«Первая» сказка

«Первая» сказка

Итак, что можно узнать из «первой» сказки о Кащее Бессмертном? Это общеизвестный сюжет о том, что Кащей похитил женщину, обычно жену, но иногда невесту или мать главного героя, и последний отправляется на ее поиски. Найдя похищенную в плену у Кащея (в его отсутствие), он узнает от нее, что Кащей Бессмертный неуязвим для любого оружия и убить его можно только, если найти его «смерть», спрятанную обычно очень далеко. Похищенная женщина выведывает у Кащея, где находится эта «смерть», и сообщает это герою. Последний добывает ее (обычно «смерть» находится в яйце, а яйцо в утке и т.д.), и Кащей умирает. Подробнее все разнообразие вариантов этого сюжета описывает Н.В.Новиков [1974: 193-210]. Перечислим черты сходства сюжета с данными из письменных источников, восходящих к «королю» готов.

1.Само «бессмертие» Кащея. Иордан [1997: 86] пишет, что Германарих скончался на сто десятом году жизни, а до этого на него было покушение – его ударили мечом в бок, а он остался жив. Надо заметить, что эти два факта (покушение и возраст) относятся к числу наиболее достоверных из сообщаемых писателем – через два века готы могли забыть или исказить всё, кроме исключительного долголетия своего вождя и подробностей сенсационного покушения на него (это не рана в бою!), а Иордану не было никакого смысла как-то редактировать эти легенды – вероятно, записал, как услышал. Конечно, «седины вождя» – весьма устойчивый эпический признак у многих народов, но если вспомнить указанное выше сообщение «Младшей Эдды» о старости Ёрмунрекка, можно уверенно предположить – если в действительности Германарих к моменту своей смерти и не дожил до 109 лет, то явно умер и не молодым, достигнув если и не эпической, то человеческой старости.

2. Универсальная и всеобщая зловредность Кащея, характерная для всех источников [Новиков 1974: 216] – следует отметить это здесь, чтобы больше к данному моменту не возвращаться. Например, Баба-Яга в сказках часто зловредная, но не всегда (примерно в трети сказочных сюжетов она – положительный герой [Новиков 1974: 175]). Но вот Кащей – это просто воплощенные злоба, коварство и непримиримость. Судя по Иордану, между готами и славянами (антами) все происходило именно так. Добавим, что уже одного этого достаточно, чтобы усомниться в упомянутой версии А.Н.Зорина о прототипе Кащея – славянском князе-жреце. Можно ли поверить, что во всех жанрах и всегда так третировали своих священных вождей? Версия исследователя о том, что к Кащею сказители, якобы, относились нейтрально, без всякого эмоционального осуждения [1986: 18-19], не выдерживает критики. «Этот персонаж является, пожалуй, самым главным злодеем в русской сказке» [Куликова 2003: 218]. Кроме того, данная версия объясняет только этимологию имени, его титул («Царь-Кащей») и некоторые детали сюжета «первой» сказки (дуб, ларец, заяц, утка, яйцо), но как быть с остальными тремя сюжетами – одним сказочным и двумя былинными – где этих деталей нет вообще (только в былине об Иване Годиновиче иногда упоминается титул «Царище Кощерище»)? Более того, и в «первой» сказке объясняются только отдельные детали, но отнюдь не сама сюжетная линия; если прототип Кащея – славянский языческий князь-жрец, то какое явление или событие было прототипом похищения им женщины? И кто был прототипом героя, освобождающего мать или подругу из его рук? Неужели православный монах?

3.Представляют интерес те варианты сказки, где Кащей похищает мать главного героя [Афанасьев 1958 т.1: 358-362]. Если сюжет с похищением жены или невесты слишком распространен в мире, чтобы его принимать всерьез, то сюжет о возвращении похищенной матери можно считать оригинальным и восходящим к первоисточнику. И соотнести с сообщением Иордана: «Одну женщину из вышеназванного племени [росомонов], по имени Сунильду, за изменнический уход [от короля], ее мужа, король [Германарих], движимый гневом, приказал разорвать на части, привязав ее к диким коням и пустив их вскачь» [1997: 86]. К сожалению, фраза в источнике звучит двусмысленно. Ее можно понять так: Германарих был женат, потом жена от него сбежала, за что и была наказана. Второй вариант: «муж» Сунильды вовсе не «король» остроготов, а один из его вассалов, и она расплачивалась не за свои дела, а за злодейства своего мужа, находясь, например, на положении заложницы в ставке сюзерена. Издание «Гетики» 1960 года (тот же переводчик) говорит, скорее,за второй вариант: «Одну женщину из вышеназванного племени [Росомонов] по имени Сунильду за изменнический уход ее мужа князь Германарих, движимый гневом...» (цит. по [Рыбаков 1963: 17]). Но в «Старшей Эдде» (см. выше) Сванхильд прямо названа женой Ёрмунрекка. Для данного исследования, однако, такая неопределенность достаточно безразлична. Просто потому, что в средневековом обществе (а тем более – в догосударственных образованиях) браки «монархов» (в кавычках и без кавычек) всегда были, в первую очередь, политическим делом, а отнюдь не личным. Союз племен, стоящий на пороге образования государства, мало что связывает воедино, и династические браки универсально играли очень большую роль в создании хоть какой-то скрепы для этого союза. Поэтому не имеет особого значения, чьей именно женой была Сунильда. И ее брак, и разрыв с мужем (при первом варианте), и ее нахождение в пределах досягаемости Германариха (при втором) имели, главным образом, политические причины, то есть сближение или разрыв «росомонов» с готами. Неудивительно, что фольклору эта коллизия очень понравилась – в нем также народы постоянно отождествляются с конкретными персонажами. Итак, в обоих вариантах Сунильду Иордана гораздо естественнее отождествить с матерью героя. Подробнее об этом ниже, сейчас отметим только, что именно это событие имело все шансы удержаться в памяти «росомонов» и спустя 1500 лет (но, разумеется, со счастливым концом). В некоторых вариантах сохранилось и имя похищенной - «Руса-Руса», «Русая Руса» [Рыбаков 2001: 309], что весьма показательно соотносится с титулом «княгиня россов».