Приложение. Об историческом прототипе образа Хильдебранда

Приложение. Об историческом прототипе образа Хильдебранда

Неоднократно высказывалось предположение о том, что историческим прототипом эпического средневерхненемецкого Хильдебранда был вождь остроготов IV в. Германарих (Эрменрих), а финальная сцена «Песни о Нибелунгах», в которой Хильдебранд получает рану от Хагена, а потом убивает Кримхильду, является отголоском реального покушения на Германариха. Согласно Иордану, данный «король» приказал казнить некую «росомонку Сунильду», после чего получил рану от ее братьев – Сара и Аммия1. Почти буквально эта сцена воспроизводится в «Речах Хамдира» «Старшей Эдды»2, где Ёрмунрекк Могучий казнит свою жену Сванхильд, а потом получает тяжелые раны от ее братьев – Хамдира и Сёрли. Однако, данное предположение до сих пор не было достаточно обосновано, поэтому представляется целесообразным рассмотреть вопрос подробнее.

Хотя исследователи неоднократно высказывали мнение о неисторичности германского эпоса, но с этим можно безоговорочно согласиться только в отношении более поздних героев, когда, действительно, многочисленные попытки найти исторические прототипы, например, верхненемецкого Зигфрида3 и эддического Хельги4 не принесли убедительных результатов. Однако сюжетам и героям эпоса, восходящим к эпохе Великого переселения народов, находится соответствие среди героев исторических событий этого периода. Так, уже упоминалось, что эддический Ёрмунрекк, несомненно, имеет прототип - вождя остроготов Германариха5 (Аммиан Марцеллин называет его «Эрменрих»6). Прототипом популярнейшего верхненемецкого эпического героя Дитриха Бернского (эддического Тьодрека), по общему мнению, является «король» тех же остроготов V-VI вв. Теодорих Великий. Образы верхненемецкого Этцеля и эддического Атли восходят к вождю гуннов Аттиле.

В отношении последнего следует заметить, что, хотя и огромное расстояние отделяет коллизии, описанные во второй части «Песни о Нибелунгах» от реальной ситуации в ставке Аттилы V в., держава гуннов представляла из себя весьма рыхлую конфедерацию племен; власть «императора» держалась, в основном, на искусном маневрировании между интересами вождей подвластных племен (в основном – германских). Поэтому реальному Аттиле, как и эпическому Этцелю, несомненно, чаще приходилось уговаривать своих вассалов, чем им приказывать (во всяком случае, последние предпочитали вспоминать об этом времени именно так). Поэтому никак нельзя сказать, что от исторического Аттилы в германском эпосе осталось только имя. А значит, попытка отыскания исторического прототипа такого несомненно древнего героя, как Хильдебранд, не представляется безнадежной.

А.Хойслер7 выдвинул предположение, что вторая часть «Песни о Нибелунгах» разрослась из значительно более краткой древнегерманской героической песни, которая в реконструкции данного автора предстает весьма похожей на сюжет, изложенный в песнях «Старшей Эдды» – «Песнь об Атли» и «Речи Атли»8. В этих источниках Атли заманивает к себе братьев своей жены Гудрун – Гуннара и Хёгни, после чего убивает их. Мстя за братьев, Гудрун убивает мужа и сжигает его дворец (и, согласно реконструкции А.Хойслера, сама гибнет в этом пожаре). Отсюда, по мнению данного автора, и происходит сюжет второй части «Нибелунгов», с той лишь разницей, что в данном случае Кримхильда мстит не мужу за братьев, а наоборот – братьям за своего первого мужа (подобное развитие сюжета объясняется происходившими в то время процессами разложения родового общества).

Такая версия разделяется многими исследователями, например: «Скандинавская версия «Эдды», рисующая месть мужу Атли за братьев Гьюкунгов, не только архаичнее [чем в “Нибелунгах” – В.Б.], поскольку братья рассматриваются как гораздо более близкие люди, чем муж… но безусловно соответствуют ранней фазе развития сказания, поскольку без этого посредствующего звена невозможно представить себе переход от исторических фактов к сюжету “Песни о Нибелунгах”»9.

Действительно, общество Исландии XIII века было архаичнее баварско-австрийского феодального общества того же времени (у тогдашних исландцев, возможно, братья, действительно, считались более близкими родственниками женщине, чем муж), но две упомянутые эддические песни навряд ли стоят близко к ранней версии песни о гибели Нибелунгов (в дальнейшем будем называть ее песней-прообразом). За это говорят данные как хронологии, так и текстологического анализа.

А.Хойслер10 пишет, что, начиная с VIII века, в баварско-австрийских документах появляются имена, схожие с именами персонажей «Нибелунгов», и делает из этого вывод, что уже в это время существовал данный сюжет.

Но две упомянутые песни «Эдды» относятся к более позднему времени. А.Я.Гуревич11 предполагает («ученые высказывали предположение»), что «Песнь об Атли» возникла в конце IX-начале X вв., а «Речи Атли» – в XI-XII вв.

К. фон Зее12 замечает: «Нельзя доказать, что какие-либо из эддических песен древнее скальдических стихов IX в.; напротив, неоспоримо, что большая часть скальдических стихов древнее эддических песней».

Таким образом, верхненемецкая песня, которая впоследствии разрослась до второй части «Нибелунгов» (песня-прообраз), уже, вероятно, существовала тогда, когда эддических песен, воспевавших Гудрун, Гуннара и Хёгни, еще не было. Поэтому, если и искать скандинавскую параллель реконструируемой песне-прообразу VIII в., ее можно видеть в эддических «Речах Хамдира» – архаичных и по форме13, и по сюжету (как указывалось, весьма близкому к сообщению историка VI в. Иордана).

Содержание второй части «Нибелунгов» также позволяет предполагать, что древнейший сюжет не включал в себя сведений о бургундском «Гундахарисе», погибшем в V в. на войне против гуннов Аттилы14 (возможно, что как раз мотивы о Гуннаре-Гунтере-Гундахарисе и проникли в верхненемецкий эпос из эддических песен в XI-XII вв.). Во второй части «Нибелунгов»15 Гунтер, несмотря на свое «королевское» достоинство, выглядит весьма бледно, уступая первую роль Хагену. Например, в переговорах (перед кульминационной схваткой поэмы), которые ведут Дитрих и Хильдебранд с Хагеном и Гунтером, последнему принадлежит только одна реплика: «…признался Гунтер смело…»16, а Хагену – пять17, причем, только в последних двух он говорит от своего имени, в остальных же – отвечает и за себя, и за своего сюзерена, например: «…Два столь могучих воина в плен не сдадутся вам»18. С точки зрения норм феодального общества, это – беспримерная наглость, попрание «священных устоев», и наличие такого мотива в поэме должно иметь очень веские основания. А.Хойслер19 пишет: «Редко какое-либо изменение поддается столь убедительному объяснению, как это. Гибель бургундов превратилась в месть за Зигфрида – а ведь убийцей Зигфрида был Хаген! Преступник первого сказания становился во втором главным врагом мстительницы, а тем самым и главным героем второго сказания».

Можно заметить, что аргументация исследователя ограничивается в данном случае восклицательным знаком и обращена к эстетическому вкусу рафинированных ценителей литературы, способных оценить художественный замысел автора и динамичность сюжета. Но среди читателей и слушателей не все являются утонченными эстетами, которые, будучи завороженными художественным мастерством автора, упустят из виду «подрывной», «антифеодальный», «антимонархический» характер некоторых мест.

Следует добавить, что общественный статус автора («шпильмана») был весьма невысок, он не мог пренебречь недовольством даже отдельных феодалов. И единственным весомым «извинением» для автора могла явиться только ссылка на традицию, то есть на то, что в более древнем варианте данного верхненемецкого эпического сюжета «короля Гунтера» не было вообще, Хаген всегда был главным героем сказания, а «парой» ему был персонаж вроде эддического Сёрли («Сар» Иордана). Впоследствии этот бесцветный образ был заменен Фолькером, а после гибели последнего – Гунтером (необходимо подчеркнуть, что во второй части «Нибелунгов» Хаген очень часто показан именно «в паре»20).

Другой пример. В поэме четыре раза упоминается бегство Хильдебранда от Хагена (три раза – о ранении последним первого). Слова умирающего Вольфхарта: «…И вы, любезный дядя, бегите лучше прочь, / Чтоб не нанес вам Хаген ущерба и вреда. / Поверьте, пуще прежнего бушует в нем вражда»21. Затем – сообщение о самой схватке: «Зияющую рану старик рукой зажал / И, щит закинув за спину, из зала убежал»22. Следующий раз – при докладе Хильдебранда Дитриху: «…Я Хагеном был ранен, когда хотел уйти. / Не знаю сам, как удалось мне ноги унести»23. И, наконец – в насмешке Хагена при их следующей встрече: «…Куда почетней сдаться, / Чем с перепугу в бегство без памяти кидаться, / Как сделали вы нынче, прервав наш бранный спор…»24.

Это не может быть случайным и говорит о том, что ранение Хильдебранда Хагеном было главным эпизодом песни-прообраза. «Бушующая вражда» последнего по отношению к первому мотивирована в «Нибелунгах» довольно искусственно – местью Хагена за своего побратима Фолькера, убитого Хильдебрандом. Но Фолькер – поздний герой, появившийся в эпосе только в XI-XII вв.25 Таким образом, весьма вероятно, что в песне-прообразе Хаген мстил Хильдебранду за убийство своей сестры Кримхильды, и только впоследствии один из авторов переставил события местами, а, кроме того, сделал Хагена не братом Кримхильды, а только «в родстве»26.

Надо заметить, что объяснение А.Хойслером убийства Хильдебрандом Кримхильды не совсем убедительно («…приговор судьбы, удовлетворяющий внутреннее чувство слушателей» и т.д.27). Если сам автор предполагает, что Кримхильда гибла уже в древней песне-прообразе28, то является очевидным, что это «внутреннее чувство слушателей» было просто субъективным объяснением позднейшими авторами существовавшей эпической традиции. Таким образом, есть все основания полагать, что в песне-прообразе VIII в. основным мотивом было убийство Хильдебрандом Кримхильды и ранение первого Хагеном – братом последней (вместе с другим братом) в отмщение за это убийство, а затем – пленение и гибель Хагена. Таким образом, вторая часть «Нибелунгов» разрослась «с конца» за счет присоединения новых эпизодов и новых героев (Гунтера, Фолькера, Рюдегера, Иринга, Блёделя и др.).

Теперь следует перечислить общие черты верхненемецкого Хильдебранда (каким он предстает в ранней «Песни о Хильдебранде»29 и в более поздней «Песни о Нибелунгах») с эддическим Ёрмунрекком и его тезками (Эрманерих, Эорменрик и др.):

1.Хильдебранд убивает своего сына Хадубранда – Ёрмунрекк казнит своего сына Рандвера, а Эрманерих – Фридриха.

2.Хильдебранд убивает «жену владыки гуннов» и получает рану от ее братьев – Ёрмунрекк убивает Сванхильд, после чего он ранен ее братьями.

3.Постоянные эпитеты Хильдебранда: «старый богатырь», «седой удалец» и т.д. – в «Младшей Эдде» подчеркивается старость Ёрмунрекка30.

Не менее многочисленны точки соприкосновения легендарного Хильдебранда с историческим Германарихом (Эрменрихом) Иордана и Аммиана Марцеллина. Кроме уже упомянутых черт: возраста, казни женщины, покушения можно вспомнить также:

1.Хильдебранд предстает богатырем «амелунгов» (остроготов), ниже по рангу, но старше по возрасту (и старше типологически31), чем Дитрих Бернский – Аммиан Марцеллин пишет об обширных и плодородных землях Эрменриха, весьма воинственного царя», эти земли остроготов около 375 г. подверглись нападению гуннов32; впоследствии остроготами правил Теодорих Великий (471-526 гг.); судя по Иордану, до Германариха остроготы не имели достойного упоминания вождя вообще, в период же между Германарихом и Теодорихом «амелунгами» правили крайне бесцветные вожди (о них мало что известно, кроме имен33).

2.Четырежды сообщается о бегстве Хильдебранда от противника – если верить Иордану, остроготы в IV в. потерпели поражение от гуннов, признали над собой их власть, потом восстали и опять были разбиты34.

3.Хильдебранд не имеет королевского титула, а является вассалом Дитриха – остроготы до самой смерти Аттилы были вассалами гуннов; не останавливаясь на вопросе, признал ли лично Германарих над собой власть гуннского вождя35, даже, если он и погиб раньше капитуляции остроготов, то он, несомненно, успел потерпеть от гуннов серию крупных поражений36, череда которых и закончилась капитуляцией (до смерти Германариха или после нее).

4.Дружина под предводительством Хильдебранда несет страшные потери в бою («Из всей дружины вашей лишь я один в живых…»37); местом действия является ставка короля гуннов – после разгрома гуннами в IV в. и до самой битвы на Каталаунских полях (451 г.) Иордан не упоминает почти никаких событий в истории «амелунгов» (только перечисляет их вождей)38; очевидно, писать было просто не о ком.

Таким образом, главное, если не единственное различие между образами Ёрмунрекка, Эрманериха, Эорменрика и др. – с одной стороны и Хильдебранда – с другой, является то, что к первым отношение сказителей резко отрицательное («Eormenric…The very model of medieval tyrant»39), а к Хильдебранду – неизменно положительное. Однако, В.М.Жирмунский пишет: «Германская поэзия не знает морфологического типа биографической поэмы; героические сказания древних германцев существовали в форме самостоятельных песен, посвященных отдельным подвигам героев, из которых каждый образует особый сюжет. Нельзя реконструировать связную биографию там, где не существовало связной биографической формы»40.

Если даже эти «самостоятельные песни» и группируются вокруг имени какого-то героя, совершенно необязательно, чтобы симпатии или антипатии сказителей и слушателей автоматически переносились из одной песни в другую. Например, эддический Атли, как правило, – злодей, но в «Третьей песни о Гудрун» он представлен вполне благожелательно – как муж, опечаленный подозрениями в отношении верности жены41. В «Песни о Нибелунгах» автору удается даже разместить такую «неоднозначность» в пределах одного произведения. Например, Кримхильда во второй части поэмы «из нежной супруги и обиженной скорбящей вдовицы превращается в злую ведьму»42. Поэтому в «расщеплении» образа исторического Германариха на положительного героя Хильдебранда (воплотившего все достоинства своего прототипа) и отрицательного Ёрмунрекка (и других, принявших на себя все пороки) нет ничего удивительного.

Как же происходило это «расщепление»? Прежде всего, следует отметить претенциозность имени «Германарих», которое явно происходит от латинского «Rex germani» - «царь (всех?) германцев». Такое имя могли дать мальчику при рождении только в том случае, если оно уже бытовало (назвали по имени вождя, уже жившего или живущего). Но Иордан не пишет о каком-либо «раннем Германарихе», хотя он не умолчал бы о вожде готов со столь громким именем, даже если бы его носитель ничем себя не проявил. Скорее всего, в истории существовал только один Германарих, какие-либо его тезки отсутствовали. Поэтому представляется вероятным, что данный деятель при рождении был назван Хильдебрандом – это обычное имя, которое чаще всего объясняется как "огонь битвы" (есть и другие столь же демократические варианты этимологии). Под этим именем он совершил свои первые подвиги, был избран вождем своего племени, стал верховным вождем всего союза остроготов и только после этого принял то ли почетное прозвище, то ли претенциозный титул, то ли тронное имя – Германарих. (Е.Ч.Скржинская пишет, что, имя преемника Германариха – «Винитарий» означает «победитель венетов»43, то есть также представляет собой не имя, данное при рождении, а почетное прозвище, принятое вождем после победы над венетами.) Таким образом, можно допустить, что данный вождь при жизни, вероятно, был известен под двумя именами: в своем родном племени его продолжали по-прежнему называть Хильдебрандом, для прочих же германских и негерманских племен, входивших в состав союза остроготов, он был Германарихом.

Но финал жизни «короля» не был столь же блестящим, как ее начало. Его остроготы, как указывалось выше, потерпели страшное поражение от гуннов и надолго лишились самостоятельности, а перед этим вождь совершил немало жестокостей в отношении своего народа (все, что мы знаем о европейских варварах времен Великого переселения народов, говорит о том, что заставить их подчиняться хоть каким-то «законам»44 одними словами было невозможно, тем более – организовать на сопротивление гуннам). Поэтому после бесславной смерти Германариха все его «подданные» прокляли это имя и сделали его определением для самого худшего злодея в своем фольклоре. Исключением явилось только родное племя верховного вождя. Соплеменники, вполне естественно, были главной опорой власти Германариха, они практически не страдали от его террора (если не сами подстрекали вождя на расправы с представителями других племен), больше всех гордились его успехами и имели все основания оплакивать его поражения и гибель. Совершенно неудивительно, что, хотя «Хильдебранд» в песнях этого племени имел схожие черты с «Эрманерихами» соседних племен, оценка его действий была диаметрально противоположной.