У стен Ленинграда

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

У стен Ленинграда

К десятым числам сентября линия фронта вплотную приближалась к Ленинграду. Создалась реальная опасность выхода противника на окраины города вслед за отступавшими советскими войсками.

Подтянув дальнобойную артиллерию, противник 4 сентября произвел первые выстрелы по городу из 240-миллиметровых орудий. Этот день явился началом долгих и тяжелых испытаний для ленинградцев. Огонь велся одиночными выстрелами со стороны Тосно. Снаряды попали в заводы «Большевик», «Салолин» и 5-ю ГЭС.

8 сентября в 18 часов 55 минут авиация противника произвела ожесточенный налет на город, сбросив 6327 зажигательных бомб, а в 22 часа 35 минут тяжелые бомбардировщики неприятеля сбросили 48 фугасных бомб массой до 250 – 500 килограмм.

10 сентября в Ленинград прилетел новый командующий Ленинградским фронтом генерал Жуков. Когда он доложил в Ставку по прямому проводу: «В командование вступил», Сталин попросил к телефону Жданова и предложил эвакуировать Кировский завод на Урал, считая, что немцы не дадут работать. Учитывая конкретную обстановку в Ленинграде, Жданов и находившийся в его кабинете директор ЛКЗ Зальцман просили Сталина временно не трогать ЛКЗ и взяли на себя обязательство в ближайшие дни выпускать по 10 танков в день и восстановить производство полковых пушек в необходимом количестве. Предложение Жданова и Зальцмана было принято, и они слово сдержали.

«Удивительно мужественно», по словам Жукова, дрались войска и ленинградцы, оборонявшие ближние подступы к городу. Прославленный Кировский завод не только продолжал давать продукцию – тяжелые танки КВ и полковые пушки,– но и посылал на фронт бойцов. У порога родного города под огнем противника ополченцы превращались в опытных солдат. Впереди, как всегда, были коммунисты.

Трофейный немецкий документ, отнюдь не предназначавшийся для посторонних глаз, показывает как мужество наших людей, так и возможность боевой техники, создававшейся в те дни кировцами.

«Русский танк КВ-1 сумел достичь единственной дороги в тылу немецкой ударной группы и блокировал ее на несколько дней. Появившиеся первыми, ничего не подозревавшие грузовики с припасами были немедленно сожжены танком. Практически не было средств, чтобы справиться с чудовищем. Танк нельзя обойти, вокруг топкая местность. Нельзя подвезти боеприпасы, тяжелораненые умирали, их нельзя было вывезти. Попытка ликвидировать танк огнем 50-миллиметровой противотанковой батареи с расстояния 500 метров привела к тяжелым потерям в расчетах и орудиях. Танк не имел повреждений, несмотря на то, что, как выяснилось, получил 14 прямых попаданий. От них остались лишь вмятины на броне. Когда подвезли 88-миллиметровое орудие на расстояние 700 метров, танк спокойно выждал, пока оно будет поставлено на позицию, и уничтожил его. Попытки саперов подорвать танк оказались безуспешными. Заряды были недостаточными для громадных гусениц. Сначала группа солдат и гражданских лиц снабжали танк снарядами и припасами по ночам, затем все подходы к нему были перекрыты. Однако и это не заставило танкистов покинуть свою позицию. Наконец, он стал жертвой хитрости. 50 немецких танков симулировали атаку со всех сторон, чтобы отвлечь внимание. Под прикрытием ее удалось выдвинуть и замаскировать 88-миллиметровое орудие с тыла танка. Из 12 прямых попаданий 3 прошли броню и уничтожили танк».

Так описан подвиг безымянных советских танкистов сухим языком гитлеровского штабиста. А героические подвиги наших бойцов и командиров были не исключением, а повседневным правилом.

Но это свидетельство немецкого штабиста не только ода мужеству и героизму танкистов, но и ода самому танку – детищу конструкторов Кировского завода, ода грозной продукции золотых рук рабочих-кировцев.

К этому времени героические защитники легендарного города справились с труднейшей задачей: фронт под Ленинградом стабилизировался, непосредственная угроза городу была снята. 18 сентября Гальдер признал поражение германского оружия:

«Положение здесь будет напряженным до тех пор, пока не даст себя знать наш союзник – голод».

22 – 23 сентября ушли из-под Ленинграда на юг избитые у стен невской твердыни танки группы Гота, которой предстояло наступать на Москву. 22 сентября Гитлер отдал директиву:

«Стереть с лица земли город Петербург... Город надлежит блокировать и путем обстрела артиллерией всех калибров и непрерывными бомбардировками сравнять с землей. Если в результате этого город предложит капитуляцию, ее не принимать».

Началась эпохальная оборона Ленинграда. В связи с систематическим беспрерывным обстрелом завода с расстояния четырех километров обком партии и Военный совет фронта в эти дни предложили эвакуировать Кировский завод на правый берег Невы с расположением его в нескольких местах. Кировцы рассредоточили завод в течение трех ночей.

4 октября позвонил в Смольный Сталин, в кабинет Жданова, в котором в это время находились командующий фронтом Жуков и члены Военного совета фронта Кузнецов, Штыков, Капустин, Соловьев. Здесь же находился директор Кировского завода Зальцман.

Переговорив с Жуковым об обстановке на фронте, Сталин попросил к телефону Зальцмана и сообщил, что есть решение ГКО эвакуировать Кировский завод на Урал.

Зальцман стал убеждать Сталина, что Кировский завод, находясь в Ленинграде, окажет неоценимую помощь Ленинградскому фронту, поставляя ему танки и орудия. Сталин прервал Зальцмана словами:

– Вы, товарищ Зальцман, в романтику не играйте. Ленинград уже вне опасности. Нам нужно много танков, а не по десять штук в день. Эвакуируйте завод: людей и то оборудование, которое возможно,– самолетами. Жукову передайте, чтобы обеспечил всем необходимым для эвакуации. Как только прилетите в Москву, сразу же приезжайте ко мне.

Попрощавшись с Зальцманом, Сталин положил трубку. Но выполнять приказ по обеспечению эвакуации Кировского завода пришлось уже не Жукову, он сам 7 октября был в Кремле. На подступах к столице сложилось тяжелое положение.

– В Москве в те дни,– рассказывал мне во время встречи И. М. Зальцман,– несколько раз был у Сталина. Разговор, как правило, шел об обстановке в Ленинграде, а главное – как развернуть производство танков на востоке. Сталин неоднократно повторял: «Нужны танки! Сегодня без танков нельзя. Вы видите, чем берут немцы: массированными танковыми клиньями. Мы им должны противопоставить свои клинья». А военным неустанно повторял об истреблении танков врага, главной мобильной силы вермахта. «Беспощадно истребляйте вражеские танки!», «Свести к нулю превосходство врага в танках!»

В один из этих дней, оставшись вдвоем в кабинете, Сталин, осведомившись о делах в Ленинграде, спросил неожиданно:

– А как вам нравится Жуков?

– По-моему, товарищ Сталин, он родился в военной рубашке. В Ленинграде мне часто в эти дни пришлось с ним общаться и наблюдать за ним. Все члены Военного совета фронта пожалели, когда узнали, что вы его отзываете в Москву.

– Да, положение под Москвой серьезное, мы решили его назначить командующим Западным фронтом.

10 октября Г. К. Жуков стал командующим Западным фронтом, и когда ему об этом объявили, в кабинете был Зальцман. Жуков с ним поздоровался уже как со старым знакомым и сказал:

– Исаак Моисеевич, первый выпущенный танк заводом на Урале прошу прислать мне под Москву, для защиты столицы.

Сталин, слушавший этот разговор, сказал:

– Товарищ Жуков! Товарищ Зальцман здесь членам Политбюро обещал выпускать на Урале столько танков в день, сколько ему лет. Жаль только, что молод, всего 30 лет. Так, что ли, товарищ Зальцман?

– Так, товарищ Сталин!

Сталин говорил хрипловатым голосом – у него был грипп – и бросил следующую фразу почти без паузы, обращаясь к членам Политбюро и более всего к Молотову:

– А что, если мы назначим товарища Зальцмана наркомом танковой промышленности? – И, подумав, добавил: – Это намного разгрузит товарища Малышева.

Зальцман был поражен. Он ожидал чего угодно, но только не такого предложения, и стал отказываться, приведя множество, казалось, убедительных доводов, а главное, старался доказать, что не сможет работать на такой большой руководящей работе, не справится, так как не имеет достаточного опыта, так как еще очень молод.

– Это не препятствие, а преимущество,– вставил Сталин.

В разговор вмешался Молотов, он внимательно через пенсне смотрел на Зальцмана, изучая его, а затем произнес, немного заикаясь:

– Ра-а-з товарищ Зальцман не согласен быть наркомом, назначим его заместителем наркома и пусть курирует все танковые заводы на Урале и все заводы, связанные с производством танков.

– Правильно,– подхватил эту мысль Сталин, – и перенесет традиции краснопутиловцев на Урал.

Ободренный этим предложением Сталина, Зальцман все же не без робости произнес:

– И переименовать ЧТЗ в Кировский!..

В кабинете воцарилось молчание, все смотрели на Зальцмана, внутренне осуждая бестактность новоиспеченного замнаркома.

Только Сталин не понимал, почему у всех стал смущенный вид, и он спросил:

– А как он называется сейчас?

– Имени Сталина,– прямо смотря в глаза, ответил Зальцман.

Сталин сделал несколько шагов в сторону и, смотря куда-то в угол кабинета, проговорил:

– Ну, что же, имени Кирова, так имени Кирова, пусть будет так...

6 октября 1941 года приказом народного комиссара танковой промышленности СССР Челябинский тракторный завод был переименован в Кировский (ЧКЗ). Дань уважения прославленному коллективу, его мужеству, стойкости. Направляясь в далекий уральский город, ленинградцы ехали к себе, на свой завод, временно переведенный в Челябинск. За их спинами оставался осажденный, но не покоренный город, в котором жили их родственники и друзья, в котором сражались их отцы, сыновья и братья. Город, в который после длительной командировки они должны были вернуться. Ни один человек в Танкограде не посчитал это решение несправедливым. Опыт, мастерство, самоотверженность ленинградцев были ярким примером для тех, кто приехал в Танкоград.

Как мне рассказывал И. М. Зальцман, нужно было самолетами переправить в Челябинск 10 – 12 тысяч человек.

«Я точно не могу сказать, но думаю, что 10 тысяч человек нам удалось переправить самолетами до Тихвина».