Деревянный мавзолей

Деревянный мавзолей

Через неделю с небольшим после похорон Ленина Леонид Красин выступил в «Известиях» со статьей, озаглавленной «Архитектурное увековечение Ленина». Эта статья положила начало оживленной дискуссии по поводу будущего Мавзолея. Красин подчеркивал, что гробница Ленина — сооружение мировой важности, призванное превзойти Мекку и Иерусалим. Гробница должна быть внушительной, но простой и не вступать в соревнование с прославленной архитектурой Кремля. Красин предложил, чтобы непосредственно на гробнице была устроена трибуна; отсюда деятели партии смогут обращаться с речами к собравшимся на Красной площади массам. По этой причине не следует украшать гробницу крупными скульптурными монументами. Что касается надписи, то она должна остаться прежней: ЛЕНИН. В заключение Красин заверял, что не ставит перед собой цели добиться всеобщего одобрения его замысла, а хочет открыть широкую дискуссию, которая развернулась бы на собраниях трудящихся, партийных собраниях и в прессе[574]. Иными словами, он замыслил привлечь народные массы к возвеличиванию памяти Ленина. Не только будущее здание, но и сама его концепция должны были внушать народу энтузиазм.

Так оно и оказалось. На статью Красина откликнулось множество художников и архитекторов, выдвинувших собственные предложения; в их эскизах отразились самые различные мнения по поводу того, как сделать гробницу Ленина наиболее значительным из всех московских монументов, посвященных вождю, и каким, символическим или образным, может быть ее решение[575]. В то же время в редакции московских газет поступали сотни предложений, касающихся облика будущей гробницы. Один дипломатический служащий предложил воздвигнуть над могилой Ленина гигантскую башню. Она должна была «походить на Эйфелеву, только быть еще выше». В цоколе башни располагалась бы на виду непрерывно рокочущая громадная турбина; с вершины монумента радио- и телеграфная станции посылали бы сообщения во все концы земли; последнюю символизировал бы венчающий здание шар[576]. По мнению художника В. Е. Татлина, Мавзолей должен был стать «триумфом инженерного техницизма» и вмешать огромное количество посетителей. Внутри Татлин предлагал разместить гигантских размеров зал и бюро информации, оборудованное радиостанцией и (сверхсовременная деталь) тремя сотнями телефонов[577].

Этому потоку предложений дали толчок статья Красина и объявление, опубликованное несколькими днями ранее, в котором все желающие приглашались принять участие в конкурсе на лучший проект Мавзолея[578]; сыграл роль и сохранившийся с дней траура повальный интерес ко всему, что было связано с Лениным.

В нервной, лихорадочной атмосфере тех дней, когда не было конца славословиям и в прессе наперебой высказывались мнения относительно конструкции гробницы, странно выглядела заметка в «Правде»: авторы — девятнадцать членов партии и комсомола протестовали против ленинского культа и планировавшегося строительства Мавзолея. Они ссылались при этом на открытое письмо Крупской от 30 января 1924 г., в котором вдова вождя призывала не воздвигать в его память монументов. Далее в заметке говорилось: «Преклоняться надо не перед трупом товарища Ленина, а перед его делом». Лица, подписавшиеся под статьей, предлагали ряд мер по улучшению условий жизни советского народа (таких, как строительство домов и электростанций), которые, как не что иное, способны прославить имя Ленина в веках[579]. Примечательно, что протест против строительства Мавзолея и поклонения телу вождя увидел свет именно в партийном печатном органе. Однако издателем «Правды» являлся Бухарин, и, вполне вероятно, он воспользовался случаем, чтобы высказать свои взгляды на данный предмет. Разумеется, «Известия» ничего подобного не публиковали[580].

Протест «Правды» прошел незамеченным: в редакцию «Известий» продолжал стекаться поток грандиозных проектов и замыслов. Однако, по каким-то соображениям, Комиссия по похоронам проигнорировала результаты ею же объявленного конкурса, и 21 февраля Красин вместе со своим сотрудником Ильей Чивчивадзе остановил выбор на одном из эскизов Щусева, изображавшем деревянный Мавзолей; значительно более скромный, чем большая часть предложенных монументов из камня или металла, новый Мавзолей все же выглядел намного внушительнее, чем невзрачная гробница, спешно возведенная за последнюю неделю января[581]. Причина этого решения была простой: проектирование и строительство такого архитектурного сооружения, которое стало бы достойной данью памяти покойного вождя, заняло бы слишком много времени. А между тем останки надлежало поместить во временную, но достаточно нарядную и удобную для посетителей гробницу. Предшествующая структура из трех кубических объемов не удовлетворяла этим требованиям; кроме того, в ней негде было установить аппаратуру, необходимую для поддержания сохранности тела.

Согласно замыслу Щусева, новый деревянный Мавзолей должен был вдвое превосходить объемом предыдущий и иметь значительно более изящный облик. Он представлял собой единое, гармоничное здание не очень больших размеров, однако завершение из деревянных столбов зрительно увеличивало его высоту. Вместо двух вестибюлей был предусмотрен один, центральный. В проекте было воплощена, в частности, идея Красина: Мавзолей служил не только гробницей, но также и главной трибуной. Щусеву было предложено предусмотреть в верхней части сооружения место для ораторов и, соответственно, ведущие туда лестницы.

В начале марта Комиссия по похоронам утвердила план Щусева[582]. Через две недели строительство Мавзолея началось и продолжалось весь апрель, одновременно с повторным бальзамированием останков[583]. К 1 мая 1924 г. здание было почти готово. Во время празднования Первомая знаменосцы торжественно склонили перед Мавзолеем флаги[584].

10 мая, незадолго до полного завершения строительства, впервые была использована по назначению одна из трибун; после самоубийства Ю. Х. Лутовинова, одного из прежних участников «рабочей оппозиции», там проходила траурная церемония; вожди поднимались по деревянной лестнице и обращались к толпе с трибуны. Часть ораторов принадлежала к числу тех, кто противился идее сохранения тела Ленина: это были Бухарин и Троцкий[585].

К концу мая, когда в Москве был созван Тринадцатый Съезд партии, работа над сооружением Мавзолея подошла к концу. 23 мая делегаты съезда собрались на Красной площади и выслушали обращения с трибуны Мавзолея. В их присутствии 10 000 юных пионеров прошли маршем перед Мавзолеем и дали торжественную клятву быть верными заветам Ленина[586]. Затем делегатов пригласили войти в Мавзолей и осмотреть набальзамированные останки их покойного вождя[587]. Они стали первыми посетителями, допущенными к телу Ленина, с тех пор как Воробьев и Збарский приступили к своей работе. По завершении этого особого показа Мавзолей был вновь закрыт.

Затем Мавзолей был вновь открыт на один день по особому поводу: в середине июня в Москве собрался Пятый Конгресс Коминтерна. 19 июня заседание конгресса состоялось на Красной площади. На трибуне Мавзолея с речью в честь Ленина выступил Калинин. Присутствовало пятьсот делегатов конгресса и толпа из 15 000 человек[588]. Делегаты спустились в Мавзолей и проследовали мимо тела. Газеты того времени воспользовались этим случаем, чтобы ознакомить своих читателей с их будущим объектом паломничества: «Владимир Ильич лежит открытый, как в Доме Союзов. В благоговейной тишине, будто боясь нарушить покой уснувшего вождя, проходят делегаты медленно, не отрывая глаз от облика покойного»[589].