«Я была молода и полна энтузиазма»: как становились советскими учителями

«Я была молода и полна энтузиазма»: как становились советскими учителями

Демографию учительского корпуса в 1930-е гг. обусловливали широкие преобразования советского общества — они влияли на повседневную жизнь школы и преподавателей. В это время около половины учителей были моложе тридцати лет и/или имели стаж работы меньше пяти лет. Учителя, не получавшие подготовки нигде, кроме советской школы, определяли ее лицо, наполняли своей энергией, энтузиазмом, они поддерживали хорошие отношения с учениками, а поставить им в вину можно было лишь стремление найти другую работу. При такой большой доле молодых учителей все сильнее ценились старые кадры, чей профессиональный опыт, качественное образование высокого уровня добавляли стабильности школе и обществу.

В 1930 гг. за преподаванием в школе закрепился статус «женской работы», несмотря на очевидный в целом отказ от деления на «мужские» и «женские» профессии и широчайшие возможности для прекрасного пола в других отраслях. Женщины составляли больше половины всех учителей, еще больше их было в начальной школе, в городах и в европейской части страны. Тем не менее в начале 1930-х гг. доля мужчин понемногу увеличивалась, так как прирост учащихся был особенно заметен в сельских, средних и «нерусских» школах. Но эти сдвиги оказались столь незначительными, что в общем положение дел почти не изменилось. Большее влияние оказывала сложившаяся демографическая структура учительства.

Учителя — члены партии составляли небольшую, а порой даже ничтожную долю, однако комсомольцев было лишь немногим меньше половины, а среди молодых учителей к концу десятилетия они составляли большинство. Членство в партии никогда не было обязательным, но в школах члены партии играли заметную роль. Партийцы и комсомольцы в первую очередь отвечали за идеологическую работу и эффективность преподавания. В условиях репрессий 1930-х гг. эта повышенная ответственность, однако, приводила к сокращению доли партийных учителей и комсомольцев. Покидали школы они по самым разным причинам. Многие искали лучшей доли и старались получить образование, чтобы сменить преподавание на более интересную работу, другие тяготились высокой ответственностью, которая ставила под удар их безопасность. Стоит присмотреться, как на фоне демографических изменений складывались судьбы отдельных людей, с точки зрения противоречивого отношения учителей к членству в партии.

В судьбе молодой учительницы, о которой рассказано в конце предыдущей главы, возраст, пол, социальное происхождение и партийность прямо повлияли на понимание ею своей роли. Все эти факторы сформировали неповторимый социальный облик учителя:

«Я была всего на несколько лет старше своих учеников. Думаю, я говорила на их языке, и мы отлично ладили… Я правда любила проводить уроки, и, естественно, мне нравилась моя работа. Я была молода и полна энтузиазма, и я любила детей».

Слова этой молодой женщины подтверждают мнение о кипучей энергии и взаимопонимании юных учителей с учениками; ее воспоминания о родителях совпадают с официальными оценками деятельности старых педагогов. Мать этой девушки «преподавала математику после того, как закончила свое образование, и занималась этим всегда, всю жизнь». Дочь называет ее «выдающимся педагогом», а режим считает «ударником-просвещенцем», т. к. она всю жизнь проработала в одной школе, где пользовалась уважением учеников и коллег. Судьба отца этой молодой учительницы сложилась подобным образом. Кроме военных лет, ее «отец всегда был учителем». Хотя ее родители выросли в крестьянской семье, она о себе всегда говорила: «Я вышла из образованной, интеллигентной семьи. Мои родители были учителями»^{389}.

Как дочь учителей, эта молодая женщина пользовалась некоторыми привилегиями: она легко поступила в университет благодаря «пролетарскому» происхождению. Ее матери, наоборот, приходилось несладко, как дочери кулака. Забавно, что биография ее матери — она прошла путь от крестьянки до высококвалифицированного специалиста — ничем бы не помогла, если бы ее захотели уволить, как кулацкую дочь. Но она, по счастью, избежала этой участи и была уважаемым педагогом — еще одно подтверждение непредсказуемости сталинской политики. Во времена, когда крестьян (таких как ее дед и бабка) преследовали за неприятие коммунистической идеологии, эта молодая женщина стала учительницей благодаря профессии родителей. Для нее быть учителем означало не только иметь материальные выгоды, но и принадлежать к «образованной, интеллигентной семье».

С учетом трепетного отношения этой учительницы к своей профессии не удивительно, что она не желала другой доли и для своих детей: «Думаю, если бы у меня была дочка, я бы очень хотела, чтобы она стала учительницей. Как замечательно проводить уроки, это приносит огромное удовольствие». Своего сына, однако, она предпочла бы видеть врачом. Ее спросили о причинах таких предпочтений, и в ответе прозвучало:

«Даже не знаю… В Советском Союзе профессия учителя считалась менее престижной, чем инженера или врача. Не знаю почему, но факт остается фактом. Естественно, я желала бы своему сыну лучшей судьбы»^{390}.

По мнению этой бывшей учительницы, ее работа имела невысокий социальный статус, так как не обеспечивала человеку устойчивого положения в обществе, в отличие от престижных, требующих специальных знаний профессий инженера или врача. С учетом пожеланий в отношении (гипотетических) сына и дочери работа в школе имела свои плюсы и минусы, соотношение которых во многом зависело от того, мужчина проводит уроки или женщина.

Эта бывшая учительница также понимала тесную связь партийности и карьерного роста, о которой говорилось ранее:

«Учителю не приходилось думать о продвижении по службе и другой карьере, если только он не был членом партии… Человека с партбилетом автоматически переводили на руководящую должность… Все руководители были партийными мужчинами»^{391}.

Процитированная фраза о «партийных мужчинах» говорит о тесной связи между полом человека и его членством в партии. Точка зрения этой учительницы подтверждает, что мужчины охотнее расставались со школой, так как чаще вступали в партию из карьерных соображений.

Профессиональные судьбы учителей складывались по-разному, тем не менее их образ мышления и поступки имели общие черты. Несмотря на запрет профессиональных объединений, эта молодая женщина осознавала свою принадлежность к учительскому сообществу, с его особым кругом интересов, ценностями, образом жизни. Стать настоящим учителем в то непростое время помогала целеустремленность и любовь к своей профессии. Став учительницей и по своей воле, и по воле родителей, эта молодая женщина, благодаря личным связям сумела достичь своей цели. Даже учеба в институте на ее преданность профессии никак не повлияла. Судя по выводам интервьюера Гарвардского проекта, эта любовь к своей работе в первую очередь характеризовала ее как личность:

«Ее сверхчеловеческие усилия получить высшее образование преследовали одну-единственную цель: она хотела стать хорошим учителем. Она любила школу. Поработав в ней немного, она достигла определенных успехов и еще сильнее воодушевилась»^{392}.

Как будет подробно рассмотрено в следующих главах, нарастающие репрессии сталинского режима, которые привели к аресту ее отца, сильно повлияли на эту молодую учительницу и заставили в корне изменить отношение к Советскому Союзу. Прежде чем исследовать эти вопросы, следует, однако, определить, как менялись при сталинизме учителя с течением времени. Для этой молодой женщины, как и для многих упомянутых в этой главе учителей, главной в их жизни была работа. Любовь к своей профессии помогала ей идти к намеченной цели, несмотря на описанный в предыдущей главе голод, и даже преодолеть разочарование в советской системе после ареста ее отца. Чтобы лучше понять истоки этой, несмотря ни на что, преданности своему дело, мы поговорим в следующих двух главах о том, что происходило в школьных классах.