Авторский комментарий
Авторский комментарий
Распространение антисоветских листовок и анонимных писем было одним из самых массовых видов сознательной антисоветской агитации и пропаганды. Из 4,5 тысячи надзорных производств по делам об антисоветской агитации и пропаганде за 1953-1986 гг., зарегистрированных в нашей базе данных, около 1,1 тысячи дел (каждое четвертое!) относятся именно к распространению анонимных документов. Из них, по нашим данным, 29% (осуждения заключенных в лагерях не учитываются, о них ниже) приходится на анонимные письма и 71% – на листовки; около 80 дел включали оба вида деяний. Это означает, конечно, не столько сравнительно большую распространенность листовок, сколько более жесткое уголовное преследование за.них.
Доступные нам источники дают далеко не полную картину явления. Не всех авторов документов органам государственной безопасности удавалось «выявить», не всех из выявленных судили, не на всех осужденных имеются надзорные производства в фондах Прокуратуры СССР, а широкое распространение «профилактирования» в 1960-1980-е гг. совсем искажает картину, если строить ее только на основании статистики судебных приговоров. Из докладных записок КГБ в ЦК КПСС ясно, что число обнаруженных авторов листовок и анонимных антисоветских писем в ряде случаев значительно превышало число привлеченных к судебной ответственности. Если до конца 1950-х гг. первое и второе могли приблизительно совпадать друг с другом, то с начала 1960-х порядок цифр стал существенно различаться. Так, например, по данным КГБ, в первом полугодии 1965 г. к уголовной ответственности за распространение антисоветских анонимных документов было привлечено 13 человек, а «установлено» 492 (405 из них «профилактированы»)[320]. Из 1198 человек, «установленных» КГБ в 1967 г., к уголовной ответственности были привлечены 114[321].
17% всех известных нам по надзорным производствам осуждений за распространение анонимных антисоветских документов приходится на заключенных тюрем и лагерей. Если же взять дела только о распространении листовок, то доля приговоров, вынесенных заключенным, поднимется почти до 30%. Эту достаточно специфическую категорию правонарушений мы в дальнейшем не будем учитывать. Дело в том, что мотивами «антисоветских» преступлений заключенных, как правило, были истерическая обида за собственное осуждение (независимо от тяжести совершенного преступления) и расчет. Большинство «политических» проступков совершалось нарочито напоказ (написал листовку и вручил ее оперативному уполномоченному; стоя в шеренге заключенных, выкрикнул антисоветский лозунг; сделал себе на лице антисоветскую татуировку; написал письмо Хрущеву с матерной бранью и за своей подписью). Чаще всего это проделывалось для того, чтобы после повторного осуждения по соответствующей статье попасть в особую зону для политических преступников или же привлечь к себе внимание начальства и добиться перевода в другой лагерь. Считалось, что в лагере для политических сидеть легче, в период массовой реабилитации была еще и надежда освободиться вместе с политическими. А для многих заключенных перевод в другую зону просто был вопросом жизненно важным, поскольку на прежнем месте они приобретали врагов, угрожавших их жизни, становились жертвами домогательств гомосексуалистов или карточных проигрышей. В такой ситуации человек мог спастись из прежнего места заключения, если на него заводилось новое уголовное дело:
тогда подследственного изолировали, переводили в тюрьму, а после приговора могли этапировать в другое место. При этом для преступников, уже имевших значительный срок заключения, новый срок за «антисоветчину» поглощался предыдущим, так что сидеть дольше прежнего не приходилось. (Впрочем, этот расчет не всегда оправдывался: когда заключенный уже был признан особо опасным рецидивистом, имел не одну судимость по статьям, предусматривающим при наличии отягчающих обстоятельств высшую меру наказания, – новое правонарушение могло явиться отягчающим обстоятельством, подводящим под расстрел.) Если к тому же учесть простодушное признание одного из наших героев, что «преступление по антисоветской статье он совершил потому, что его совершить легче всего», то станет вполне очевидно, что дела об антисоветских преступлениях в лагерях весьма опосредованно относятся к проблеме «власть – оппозиция».
По доступным нам данным КГБ (см. таблицу 4), большинство распространителей антисоветских документов были рабочими, на втором месте – студенты и учащиеся школ, затем служащие, пенсионеры и лица без определенных занятий, замыкают список колхозники. Среди «выявленных» авторов неожиданно высокой оказалась доля коммунистов и комсомольцев (20-25%). Довольно значительным, по данным 1962 г., был процент лиц с высшим и средним образованием (более 40%[322]), что в общем-то неудивительно: чтобы писать, особенно более или менее сознательно и целеустремленно, антисоветские документы, нужно было иметь определенный образовательный уровень. Впрочем, некоторые анонимные письма и листовки, как раз наоборот, поражают своей малограмотностью и полной невразумительностью (особенно это относится к антисоветским произведениям заключенных).
Таблица 4. Сведения о выявленных в 1962 и 1965 гг. органами госбезопасности авторах анонимных антисоветских документов (по данным докладных записок КГБ при Совете Министров СССР в ЦК КПСС), в % к общему числу*
1962 1965 Рабочие 35 25 Служащие 18 20 Колхозники 6 7 Студенты и учащиеся школ 20 26 Пенсионеры 10 12 Лица без определенных занятий 10 10 Члены КПСС 9 14 Члены ВЛКСМ 11 12* Составлено по: РГАНИ.Ф. 89. Пер. 51. Д. 1. Л. 2; Пер. 6. Д. 28. Л. 2.
Данные, извлеченные нами из дел надзорного производства Прокуратуры СССР, в целом дают сходную картину социального состава «анонимщиков» и «листовочников», что подтверждает достаточную репрезентативность использованных нами для публикации материалов (см. таблицу 5). Но кроме того, эти материалы позволяют судить о социальной физиономии авторов различных жанров антисоветских анонимных документов.
Принятая в докладных записках КГБ в ЦК КПСС классификация, игнорировавшая различия между листовками и анонимными письмами, имела свой резон. Помимо того что у КГБ были свои (отнюдь не академические) цели и задачи, надо признать, что на практике оба вида документов не всегда легко разграничить. Можно было бы дать следующее определение: анонимное письмо – это то, что посылается по почте (или подбрасывается в почтовый ящик, под дверь, в служебное помещение) конкретному адресату и изготовляется в одном или нескольких, но немногих экземплярах; листовки же расклеиваются или разбрасываются на видных местах, апеллируют к общественному мнению и подразумевают стремление к максимально возможному тиражированию. В реальности встречалось множество промежуточных и смешанных вариантов: листовка, написанная от руки в одном-двух-трех экземплярах; анонимное письмо, переписанное в десятках экземпляров и разосланное множеству адресатов; один и тот же документ, одним и тем же лицом разосланный по почте в виде анонимок и расклеенный, как листовка (при этом по почте могло быть отправлено больше копий, чем расклеено); листовки, которые распространяли путем подбрасывания в почтовые ящики квартир или отправляли по почте реальным или вымышленным адресатам, и т.д.
Затрудняют разграничение жанров и особенности наших источников. В делах прокурорского надзора тексты антисоветских документов приводятся нечасто, в большинстве случаев – только цитаты, краткое изложение или просто указание на их существование. Сами работники следственных органов предпочитали пользоваться термином «документ антисоветского содержания», не уточняя его вида. В силу сказанного, понятия «анонимное письмо» и «листовка», которыми мы пользуемся в данном разделе, не лишены условности.
Из авторов анонимок 12% были прежде судимы, 13% – члены КПСС, 1% – комсомольцы. Средний возраст «анонимщика» – 44 года. Женщин среди них было 9%. 51% являлись жителями больших городов (областных и краевых центров, столиц союзных республик), 18% жили в Москве и Ленинграде (они составляют 34% от живших в больших городах).
Среди авторов и распространителей листовок 15% имели в прошлом судимость, 5% были членами КПСС, 13% – комсомольцами. Средний возраст осужденных за листовки – 29 лет. Жителей крупных городов среди них 47%, Москвы и Ленинграда – 11% (24% от жителей больших городов). Женщин 11% от общего числа.
Из тех, кто был осужден за распространение обоих видов документов, прежде судимых было 10%, жителей больших городов – 64%, Москвы и Ленинграда – 16% (27% от жителей больших городов). Средний возраст – 38 лет.
Грубо говоря, написанием листовок увлекались школьники и студенты, а анонимки (кстати, не только антисоветские) были любимым занятием пенсионеров. Распространители листовок моложе, среди них больше комсомольцев, высока доля учащихся. Отметим, что четверть тех и других составляют рабочие (а из авторов обоих типов документов – треть), колхозников и совхозников мало и сравнительно невелик процент интеллигенции (и ее представители больше писали анонимок, чем листовок). В обоих случаях существенна доля лиц без определенных занятий. Учитывая, что именно среди них было довольно много прежде судимых (14% для анонимщиков и 37% для авторов листовок), следует предположить, что они являлись носителями традиции сочинения листовок, свойственной местам лишения свободы.
Особенности «авторского состава» связаны, конечно, с тем, что написание анонимного письма или распространение листовок были деяниями, различными по степени тяжести. Письмо безопаснее, оно обращено к конкретному лицу, у автора всегда оставалась лазейка – попытаться отрицать наличие антисоветского умысла (тем более когда дело доходило до уголовного преследования), утверждать, что имел в виду «критику отдельных недостатков» или просто делился мыслями («изложил там действительность, но не знал, что эта действительность антисоветского характера»[323]).
Иное дело – листовка. Уже сама форма является знаком сознательного выступления против власти. Понятно, что авторами листовок чаще оказывались представители самой мобильной социальной группы – молодежи, к тому же воспитанной советской пропагандой в романтико-революционном духе. Заметим, что около 15% дел о листовках были групповыми, в то же время мы насчитали всего 5 случаев, когда вдвоем составлялись анонимные письма.
Тем не менее оба вида деяний были наказуемы, и авторов находили, несмотря на их анонимность, и квалифицировалось то и другое по одной и той же статье Уголовного кодекса. Так что в любом случае от автора требовалась некая решимость преступить границу дозволенного.
Таблица 5. Социальный состав авторов «антисоветских анонимных документов»* (по данным анализа надзорных производств отдела по надзору за следствием в органах государственной безопасности Прокуратуры СССР за 1953-1986 гг.), в % к общему числу.
Профессии** Авторы анонимок Авторы листовок Авторы обоих видов «антисоветских анонимных документов» Гуманитарная интеллигенция 8 5 7 Техническая интеллигенция 10 7 10 Медики 1 1 2 Промышленные рабочие 23 24 34 Работники транспорта 2 3 2 Работники сферы обслуживания 14 8 7 Колхозники и совхозники 2 4 6 Учащиеся 3 18 6 Пенсионеры 13 3 9 Работники правоохранительных органов 1 0,5 1 Прочие 6 3 5Окончание таблицы 5
Профессии** Авторы анонимок Авторы листовок Авторы обоих видов «антисоветских анонимных документов» Не имевшие места работы 12 15 8 Место работы неизвестно 5 7 2* При составлении таблицы не учитывались авторы анонимных документов из числа заключенных (см. об этом выше), членов подпольных организаций и групп (им посвящен отдельный раздел), а также сектанты и авторы националистических листовок.
** Предлагаемая нами классификация профессий не совпадает с использовавшимся в сводках КГБ формально-бюрократическим делением на рабочих, служащих, колхозников. Оно, в силу запутанной советской идеологической и бюрократической традиции, не только не отражает реального характера занятости лиц, но и трудновоспроизводимо. Например, занятые одним и тем же сельскохозяйственным трудом колхозники относились к одноименной категории, совхозники же имели статус рабочих, а редкие уцелевшие единоличники, скорее всего, были бы причислены к лицам без определенного места работы; в раздел «служащие» попадали и академик, и уборщица; во множестве случаев без обращения к специальным номенклатурным пособиям невозможно решить, каков был статус данного конкретного рабочего места. В нашей классификации к гуманитарной интеллигенции отнесены люди творческих профессий, работники просвещения, гуманитарных наук, библиотекари; к технической – инженеры, ученые-естественники, математики, техники. Рабочими мы считали занятых в промышленном производстве, за исключением инженеров, делопроизводственных кадров и администраторов высокого уровня (последние отнесены к группе «прочие»); работниками транспорта – служащих железных дорог, шоферов, моряков, летчиков (выделение нами этой группы обусловлено, в частности, тем, что до 1957 г. работники транспорта имели, подобно военнослужащим, особую подсудность и подпадали под юрисдикцию транспортных прокуратур, в 1957 г. объединенных с общегражданскими). Раздел «работники сферы обслуживания» неоднороден и включает в себя в первую очередь специалистов, занятых разнообразной управленческой и бюрократической деятельностью (делопроизводители, бухгалтеры, снабженцы, плановики-экономисты, счетоводы, агрономы, машинистки), собственно работников сферы обслуживания (торговли, общепита) и таких непроизводственных занятий, как сторож, вахтер. «Колхозники и совхозники» подразумевают тружеников сельского хозяйства. К группе «учащиеся» отнесены школьники, ученики техникумов и профессионально-технических училищ, высших учебных заведений (студентов-вечерников и заочников мы относили к другим группам в соответствии с их местом работы). Разделы «работники медицины», «пенсионеры», «работники правоохранительных органов» не нуждаются в комментариях. Что касается лиц, не имевших места работы, то не следует забывать, что следственные органы называли «лицами без определенных занятий» всех, кто на данный момент не числился где-либо на работе, то есть помимо настоящих маргинальных элементов (бродяги, нищие, отбывшие срок заключенные, не спешившие включаться в размеренную жизнь) сюда попадали и домашние хозяйки, временно не работающие люди, кустари-надомники (портные, сапожники) и т.д. Нами замечена также тенденция следователей причислять к этой категории людей пожилого возраста, которые явно должны бы быть пенсионерами. Тем не менее за отсутствием другой информации мы вынуждены пользоваться указанием на род занятий, данным следствием. В выделенную нами группу «прочие» попали военнослужащие (так как они имели особую подсудность, в наших делах их очень мало и нецелесообразно было создавать для них отдельную графу), руководители достаточно высокого ранга, освобожденные партийные и комсомольские работники, священнослужители и т.п.
Изготовление листовок было делом технически непростым. Отдельные, случайные листовки, спровоцированные конкретной ситуацией, писали от руки, иногда печатными буквами, каждый экземпляр отдельно или же под копирку. «Профессионалы» размножали документы на пишущих машинках, использовали резиновые клише, пользовались фотоспособом (написанный от руки или на машинке текст снимали любительским фотоаппаратом и печатали как обычные фотографии), изредка использовались самодельные гектографы. Известны случаи создания небольших подпольных типографий, чаще всего утаскивали откуда-нибудь типографский шрифт.
Доступ к любой множительной технике в СССР был крайне затруднен, и именно из-за боязни, что она послужит антисоветским целям. Например, имевшиеся в государственных учреждениях ксерокопировальные аппараты по требованию КГБ устанавливались в отдельных помещениях, с укрепленными дверями и кодовыми замками, входить туда имел право только сотрудник, ответственный за работу на аппарате. С заказчиками копий он общался через открывавшееся в двери окошко. На изготовление копий следовало оформить заказ с точным указанием количества переснимаемых листов и подписать его у руководителя учреждения, заказы регистрировали в специальном журнале, который регулярно проверяли сотрудники КГБ, сверяя с показаниями счетчика листов на машине.
Конкретные ситуации и мотивы, побуждавшие людей писать листовки, бывали очень разными. Замученный безысходностью житейских проблем, с похмелья и после очередного скандала с женой, человек писал от руки на листках из школьных тетрадей (самый распространенный вид бумаги, особенно в домах людей, не связанных с умственным трудом – большая часть страны и письма писала именно на тетрадных листках) две-три листовки и приклеивал их на видных местах своего села – на стены или дверь магазина, клуба, школы, правления колхоза, просто на забор.
Расскажем здесь вызывающую особое сочувствие историю молодой женщины, жены сельского учителя из Красноярского края. Для нее не находилось работы в деревне, где учительствовал муж (а до соседних населенных пунктов в тех местах – десятки, а то и сотни километров), семья с маленькими детьми жила очень бедно, муж с тоски начал делать в своем дневнике антисоветские записи, а жена хотела повеситься, но муж ее убедил этого не делать, сказав, что «надо бороться». Она, поняв его совет буквально, в феврале 1962 г. написала и расклеила в деревне пять листовок о нехватке в магазинах продуктов, очередях, дороговизне. Этой молодой женщине сильно повезло, ее дело – одно из немногих нам известных – не дошло до суда и было прекращено «за отсутствием состава преступления». Возможно, это могло случиться благодаря кому-то из местных работников КГБ, который просто пожалел учительшу и не стал раздувать дело[324].
А собственно, зачем, с какой целью люди писали анонимки и листовки? Зачем надо было посылать, скажем, главному редактору партийной газеты «Правда» или прямо в Верховный Совет СССР, в ЦК КПСС, лично Хрущеву письма с яростными обличениями советской власти и коммунистов, а то и с непристойной бранью? Понятна, конечно, эмоциональная потребность хотя бы обругать правительство, виновное, по представлениям человека, во всех его бедах. Однако представляется, что за этим не вполне рациональным поведением крылись иные, глубинные, представления о связи вещей.
Многими исследователями и по разным поводам уже отмечалась особая роль в русском сознании письменного слова, литературы, в силу ряда исторических причин в значительной мере взявших на себя не столько культурные, сколько религиозные функции. Эта тенденция наделения написанного или произнесенного слова сверхъестественной силой восходит к древнейшим представлениям, воплощавшимся, в частности, в вербальной магии (магии заклинаний). То же происхождение, кстати, имеет и традиция бранного слова.
Имея это в виду, можно догадаться, что, поскольку в недрах коллективного бессознательного записано, что объекту брани наносится не только обида, но и вред, то был прямой смысл, например, послать Хрущеву непристойную бранную анонимку (а уж обозвать свиньей – это практически наложение заклятия). Анонимное письмо с критикой советского строя, коммунистов играло роль «называния зла по имени», отчего зло должно то ли исчезнуть, то ли утратить силу, поскольку произнесение (знание) имени дает власть над его носителем.
Кстати будет отметить постоянно присутствовавший в антисоветских текстах и речах, унаследованный из русского фольклора мотив «поисков правды». Сколь часто говорилось, что «в СССР правды нет», «нигде у нас не найдешь правды», «в газетах нет правды». «Правда» – это нечто гораздо большее, чем просто достоверная информация, это слово включает представление и о справедливости (причем не в юридическом плане, а скорее в морально-религиозном), и о скрытом «истинном смысле» вещей, проступающем при назывании. Культурный смысл «заклятия правдой» настолько значим, что, на наш взгляд, именно оно сравнительно недавно послужило подсознательной причиной быстрого разочарования российской публики в результатах «перестройки»: ожидалось, что после называния вслух, перечисления проблем и недостатков (в печати, а тем более с высоких трибун) они чуть ли ни немедленно сами собой исчезнут из жизни. А поскольку этого, разумеется, не произошло, возникли недоумение и разочарование.
Таким образом, анонимное письмо представителю власти – это подсознательное «наложение заклятия на злые силы». В то же время письма в адреса зарубежных радиостанций и средств массовой информации в подсознательной основе более прагматичны и современны. Они предполагают использование обличающего, разоблачающего советский коммунизм письма в пропаганде, прочтение его в эфире, публикацию, то есть апелляцию в большей мере к общественному мнению, нежели к мистическим силам.
Листовка (как и ее редуцированная форма – надпись на стене здания, заборе) также публична. Предполагается, что, прочтя ее, люди перестанут оказывать повседневную поддержку неправой власти (в частности, не пойдут на выборы). Такая логика отсылает нас к рационалистическому миропониманию просветителей XVIII столетия. Однако ясно, что этот механистически упрощенный ход мысли не мог бы быть столь распространенным и устойчиво воспроизводимым, если бы не базировался на том же самом подсознательном убеждении в реальной действенности «высказанного слова истины».
Анонимность обсуждаемых нами документов связана не только с желанием избежать кары за крамольное высказывание. Ведь если высказана «правда», то она имеет значение именно как таковая, наличие у высказывания конкретного автора как бы обесценивает его, низводя до чьего-то личного мнения. Отсюда – навязчивое стремление авторов анонимных документов высказаться от имени «всего народа», «всех трудящихся», «пролетариата», «колхозников», какой-либо другой социальной группы, подписаться псевдонимом, обозначающим автора как ничем персонально не выделяющегося представителя народа («Разгневанный», «Справедливый»). Известны случаи своеобразного самозванства: авторы анонимок излагали в них якобы свою биографию, ложную, но наделенную атрибутами типичной биографии «простого советского человека» (скажем, городской служащий писал от лица рабочего большого завода). Все это созвучно не только деперсонифицированному архаическому сознанию, но и ценностям советской идеологии, с малолетства внушавшей людям: «общественное» выше «личного», персональное растворяется в коллективном и только так приобретает ценность. При этом представитель пролетариата ценился выше представителя «союзного с ним» крестьянства, а тот, в свою очередь, был несомненно гораздо в большей степени «народом», чем выходец из интеллигенции.
Очень распространенное явление – листовки, призывавшие к борьбе от имени вымышленной партии или движения. В этих случаях потребность приписать себя к какой-либо массе, узнаваемой идеологической платформе, заявка на которую давалась в названии организации («Всесоюзный демократический фронт. Революционная социал-демократическая партия», «Социалистический союз свободы», «Партия справедливости советского народа», «Подпольная коммунистическая партия Советского Союза», «Чистая марксистско-ленинская партия», «Партия истинных коммунистов» и т.д.), сочеталась отчасти со внушенной пропагандой романтикой революционного подполья. Приведенные названия организаций явно отсылают нас к легендарному началу революции, «ленинскому» периоду, благодаря усилиям пропаганды ставшему символом счастливой, насыщенной высоким смыслом жизни. Подписи под некоторыми листовками как бы отсылают к мифическому «золотому веку» революции, который «испорчен» по вине «плохих людей», но когда-то должен вернуться. Эта психологически значимая для многих авторов листовок цикличность времени представляет собой рационализированные, задавленные образованием и новым воспитанием, но одновременно и оживленные коммунистической пропагандой остатки мифологического восприятия действительности.
Итак, анонимность – это не только потому, что страшно, хотя эта сторона дела несомненно важна, но и потому, что выступать от собственного лица как-то даже и нескромно: а кто ты такой, чтобы твое мнение имело значение; другое дело, если это мнение – коллективное, гораздо лучше обезличить себя в «народе».
И когда под письмами в редакции, партийные и советские органы, руководителям страны чаще стали появляться подписи, это само по себе уже означало разрушение прежней структуры мышления. Представление о значимости персонального мнения, а следовательно и роли личностного начала, готовность быть «не как все» сигнализировали об изменениях в коллективном бессознательном, его трансформации и «модернизации».
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
Авторский комментарий
Авторский комментарий Смерть Иосифа Сталина как реальное политическое событие и как народный миф была рубежом, за которым последовала смена эпох, медленный дрейф в сторону относительной либерализации правящего режима. Социальное и политическое значение события,
Авторский комментарий
Авторский комментарий В раннюю хрущевскую эпоху, как и при Сталине, одним из частых поводов для политических репрессий служили «разговоры антисоветского содержания». Среди дел отдела по надзору за следствием в органах государственной безопасности Прокуратуры СССР за
Авторский комментарий
Авторский комментарий Культ вождей создавал особое отношение как к ним самим (вернее, их публичному образу), так и к замещавшим их изображениям. Роль повсеместно присутствующего портрета Вождя выразительно описана в романе Д. Оруэлла «1984»: повсюду висит один и тот же
Авторский комментарий
Авторский комментарий Суть советской избирательной системы трезво и ясно оценивалась крамольным сознанием. Не нужно было обладать дополнительной (недозволенной) информацией, слушать зарубежные радиоголоса или иметь высшее образование для того, чтобы понять, что выбор
Авторский комментарий
Авторский комментарий Этот раздел книги посвящен индивидуальным действиям протеста, выраженным в открытой и публичной форме. Подобный отказ от обычной анонимности мог быть намеренным или аффективным, продуманным заранее или спонтанным, ограничиваться пьяными
Авторский комментарий
Авторский комментарий Распространение антисоветских листовок и анонимных писем было одним из самых массовых видов сознательной антисоветской агитации и пропаганды. Из 4,5 тысячи надзорных производств по делам об антисоветской агитации и пропаганде за 1953-1986 гг.,
Авторский комментарий
Авторский комментарий Подпольные группы и организации 1950-1980-х гг., хотя их реальные сила и возможности были более чем скромны, представляли с точки зрения режима самую опасную разновидность крамолы. Парадоксально, но, несмотря на это, сведения о количестве осужденных
Авторский комментарий
Авторский комментарий Об истории диссидентского движения в СССР написано так много (от публицистических статей и мемуаров до попыток серьезных академических исследований), оно так хорошо известно как на Западе, так и (сегодня!) в России, что, откровенно говоря, принимаясь
Комментарий
Комментарий Освобожденные рабы не оставляли своих хозяев, чтобы действительно жить на свободе. От бывших невольников ожидалось, что они будут демонстрировать почтительное отношение к человеку, который теперь считался их покровителем (патроном), и в качестве
Дополнение 3 Авторский инвариант русских литературных текстов Приложение: кто был автором «Тихого Дона»?
Дополнение 3 Авторский инвариант русских литературных текстов Приложение: кто был автором «Тихого Дона»? В.П. Фоменко, Т.Г. Фоменко.(Т.Г. Фоменко — кандидат технических наук, специалист в области обогащения полезных ископаемых, автор многих книг по обогащению и флотации,
2. Что такое авторский инвариант
2. Что такое авторский инвариант Под АВТОРСКИМ ИНВАРИАНТОМ мы понимаем количественную характеристику литературных текстов (некий параметр), которыйа) однозначно характеризует своим поведением произведения одного автора или небольшого числа «близких авторов»,
10. Как можно применять обнаруженный авторский инвариант Возможное обнаружение плагиата
10. Как можно применять обнаруженный авторский инвариант Возможное обнаружение плагиата Одно из возможных применений обнаруженного авторского инварианта — это распознавание плагиата, установление возможного авторства и т. п. Можно предложить следующую естественную
11. Статистический анализ творчества М.А. Шолохова Авторский инвариант «Тихого Дона» резко отличается от авторского инварианта других произведений М.А. Шолохова
11. Статистический анализ творчества М.А. Шолохова Авторский инвариант «Тихого Дона» резко отличается от авторского инварианта других произведений М.А. Шолохова Внимательный читатель, наверное, уже отметил, что из исследованного нами списка 28 писателей почему-то один
Взвешенный авторский комментарий
Взвешенный авторский комментарий Хватит! Довольно! У всего есть предел, даже у моего безграничного терпения!.. Читатель, ты видишь, как я взбешён!!! (Да! Три восклицательных знака.)Я взбешён очень сильно. Настолько, что даже забыл придумывать названия для глав! Никогда раньше
Ещё более взвешенный авторский комментарий
Ещё более взвешенный авторский комментарий …Стоп, стоп, стоп… погодите, я на секундочку, да, я автор, уфф, опять я, постойте… Я передумал. Не надо их сажать, вот так. Ребята из ФРС очень хорошие люди. Зачем им жизнь портить? Благотворительностью занимаются… Знаете что?
Авторский коллектив
Авторский коллектив Михаил Анатольевич Бойцов – д.и.н., ординарный профессор НИУ ВШЭ, профессор Школы исторических наук, заведующий Научно-учебной лабораторией медиевистических исследований НИУ ВШЭ.Андрей Юрьевич Виноградов – к.и.н., доцент Школы исторических наук,