Глава V. Англия под владычеством Кнута Датчанина (1016 г. — 1035 г.)

Глава V. Англия под владычеством Кнута Датчанина (1016 г. — 1035 г.)

Кнут правил восемнадцать лет. Поначалу жестокость его не знала границ. После всяческих заверений и клятв в том, что он будет справедлив и милостив ко всем, кто ему покорится, он обвинил в измене и казнил многих знатнейших саксов, равно как и многих родичей покойного короля. «Тот будет мне милее родного брата, — говаривал он, — кто принесет мне голову моего врага». И видно, таких миленьких братцев собрал ось вокруг него порядочно, потому что вражеские головы летели без счета. Кнуту очень хотелось убить Эдмунда и Эдуарда, сыновей бедняги Железнобокого. Но, не решаясь совершить это преступление в Англии, он отправил младенцев к королю шведскому, прося его любезно «распорядиться ими». Если бы король шведский был похож на всех тогдашних королей, он велел бы перерезать их невинные горлышки, но он оказался человеком добрым и воспитал детей с любовью.

Кнут распорядился вынести кресло на берег моря и, усевшись в него, приказал волнам отойти от его ног

А Кнуту между тем не давала покоя Нормандия. Там жили сына покойного Этельреда Эдуард и Альфред. Их дядя герцог мог в один прекрасный день потребовать для них английскую корону. Но герцог, видно, пока об этом не думал, потому что предложил Кнуту в жены свою сестру, вдову Неразумного — все тот же пресловутый цветочек. Ей так хотелось опять побыть королевой, что она бросила детей и вышла за датчанина.

Удача сопутствовала Кнуту. Внешние враги отступили перед силой английского оружия, смутьяны были смирены, так что правил он спокойно и сделал для Англии много полезного. Он даже слагал стихи и развлекался игрой на музыкальных инструментах. Под старость Кнут начал испытывать беспокойство оттого, что руки у него по локоть в крови, и отправился паломником в Рим, надеясь очиститься. Дорогой он раздал чужеземцам уйму денег, хорошенько обобрав перед этим англичан. Все же надо признать, что, разделавшись с противниками, он сильно переменился к лучшему и по праву считается величайшим из всех, кого в ту смутную пору послал англичанам Бог.

Древние историки рассказывают, как однажды Кнут, вознамерившись преподать урок своим не в меру льстивым придворным, распорядился вынести кресло на берег моря и, усевшись в него, приказал волнам прилива отойти от его ног, ибо он владыка земли сей. Волны, разумеется, не послушались и замочили край его одежд. Тогда Кнут принялся стыдить льстецов: «Ясно ли вам теперь, сколь ничтожна власть царей земных в сравнении с властью Царя небесного, который может сказать бездне морской: «Вот твой предел!»». Короли, конечно, вольны чудесить, только мне ясно одно: придворные никогда не перестанут восхвалять своих правителей, а те никогда не устанут их слушать. Ведь если бы Кнутовы угодники не знали наверняка, что он упивается их славословиями, они бы поостереглись столь неумеренно их расточать. И если бы эти хитрецы не догадывались, что государь их в восторге от своей тирады (которой, говоря по правде, и малый ребенок никого бы не удивил), они бы не драли глотку, повторяя ее на все лады. Воображаю себе картинку: король, страшно довольный своим красноречием, гордо восседает в кресле, увязшем в песке, а придворные ломают перед ним комедию, прикидываясь, будто они сражены наповал его великой мудростью!

Как известно, предел положен не только бездне морской. Положен он и земным властителям, и в 1035 году от Рождества Христова Кнут достиг этого предела. У его смертного одра стояла жена, сестра нормандского герцога. И, бросив на нее прощальный взгляд, он, возможно, вспомнил о Нормандии, пугавшей его когда-то, и о двух принцах, живущих в изгнании при дворе дяди. И подумал, наверно, Кнут о том, как велика должна быть нелюбовь братьев к датчанам и саксам, и представилось ему, что грозная туча собирается над Нормандией и медленно ползет в сторону Англии.