Своим ходом
Своим ходом
Наступило лето 1943 года, года новых побед Красной Армии и советского народа. Всем конструктивным и производственным изменениям, внесенным в танк и дизель в течение зимы и весны, предстояло пройти широкую и суровую проверку в предстоящих громадных по масштабам боях.
...5 июля 1943 года начальник штаба Степного фронта генерал-лейтенант М. В. Захаров сообщил по телефону командующему 5-й гвардейской танковой армией П. А. Ротмистрову, что на Центральном и Воронежском фронтах завязались ожесточенные бои.
– Очевидно,– сказал Захаров,– враг с двух сторон рвется к Курску и попытается срезать этот выступ.
Нет необходимости повторять много раз сказанное в других книгах, что этого наступления советские войска ждали и тщательно к нему готовились. Известен и исход этой битвы. Но в ней есть некоторые эпизоды, которые еще мало или совсем неизвестны читателям. А они как нельзя лучше характеризуют качество наших танков, в том числе и дизеля.
– В основной состав вашей армии дополнительно включается 18-й танковый корпус генерала Б. С. Бахарова,– продолжал Матвей Васильевич разговор с Ротмистровым.– Свяжитесь с ним. Приведите все войска в полную боевую готовность и ждите распоряжений.
А на следующий день в армию П. А. Ротмистрова прилетел командующий Степным фронтом генерал-полковник И. С. Конев. Он уже более подробно проинформировал Ротмистрова о боевой обстановке.
– Наиболее мощный удар противник наносит на курском направлении. В связи с этим,– сказал Конев,– Ставка приняла решение о передаче Воронежскому фронту вашей армии. Вам надлежит в очень сжатые сроки, сосредоточиться вот здесь,– командующий на карте очертил красным карандашом район юго-западнее Старого Оскола.
Примерно через час после того, как улетел Конев, Ротмистрову позвонил И. В. Сталин. [387]
– Вы получили директиву о переброске армии на Воронежский фронт? – спросил Верховный Главнокомандующий.
– Нет, товарищ Сталин, но об этом я информирован товарищем Коневым.
– Как думаете осуществлять передислокацию?
– Своим ходом.
– А вот товарищ Федоренко говорит, что при движении на такое большое расстояние танки выйдут из строя, и предлагает перебросить их по железной дороге.
– Этого делать нельзя. Авиация противника может разбомбить эшелоны или железнодорожные мосты, тогда мы не скоро соберем армию. Кроме того, одна пехота, переброшенная автотранспортом в район сосредоточения, в случае встречи с танками противника окажется в тяжелом положении.
– Вы намерены совершать марш только ночами?
– Нет. Продолжительность ночи всего 7 часов, и если двигаться только в темное время суток, мне придется на день заводить танковые колонны в леса, а к вечеру выводить их из лесов, которых, кстати сказать, на пути мало.
– Что вы предлагаете?
– Прошу разрешения двигать армию днем и ночью...
– Но ведь вас в светлое время будут бомбить,– перебил Ротмистрова Сталин.
– Да, возможно. Поэтому прошу дать указание авиации надежно прикрыть армию с воздуха.
– Хорошо,—согласился Верховный. – Ваша просьба о прикрытии марша армии авиацией будет выполнена. Сообщите о начале марша командующим Степным и Воронежским фронтами.
Ротмистров со своим штабом тут же наметил маршруты движения армии. Для марша была определена полоса шириной 30 – 35 километров с движением корпусов по трем маршрутам. В первом эшелоне – два танковых корпуса, во втором – мехкорпус, другие боевые части и тылы.
Марш был необычным. Впервые такой махине, как танковая армия, предстояло преодолеть расстояние почти 400 километров своим ходом. Поэтому большая ответственность возлагалась на начальника управления бронетанкового снабжения и ремонта полковника С. А. Солового. Ему и его подчиненным предстояло так [388] поставить техническое обеспечение армии на марше, чтобы ни один танк не вышел из строя.
«В истории наших бронетанковых войск это был первый такой протяженности марш для танковой армии,– написал мне генерал Л. В. Сергеев.– Его надо было тщательно исследовать и оценить для опыта бронетанковых войск в целом».
Поэтому решением командующего бронетанковыми войсками Красной Армии генерала Я. Н. Федоренко в 5-ю гвардейскую танковую армию была направлена специальная группа во главе с генералом Н. И. Груздевым. В эту группу тогда входил и майор Л. В. Сергеев. Группе ставилась задача тщательно «изучить причины выхода из строя боевых машин по техническим неисправностям (по вине неправильной эксплуатации самих танкистов и заводов-изготовителей боевых машин)».
...И вот танкисты Ротмистрова подняты по тревоге. Загудела земля под гусеницами семиста шести тяжелых машин. В 1.30 7 июля 1943 года армия форсированным маршем двинулась к Обояни. В первом эшелоне шли 29-й и 18-й танковые корпуса. 5-й гвардейский Зимовниковский механизированный корпус находился во втором эшелоне.
«Сколько же их дойдет до поля боя,– думал Ротмистров.– Выдержат ли боевые машины, выдержат ли механики-водители?»
Быстро таяла короткая июльская ночь. Казалось, и вовсе не было ее. С рассветом командарм по радио связался с комкорами. Все в порядке! Колонны двигались размеренно и четко. Над ними в безоблачном небе барражировали наши истребители. На По-2 за движением следил командующий фронтом И. С. Конев.
Впечатляющей с воздуха была картина движения танковой армии. Чтобы ее представить, достаточно сказать, что только один 29-й танковый корпус генерала И. Ф. Кириченко двигался колонной около полутора десятков километров. Рассвет растворился в сплошной завесе пыли. Она поднималась на несколько метров, покрывая толстым серым слоем придорожные кусты, танки и автомашины.
В деревнях, через которые шли войска, женщины и дети с тревогой и надеждой смотрели вслед колоннам танков, мотопехоты, артиллерии. И каждый танкист, глядя на людей, мысленно говорил: «Не дадим вас в [389] обиду. Видите, какая идет силища! Это идет стальная Красная гвардия!»
Было нестерпимо душно, людей мучила жажда. Мокрые от пота комбинезоны и гимнастерки липли к телу.
От пыли и выхлопных газов почернели лица бойцов. На зубах тоже хрустела пыль. Тяжелее всех пришлось механикам-водителям. Члены экипажей периодически подменяли их у рычагов, давали возможность отдохнуть на коротких остановках. Терпели люди, потому что дорог был каждый час.
Нелегко пришлось и технике. Моторы танков и самоходов натужно выли от изнеможения, но работали. Вот когда сказались все усовершенствования, внесенные в танки зимой сорок третьего!
Утром 8 июля головной 29-й танковый корпус армии после напряженного марша вышел в район юго-западнее Старого Оскола. Если считать, что наступивший день был потрачен на подтягивание тылов и окончательный выход бригад и частей в указанные им районы, то за двое суток армия фактически преодолела 230 – 280 километров. Это был первый опыт переброски армии своим ходом на такое большое расстояние по пыльным дорогам, в жару. Он явился серьезной проверкой на выносливость наших танков, тягачей, моторов, а также уровня подготовки инженерно-технического состава по обеспечению жизнеспособности бронетанковой техники на марше.
Следующий день прошел в подготовке к боям. Экипажи и расчеты проверяли и приводили в порядок материальную часть, заправляли машины, чистили оружие. В первом часу ночи 9 июля для танкистов Ротмистрова прозвучала новая команда: «Танки повернуть на юг, к исходу дня выйти в район Прохоровки в готовности вступить в сражение...» Предстоял еще один, на этот раз 100-километровый марш.
Колонны 5-й гвардейской развернулись на юг. Леса кончились, и взору танкистов открылась холмистая степь. Вокруг лежали поля Белгородчины. Армия Ротмистрова, несмотря на запыленность воздуха, жару и усталость, преодолела и эту сотню километров, в установленный срок заняла район на рубеже Веселый, Прохоровка в готовности сразиться с врагом.
Капитан, ныне генерал Л. В. Сергеев, участвовавший в этом беспримерном марше от Острогожска в район [390] Прохоровки, сохранил данные по составу и виду вооружения армии Ротмистрова и любезно поделился ими со мной.
В районе Острогожска армия имела 446 Т-34, 218 – Т-70, 24 самоходки СУ-122 и 18 —СУ-76. Всего 706 боевых машин, на 470 из них стояли дизели В-2. Из 706 единиц, вышедших из района сосредоточения, прибыли к месту сосредоточения 596 танков и САУ. 110 машин не дошли вовремя к месту назначения по различным техническим причинам.
«Всеми техническими службами армии к 12 июля, то есть к началу сражения,– пишет генерал Л. В. Сергеев,– было восстановлено примерно 50 процентов вышедших из строя боевых машин».