную реорганизацию общества и государства. Прежде чем они будут изложены по конкретным областям, необходимо сделать несколько предварительных замечаний: во-первых, нужно отметить, что структуры тетрархии внедрились не в одном процессе и не по единой модели государства и общества как структуры принципата. Они были скорее результатом среднесрочного процесса изменений, хронология которого ввиду неудовлетворительного положения с источниками гораздо более ненадежна, чем в случае с Августом. Даже для самых центральных сфер окончательно не выяснено, осуществлялись ли определенные меры при солдатских императорах и только позже были декретированы Диоклетианом, или же они были введены только Константином Великим.

Во-вторых, отдельные события, конкретные очаги кризисов и специальные региональные задачи приводили часто к реакциям, которые представляли существенные элементы комплекса реформ, и, таким образом, общее впечатление от реорганизации позволяет предполагать гораздо более плотную консистенцию, чем это было на самом деле. Систематическое укрепление и реорганизация восточной границы были реакцией на вторжение арабов и сасанидов; реорганизация Египта — реакцией на внутренние восстания; преследования христиан на удивление поздно — реакцией на происшествие с Диоклетианом в Никомедии; эдикт о максимальных ценах бесспорно был реакцией на протесты и недовольство в армии. Реформы Диоклетиана в целом нельзя понимать, как одностороннее осуществление монократических концепций, скорее они являются результатом как внутренней, так и внешней диалектики этой системы.

В-третьих, неоспоримая интенсификация государственного влияния во времена тетрархии отождествляется с систематическим внутренним нивелированием. Сознательно проводимое выравнивание нагрузок на различные области, непрерывная рационализация во многих отдельных сферах, а также общая тенденция к нормированию и регламентированию, казалось, говорят в пользу этого. Однако тотального нивелирования Империи при Диоклетиане не последовало. Новые исследования скорее приводят доказательства того, что даже в области реформ налогообложения нужно считаться с региональными различиями и преемственностью региональных традиций.

При тетрархии произошло значительное увеличение войска. По сравнению с эпохой Северов армия увеличилась приблизительно на 500 000, то есть почти вдвое. Около 60 легионов имели, правда, от 1 000 до 2 000 человек, зато доля различных вспомогательных формирований все время возрастала. Пополнение регулярной армии было проблемой уже при Диоклетиане. Легионы набирались в большинстве случаев из детей солдатских семей, в которых военная служба стала наследственной, а также из рекрутов, которые в случае необходимости поставлялись землевладельцами. Большая часть населения, а так-же специалисты и представители отдельных корпораций были, наоборот, освобождены от воинской службы. Это же относилось и к оседлым крестьянам и колонам, но не всегда соблюдалось из-за проблем с пополнением.

Наметившиеся при Галлиене основные тенденции в военном деле продолжились при Диоклетиане: во-первых, окончательное разделение гражданского и военного командования, во-вторых, структурирование армии на стационарные пограничные войска и на мобильную походную армию. В обоих случаях это структурирование окончательно завершилось только при Константине Великом. По более старым трактовкам еще при Диоклетиане в пограничных провинциях, как правило, командование двумя легионами такой провинции осуществлял один военачальник. Новейшие исследования показали, что такое решение при Диоклетиане еще не практиковалось, границы сферы командования отдельных военачальников, наоборот, распространялись через границы провинций, и военные сферы командования перекрывали компетенции гражданской администрации.

Подобным же образом складывались обстоятельства при формировании мобильной походной армии, комитатов константиновского времени. В сущности, это войсковое соединение было еще при Диоклетиане, но сначала оно состояло только из относительно небольшого числа кавалерийских элитных подразделений и гвардейских формирований, таких как телохранители (протекторы).

Экспедиционный корпус для походов при солдатских императорах, наоборот, формировался от случая к случаю из пексиллариев, то есть прикомандированием боевых групп из различных войсковых подразделений, особенно из кавалерийских частей. Строго организованным войсковым большим соединением комитаты стали только при Константине Великом.

Значительные изменения внутри администрации при тетрархии произошли в администрации провинций. Тенденции к дроблению старых больших административных единиц существовали уже долгое время. Тогда как к началу правления Диоклетиана Империя насчитывала около 50 провинций, в 297 г.н.э., как известно из «Веронского списка должностей и званий», их было 100. Старые исторические административные единицы раздробились в долгом процессе деления. Например, Галлия и рейнские территории были разделены на 15 новых провинций, старая провинция Азия — на семь, Фракия на четыре, Нарбонна, Африка, Каппадокия и Египет каждая на три, более двадцати старых провинций были разделены пополам.

Разница между императорскими и сенаторскими провинциями, традиционная фикция сенаторской администрации, исчезла; фактически Апеннинский полуостров был понижен до статуса провинции, если здесь вообще можно употребить обозначение провинция. Но корректоры, которые впредь управляли Италией, мало чем отличались от обычных наместников. Исключение составляли столица и территория до 100-го межевого камня, которые подчинялись городскому префекту.

Целью дробления прежних административных единиц было повышение интенсивности управления, но особенно сокращение правосудия и финансовой администрации, которые впредь находились в центре деятельности провинциальных наместников. Кроме этого, они должны были проводить рекрутирование и реквизиции, а также наблюдать за общественными работами. Наместники сенаторского происхождения —проконсулы в будущем остались в сильно уменьшенных бывших сенаторских провинциях Азия и Африка. Сенаторы могли быть корректорами, наместниками как бы низшего ранга, в италийском регионе на Сицилии и в Ахае. Во всех остальных провинциях во главе администрации стояли всадники.

Дробление провинций вызвало создание новых средних инстанций, так как для центральной администрации было невозможно следить за многочисленными провинциальными властями. Так, по всей Империи было создано 12 округов, на Востоке Ориент, Понт и Азиана, на Балканском полуострове и в дунайском регионе Фракия, Мезия и Паннония, в центре Италия, на Западе Галлия, Испания, Британия и Виенна, на юге Африка. Эти округа управлялись заместителями преторианских префектов, викариями, которые для исполнения своих обязанностей располагали большим штабом. Численность этих штабов при Диоклетиане точно неизвестна, но в конце 4 в.н.э. викарий имел около 300, а наместник около 100 подчиненных. Кроме контроля над провинциальной администрацией своих округов, викарии были юридической апелляционной инстанцией. Они принадлежали к всадническому сословию, которое благодаря этому получило новые руководящие посты. Исключение представляла Италия: там викарий Италии управлял только территорией севернее Апеннин, а южная часть этого центрального округа контролировалась викарием города Рима.

Важнейшими административными властями стали штабы преторианских префектов, а сами преторианские префекты — важнейшими имперскими чиновниками. В процессе милитаризации основных ветвей управления преторианские префекты, которые уже давно были не только командирами гвардии, а чем-то вроде начальников генерального штаба, стали отвечать за пополнение армии, а также за общее снабжение и подвоз. В их подчинении были теперь викарии округов и провинциальные наместники, к тому же они обладали широкими компетенциями в правосудии, как в качестве представителей императора, так и как собственная юридическая инстанция.

Кроме преторианских префектов влиятельнейшими шефами центральных органов были чиновники, ответственные за налоги и чеканку монет, а также чиновники, к которым поступали доходы от собственности короны. Судя по скриниям, их ящичкам с документами, существовали различные секции императорской канцелярии, которыми руководили магистры. Магистр писем отвечал за переписку, магистр жалоб руководил отделом прошений, магистр по расследованиям заведовал правовым отделом. Наряду с этими центральными административными штабами существовала функционально дифференцированная придворная прислуга — кастрензианы, которые включали в себя кубикуляриев — ответственных за спальные покои, и веляриев, которые обслуживали занавеси в императорском аудиенц-зале.

Существенное увеличение войска, интенсивная строительная деятельность и не в последнюю очередь раздувание государственного аппарата тяжело обременили финансы Империи. Так как налоговая система, которую ввел Диоклетиан, была столь же неэффективна, сколь и коррумпирована, и так как все виды денег, несмотря на попытку реформы Аврелиана, снова находились под угрозой инфляции, не оставалось иного выхода, кроме систематической реорганизации. Она была продиктована требованиями армии, но проводилась не в один прием, а, по всей видимости, поэтапно. Правда, создается впечатление, что она представляла собой одно целое.

В течение 3 в.н.э. сохранилась только аннона, от случая к случаю повышаемый натуральный налог. Диоклетиан систематизировал это повышение, когда распорядился равномерно повысить то, что раньше повышалось периодически на региональном уровне и в разном объеме.

Даже северная часть Италии теперь облагалась налогами, тогда как южная должна была обеспечивать столицу скотом, вином и строительными материалами. Вторым пунктом новой налоговой системы Диоклетиана была капитация — подушный налог, взимаемый деньгами.

Диоклетианова система капитация-югация основывалась на двух элементах: во-первых, на одном югере, то есть земельном участке плодородной земли того размера и качества, чтобы служить второму элементу, то есть лицу для поддержания жизни, и использоваться только им самим. Таким образом, налоговый субъект состоял из связи земельного участка и рабочей силы, причем с женщин взималась только половина подушного налога.

В деталях налоговая система была сильно дифференцирована: по своей дифференциации она похожа на современную. Так, например, в Сирии, где соотношения известны из сирийской расчетной книги, размеры одного югера колебались в зависимости от качества земли между 20 и 60 моргами пахотной земли. Причем 5 моргов виноградника приравнивались или к 225 в горах, или к 450 оливковых деревьев. Скоординированы были и другие налоги, например поштучный налог на скот.

Вероятно, налогом капитация-югация облагались все жители Империи: мужчины в возрасте от 12 до 65 лет, женщины от 14 до 65. Систематическая перепись, которая была проведена первый раз в 297 г.н.э., потом проводилась каждые пять лет, а с 312 г.н.э. каждые пятнадцать лет, устанавливала число налогоплательщиков. Эта перепись давала повод для возражений и вызывала негодование, она была решающим событием в жизни каждого отдельного человека. Как хронологический термин это понятие использовалось еще в европейском средневековье.

В отличие от многих современных государственных бюджетов бюджет Римской Империи в поздней античности не зависел от меняющихся налоговых поступлений.

Тогда как система налога капитация-югация в современных исследованиях оценивается положительно по причине ее эффективности, Лактанций в начале 4 в.н.э. рисует в мрачных красках ее последствия. Хотя нужно учитывать его негативное отношение к правителям первой тетрархии и его стремление к риторическим преувеличениям, его описание, по крайней мере частично, выявляет последствия реорганизации и предостерегает от слишком оптимистичной оценки ситуации: «Между тем были несчастья и стенания из-за нового налогообложения, которое было введено для всех провинций и общин... Толпа налоговых чиновников низверглась отовсюду и привела всех в смятение. Это были картины ужаса, как при нападении врагов и уводе пленных. Измерялись поля, подсчитывались виноградные лозы и деревья, вносились в списки все домашние животные, отмечалось число жителей. В города сгонялось все городское и сельское население; все площади были забиты толпами людей. Каждый был на месте с детьми и рабами. Ввели пытки и побои, сыновей пытали перед отцами, вернейших рабов перед хозяевами, жен перед мужьями. Если же все это было безуспешно, пытали самого собственника, и если он не выдерживал боли, он записывал в собственность то, чего вообще не существовало. Ни возраст, ни немощи не находили снисхождения... Детям прибавляли возраст, старикам уменьшали. Все должны были платить подушный налог и продажную цену за жизнь. Не доверяли одним оценщикам и снова посылали других, как будто они могли записать больше; все время удваивались взносы. Тем временем уменьшалось число животных, умирали люди, но несмотря на это налог накладывался и на умерших. Короче, бесплатно нельзя было больше ни жить, ни умереть. Остались только нищие, с которых нечего было взять» (Лактанций, «О смерти преследователей», 23).

В то время как налоговая система Диоклетиана с государственной точки зрения себя оправдала, его начинания в области экономики и валюты потерпели неудачу. После того как попытка Аврелиана оказалась безуспешной, Диоклетиан дважды провел денежную реформу в 294 г.н.э. и в 301 г.н.э. Эти реформы преследовали цель повысить и стабилизировать падающую цену серебряных денег. Даже после недавнего обнаружения надписи из Афродизии, которая сообщает важные детали реформы 1.9.301 г.н.э., специальные нумизматические проблемы еще не разрешены. Прежде всего нельзя установить соотношения и тарификации эры Диоклетиана. Покрытые тонким серебряным слоем медные монеты в больших количествах обнаруживаются при раскопках; они снизились в весе и в чистом содержании так же, как и прежние номиналы, и еще больше увеличили разницу между установленной государством денежной стоимостью и настоящей покупательной способностью.

Только организационная реформа всей монетной чеканки оказалась прочной. Вместо комбинированной системы местной, региональной и государственной чеканки Диоклетиан ввел новую систему более 15 государственных монетных дворов, на которых чеканились впредь преимущественно единые типы монет. В будущем эти монеты в разных частях Империи различались только по сокращенному названию монетного двора (например, PTR — монетный двор в Трире или SIS — Сисция) или по стилю изображений и региональным особенностям. Центральные эмиссии, например, с надписями «ДУХУ — ПОКРОВИТЕЛЮ РИМСКОГО НАРОДА» или «ЮПИТЕРУ-ХРАНИТЕЛЮ» изготовлялись теперь на всех государственных монетных дворах, из которых монетные дворы Трира, Лондона, Рима, Лугдуна, Арелаты и Сисции стали самыми значительными для германского пограничного пространства.

Вторая денежная реформа Диоклетиана находится в тесной связи с эдиктом о максимальных ценах 301 г.н.э. Очевидно, реорганизация валютной системы и фиксация максимальных цен должны были тесно взаимодействовать, чтобы, с одной стороны, покончить с инфляционными процессами, а с другой — обеспечить предложение товаров по соответствующим ценам. То, что все вмешательства в денежную систему привели к другим последствиям, доказывает папирус конца 3 в.н.э., в котором чиновник дает своему агенту следующие указания: «Божественная судьба наших повелителей распорядилась, чтобы италийские деньги были уменьшены на половину одного нумма. Поэтому поторопись все италийские деньги, которые у тебя есть, израсходовать и купить мне всякого товара, по какой цене сможешь раздобыть» («Каталог греческих папирусов в библиотеке Д. Риланова в Манчестере», 607).

Другие развития тоже увеличили разницу между стоимостью и реальной ценой и в конце концов привели к тому кризису, который должен был устранить эдикт о максимальной цене 301 г.н.э., акт отчаяния и «правительственной глупости», как считал Моммзен, в любом случае самая всеобъемлющая попытка экономического управления, которая вообще известна в античности. Эдикт начинается с перечисления всех официальных титулов четырех правителей, которые содержали по восемь победных имен. Обстоятельное и вычурное предисловие, обосновывающее необходимость мер, напоминает сначала об удачно проведенных войнах и о больших усилиях по восстановлению мира: «Неусыпным долгом правителей является окружить навеки установившийся мир подобающей защитой справедливости». При этом появляются старые и новые элементы идеологии позднеантичной императорской власти: мир, справедливость, спокойствие и безмятежность.

В острейшем контрасте за этим следует описание действительности, указание на бешеное корыстолюбие тех бессовестных и неудержных, которые не считаются с обществом и вынуждают к действиям «отцов рода человеческого». При этом добавляется, что забота правителей пришла слишком поздно и прежняя сдержанность объясняется надеждой императоров на то, что человечество улучшится само. Эта, как позже оказалось, безрезультатная и фатальная сдержанность была стилизована и как выражение умеренности. Только после этих общих мест эдикт становится конкретным:

«Кто имеет такой упрямый характер и лишен всякой человечности, что не знает и даже не почувствовал, как на товары, продаваемые на рынках или в ежедневном товарообороте городов, распространился произвол цен, что разнузданная алчность не утоляется ни изобилием товаров, ни богатым урожаем отдельных лет; что без сомнения именно такие люди, которые занимаются такими делами, постоянно в душе взвешивают и даже узнают по звездам погоду и не могут в своем несправедливом настрое вынести, когда счастливые поля орошаются небесным дождем и дают надежду на будущие плоды; что многие считают это своим личным ущербом, когда возникает избыток товаров из-за благосклонности неба. Эти люди, которые только о том и думают, чтобы из божественного благодеяния извлечь выгоду, урезать избыток в общественном благосостоянии, а в неурожайный год с тем, что принес урожай, заниматься грязными делишками, пользуясь услугами торговцев, эти люди, из которых каждый купается в богатстве, которым можно было бы насытить целые народы, и которые гонятся только за своим благополучием и за ростовщическими процентами — так вот, жители наших провинций, положить конец их корыстолюбию требует от нас уважение ко всему человечеству...

Итак, кто не знает, что низменная выгода с коварной наглостью подстерегает все наши войска, куда бы их ни направляло общее благо, и не только в деревнях и городах, но и на марше они сталкиваются с ростовщиками, и цена за товары растет не в четыре или восемь раз, а взвинчивается так, что человеческий язык не может это выразить; у солдата на покупку одного-единственного предмета крадется все жалованье, и все общие налоговые поступления всей Империи для содержания войска переходят в мерзкую добычу разбойников.

Итак, взвесив с полным правом все вышеизложенное, мы, потому что этого требует простая человечность, подумали не устанавливать цены на товары, ибо это было бы несправедливо, потому что многие провинции радовались бы счастью желаемых низких цен и, так сказать, привилегии изобилия, но установить максимальные цены, чтобы, если какая-нибудь буря увеличит дороговизну — да хранят нас от этого боги! — алчность была ограничена нашим распоряжением или ограничениями закона.

Поэтому мы устанавливаем, чтобы цены, которые приведены в прилагаемом перечне, соблюдались по всей Империи, чтобы все поняли, что у них отнят произвол их повышения, а там, где есть изобилие товаров, чтобы не было помех для дешевых цен, о чем можно лучше всего позаботиться, наложив оковы на описанную алчность. Между продавцом и покупателем, которые заходят в гавани и путешествуют по чужим странам, это сдерживание должно соблюдаться в совместных деловых связях, и чтобы они знали, что при затруднениях они не могут превысить установленные цены на товары. Они должны рассчитывать время, место и транспорт товаров и вообще все дело, исходя из следующего: постановлено, что те, кто привозит товары, не может их нигде продавать дороже.

Так как у наших предков было принято держать в узде дерзновение назначением наказания, потому что крайне редко можно встретить человека, который сам по себе делает добро, а страх является всегда самым верным рулевым в исполнении долга, постановляется, что если кто уклоняется от требований этого распоряжения, за свою дерзость будет подвержен смертной казни. И никто не может жаловаться на суровость распоряжения, потому что в руках каждого избежать грозящей опасности соблюдением этой меры. Та же опасность грозит тому, кто из жадности вопреки предписанию действует заодно с корыстолюбием продавца. От той же вины не освобождается тот, кто владеет товаром, необходимым для питания и употребления, и после указа не поставляет его на рынок; наказание для того, кто вызывает дефицит, должно быть выше, чем для того, кто нарушил распоряжение.

Итак, мы призываем всех к послушанию, которое на пользу обществу должно соблюдаться с благосклонным уважением и должным благоговением, особенно потому, что такое распоряжение послужит не только отдельным городам, народам и провинциям, но и всей Империи, гибели которой, как мы знаем, желают лишь немногие, корыстолюбие которых не могут умерить и насытить ни время, ни богатство, за которым они охотятся» (С.Лауффер «Эдикт Диоклетиана о максимальных ценах». Берлин, 1971).

К эдикту приложен длинный перечень максимальных цен, заработной платы, платы за провоз и транспортные расходы. Из этой приблизительно тысячи позиций далее будет названо несколько примеров, причем расчетную единицу динария, которая лежит в основе, точно определить нельзя. Единицей меры для твердых товаров является лагерный модий (17,5 л), для жидкостей — италийский секстар (0,547 л). Употребляемый также италийский фунт соответствует 327 г.

Кроме историко-экономических деталей, которые видны при сравнении цен, заработных плат и транспортных расходов, весь эдикт Диоклетиана является типичным проявлением его политики и поведения. Сознание ответственности отца рода человеческого, ссылка на древнеримскую традицию, решимость после долгой сдержанности сделать, наконец, что-то необходимое, призыв к убеждениям и проведение мер, которые были прежде всего в пользу солдат, — в этом конкретном случае сконцентрировано своеобразие системы. Фрагменты из многих частей Империи доказывают, что эдикт должен был быть всеобщим, на самом же деле он быстро потерпел крах.

Такую же активную деятельность, как в области экономики и денежной политики, Диоклетиан развил и в секторе права. За период его правления известны около 1200 указов, которые, правда, нельзя привести к общему знаменателю, однако в целом они свидетельствуют о том, что он придерживался норм классического римского права. Особенно типичной является попытка Диоклетиана ужесточить древнеримское брачное право суровыми наказаниями за двоебрачие и нарушение супружеской верности, а также запрещение браков между родственниками. Гуманитарные тенденции проявились также и в ограничении пыток. Создание Диоклетианом закона о браке 295 г.н.э. подтверждает древнеримскую тождественность права, религии и морали. «Так как нашему благочестивому и богобоязненному разуму кажется достойным почитания то, что определено римскими законами как чистое и святое, мы считаем, что не можем оставить без внимания то, что некоторые люди в прошлом вели себя безбожно и постыдно. Если есть что-то, чему нужно помешать или наказать, забота о нашем веке призывает нас вмешаться. Несомненно, только тогда бессмертные боги, как и всегда, так и в будущем будут благосклонны к римскому народу, когда мы убедимся, что все люди под нашей властью ведут благочестивую, богобоязненную, спокойную и чистую жизнь, следуя обычаям предков. Поэтому мы решили позаботиться о том, чтобы законный, заключенный в соответствии с древним правом брак, как для почтенности тех, кто заключил брак, так и для тех, кто от него родился, находился под охраной богобоязненности, и чтобы потомство было очищено почтенным рождением. Это приведет к тому, что в будущем никто не осмелится поддаться необузданным страстям, если будет знать, что прежние совершители преступлений настолько потеряли прощение, что им не разрешается вводить в наследство незаконнорожденного ребенка, как это запрещалось по древнему обычаю римских законов» («Ватиканские выписки»).

Так, право здесь рассматривается как проявление религии; консервативная приверженность римским традициям и ценностям характеризует также и религиозную политику Диоклетиана. Увеличение почитания Юпитера и Геракла не исключало при этом почитание бога Солнца, и ничего не было бы ошибочнее, чем приписывать Диоклетиану монотеизм. Совсем наоборот, его религия является признанием множества государственных богов политеистического римского мира представлений, причем с особым упором на все римское, Римского Геракла и Духа — покровителя римского народа.

С этим позитивным признаком соседствует, с другой стороны, решительное неприятие всех ценностей чужеродных и враждебных сил. Поэтому, когда распространение учения Мани вызвало беспорядки, особенно в Северной Африке, Диоклетиан приказал беспощадно преследовать манихеев. Особенно четко это показывает манихейский эдикт Диоклетиана 297 г.н.э.:

«...Старая религия не может быть осуждена новой... Величайшее преступление — отречься от того, что было определено и утверждено древними... Поэтому мы решили наказать зловредное упрямство дурных людей, которые противопоставляют древним богослужениям богопротивные секты, чтобы по своему скверному произволу уничтожить то, что нам было завещано богами... Следует опасаться, что они (манихеи) с течением времен отравят своими мерзкими ядовитыми напитками невинных людей, скромный и спокойный римский народ и весь наш земной шар... Поэтому мы повелеваем, чтобы основатели и главари вместе с их мерзкими писаниями были подвержены суровому наказанию — сожжению в огне; их приверженцы, прежде всего фанатики, должны быть наказаны смертью, их собственность конфискована в пользу казны... Эпидемия этого зла должна быть истреблена с корнем из нашего счастливого века» («Ватиканские выписки», 187).