Часть третья

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Часть третья

К счастью человечества, дурные дела редко кому идут на пользу, а потому, злодейски погубив Жанну д’Арк, англичане ничего не выиграли. Жестокая война бушевала еще долго, герцог Бедфорд умер, союз с герцогом Бургундским лопнул, а лорда Тэлбота назначили главнокомандующим английской армией во Франции. Но два неизбежных спутника войны — это голод, потому что крестьяне лишены возможности мирно обрабатывать землю, и чума, которая является следом за нищетой, несчастьями и страданиями. Обе страны вдоволь нахлебались этих бед, не кончавшихся два года. Затем война вспыхнула снова, но английские властители вели ее все хуже и хуже и спустя двадцать лет после гибели Орлеанской Девы, от всех огромных французских владений у них остался только город Кале.

Время шло, и пока во Франции победы сменялись поражениями, дома, в Англии, творились наистраннейшие дела. Юный король подрастал, он был совсем не похож на своего великого отца и, в отличие от него, оказался безвольным и слабым. Он был безобидный, терпеть не мог кровопролития, что само по себе весьма похвально, но, будучи неумным и беспомощным, стал бездумной игрушкой в руках придворных.

Самыми влиятельными людьми сделались в ту пору кардинал Бофор, родственник короля, и герцог Глостер. У герцога Глостера была жена, и поговаривали, будто она занимается ведовством и хочет уморить короля, чтобы ее муж, как очередной престолонаследник, взошел на трон. Говорили, что она, с помощью одной старой чудачки по имени Марджери (которую называли настоящей ведьмой), слепила из воска маленькую фигурку короля и поставила ее у тлеющего очага, чтобы она постепенно плавилась. Считалось, что когда такая фигурка совсем истает, тот, кого она изображает, уйдет из жизни. Я не знаю, была ли герцогиня такой же невеждой, как и все остальные в то время, и в чем заключались ее истинные намерения. Но мы с вами прекрасно понимаем, что она могла по глупости смастерить и растопить тысячу кукол, не причинив малейшего вреда королю и всем прочим. Однако ее предали суду, а с ней вместе старуху Марджери и еще одного герцогского капеллана, якобы им помогавшего. Капеллана и Марджери сразу приговорили к смерти, а герцогиню заставили трижды обойти босиком город с горящей свечой в руках, а затем заточили в темницу и держали там до конца ее дней. Сам герцог взирал на все это так равнодушно, словно был рад избавиться от жены.

Но и ему не довелось пожить спокойно. Королю исполнилось двадцать три года, и придворным не терпелось его женить. Герцог Глостерский хотел женить короля на дочери графа д’Арманьяка. Но предпочтение кардинала и графа Суффолкского было отдано Маргарите, дочери короля Сицилии, женщине решительной и честолюбивой, которая, как им казалось, сможет помыкать королем. Чтобы подружиться с этой дамой, граф Суффолк отправился на переговоры и не только согласился принять ее в качестве невесты короля без всякого приданого, но и пожертвовал двумя важнейшими английскими владениями во Франции. Таким образом, брак был решен на условиях весьма выгодных невесты, Суффолк привез ее в Англию, и в Вестминстере сыграли свадьбу. Какая именно причина заставила эту королеву и ее друзей несколько лет спустя обвинить герцога Глостера в измене, сказать невозможно. Но они сделки вид, что королю угрожает опасность, и заключили герцога в тюрьму. Через две недели Глостер (как было объявлено) был найден мертвым в своей постели, тело его показали народу, а большая часть владений Глостера перешла к лорду Суффолку. Вы, вероятно, уже успели заметить, как подозрительно быстро в ту пору умирали государственные преступники, даже если их сразу не казнили.

Возможно, тут не обошлось без участия Бофора, но это не пошло ему на пользу: через шесть недель он тоже отошел в мир иной, совсем заев себя из-за того, что ему уже восемьдесят, а он все еще не папа.

К той поре Англия окончательно лишилась всех своих французских владений. Люди винили в этом графа Суффолка, ставшего уже тогда герцогом, — ведь это он невыгодно женил короля, возможно, подкупленный Францией. Суффолка обвинили во многих преступлениях, а главное — в измене. Еще его заподозрили в сговоре с французским королем и в том, что он будто бы прочил в короли своего сына. Палата общин так ополчилась на него, что королю (по просьбе друзей Суффолка) пришлось вмешаться и распустить парламент, а Суффолка, ради его же спасения, отправить на пять лет в изгнание. Герцоту с трудом удалось скрыться от лондонской толпы, числом две тысячи человек, поджидавшей его на Сент-Джайлс-Филдз. Но он все же добрался в свое имение в Суффолке и отплыл на лодке из Ипсвича. Переправившись через пролив, он отправил своих людей в Кале выяснить, можно ли ему сойти там на берег. Но ему не давали покинуть лодку, пока в гавани не появился корабль, носивший имя Николаса Тауэрского, на борту которого находилось сто пятьдесят человек. «Как говорится, добро пожаловать, изменник!» — с ухмылкой приветствовал его капитан. Суффолка подняли на борт и держали пленником двое суток, пока вдали не показался небольшой ялик. Когда ялик приблизился, в нем оказалась плаха, заржавевший меч и палач в черной маске. Герцога спустили в ялик, и от шестого удара ржавого меча голова его слетела с плеч. Тогда ялик поплыл к Дувру, где выброшенное на берег тело лежало до тех пор, пока герцогиня не забрала его. Кто из людей, облеченных властью, совершил это убийство, так и не выяснилось. Наказания не понес никто.

Как раз тогда в Кенте появился ирландец, назвавшийся Мортимером, хотя настоящее его имя было Джек Кэд. Джек, подобно Уоту Тайлеру, хотя он был совсем на него не похож, призвал кентский люд покончить с произволом, вершимым английскими правителями. Бунтовщиков набралось двадцать тысяч. Став лагерем в Блэкхите, они под руководством Джека сочинили два воззвания: «Жалобы граждан Кента» и «Требования председателя Большой Ассамблеи в Кенте». Затем повстанцы, отойдя к Севеноуксу, разбили преследовавшую их королевскую армию и прикончили ее генерала. Джек, переодевшись в его доспехи, повел своих молодцев на Лондон.

С триумфом войдя в город по мосту со стороны Саутуорка, он строжайше приказал солдатам не заниматься грабежом. Похвастав перед горожанами своей силой, Кэд и его войско вернулись в Саутуорк, где расположились на ночь. Назавтра они явились опять, захватив за это время в плен лорда Сэя, вельможу, пользовавшегося весьма дурной репутацией. Обратившись к лорду-мэру и судьям, Джек спросил: «Не будет ли вам угодно созвать трибунал в Гилдхолле и допросить для меня этого господина?»

Суд поспешно собрался, Сэя признали виновным, и Джек со своими людьми казнили его на Корнхилле. Они также отрубили голову его зятю, а затем чинно вернулись в Саутуорк.

Горожане равнодушно наблюдем за расправой над нелюбимым ими лордом, но не захотели допустить грабеж в своих собственных домах. А случилось так, что раз после обеда Джек, вероятно позволивший себе немного лишнего, стал шарить там, где стал на постой, а его парни, разумеется, тоже были не дураки и взяли с него пример. Тогда лондонцы, посоветовавшись с лордом Скейлзом, у которого в Тауэре была тысяча солдат, встали на защиту Лондонского моста и не пустили на него Джека с его людьми. Выиграв время, несколько важных особ решили, пользуясь испытанным способом, посеять раздор в армии Джека и надавали от имени государства кучу совершенно невыполнимых обещаний. И солдаты на это купились: одни стали говорить, что им стоит согласиться на предложенные условия, другие — что нет, так как их заманивают в ловушку, третьи сразу отправились по домам, четвертые остались на месте, но все засомневались и перессорились между собой.

Джек и сам не знал, драться или принять предложение, но в конце концов понял, что ему нечего ждать от его людей, — ведь среди них непременно найдется тот, кто выдаст его в обмен на обещанную награду в тысячу марок. И вот, после того как они ругались всю дорогу от Саутуорка до Блэкхита и от Блэкхита до Рочестера, он вскочил на доброго коня и ускакал в Сассекс. Но некий Александр Иден, бросившись следом за Джеком на лихом скакуне, догнал его, вступил с ним в драку и убил. Голову Джека выставили на всеобщее обозрение на Лондонском мосту, повернув ее лицом к Блэкхиту, где он поднчл свой флаг, а Александру Идену досталась тысяча марок.

Кое-кто полагает, что Джека и его людей подстрекал герцог Йоркский, — лишившись из-за происков королевы высокого поста, он был послан наместником в Ирландию. Герцог заявлял (хоть и не во всеуслышание), что он, один из представителей семьи графа Марча, отстраненного Генрихом от престола, имеет большие права на английскую корону. Однако притязания его шли вразрез с установленным порядком: он был потомком графа по женской линии, а Генрих, чья семья находилось у власти уже шестой десяток лет, занимал трон по воле народа и парламента. Генрих Пятый оставил по себе хорошую память, дорогую для всех англичан, и все хлопоты герцога Йоркского пропали бы даром, не окажись здравствующий король глупцом и неумехой. Но две вышеназванные причины открыли герцогу возможности, о которых он и помыслить не мог.

Слышал герцог что-то о Джеке Кэде или нет, но, прибыв из Ирландии как раз, когда голова Джека украшала Лондонский мост, он узнал, что королева натравливает на него герцога Сомерсета, его врага. Взяв с собой четыре тысячи солдат, герцог Йоркский отправился в Вестминстер, упал перед королем на колени, поведал ему о плачевном состоянии страны и попросил созвать парламент. Король согласился. Парламент собрался, герцог Йорк стал бросать обвинения герцогу Сомерсету, а герцог Сомерсет — герцогу Йорку, причем ссора их выплеснулась и за стены парламента, а сторонники обоих герцогов преисполнились злобы и ненависти друг к другу. В конце концов, герцог Йоркский возглавил большое войско и с оружием в руках потребовал изменений в правительстве. Будучи выдворен из Лондона, он встал лагерем в Дартфорде, а королевская армия расположилась в Блэкхите. В зависимости от того, какая из сторон брала верх, под стражу заключали то герцога Йорка, то герцога Сомерсета. Свара поутихла, когда герцог Йорк снова поклялся в верности королю и удалился с миром в один из своих замков.

Спустя полгода королева родила сына, которому народ совсем не обрадовался, не поверив, что это ребенок короля. Герцог Йоркский повел себя как человек порядочный: не стал обращать себе на пользу людское недовольство, а действовал во имя общего блага. Его ввели в совет, и поскольку король был так плох, что неприлично было показывать его людям, назначили лордом-протектором, с тем чтобы он оставался на этом посту до тех пор, пока король не выздоровеет или принц не повзрослеет. Одновременно герцога Сомерсета препроводили в Тауэр. Таким образом, герцог Йорк возвысился, а герцог Сомерсет пал. Однако к концу года к королю вернулась память, и он немного оправился от болезни, чем королева не преминула тут же воспользоваться, отправила в отставку протектора, а фаворита освободила. Итак, теперь возвысился герцог Сомерсет, а пал герцог Йорк.

Эти герцогские взлеты и падения, разделив постепенно целую нацию на сторонников Ланкастеров и Йорков, положили начало жестокой гражданской войне, известной как война Алой и Белой розы, поскольку красная роза была на гербе дома Ланкастеров, а белая — Йорков.

Герцог Йоркский и еще несколько влиятельных лордов из партии Белой розы с небольшим войском, встретившись в Сент-Олбансе с королем, которого также сопровождала немногочисленная армия, потребовал выдать ему герцога Сомерсета. Несчастный король, вынужденный ответить, что скорее согласится умереть, был тотчас атакован. Герцог Сомерсет был убит, а короля, раненного в шею, спрятали в доме какого-то бедного кожевенника. Через некоторое время герцог Йоркский явился к нему, и, попросив за все прощения, перевез в аббатство. Завладев королем, герцог созвал парламент и вернул себе должность протектора, правда, всего на несколько месяцев, потому что король начал выздоравливать, королева со своими приспешниками забрали его к себе, а герцог опять попал в немилость.

Самые мудрые из государственных мужей, понимая опасность этих бесконечных перемен, пробовали помешать войне роз. Белая роза собралась в монастыре доминиканцев, Алая — в монастыре кармелитов, а несколько монахов стали посредниками в переговорах и по вечерам докладывали об их ходе королю и судьям. Дело завершилось договором о мире и обещанием больше не ссориться, после чего грандиозная королевская процессия направилась в собор Святого Павла. Королева шла под руку со своим старинным врагом герцогом Йоркским, показывая, что все уладилось чудесным образом. Мир продлился полгода, до ссоры графа Уорика (одного из могущественнейших друзей герцога) с кем-то из королевских првдворных. На графа, принадлежавшего к Белой розе, было совершено нападение, и свара возобновилась. Туг пошли такие взлеты и падения, какие прежде никому и не снились.

Дальше — больше. После нескольких сражений герцог Йоркский бежал в Ирландию, а его сын, граф Марч, — в Кале вместе с друзьями — графами Солсбери и Уориком. Парламент, собравшись, объявил их изменниками, но самую малость поспешил. Граф Уорик вскоре вернулся, сошел на берег в Кенте и вместе с примкнувшим: к нему архиепископом Кентерберийским, а также другими сиятельными господами напал на королевское войско в Нортгемптоне, мгновенно разгромил его, взял в плен самого короля и держал в своем шатре. Полагаю, Уорик с удовольствием захватил бы и королеву с принцем, но те удрали в Уэльс, а оттуда в Шотландию.

Победители отвезли короля прямо в Лондон и вынудит его собрать новый парламент, который объявил, что герцог Йорк и его сторонники отнюдь не изменники, а законопослушные английские подданные. Затем герцог возвращается из Ирландии впереди пяти тысяч всадников, едет сразу в Вестминстер и входит в палату лордов. Там он кладет руку на золотую парчу, покрывающую пустующий трон, будто думает сесть на него, но не решается. На вопрос архиепископа Кентерберийского, намерен ли он повидать короля во дворце по соседству, он отвечает: «В этой стране, милорд, нет человека, который не хотел бы повидать меня».

Ни у одного из присутствующих лордов не хватает смелости проронить хотя бы словечко, герцог выходит точно так же, как вошел, располагается в королевском дворце и через шесть дней официально оповещает их о своих притязаниях на трон. Лорды отправляются с докладом к королю и после долгого обсуждения, в ходе которого судьи и законники опасаются поддержать ту или другую сторону, принимают решение, устраивающее всех. Корона остается у короля, пока тот жив, а затем переходит к герцогу Йоркскому и его наследникам.

Однако неугомонная королева захотела, чтобы право престолонаследия осталось за ее сыном, и только за ним.

Она вернулась из Шотландии на север Англии, где несколько влиятельных лордов готовы были вступиться за нее с оружием в руках. Герцог Йоркский от них не отстал и незадолго до Рождества 1460 года собрал около пяти тысяч воинов, готовых дать бой противнику. Расположился герцог в замке Сэндлкасл близ Вейкфилда, и Алая роза звала его побыстрее выйти и сразиться с ней на Вейкфилд-Грин. Полководцы советовали герцогу повременить и дождаться, пока подойдет со своими людьми его храбрый сын граф Марч, но тот решился принять вызов. В недобрый час ввязался он в эту битву. Его теснили со всех сторон, две тысячи солдат пали на Вейкфилд-Грин, а сам герцог сдался в плен. В насмешку его усадит на муравейник с травяным венком на голове вместо короны и, будто бы отдавая ему королевские почести, стоя перед ним на коленях, говорили: «О, король без королевства, о принц без подданных, надеемся, Ваше Величество, вы здоровы и счастливы!» А дальше было того хуже: герцогу отрубили голову и поднесли ее на шесте королеве, и та, увидев ее, расхохоталась от радости (вы, конечно же, не забыли, как она шла с ним под руку к собору Святого Павла, исполненная благолепия и смирения) и приказала выставить в бумажной короне на стене Йорка. Граф Солсбери тоже лишился головы, а второму сыну герцога Йорка, юному красавцу, сердце пронзила стрела, спущенная кровожадным лордом Клифордом, когда он перебегал через Вейкфилдский мост. Отца лорда Клифорда убили люди из Белой розы в сражении при Сент-Олбансе. На Вейкфилд-Грин жертв было не счесть и пощады не знал никто, потому что королева жаждала мести. Замечено, что дети одной земли, сражаются друг против друга в междоусобице с большим ожесточением, чем в битвах с иноземцами.

Но лорд Клифорд убил второго сына герцога Йорка, а первый остался жив. Старший сын Эдуард, граф Марч, находился в Глостере и, помывшись отомстить за отца, брата и верных товарищей, двинулся в поход на королеву. Сперва ему пришлось сразиться с отрядами валлийцев и ирландцев, преградившими ему путь. Граф одержал над ними победу у Мортимер-Кросса близ Херефорда и в отместку за погибших в Вейкфилде обезглавил множество пленных. Теперь опять настал черед королевы рубить головы. Двинувшись к Лондону, она встретила между Сент-Олбансом и Барнетом графа Уорика и герцога Норфолка: оба они представляли Белую розу и шли вперед со своими войсками, прихватив с собой короля. Королева одержала победу, но понесла тяжелейшие потери и приказала отсечь головы двум знатным пленным, которые находились в шатре короля, потому что он обещал им свою защиту. Королева торжествовала недолго. У нее не было денег, и ее солдаты занялись грабежом. За это люди, а в особенности богатые лондонцы, возненавидели их. Как только лондонцы услыхали, что Эдуард, граф Марч, вместе с графом Уориком движутся к городу, они приободрились и отказались снабжать королеву продовольствием.

Королева и ее солдаты пустились наутек, а Эдуард и Уорик вошли в город под громкие, летевшие со всех сторон приветствия. Храброго, красивого и добродетельного молодого Эдуарда народ встретил ликованием. В Лондон он въехал завоевателем. Через несколько дней лорд Фальконбридж и епископ Эксетерский, собрав горожан в Клеркенуэлле на Сент-Джонс-Филд, спросили, хотят ли те видеть своим королем Генриха Ланкастера? И толпа ответила: «Нет, нет и нет! Король Эдуард, король Эдуард!» Тогда лорды спросили у людей, будут ли они любить юного Эдуарда и согласны ли служить ему. В ответ те закричали: «Будем! Будем!» и стали бросать в воздух шапки, хлопать в ладоши и веселиться. Вот так, не защитив двух высокородных пленников, Генрих Ланкастер лишился короны, и королем был провозглашен Эдуард Йорк. Обратившись с торжественной речью к народу, который аплодировал ему в Вестминстере, он сел на тот самый покрытый золотой парчой трон, которого коснулся его отец, заслуживший лучшую участь, чем окровавленный топор, до срока обрывавший на протяжении долгих лет в Англии жизнь за жизнью.