Михаил Барклай-де-Толли

Михаил Барклай-де-Толли

В истории грозы 12-го года фигура полководца М.Б. Барклая-де-Толли с его отступательной стратегией по сей день вызывает жаркие споры исследователей и любителей отечественной военной истории. Его личность в самых разных тонах и полутонах изображалась и продолжает изображаться во многих исторических воззрениях на ход Отечественной войны 1812 года, в серьезных исследовательских трудах и публицистике, в романах на протяжении почти двух столетий.

Вызывают дискуссии как сама личность Барклая-де-Толли, так и его поистине волевые действия в ходе нашествия наполеоновской Великой армии на Россию. Можно привести, к примеру, слова великого поэта А.С. Пушкина из его «Писем последних лет. 1834–1837»:

«Стоическое лицо Барклая есть одно из замечательнейших в нашей истории. Не знаю, можно ли вполне оправдать в отношении военного искусства, но его характер останется вечно достоин удивления и поклонения».

…Первый российский военный министр родился 13 декабря 1757 года имении Памушисе, севернее Шавли, в Речи Посполитой. Он происходил из древнего шотландского рода, известного с конца XI столетия. Его предки в 1621 году переселились из Шотландии в немецкий город Росток на Балтике, откуда Барклаи в 1664 году перебрались в город Ригу. С первой половины XVIII века они состояли на русской службе.

Отцом будущего полководца был отставной поручик Вейнгольд Готтард Барклай-де-Толли, человек лично небогатый. Мать – Маргарита Елизавета, урожденная фон Смиттен. Ее отец был перновским ландрихтером. Семья исповедовала лютеранство. Воспитывался же будущий полководец России с трехлетнего возраста в семье родной сестры своей матери. Ее муж – бригадир Е.В. фон Вермелен служил под знаменами генерал-фельдмаршалов П.С. Салтыкова и П.А. Румянцева-Задунайского, отличился в Семилетней войне.

Так что город на Неве стал родным для М.Б. Барклая-де-Толли. В семье дяди, который считал племянника за приемного сына, он получил хорошее по тем временам домашнее образование: знал русский, немецкий и французский языки, арифметику и фортификацию, увлекся военной историей. В семье Вермеленов ему привили трудолюбие, дисциплинированность, патриотизм и христианские духовные ценности.

Когда Барклаю-младшему (Михаэлю Андреасу) еще не было и десяти лет, дядя записал племянника на службу в Новотроицкий кирасирский полк гефрейт-капралом. Пока недоросль дома познавал науки, он в двенадцать лет получил производство в вахмистры. Действительная служба же для 19-летнего дворянина началась в 1776 году в кавалерии, в Псковском карабинерном полку, квартировавшем в Прибалтике. Через два года получает первый офицерский чин корнета.

В мирное время служба у Михаила Барклая-де-Толли ладилась. В 1783 году он назначается с чином подпоручика адъютантом к командиру Лифляндской дивизии генерал-майору Р.Л. Паткулю. Через три года получает чин поручика и переводится в 1-й батальон Финляндского егерского корпуса. Через два года хождения в егерях становится капитаном. Егерские войска – легкая армейская пехота при императрице Екатерине II только-только становилась частью русской армии. Отбор в ней изначально был достаточно строгий и требовательный.

Боевое крещение офицер получил во Второй екатерининской турецкой войне 1787–1791 годов, при длительной осаде и в быстротечном штурме Очакова, последней твердыне Оттоманской Порты в Северном Причерноморье. В Екатеринославскую армию фаворита Г.А. Потемкина он попал как генерал-адъютант генерал-поручика принца Виктора Амадея Ангальт-Бернбургского (Бернбург-Шаумбургского).

Во время Очаковского приступа 6 декабря 1788 года принц Ангальт-Бернбургский вместе со своим адъютантом находился при 2-й штурмовой колонне. При этом принц по диспозиции, утвержденной главнокомандующим генерал-фельдмаршалом Г.А. Потемкиным, исполнял обязанности частного начальника 1-й и 2-й колонн. Перед началом генерального приступа Барклай-де-Толли вместе со своим генералом участвовал в рекогносцировке турецкой крепости, изучая подходы к ней со стороны русского осадного лагеря.

Принц в ходе приступа лично возглавил 2-ю колонну, когда та бросилась на штурм вражеского ретраншемента. Взяв его в кровавой рукопашной схватке, колонна «кинулась» к Стамбульским воротам крепости, которые защищались янычарской пехотой. Турки защищались отчаянно, с участью обреченных, не сдаваясь и отказываясь от пощады. Штурмующие ворвались в саму крепость по трупам своих и врагов, наполнившим крепостной ров на всю его трехсаженную глубину.

В день штурма и взятия турецкой крепости за отличие Михаил Барклай-де-Толли производится в чин секунд-майора. С орденом его «обошли», но вскоре императрица порешила наградить таких «обойденных» офицеров золотым Очаковским крестом на Георгиевской ленте, приравненным к ордену Святого Георгия 4-й степени.

Через два года М.Б. Барклай-де-Толли переводится в Изюмский легкоконный полк с оставлением в звании дежурного майора при принце Ангальт-Бернбургском. Отличается в кампании 1789 года: участвовал в сражении против турок при Каушанах (командовал отрядом конных егерей, во взятии Аккерманской крепости и занятии более сильной крепости Бендеры).

В апреле 1790 года принц Ангальт-Бернбургский покидает Причерноморье и отправляется на новую для себя войну со Швецией. Барклай-де-Толли вновь оказался вместе с ним. Воевать пришлось в Финляндии, среди лесов и бесчисленных озер и небольших рек, в условиях бездорожья, когда сама природа создавала для людей укрепленные рубежи и труднопреодолимые препятствия. Барклай-де-Толли участвует в деле при деревне Керникоски, в котором принц получает смертельное ранение.

Сменивший принца генерал И.А. Игельстром способного дежурного офицера своего предшественника оставил при себе. Он уже был наслышан о нем и видел секунд-майора в деле.

Интересен такой факт: умирая, принц Виктор Амадей Ангальт-Бернбургский подарил свою шпагу Барклаю-де-Толли. Его военное дарование он оценил в числе первых. Этот жест умирающего от потери крови военачальника стал известен для истории Российской императорской армии. Примечательно, что будущий военный министр и генерал-фельдмаршал всегда держал ее при себе, никогда не расставаясь с таким «знаковым» подарком. С этой шпагой он въехал в побежденный Париж, с нею был похоронен.

Такой подарок был не случаен. Видевший Михаила Богдановича «в службе» генерал-фельдмаршал князь Н.В. Репнин, один из самых прославленных екатерининских полководцев, впоследствии отзовется о нем такими пророческими словами:

«Меня уже не будет на свете, но пусть вспомнят мои слова: этот генерал много обещает и далеко пойдет».

В том же году тот получает за боевые отличия на земле Финляндии производство в премьер-майоры, переводится в Тобольский пехотный полк с оставлением дежурным майором при Игельстроме. В 1791 году Барклай-де-Толли впервые получает строевую командную должность: он назначается командиром батальона вновь сформированного Санкт-Петербургского гренадерского полка, показав себя умелым воспитателем нижних чинов.

Происходят изменения и в личной жизни Барклая-де-Толли. Он женится: его избранницей стала кузина Елена Ивановна (Елена Августа Элеонора), как и мать, урожденная Смиттен, дочь перновского ландрихтера. Супруга, тоже исповедовавшая лютеранство, принесла мужу с приданым небольшое поместье Бекгоф в Фелинском уезде Лифляндской губернии.

В следующем 1792 году полк походным порядком отправляется в Польшу, в которой вызрели тревожные для империи события. В июне гренадеры квартируют в Вильно, а оттуда отправляются на зимние квартиры в Гродно.

Когда в апреле 1794 года вспыхнуло восстание в Варшаве, полку, в котором служил М.Б. Барклай-де-Толли, ставится задача взять Вильно. После его штурма батальонный командир, произведенный в подполковники, отличается в боях с отрядом полковника Грабовского, который начал движение к российской границе. Польские повстанцы терпят поражение, а их начальник вскоре попадает в плен.

Гренадерский полк возвращается на постой в Гродно. Барклай-де-Толли жалуется в Георгиевские кавалеры, будучи награжден Военным орденом 4-й степени.

В том же году следует перевод в Эстляндский егерский корпус командиром его 1-го батальона. В 1797 году батальон разворачивается в 4-й егерский полк (с 1801 года – 3-й егерский полк). Барклай-де-Толли сперва был его командиром, а затем назначается шефом, «сколачивает» полк в полноценную боевую единицу и через год получает чин полковника. В 1799 году 41-летний полковой командир за отличиную подготовку своих егерей производится в генерал-майоры.

За девять лет успешного командования егерским полком пехотный генерал приобрел большой опыт и проявил незаурядные способности, которые не остались незамеченными.

…Когда началась Русско-австро-французская война 1805 года, Барклай-де-Толли командовал бригадой в армии генерала Л.Л. Беннигсена и не успел к сражению 20 ноября под Аустерлицем. Следует возвращение в пределы России.

Затем начинается Русско-прусско-французская война 1806–1807 годов. В первой ее кампании генерал-майор М.Б. Барклай-де-Толли командует отдельным передовым отрядом, защищавшим от французов берег Вислы, а затем возглавляет авангард русской действующей армии.

Противники в тех боях на земле Восточной Пруссии были у него знатные. Пришлось выдержать и яростную атаку прославленного победами наполеоновского маршала Жана Ланна. И вместе с подошедшими войсками генерала Сакена в ходе контратаки опрокинуть дивизию генерала Гюдена. И вести упорный двухдневный бой с авангардом корпуса маршала империи Пьера Ожеро на речной переправе через Вкру.

14 декабря командовал первой линией правого фланга русской армии в сражении под Пултуском. В ходе сражения французам так и не удалось выйти в тыл противнику и отрезать русскую армию от переправ через реку Нарев. Во многом это была заслуга егерской пехоты. Д.М. Бантыш-Каменский так описывает эту страницу биографии Барклая-де-Толли, который:

«…На кровопролитном Пултуском сражении находился впереди правого фланга нашего с тремя егерскими полками, Тенгинским мушкетерским и Конно-польским.

Тщетно маршал Ланн силился отрезать сообщение правого фланга с частью корпуса Графа Буксгевдена: Барклай-де-Толли мужественно выдержал стремительное нападение французских колонн, но, по мере усиления их, принужден был податься несколько назад; потом, поддерживаемый батареею, поставленною в кустарниках, ударил в штыки, опрокинул и отбил отнятыя пушки.

Французы возобновили нападение с большим ожесточением: Барклай-де-Толли снова отступил; но, подкрепленный мушкетерскими полками, Черниговским и Литовским, напал на неприятельские колонны с примкнутыми штыками, произвел в оных ужасное кровопролитие и много содействовал к одержанию победы…»

Наградой генерал-майору и шефу 3-го егерского полка за начальственную распорядительность и примерное мужество на поле брани стал второй по счету Военный орден Святого Георгия, но уже 3-й степени.

При отступлении армии от Пултуска Барклай-де-Толли командовал арьергардом в сражениях 21 января 1807 года при Ауштедте, 22 января под Янковым и 24 января при Гоффе (ныне Дворжно, Польша).

В последнем случае его отряд, заняв позицию на правом берегу реки Алле, начал жаркий бой с подошедшими французами. В дело вступили войска корпусов маршалов Даву и Сульта, а к Гоффе прибыл сам император Наполеон. Русский отряд, потеряв свыше половины своего состава, более суток стойко сражался на арьергардной позиции.

Когда по окончании Русско-прусско-французской войны 1806–1807 годов два императора – России и Франции встретятся для переговоров в пограничном городе Тильзите, стоящем на Немане, Наполеон спросит Александра I:

– Кто тот генерал, который целый день сдерживал моих солдат у польской деревушки Гофф?

– Генерал Барклай…

25-го числа арьергард выдержал сильный бой с напирающими на него французами, что позволило Главной армии сосредоточиться за Прейсиш-Эйлау и подготовиться к битве.

В сражении при Прейсиш-Эйлау Барклай-де-Толли был тяжело ранен «пулею в правую руку выше локтя с раздроблением кости». В бессознательном состоянии он был вынесен из боя под вражеским огнем унтер-офицером Изюмского гусарского полка Сергеем Дудниковым, который позднее за этот поступок был награжден Знаком отличия Военного ордена (Георгиевским крестом).

Генералу пришлось покинуть театр военных действий. Был сперва отправлен на лечение в столицу Восточной Пруссии город Кенигсберг, а затем в Мемель, где остановился на частной квартире. Сюда к нему приехала жена с приемной дочерью Каролиной. Лечение длилось долгих пятнадцать месяцев. Врачи извлекли из раны более сорока (!) обломков костей.

Император Александр I, будучи в Мемеле, в конце марта 1806 года посетил тяжело раненного генерала. Можно утверждать, что это свидание положило начало стремительному возвышению Михаила Богдановича по карьерной лестнице военного человека. Государь тогда же поручил излечение раненого придворному врачу – «медицинскому инспектору» Я.В. Виллие.

За отличие в битве при Прейсиш-Эйлау следует пожалование чином генерал-лейтенанта, что «давало виды» на будущее. Русско-прусско-французская война показала полководческие задатки Барклая-де-Толли.

Свое полководческое дарование М.Б. Барклай-де-Толли «утвердил» в сознании своих коллег по оружию и венценосца Александра I в ходе Русско-шведской войны 1808–1809 годов. В апреле 1807 года он назначается командиром 6-й пехотной дивизии, штаб которой находился в Минске. В начавшейся кампании 1808 года дивизия на первых порах оказалась в резерве. В апреле состоялось назначение командующим отдельным передовым корпусом, действовавшим на территории шведской Финляндии.

«Слава ожидала его в Финляндии» – так потом напишут о Барклае-де-Толли. Действительно, именно здесь о нем заговорили как о «состоявшемся» большом военачальнике. Его талант самостоятельного ведения военных операций показали первые бои со шведами у кирхи Йорос.

Неприятель под напором русского корпуса отступает, без боя сдав важный по местоположению город Куопио и Совалакскую область. Барклай-де-Толли закрепиться здесь не успевает. Оставив в городе небольшой гарнизон, он 8 июля с отрядом выступает на соединение с остатками 5-й дивизии генерала Н.Н. Раевского.

Но 11 июля корпусной командир получает тревожное известие: шведы в больших силах напали на гарнизон Куопио. Барклай-де-Толли с большей частью своих сил возвращается в город и 18-го числа разбивает близ него вражеский морской десант.

На этом его участие в кампании 1808 года прекращается. Тяжело заболевший генерал был вынужден уехать в Санкт-Петербург. В столице стал участвовать в заседаниях Военного совета. Выздоровев, М.Б. Барклай-де-Толли вновь отправляется в Финляндию: в феврале 1809 года следует назначение командиром так называемого «Вазского» корпуса, предназначенного к переходу через Ботнический залив на территорию Швеции. Получив назначение, он сразу же выезжает в Або, а оттуда – в Вазу.

Для перехода по льду Ботнического залива через пролив Кваркен шириной в 100 километров составляется войсковая колонна: 3 тысячи человек при 8 полевых орудиях. Свое движение к берегам собственно Швеции она начала из города Вазы. Замерзший Кваркен таил в себе многие опасности: «Ибо Кваркен зимою наполнен огромными полыньями и трещинами во льду, прикрываемыми наносимым снегом».

Выступив в поход 7 марта, русские войска 10-го числа вышли к берегам противного государства. Шведы, не принимая боя, почти всюду уходили от столкновения без пальбы. Бежала прочь с побережья близ Умео и большая часть местных жителей. Колонна Барклая-де-Толли без боя занимает город. В Стокгольме начинается паника: война пришла из Финляндии на территорию Швеции. Воинствующий король Густав лишился престола.

Пробыв в Умео несколько дней, русский экспедиционный отряд 15 марта двинулся в обратный путь, к берегу Финляндии, в Вазу. В донесении императору Александру I корпусной начальник скажет о переходе через Кваркен такие примечательные слова:

«…Понесены были труды, единственно русскому преодолеть возможные».

Одновременно с этим рейдом проводился и другой подобный: корпус генерала П.И. Багратиона совершил переход по льду на Аландские острова. Эта смелая «двойная» операция русского командования поставила Швецию в безвыходное положение, и та заключила мир с Россией, отказавшись от всяких притязаний на Финляндию.

За успешный зимний переход через Ботнический залив М.Б. Барклай-де-Толли 20 марта 1809 года вместе с П.И. Багратионом производится в генералы от инфантерии. Теперь он, кавалер многих орденских наград, входит в круг высшего генералитета Российской империи. Возраст позволял ему видеть перспективу в армейской службе.

Война со Швецией победно завершилась. Часть армейских сил выводится с театра военных действий. В мае новоиспеченный полный пехотный генерал назначается главнокомандующим Финляндской армией и финляндским генерал-губернатором. В должностной иерархии Российской империи это были, в силу близости к столице, посты большой важности.

В мае 1809 года император Александр I пожаловал супруге М.Б. Барклая-де-Толли – Елене Августе Элеоноре, урожденной фон Смиттен, за военные заслуги ее мужа орден Святой великомученицы Екатерины. Так жена полководца стала Кавалерской дамой, получив право часто бывать при дворе.

Когда Александр I решил посетить Финляндию, эту часть территории Российской державы, примыкавшую к городу на Неве, то Барклай-де-Толли сопровождал государя в поездке из Борго в крепость Свеаборг.

Император получил хорошую возможность лично познакомиться со своим верноподданным, полководческая звезда которого стала восходить к зениту славы. Современники считали Александра I Павловича человеком осторожным, но достаточно проницательным. Поэтому монарх редко ошибался в людях, которых вводил в свое окружение.

К тому времени в России с 1802 года уже действовала система министерского управления. Вскоре после Тильзитского мира 1809 года в Европе стала все яснее ощущаться угроза нового столкновения империи Романовых с наполеоновской Францией. Временщик генерал от артиллерии А.А. Аракчеев, человек лично жестокий, оказался не способен к подготовке военной силы России к новой большой войне, и государь решил заменить его более деятельным и знающим человеком.

Но при этом император Александр I постарался не обидеть своего фаворита. Граф Аракчеев был назначен председателем Департамента военных дел Государственного совета. И получил в подарок пару прекрасных лошадей с санями – настоящим произведением искусства. Только воцарение Николая I в 1825 году положило конец всесилию временщика…

20 января 1810 года генерал от инфантерии Михаил Богданович Барклай-де-Толли назначается главой Министерства военно-сухопутных сил, оставаясь им до сентября 1812 года. По должности своей военный министр становился членом Сената и Государственного совета.

Считается, что сановитый Санкт-Петербург воспринял это назначение достаточно холодно, и даже отчасти враждебно. Михаил Богданович смотрелся для него человеком без связей и покровителей. Да и к тому же сделавший всего за четыре года головокружительную карьеру от генерал-майора до полного генерала (генерала от инфантерии). И «поломавшего порядок старшинства» в генералитете.

…Новому главе Военного министерства на первых порах пришлось заниматься собственными штатами. При Барклае-де-Толли прекратила свое существование Военная коллегия, которая вела свое начало с эпохи царствования Петра I Великого. Теперь всеми военными делами на суше ведало министерство.

Как военный министр М.Б. Барклай-де-Толли проделал огромную работу в преддверии вторжения Великой армии императора французов Наполеона I Бонапарта в Россию. Его деятельность получила название военных реформ 1810–1812 годов. Но это было не просто наращивание военной силы государства перед быстро растущей внешней угрозой. На одном из первых докладов государю Михаил Богданович обратил его внимание на слабую защищенность западной границы России.

Можно считать, что Михаил Богданович еще до занятия поста военного министра имел четкое, собственное видение предстоящей войны России с наполеоновской Францией, которая была «уже не за горами». Через месяц после своего назначения, в феврале, он представил государю доклад «О защите западных пределов России». Военный министр предлагал войну вести оборонительную в междуречье Западной Двины и Днепра.

Возглавив Военное ведомство, Барклай-де-Толли провел ряд мероприятий по военно-экономической подготовке государства к предстоящей большой войне на континенте, совершенствованию системы органов военного управления и подготовки войск, как полевых, так и гарнизонных.

Министерство при нем было разделено на семь департаментов: Артиллерийский, Инженерный, Инспекторский, Аудиторский, Комиссариатский, Провиантский и Медицинский. «Петровская» Военная коллегия как дублирующий департаменты орган была упразднена. При министерстве были образованы Совет, канцелярия, создан Военно-ученый комитет из бывшего Артиллерийского военно-ученого комитета и Военно-топографического депо.

Новый глава Военного сухопутного ведомства трудился во имя Отечества добросовестно и продуктивно. Было подготовлено издание «Учреждения для управления большой действующей армией», в котором определялись права и обязанности высших армейских начальников и штат полевого штаба.

«Учреждение», изданное незадолго до Отечественной войны 1812 года, частично заменяло собой устаревший «Устав воинский» 1716 года, которым русская полевая армия руководствовалась с Петровских времен (и не без успеха) 96 лет (!).

Согласно «Учреждению», командование русской действующей армией вверялось главнокомандующему, давало ему неограниченную власть над войсками. Он «представлял лицо» императора и «облекался властью Его Величества».

Присутствие государя на театре войны автоматически слагало с главнокомандующего «начальство» над полевой армией. Однако в таких случаях полководец «мог остаться при своей власти», если был на то соответствующий высочайший приказ.

Создание «Учреждения для управления большой действующей армией» 1812 года – самая большая заслуга М.Б. Барклая-де-Толли на посту военного министра России. Этот документ обобщал многолетний отечественный боевой опыт и учитывал достижения буржуазной военной системы.

Вводятся другие документы, регламентирующие жизнедеятельность армии: «Наставление гг. пехотным офицерам в день сражения», «Общий опыт тактики», «Воинский устав пехотной дивизии», «Общие правила для артиллерии в полевом сражении», «Начертание на случай военных ополчений».

Военный министр, добившись на то высочайшего указа, ввел в русской армии корпусную организацию, что делало ее в тех условиях более мобильной, маневренной и лучше управляемой в мирное и военное время. В преддверии войны с Францией численность русской армии была заметно увеличена, заблаговременно были подготовлены резервы. Был сформирован лейб-гвардии Московский полк. В приграничной полосе строились новые крепости.

В 1810 году русская армия (полевые, крепостные и гарнизонные войска) состояла из 437 пехотных батальонов и 399 кавалерийских эскадронов. В 1811 году в ее составе значилось уже 498 батальонов пехоты и 409 эскадронов кавалерии, не считая 97 гарнизонных батальонов.

По состоянию на 1 января 1812 года в полевых войсках, то есть в рядах действующей армии, насчитывалось: в пехоте – 201 200 человек (215 батальонов), в регулярной кавалерии – 41 685 человек (41 полк), в артиллерии – 36 500 человек.

Благодаря усилиям Военного ведомства, то есть по исполнении начинаний генерала от инфантерии М.Б. Барклая-де-Толли на посту его главы, к концу 1812 года численность сухопутных сил Российской империи была доведена до 975 тысяч человек, в том числе в полевых войсках было 815 тысяч человек, в гарнизонных – 60 тысяч человек и в иррегулярных – около 100 тысяч человек.

Для увеличения численности вооруженных сил (армии) в предвоенный период по предложению военного министра было проведено несколько внеочередных рекрутских наборов. В 1811 году – один, из расчета 4 рекрута с 500 «душ мужского пола». Эти рекруты направлялись в города Ярославль, Кострому, Владимир, Рязань, Тамбов и Воронеж. В каждом из них формировалось по два пехотных полка, составивших две дивизии. До начала войны они успели влиться в состав полевой действующей армии.

В военном 1812 году было осуществлено три рекрутских набора в сухопутные войска. Под ружье было поставлено более двух процентов дееспособного мужского населения российских деревень. Эти три набора 1812 года дали 1227 тысяч рекрутов. В том же году, кроме того, набиралось государственное ополчение численностью около 200 тысяч человек.

Благодаря усилиям российского Военного министерства в рамках подготовки государства к войне с наполеоновской Французской империей и ее союзниками в марте 1812 года в полевых войсках имелось:

в пехоте – 6 гвардейских полков, 14 гренадерских, 96 пехотных, 50 егерских (легкой пехоты), 4 морских (морской пехоты); всего пехота насчитывала в своих рядах 365 тысяч человек (в это число входили 4 тысячи пионеров, или саперов).

В кавалерии – 6 гвардейских, 8 кирасирских, 36 драгунских, 5 уланских и 11 гусарских полков, при этом общая численность регулярной кавалерии составляла 76 тысяч человек; существовала еще и более многочисленная иррегулярная легкая конница – казачья и национальных формирований (башкирских, калмыцких, тептярей и других).

Часть казачества не могла принять участие в Отечественной войне 1812 года, поскольку была задействована для службы на пограничных укрепленных линиях – Кавказской, Оренбургской и Сибирской. Это относилось прежде всего к таким казачьим войскам, как Кавказское линейное (располагалось на Северном Кавказе по правому берегу реки Кубань и левому берегу реки Терек), большей части Уральского и Оренбургского, а также к сибирским казакам.

Полевая артиллерия русской армии насчитывала 40 тысяч человек при 1620 орудиях (различных систем и калибров), из которых в 5 гвардейских артиллерийских ротах числилось 60 орудий, в полевых батарейных и легких артиллерийских ротах – по 648 орудий и в конно-артиллерийских ротах – 264 орудия.

Все это свидетельствовало об административных способностях М.Б. Барклая-де-Толли на посту военного министра. В будущем немногие главы российского Военного ведомства могли проделать в короткий, всего двухлетний срок подобный огромный объем организационных работ. России же после войн с наполеоновской Францией пришлось участвовать еще в десятке больших войн и военных кампаний.

Но… большая часть этих полевых войск России в случае начала военных действий наполеоновской Франции против нее в начале 1812 года не могла оказаться непосредственно на театре войны по следующим объективным причинам:

в составе Дунайской армии генерала от инфантерии М.И. Голенищева-Кутузова (на территории княжеств Валахии и Молдовы) находилось более 80 тысяч полевых войск, которые участвовали в еще не закончившейся Русско-турецкой войне 1806–1812 годов;

в Крыму и в Новороссии под командованием генерал-лейтенанта герцога Ришелье располагалось 20 тысяч полевых войск, которые были расквартированы там на случай возможного турецкого десанта, поскольку в Стамбуле продолжали открыто заявлять о своих исторических правах на Крымский полуостров и Северное Причерноморье;

на Кавказской пограничной укрепленной линии (от устья Кубани до устья Терека) было сосредоточено 10 тысяч войск под командованием генерал-лейтенанта Ртищева; эти войска (сравнительно немногочисленные с учетом возложенных на них задач) вели борьбу с постоянными набегами «немирных» горцев, прежде всего Чечни и Черкесии, на Кавказскую пограничную линию;

в Грузии на линии государственной границы с Турцией, Эриванским ханством (частью шахской Персии) в закавказских гарнизонах стояло 24 тысячи русских войск под командованием генерал-лейтенанта маркиза Ф.О. Паулуччи;

в Финляндии для прикрытия российской столицы от «традиционного» противника в лице Швеции дислоцировался 30-тысячный корпус под командованием генерал-лейтенанта Ф.Ф. Штейнгеля;

в Москве, будучи в начальной стадии формирования, находилась 27-я пехотная дивизия генерал-майора Д.П. Неверовского (8 тысяч человек), создаваемая из гарнизонных батальонов и вошедшая в состав действующей армии только в самом начале войны;

кроме того, 12 тысяч обученных рекрутов еще не были введены в состав дивизий и 80 тысяч человек пребывали в запасных батальонах и эскадронах полевой армии.

Таким образом, перед самым началом вторжения наполеоновской армии в пределы России из 480-тысячной русской полевой армии для «открытия» боевых действий против неприятеля не могли быть задействованы 264 тысячи человек. В марте 1812 года Россия способна была выставить против Франции с ее более чем 600-тысячной Великой армией всего 218–220 тысяч полевых войск.

Из этих сил в том же месяце марте по высочайшему повелению Военным министерством были сформированы три Западные армии – 1-я (Барклая-де-Толли, 127 тысяч человек), 2-я (Багратиона, 45–48 тысяч человек) и 3-я (генерала от кавалерии Тормасова, около 46 тысяч человек). Последняя из этих армий располагалась на 100 километров южнее от соседней 2-й армии на Волыни, за заболоченными лесами Полесья.

…При Барклае-де-Толли началась серьезная и обширная программа фортификационного укрепления западной государственной границы. Усиливались действующие крепости, в инженерном отношении оборудовались места дислокаций 1-й и 2-й Западных армий. Вдоль рек Немана, Западной Двины, Березины строились укрепленные военные лагеря, депо, склады армейского снабжения. Из числа крепостей наибольшее внимание уделялось Дриссе, Риге, Динабургу, Борисову, Бобруйску, Киеву.

Подготовка России к ожидавшемуся вторжению наполеоновской армии требовала огромных материальных расходов. В два предвоенных года, когда Военное министерство возглавлял М.Б. Барклай-де-Толли, финансовые затраты государственной казны на оборону, прежде всего на нужды армии, были непомерно велики.

Так, из общей суммы расходов государственного бюджета на 1810 год, составлявшей 279 миллиона рублей, на военные цели было израсходовано 147,6 миллиона рублей. В следующем, 1811 году из общей суммы российского бюджета – 337,5 миллиона рублей – на военные нужды пошло 137 миллионов рублей. Общие расходы непосредственно на Отечественную войну 1812 года, по самым скромным подсчетам, составили 155 миллионов рублей. В эту сумму не вошли огромные материальные потери и ущерб, нанесенный неприятельской армией местному населению.

В городах Новгороде, Твери, Трубчевске и Сосницах были созданы основные продовольственные базы для армии. Благодаря усилиям Провиантского департамента Военного министерства к началу войны удалось создать огромные запасы провианта: более 353 тысяч пудов муки, свыше 33 тысяч пудов различных круп и почти 469 тысяч пудов овса.

Одновременно создавались запасы вооружения и боевых зарядов. Орудийное производство оказалось сконцентрированным на казенных литейных заводах, главным образом на Олонецком, Санкт-Петербургском и Луганском.

На 28 казенных и 118 частных чугунолитейных заводах Урала были размещены дополнительные заказы на производство 293 тысяч пудов артиллерийских снарядов. В пересчете на вес трехфунтовой гранаты или ядра это составляло около 4 миллионов снарядов.

В арсеналах Санкт-Петербурга, Москвы, Киева, а также на складах Тульского и Сестрорецкого оружейных заводов накапливалось огнестрельное и холодное оружие, прежде всего стрелковое: ружья пехотные, кирасирские и драгунские, карабины гусарские. Здесь же хранилось большое количество неисправного оружия, подлежащего починке. Главным поставщиком ружей продолжала оставаться Тула с большим числом мелких оружейных мастерских.

Остро стоял вопрос подготовки кавалерийских резервов. По предложению военного министра их создание было возложено на генерала от кавалерии А.С. Кологривова. Вместе с ним этой задачей занимался инспектор внутренней стражи граф Е.Ф. Комаровский. Последний занимался поставкой в армию лошадей. Император Александр I писал ему:

«…Я хочу возложить на тебя весьма важное поручение… И мы, и неприятель более имеем нужды в лошадях, нежели в людях… Пиши обо всем прямо ко мне».

В 1812 году генерал-лейтенант Комаровский закупил 13 тысяч лошадей в Волынской и Подольской губерниях. Здесь помещики по высочайшей воле получили право вместо рекрутов «выставлять» лошадей. Подобных послаблений для центральных областей не делалось. В следующем, 1813 году Комаровский собрал для действующей армии в Курской, Орловской и других губерниях 40 тысяч лошадей. Как показала война, потери лошадей оказались огромны.

Казачество и иные иррегулярные конные войска сами обеспечивали себя необходимым числом лошадей как для всадников, так и для конной артиллерии и обозов. Это давало казне империи два века ее существования огромную экономию.

…Возглавив Военное ведомство, Михаил Богданович позаботился об организации разведки за границей. Летом 1810 года он представил на рассмотрение монарха докладную записку. В ней, среди прочего, он просил разрешения направить в российские посольства военных чиновников, которые занимались бы в европейских столицах агентурной работой. Александр I на это свое согласие дал.

В состав посольств были назначены военные агенты, прообраз современных военных атташе. Они озадачивались письменными инструкциями. К подбору их относились весьма тщательно. Такие люди должны были относиться к числу «храбрых, распорядительных и точных высших офицеров». Однако военный министр посылал военными агентами в столицы Европы не только высших офицеров, но и младших, имевших «природную склонность» к такого рода деятельности.

Кто же олицетворял собой военную разведку в наполеоновской пол-Европе перед грозой 12-го года? В Париже – полковник А.И. Чернышев, будущее второе лицо в империи Николая I. В Вене и Берлине – полковники по квартирмейстерской части Ф.В. Тейль фон Сераскиркен и Р.Е. Ренни (его через год сменил поручик Г.В. Орлов). В Мюнхене – поручик П.Х. Граббе. В Дрездене – майор В.А. Прендель, воевавший в 1799 году под суворовскими знаменами. В Мадриде – поручик П.И. Брозин. Примечательно, что все они в последующем получат генеральские чины.

Лично военным министром для русских агентов за границей была составлена инструкция о ведении ими разведывательной деятельности. Более того, большинство из них он знал лично. Император утвердил военным агентам, как посольским людям, большие должностные оклады – от 800 рублей и выше.

Со стороны казалось, что в руках Барклая-де-Толли сосредоточились все нити управления военной организацией Отечества. Однако он не смог воспрепятствовать тому, что император Александр I на случай войны с наполеоновской Францией принял план действий, разработанный его ближайшим советником по военно-теоретическим вопросам К.Л. Фулем (Пфулем) – прусским генералом на русской службе. Государь не прислушивался к возражениям.

Военный министр знал из донесений разведки, которые приходили прежде всего из Парижа, что к российским границам (в Восточную Пруссию, в Польшу) стягивается огромная наполеоновская армия. Михаил Богданович заблаговременно писал в докладных императору Александру I:

«Необходимо… начальникам армий и корпусов иметь начертанные планы их операций, которых они по сие время не имеют…»

Началу вторжения Великой армии в российские пределы предшествовала разведывательная деятельность сторон. Глава Военного ведомства России не мог не вызывать интереса французских резидентов. Одним из таковых был капитан де Лонгрю, адъютант посла Парижа в городе на Неве Ж.А. Лористон. Он и дал Михаилу Богдановичу следующую характеристику, с которой познакомился Наполеон:

«Генерал Барклай-де-Толли. Военный министр. Лифляндец, женился на курляндке, которая видится у себя только с дамами из этих двух провинций. Это человек 55 лет, немного изможденный, великий труженик, пользующийся превосходной репутацией».

…Россия начинает стягивать свои полевые войска к западной государственной границе. 19 марта 1812 года генерал от инфантерии М.Б. Барклай-де-Толли назначается главнокомандующим 1-й (самой большой) Западной русской армией, номинально оставаясь военным министром. Военное ведомство временно передается в руки генерал-лейтенанта князя А.И. Горчакова.

1-я Западная армия стояла на прикрытии западной границы, дислоцируясь в двух губерниях – Виленской и Гродненской.

По одному из предвоенных планов российского командования 1-я Западная армия в случае вторжения Наполеона должна была сосредоточиться у Свенцян. Оттуда она должна была отойти в Дрисский лагерь и встретить там неприятеля. С началом войны от этого плана, как показал ход событий, пришлось решительно отказаться.

Барклай-де-Толли 31 марта прибывает в Вильно, который являлся армейской главной квартирой. В тот же день он издает Приказ по 1-й Западной армии за? 1. Приказ был краток:

«Вступя в командование высочайше вверенной мне армии, делаю сим известным войскам под начальством моим состоящим. Подлинной подписал Главнокомандующий Армиею Барклай-де-Толли…»

Попав в приграничье, М.Б. Барклай-де-Толли из Вильно направил императору Александру I свои соображения о необходимости перехода русских войск через пограничную реку Неман для последующих наступательных действий против Великой армии Наполеона на польской земле и в Восточной Пруссии. Впрочем, подобные предложения поступили государю не только от него.

Но этот план военного министра по нанесению упреждающего, превентивного удара по неприятелю не был принят. Самодержец дал Михаилу Богдановичу в апреле месяце собственноручный ответ. Вот выдержка из него:

«…Важные обстоятельства требуют зрелого рассмотрения того, что мы должны предпринять. Высылаю Вам союзный договор Австрии с Наполеоном. Если наши войска сделают шаг за границу, то война неизбежна…

При приезде моем в Вильну окончательно определим дальнейшие действия. Между тем примите меры к тому, чтобы все было готово, и если мы решимся начать войну, чтобы не встретилось остановки».

В Вильно 14 апреля прибывает монарх в сопровождении блестящей и многочисленной свиты. Можно полагать, что он остался доволен состоянием войск 1-й русской Западной армии. Этим, пожалуй, можно объяснить такое высочайшее распоряжение:

«…Его Императорское Величество жалует всем нижним чинам бывшим сего числа (8 мая. – А.Ш.) в строю, по рублю и по фунту мяса на каждого».

Александр I осознавал, что не обладает полководческим талантом, поэтому не взял на себя бремя главнокомандующего с неизбежной при этом ответственностью за принимаемые решения. Но он и не внял совету своего военного министра о назначении такого главнокомандующего, предоставив М.Б. Барклаю-де-Толли право отдавать распоряжения от своего имени. Естественно, что важнейшие из них проходили согласование с самодержцем.

…Отечественная война 1812 года началась в ночь на 12 июня. Основные силы Великой армии во главе с самим Наполеоном наносили удар с территории Восточной Пруссии по самой крупной группировке русских войск. Ею и была 1-я Западная русская армия, состоявшая из шести пехотных, трех кавалерийских (они тогда назывались резервными) и одного летучего казачьего корпусов общей численностью (на июнь 1812 года) почти в 120 тысяч человек при 380 орудиях. Войска Барклая-де-Толли располагались в районе Россиены, Вильно, Гродно и прикрывали 220-километровый участок западной границы России.

Всего в состав 1-й Западной армии входило 150 батальонов пехоты, 128 эскадронов кавалерии и 20 казачьих полков. 1-м пехотным корпусом командовал генерал-лейтенант граф П.Х. Витгенштейн, 2-м – генерал-лейтенант К.Ф. Багговут, 3-м – генерал-лейтенант Н.А. Тучков 1-й, 4-м – генерал-лейтенант граф П.А. Шувалов, 5-м (резервным; в его состав входила Гвардия) – цесаревич Константин Павлович и 6-м – генерал от инфантерии Д.С. Дохтуров. Кавалерийскими корпусами командовали генерал-адъютант Ф.П. Уваров, генерал-адъютант барон Ф.К. Корф и генерал-майор граф П.П. Пален 3-й. Во главе летучего казачьего корпуса стоял генерал от кавалерии донской атаман М.И. Платов.

Барклаю-де-Толли подчинялась и соседняя (к югу) багратионовская 2-я Западная армия (вплоть до назначения главнокомандующим Главной действующей армией генерала от инфантерии М.И. Голенищева-Кутузова). В условиях значительного превосходства в силах наполеоновской Великой армии Барклай-де-Толли сумел осуществить отход двух русских армий от линии государственной границы к Смоленску, сорвав тем самым план императора французов разгромить их порознь.

Однако большинство современников, в том числе и русского генералитета, осудило такой план действий российского военного министра «из немцев». События же войны в ее начальный период развивались следующим образом.

После получения известия о переходе наполеоновской Великой армии через пограничную реку Неман Барклай-де-Толли стал незамедлительно стягивать свою армию к Свенцянам, удалившись от линии границы. Он словно приглашал Наполена идти на восток. В то время 2-я Западная армия еще оставалась на месте и, вполне возможно, могла оказаться против правого фланга наступающей неприятельской сухопутной «армады».

Император французов принял такое «предложение». Он был и великим стратегом, и великим тактиком. То есть великим шахматистом в военном мундире, который мог просчитывать и свои действия, и действия соперника на много ходов вперед. И к тому же, как вспоминал позднее его маршал Л.-Г. Сен-Сир:

«Наполеону был известен план, принятый Барклаем-де-Толли и состоявший в немедленном отступлении русской армии на правый берег (Западной) Двины, лишь только французы войдут в Россию».

Первоначально 1-я Западная русская армия отступала к Дриссе, чтобы занять оборону в построенном там по плану Фуля укрепленном лагере. Из-за этого разрыв между 1-й и 2-й армиями значительно увеличился. Кроме того, непригодность Дрисского лагеря для обороны стала очевидной не только для генералитета, но и для самого императора Александра I. Он «поддался» уговорам своего окружения и 7 июля отбыл в Санкт-Петербург, чтобы оттуда управлять воюющей Россией. Это во многом развязало руки Барклаю-де-Толли. Для начала русскими войсками оставляется дрисский лагерь-«ловушка».

Отступление русских войск от государственной границы и нежелание Барклая-де-Толли дать неприятельской армии генеральное сражение вызвали недовольство широкой общественности, и прежде всего в рядах самой армии. Отход ее в глубь России был полон трагических впечатлений. И Михаил Богданович, сам не желая того, «вступил в резкий конфликт с генералитетом, армейской массой и гражданским населением».

Причины этого крылись не только в приказах отступать и отступать еще дальше. «Оппозицию» военному министру в его штабе возглавил не кто иной, как сам великий князь Константин Павлович, считавшийся в то время наследником престола. От него главнокомандующий избавился, отправив донесение государю.

Современники и последующие исследователи свидетельствовали: отступление, как неизбежность начала Отечественной войны 1812 года, единственно спасительный в тех условиях ход ведения военных действий, было не понято патриотически настроенным и потому негодующим российским обществом. Начальствующее поведение старшего по положению главнокомандующего обсуждалось в штабе Багратиона и в собственном штабе Барклая-де-Толли, в полках и дворянских семьях, при царском дворе и в придорожных трактирах.

Авторитет военного министра упал, и он уже не мог претендовать на безусловное верховное командование в начавшейся войне. Не мог, прежде всего, в моральном плане. Однако несомненной заслугой Михаила Богдановича стало то, что он сумел сохранить русскую армию для Бородинского сражения.

Многие ли летом и осенью 1812 года понимали правильность отступательной стратегии полководца? Ведь на всех здравомыслящих в русском стане давила тяжесть впечатлений не дня вчерашнего, а дня сегодняшнего. Вне всякого сомнения, Барклая-де-Толли понимали в те дни лишь немногие. Одним из таких людей был прославленный армейский партизан А.Н. Сеславин, бывший адъютантом и любимцем главнокомандующего 1-й русской Западной армией. Сеславин писал:

«Он первый ввел в России систему оборонительной войны, дотоле неизвестной. Задолго до 1812 года уже решено было, в случае наступления неприятеля, отступать, уступить ему всю Россию до тех пор, пока армии не сосредоточатся, не сблизятся со своими источниками, милиция не сформируется и образуется, и, вовлекая таким образом внутрь России, вынудить его растягивать операционную свою линию, а чрез то ослабевать, теряя от недостатка в съестных припасах людей и лошадей.

Наполеон, ожидая долгое время от россиян наступательной войны, а вместе с тем верной гибели армии и рабства любезного нашего Отечества, сам наступил.

С первого шага отступления нашей армии близорукие требовали генерального сражения; Барклай был непреклонен. Армия возроптала. Главнокомандующий подвергнут был ежедневным насмешкам и ругательствам от подчиненных, а у двора – клевете. Как гранитная скала с презрением смотрит на ярость волн, разбивающихся о подошву ее, так и Барклай, презирая незаслуженный им ропот, был, как и скала неколебим…»

Тот же А.Н. Сеславин, один из самых прославленных героев Отечественной войны 1812 года, приводит такой разговор между ним, офицером-ординарцем, и своим начальником. Который выслушав донесение, неожиданно спросил о чем-то сильно гнетущем его уже многие дни:

– Какой дух в войске и как дерутся, и что говорят?

– Ропщут на вас, бранят вас до тех пор, пока гром пушек и свист пуль не заглушит их ропот.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.