Солдат, военный министр, полководец Барклай де Толли Виктор Безотосный

Солдат, военный министр, полководец

Барклай де Толли

Виктор Безотосный

Официальные заслуги Михаила Богдановича Барклая де Толли были налицо. Он занимал высшие посты в армии, носил чин генерал-фельдмаршала, удостоился самого престижного военного ордена Святого Георгия 1-го класса, причем являлся кавалером всех четырех классов, а таковую награду имели всего четыре человека за всю историю России.

Но… в мнении общества в разные времена его фигура вызывала противоречивые оценки. Особенно много нападок Барклаю пришлось вынести в 1812 году, когда он занимал пост военного министра России. Правда, даже тогда мало кто знал, что главной заслугой этого человека стала подготовка русской армии к войне с доселе непобедимым Наполеоном. Еще перед началом войны в «битве мозгов» он переиграл знаменитого французского полководца и смог предложить блестящий стратегический план военных действий. Во многом принятие им решений базировалось на сведениях о противнике, полученных агентурным путем. Тогда почти никто и не догадывался, что Барклай де Толли являлся и фактическим создателем русской военной разведки (В. Безотосный. «Русская разведка в 1812 году»).

«В трудах и походах»

Вся сознательная жизнь русского полководца прошла в рядах русской армии. На военную службу, по обычаю того времени, он был записан с 10 лет, а действительную службу начал в 17 лет в чине вахмистра и прошел путь от низшей до высших ступеней военного чинопроизводства. Ему, как никому другому, более всего подходила французская поговорка времен Революции – «каждый солдат в своем ранце носит маршальский жезл». Барклай прошел суровую жизненную школу, наполненную воинскими тревогами и лишениями.

В юности он доподлинно узнал, что значит тянуть солдатскую лямку. Получив офицерский чин, благодаря своей грамотности, исполнительности и дисциплинированности он обратил на себя внимание нескольких известных русских военачальников и долгое время занимал при них адъютантские должности. Участие в боевых действиях против турок, шведов и поляков принесло ему известность в армейских рядах как одного из самых храбрых офицеров. В каждую кампанию получал внеочередной чин за отличие в сражениях. Затем он командовал батальоном, стал одним из лучших полковых начальников в России. 3-й егерский полк, шефом которого он являлся, благодаря его заботам о боевой подготовке и неусыпному вниманию к солдатским нуждам, считался одним из лучших полков в русской армии.

В кампании 1807 года против французов генерал-майор М.Б. Барклай де Толли прославился как умелый командир русского арьергарда, получил тяжелое ранение в сражении при Прейсиш-Эйлау и в бессознательном состоянии был вынесен с поля боя. Раненого посетил император Александр I и после личной беседы оценил в полной мере благоразумие и храбрость своего военачальника. Произведенный в генерал-лейтенанты Барклай, оправившись от ран в 1808–1809 годах, принял участие в войне против шведов и вновь отличился.

Наследник суворовских побед

Отряд под его командованием совершил весной 1809 года беспримерный ледовый переход из Финляндии в Швецию через Ботнический залив. Эта экспедиция была чрезвычайно опасным мероприятием, поскольку бури часто взламывали лед, а полыньи и трещины, занесенные снегом, представляли очень большую опасность. Отряд три дня пробирался по ледовой пустыне при жестоком морозе, преодолевая торосы и двигаясь по глубокому снегу, часто выше колена. «Понесенные труды войсками в сем переходе единственно русскому солдату преодолеть только можно», докладывал Михаил Богданович русскому царю. «Труды» не пропали даром. Как гром с ясного неба появился отряд Барклая на шведском берегу и захватил город Умео, находившийся в глубоком неприятельском тылу. Противник оказался меж двух огней и вынужден был пойти на заключение перемирия с русскими.

Новая, по-суворовски быстрая победа русского оружия произвела яркое впечатление на военные круги России, прославила имя Барклая де Толли и укрепила мнение императора Александра I о воинских дарованиях своего военачальника. За этот переход он был назначен главнокомандующим русской армии в Финляндии и получил следующий чин генерала от инфантерии.

Однако столь быстрое возвышение породило и генеральскую оппозицию. В России тогда существовала сложная система чинопроизводства, предусматривавшая старшинство в рамках одного чина. Старшим считался тот, кто раньше получил этот чин, а у генералов даже ежегодно издавались списки по старшинству. Фактически это были остатки и рецидивы уничтоженного в России местничества. Барклай в 1809 году занимал 47-е место в списках генерал-лейтенантов. Получив новый чин, он обошел более сорока генералов. У многих из них Барклай ранее состоял в подчинении. В рядах генералитета его быстрое производство вызвало ропот, а несколько человек, посчитав себя несправедливо обойденными, подали в отставку.

Среди недовольных в первую очередь оказались представители русских высших аристократических кругов и столбового российского дворянства. Уязвленное честолюбие подогревалось и тем, что сына бедного отставного офицера Барклая они считали человеком без роду и племени. В вину ставились и чужеземное происхождение, и непривычно звучавшая для русского слуха его шотландская фамилия, хотя уже его дед являлся русским подданным, а отец дослужился в русской армии до чина поручика. Именно эти факторы, чуть позднее, в 1812 году, и стали первопричиной возникновения откровенной и демонстративной генеральской оппозиции, и даже чуть ли не публичных обвинений Барклая в предательстве интересов России, как иностранца.

Во главе военного ведомства

В январе 1810 года Барклай получил новое назначение – занял пост военного министра. Причем сменил на этой должности не кого-нибудь, а всесильного царского любимца А. А. Аракчеева. Смена руководства на вершине военного ведомства объяснялась весьма просто. Слишком очевидной стала вероятность в ближайшем будущем военного столкновения с наполеоновской Францией. На этом посту нужен был человек, обладавший боевым опытом, грамотный и исполнительный военачальник, знавший не по бумагам, а на практике нужды армии, а главное – способный подготовить русские войска к решающему столкновению с непобедимой военной машиной самого Наполеона. Поэтому выбор императора Александра I пал на Барклая, не имевшего связей и покровителей в высшем обществе и обязанного успешной карьерой в последние годы русскому царю.

И Барклай полностью оправдал доверие своего монарха. За два с половиной года он прекрасно подготовил русскую армию к противоборству с грозным противником. Достаточно сказать, что русские войска, в отличие от предшествующих войн, не испытывали в кампании 1812 года каких-либо существенных недостатков в боевых и жизненных припасах. За этот период были произведены значительные реформы в системе высшего и полевого управления войсками, причем большинство элементов этой системы в видоизмененном виде дожили до наших дней, например, унификация дивизионной и создание корпусной организации. Несмотря на короткий срок и ограниченность в людских ресурсах, Барклаю удалось создать резервы и значительно поднять боевую подготовку войск.

Долгое время считалось, что война 1812 года началась внезапно, а у русского командования даже не было плана военных действий. Но при тщательном анализе эти тезисы не выдерживают никакой критики. Вся подготовка к войне велась по плану Барклая, утвержденному царем в 1810 году. Затем из-под пера военного министра вышло еще несколько проектов ведения боевых действий, как наступательных, так и оборонительных. Окончательное решение было принято перед самым началом войны. И в этом решающее слово сказала русская военная разведка. А у истоков создания ее, как мы уже писали, стоял Барклай. Имевший за плечами большой командный опыт, будучи военным министром, он очень хорошо понимал необходимость создания специальных органов, в обязанность которых входили бы наблюдение за военными приготовлениями грозных «соседей» и охрана собственных военных секретов от нескромных посягательств иностранцев.

Перед открытием военных действий Барклаю стала ясна необходимость создания разведывательных структур при действующих армиях. В январе 1812 года по его инициативе был издан секретный акт «Образование высшей воинской полиции», документ, на основе которого успешно функционировали органы армейской контрразведки в 1812–1815 годах.

«Гроза двенадцатого года»

Стратегия «отступления», принятая Барклаем, оказалась единственно правильной в тех условиях. Но осуществление на практике этой концепции вызвало осуждение не только со стороны генералитета, широкая волна недовольства затронула почти все армейские круги и спровоцировала негодование в обществе. Но несмотря ни на что, Барклай де Толли, назначенный незадолго до войны главнокомандующим 1-й Западной армии (самой большой по численности), упорно и хладнокровно проводил свою линию – войска отступали, не вступая в решающее столкновение с Наполеоном, что в конечном итоге предопределило исход кампании. Правда, плодами избранной до войны тактики воспользовался уже М. И. Кутузов, назначенный царем под напором антибарклаевских настроений единым главнокомандующим. Уже в Бородинском сражении русские и французы имели примерный численный паритет. В этой битве Барклай, как обычно, распоряжался хладнокровно и расчетливо и, по свидетельству многих очевидцев, искал смерти – он появлялся в самых опасных местах, под ним пало несколько лошадей, все его адъютанты были убиты или ранены.

Но судьба тогда не дала ему шанса умереть на поле брани. На знаменитом военном совете в Филях, решившем участь Москвы, Барклай де Толли первым аргументированно доказал необходимость сдачи без боя древней русской столицы ради спасения армии, а в конечном итоге – государства. После того как русская армия стала на позициях под Тарутино, он счел свою миссию выполненной и под предлогом обострившейся болезни покинул ряды армии. Но уже в 1813 году император Александр I вновь призвал Барклая под русские знамена, а после смерти М. И. Кутузова его назначили командовать всеми русскими войсками. Именно под руководством Барклая русские полки стяжали славу на полях сражений в Германии и Франции и победоносно вошли в Париж. И таким образом, поставили победную точку в затянувшейся череде военных столкновений, названную затем историками эпохой наполеоновских войн.

Умер Михаил Богданович Барклай де Толли в 1818 году, занимая пост командующего 1-й армии.

Заслуги этого хладнокровного и благородного военачальника перед Россией в 1812 году велики и в полной мере оказались не оцененными как современниками, так и потомками. Он был и выдающимся полководцем, не боявшимся скрестить шпагу и помериться воинскими талантами с самим Наполеоном. Без всяких преувеличений, его можно назвать и талантливым военным администратором, подготовившим русскую армию к суровым испытаниям 1812 года. Был он и автором единственно возможного и спасительного для Отечества плана в «годину бед и испытаний», плана, оказавшегося очень непопулярным во всех слоях общества. И тем не менее Барклай смог реализовать его на практике, несмотря на мощный всплеск недовольства и лично для себя – «ужасные гонения», показав образец высокого гражданского мужества. Неслучайно его пример вдохновил пушкинский поэтический гений на создание стихотворения «Полководец», строки которого проникнуты пафосом самопожертвования ради верности выбранной цели во имя спасения своей Родины. Современники не знали истинного масштаба деятельности М.Б. Барклая де Толли, так как многое оказалось скрытым под покровом секретности. Лишь в последнее время историки в результате архивных розысков начинают приоткрывать завесу над тайнами 1812 года и находить новые объяснения хорошо известным событиям.

Второй ряд

С трехлетнего возраста, после смерти матери, Барклая отдали на воспитание в семью бригадира русской армии Е. фон Вермелена, женатого на сестре его матери. Однажды в Петербурге с малолетним Барклаем произошел интересный случай. Он ехал со своей тетей в карете по городу. Вдруг дверца экипажа отворилась, и малыш на повороте выпал на мостовую. Тотчас остановилась другая проезжавшая мимо карета. Из нее вышел гвардейский офицер и, ловко подхватив ребенка, передал его испуганной родственнице. Мальчик при этом не проронил ни звука, оставаясь спокойным. И удивленный офицер поспешил заметить: «Это дитя станет великим мужем». Пророчество молодого военного сбылось, а звали этого офицера Григорием Александровичем Потемкиным.

Из воспоминаний современников

«Барклай де Толли с самого начала своего служения обращал на себя внимание своим изумительным мужеством, невозмутимым хладнокровием и отличным знанием дела. Эти свойства внушили нашим солдатам пословицу: «Посмотри на Барклая, и страх не берет»

Из воспоминаний Д. В. Давыдова

«В продолжении всей моей боевой жизни мне встречалось видеть много храбрых (я разумею тут мужество и сохранение присутствия духа в величайших опасностях), но такие качества, как в князе Воронцове, я встречал только у Барклая де Толли и у графа П. П. Палена. В них не замечалось никакого изменения ни в речах, ни в расположении духа, ни в движениях, ни в оных физиономиях».

Из отзыва И. П. Липранди, ветерана наполеоновских войн

«Барклай де Толли разъезжал спокойно под пулями и ядрами неприятельскими, как на прогулке: ободрял солдат ласковыми словами, разговаривал с начальниками и своим спокойствием внушал всем надежду на скорую победу».

Из воспоминаний Ф. В. Булгарина

о кампании 1808 года против шведов

Из архивных бумаг 1812 года

Текст присяги 1812 года для агентов, принятых в ряды русской военной разведки:

Я обещаю и клянусь пред Всемогущим Богом и Святым его Евангелием, что все поручения и повеления, которые я получу от своего начальства, буду исполнять верно и честно по лучшему разумению моему и совести, что за всеми явными и тайными врагами государства, кои учинятся виновными в речах или поступках или окажутся подозрительными, буду тщательно наблюдать, объявлять об оных и доносить, как и где бы я ни нашел их: равномерно не буду внимать внушениям личной ненависти, не буду никого обвинять или клеветать по вражде, или по другому какому-либо поводу; и все, что на меня возложится или что я узнаю, буду хранить в тайне и не открою или не обнаружу ничего ни пред кем, уже бы это был ближайший мой родственник, благодетель или друг. Все сие выполнить обязуюсь и клянусь столь истинно, как желал я. Да поможет мне Господь Бог в сей и будущей жизни. Если же я окажусь преступником против сей клятвы, да подвергнусь без суда и добровольно строжайшему наказанию, яко клятвопреступник. Во уверение чего и подписуюсь.

Из характеристик русских генералов 1812 года, составленных французским разведчиком капитаном де Лонгрю

«Генерал Барклай де Толли. Военный министр. Лифляндец, женат на курляндке, которая видится у себя только с дамами только из этих двух провинций. Это человек 55 лет, немного изможденный, великий труженик, пользующийся превосходной репутацией».

(Его женой была эстляндская дворянка, Елена Ивановна, урожденная фон Смиттен. От брака с ней Барклай имел сына Эрнста Магнуса, вышедшего в отставку в чине полковника.)

Из воспоминаний о Барклае его адъютанта А. И. Сеславина

«Он первый ввел в России систему оборонительной войны, дотоле неизвестной. Задолго до 1812 года уже решено было в случае наступления неприятеля отступать, уступать ему всю Россию до тех пор, пока армии не сосредоточатся, не сблизятся со своими источниками… и, завлекая таким образом внутрь России, вынудить его растягивать операционную свою линию, а чрез то ослабевать…

С первого шага отступления нашей армии близорукие требовали генерального сражения. Барклай был непреклонен. Армия возроптала. Главнокомандующий подвергнут был ежедневным насмешкам и ругательствам от подчиненных, а у двора – клевете. Как гранитная скала с презрением смотрит на ярость волн, разбивающихся о подошву ее, так и Барклай, презрев незаслуженный им ропот, был, как и она, неколебим в достижении предположенной им цели…

Блаженной памяти государь император Александр, уступая гласу народа, назначил главнокомандующим фельдмаршала Кутузова. С этого времени злоба не имела пределов: Барклай был в уничижении, терпел оскорбления всякого рода. Настало Бородинское сражение: произведя чудеса неослабного мужества и восторжествовав над многочисленным неприятелем, Барклай не хотел жить; он искал смерти. Но судьба вела его к величию: Бауцен, Кульм, Лейпциг, Париж обессмертили его и привели в храм славы».

Полководец

А. Пушкин

У русского царя в чертогах есть палата:

Она не золотом, не бархатом богата;

Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;

Но сверху донизу, во всю длину, кругом,

Своею кистию свободной и широкой

Ее разрисовал художник быстроокой.

Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,

Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,

Ни плясок, ни охот, – а все плащи, да шпаги,

Да лица, полные воинственной отваги.

Толпою тесною художник поместил

Сюда начальников народных наших сил,

Покрытых славою чудесного похода

И вечной памятью двенадцатого года.

Нередко медленно меж ними я брожу

И на знакомые их образы гляжу,

И, мнится, слышу их воинственные клики.

Из них уж многих нет; другие, коих лики

Еще так молоды на ярком полотне,

Уже состарились и никнут в тишине

Главою лавровой…

Но в сей толпе суровой

Один меня влечет всех больше. С думой новой

Всегда остановлюсь пред ним – и не свожу

С него моих очей. Чем долее гляжу;

Тем более томим я грустию тяжелой.

Он писан во весь рост. Чело, как череп голый,

Высоко лоснится, и, мнится, залегла

Там грусть великая. Кругом – густая мгла;

За ним – военный стан. Спокойный и угрюмый,

Он, кажется, глядит с презрительною думой.

Свою ли точно мысль художник обнажил,

Когда он таковым его изобразил,

Или невольное то было вдохновенье, —

Но Доу дал ему такое выраженье.

О, вождь несчастливый! Суров был жребий твой:

Все в жертву ты принес земле тебе чужой.

Непроницаемый для взгляда черни дикой,

В молчанье шел один ты с мыслию великой,

И в имени твоем звук чуждый невзлюбя,

Своими криками преследуя тебя,

Народ, таинственно спасаемый тобою,

Ругался над твоей священной сединою.

И тот, чей острый ум тебя и постигал.,

В угоду им тебя лукаво порицал…

И долго, укреплен могучим убежденьем,

Ты был неколебим пред общим заблужденьем;

И на полу пути был должен наконец

Безмолвно уступить и лавровый венец,

И власть, и замысел, обдуманный глубоко,

И в полковых рядах сокрыться одиноко.

Там, устарелый вождь, как ратник молодой,

Свинца веселый свист заслышавший впервой,

Бросался ты в огонь, ища желанной смерти, —

Вотще! —

О люди! жалкий род, достойный слез и смеха!

Жрецы минутного, поклонники успеха!

Как часто мимо нас проходит человек,

Над ним ругается слепой и буйный век,

Но чей высокий лик в грядущем поколенье

Поэта приведет в восторг и в умиленье!

1835 г.