Учреждение буржуазной республики

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Учреждение буржуазной республики

Учредительное собрание 4 мая 1848 г. начало свою деятельность с торжественной декларации о том, что республика, провозглашенная 24 февраля, «является и остается формой правления во Франции». Но Учредительное собрание по своему составу и политическому курсу «было живым протестом против притязаний февральских дней и должно было низвести результаты революции до буржуазных масштабов»[419].

Эта задача таила в себе неизбежную трагическую развязку. Даже романтический мелкобуржуазный социалист Пьер Леру заметил после выборов в Учредительное собрание: «Как грозно будущее, раз теперь налицо уже две республики»[420]. И действительно, в отличие от иллюзорной «демократической и социальной республики» февральских дней Учредительное собрание открыло период становления буржуазной республики. Смысл учреждения своей республики буржуазия видела в наступлении на завоеванные рабочим классом позиции, в разгроме его революционных сил.

Претворяя в жизнь этот курс, Учредительное собрание вместо Временного правительства создало новый верховный правительственный орган — так называемую «Исполнительную комиссию». В нее не вошли социалисты и с трудом прошел даже Ледрю-Роллен, на избрании которого настаивал Ламартин, чтобы сохранить комиссии доверие мелкой буржуазии. Новые министры, утвержденные Исполнительной комиссией, принадлежали к самым правым реакционным элементам буржуазно-республиканского лагеря. Военным министром был назначен один из «африканских генералов», зверски подавлявших освободительную борьбу алжирских племен против французских захватчиков, Кавеньяк, имевший репутацию стойкого республиканца, поскольку он приходился родным братом покойному Годфруа Кавеньяку, виднейшему республиканскому деятелю времен Июльской монархии. Во всех главных комиссиях Учредительного собрания — труда, финансов, иностранных дел, народного образования — были представлены орлеанисты и легитимисты, и их лидеры усиливали давление на политику правительства.

Чтобы оградить себя от воздействия трудящихся масс, Учредительное собрание приняло постановление, запрещавшее появляться в зале заседаний с петициями и требованиями. В распоряжение председателя Учредительного собрания отдавались все вооруженные силы Франции.

В этой обстановке укрепления реакции возникла мысль о новой массовой демонстрации. Поводом для нее стал вопрос, привлекавший к себе в начале мая особое внимание демократических сил. Трагические события в прусской и австрийской частях Польши, охваченных восстанием угнетенных поляков, глубоко волновали все передовые элементы Франции, горячо сочувствовавшие делу национального освобождения польского народа.

Французское же правительство оставалось, по-прежнему, безучастным к судьбам поляков.

В начале мая польские национальные комитеты Галиции и Познани прислали в Париж делегацию, которая привезла обращение к французскому народу, взывавшее о помощи делу национального освобождения Польши. На 15 мая в Учредительном собрании было назначено обсуждение польского вопроса. Представители демократических клубов приняли 12 мая предложение о проведении 15 мая демонстрации, с тем чтобы представить Учредительному собранию петицию, требующую немедленного выступления Франции в защиту восставших поляков.

Обсуждение этого предложения выявило разногласия среди лидеров революционной демократии. Бланки считал демонстрацию сомнительной и преждевременной затеей. Лишь после того, как большинство членов его клуба настояло на участии в демонстрации, Бланки согласился с этим, но при условии, что демонстрация будет мирной и безоружной. Против демонстрации был и Клуб революции Барбеса, однако и он решил участвовать в ней, чтобы не остаться в стороне от массового движения. В таких условиях, оказываясь в хвосте событий вместо того, чтобы решительно воздействовать на них, революционные деятели неизбежно становились жертвами увлекавшего их потока стихийного движения.

150-тысячная демонстрация 15 мая 1848 г. вылилась в неуправляемое революционное половодье, и к нему легко протянулись нити полицейской провокации. Часть демонстрантов ворвалась в Бурбонский дворец и наводнила зал заседаний Учредительного собрания, требуя от депутатов немедленного решения вопроса о поддержке польского национального движения французской армией. Попытки Луи Блана, Ледрю-Роллена и других уговорить демонстрантов покинуть зал заседания не имели успеха. Еще более воспламенило демонстрантов выступление Бланки, горячо поддержавшего лозунг восстановления независимой Польши. Он напомнил вместе с тем о бедственном положении французского народа и потребовал, чтобы Учредительное собрание немедленно занялось обеспечением работы для трудящихся и наказало виновников руанского побоища рабочих.

Растущим возбуждением демонстрантов, видимо, в провокационных целях воспользовался Юбер, весьма подозрительный субъект. Он вскочил на трибуну и внезапно объявил Учредительное собрание распущенным. В зале началась сумбурная импровизация с выкрикиванием имен демократов и социалистов в новое Временное правительство. Принимая все это за повторение февральских событий и считая роспуск Учредительного собрания свершившимся фактом, демонстранты устремились к традиционному месту провозглашения нового революционного правительства — к Ратуше.

Тем временем «Исполнительная комиссия» подняла на ноги буржуазные батальоны национальной гвардии и полки столичного гарнизона. Под их охраной Учредительное собрание возобновило работу, и против Ратуши была немедленно организована карательная экспедиция. Барбес и Альбер, приступившие было в Ратуше к деятельности в качестве членов нового правительства, были схвачены. В следующие дни были арестованы Распайль, Бланки и другие революционные деятели и закрыты их клубы. Была официально ликвидирована Люксембургская комиссия, а ее бумаги секвестрованы. Правительство сместило Коссидьера с поста префекта полиции и распустило его «монтаньяров», создав вместо них «республиканскую гвардию» из отборных полицейских. Под шумок этих событий Кавеньяк усилил парижский гарнизон и заменил менее надежные воинские части более надежными.

События 15 мая дали новый толчок контрнаступлению буржуазной реакции, но парижские рабочие не чувствовали себя побежденными. Перед лицом наступающей реакции они проникались боевыми настроениями и были охвачены решимостью отстоять завоевания и требования «демократической и социальной республики».

В демонстрации 15 мая впервые принимали активное участие рабочие «национальных мастерских». Это наглядно показало несостоятельность расчетов правящих кругов на отрыв работников «национальных мастерских» от остальной рабочей массы. После 15 мая эти связи и сотрудничество продолжали расти. «Национальные мастерские» пополнялись безработными кадровыми рабочими и стачечниками, прибегавшими к работе в мастерских как своего рода «кассе взаимопомощи» во время забастовок и хозяйских локаутов.

В мае-июне 1848 г. стачечное движение в Париже оставалось высоким. Этому способствовала и продолжавшаяся координация деятельности рабочих организаций люксембургскими делегатами. Их Центральный комитет после роспуска Люксембургской комиссии преобразовался в Общество объединенных рабочих корпораций, которое создало по округам Парижа свои окружные комитеты, установившие связи с такими же окружными комитетами делегатов «национальных мастерских».

Общество объединенных рабочих корпораций приступило к изданию своей газеты, девиз которой гласил: «Организация труда посредством ассоциаций. Положить конец эксплуатации человека человеком». Тираж этого первого официального органа представителей парижских рабочих достигал в июне 1848 г. 4 тыс. экземпляров[421].

Газета эта, как и бывшие люксембургские делегаты, оставалась под влиянием луиблановрких идей, однако на ее страницах проявлялись боевые настроения люксембургских рабочих перед лицом распоясывающейся реакции. В газете критиковали Блана за его «трусливое молчание». «Нам необходимо знать, не осуждает ли тебя на молчание гнетущая тебя усталость», — говорилось в статье, осуждавшей такую позицию Луи Блана и заявлявшей ему: «Да здравствует демократическая и социальная республика. Вот клич в наших сердцах, как и на наших устах, и по отношению к этому кличу невозможно, чтобы ты хранил молчание…»[422]

О стремлении к сплочению рабочих и демократических сил говорил также получивший популярность проект организации в столице грандиозного «народного братского банкета» рабочих и демократических организаций. Мысль о таком смотре сил парижской демократии исходила от делегатов «национальных мастерских» и была подхвачена рабочими корпорациями и демократической печатью. Банкет был назначен на 14 июля.

Отражением умонастроений парижского населения явились результаты дополнительных выборов в Учредительное собрание, проводившихся 4 июня. Среди избранных буржуазных кандидатов лишь один принадлежал к правящей республиканской группировке «Насиональ», тогда как пять депутатов были орлеанистами, в том числе избран был Тьер, который одержал победу еще в трех избирательных округах в провинции. Симптоматичным было также избрание в Учредительное собрание в Париже и одновременно еще в трех провинциальных избирательных округах бонапартистского претендента авантюриста принца Луи-Наполеона. За Бонапарта голосовали не только многие контрреволюционно настроенные буржуазные избиратели, но и часть трудящихся, возмущенных политикой буржуазных республиканцев. Характерно было и то, что одновременно в Париже в Учредительное собрание были избраны также левые демократы Коссидьер и Лагранж и такие известные социалисты, как П. Леру и Прудон. Их избрание в данной обстановке носило демонстративный характер и еще более подстегнуло неистовство буржуазной реакции.

Еще больше сблизило буржуазно-республиканскую и монархическую реакцию выдвинутое буржуазией требование роспуска «национальных мастерских». Требование это становилось главным объединяющим лозунгом всех реакционных сил. «Национальные мастерские» оказались в центре нападения буржуазии, так как существование их представлялось ей теперь основным препятствием для развертывания дальнейшего наступления на рабочий класс. «Национальные мастерские» стали помехой безудержному наступлению на заработную плату рабочих, они затрудняли борьбу предпринимателей с забастовочным движением. Тогда как в ряде отраслей легкой промышленности начали ощущаться первые признаки смягчения экономического кризиса и торговые палаты в предвкушении близящегося нового оживления в делах открыто потребовали отмены декрета об ограничении рабочего дня, число работников «национальных мастерских» превысило 110 тыс. человек.

«Исполнительная комиссия», которая уже в середине мая 1848 г. предрешила ликвидацию «национальных мастерских», проявляла колебания, когда дело дошло до осуществления этого решения. Она страшилась всех его последствий и пыталась растянуть его реализацию во времени, смягчив ее паллиативами иных видов помощи безработным. Тем решительнее повели атаку на национальные мастерские монархисты и клерикалы, которым это обеспечивало предводительство в объединенном фронте буржуазной реакции. Хор всей буржуазной прессы провозглашал: «Надо с этим покончить!» Настойчиво добиваясь немедленного роспуска «национальных мастерских», монархисты во главе с Фаллу расчетливо отвечали этому исступленному требованию буржуазии. Нападение на «национальные мастерские» давало возможность спровоцировать пролетариат на борьбу в такой момент, когда он был еще недостаточно организован, и подорвать самый фундамент республики. Вместе с разгромом революционных сил рабочего класса, как это было ясно Фаллу, республика 1848 г. лишалась своей главной опоры, после чего открывался путь к восстановлению монархии.

Буржуазное республиканское правительство, ослепленное классовой ненавистью к пролетариату, кончило тем, что выполнило замысел реакции. 22 июня появилось распоряжение «Исполнительной комиссии», текст которого был одобрен Учредительным собранием. Занятым в «национальных мастерских» рабочим в возрасте от 18 до 25 лет предлагалось вступать в армию, остальные рабочие «национальных мастерских» ставились перед выбором: либо быть выброшенными на улицу, либо отправиться работать в провинцию — на мелиоративные земляные работы в болотистую местность Солонь.