Сведения для Сталина

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сведения для Сталина

Лето 1942 года. Украинский город Ровно. Там Кузнецов — он же Пауль Зиберт, пехотный обер-лейтенант, фронтовик, статный и храбрый, два железных креста и медаль «За зимний поход на Восток». Он залечивает раны и поэтому временно в хозяйственной команде. Он знает толк в деньгах, товарах, вечеринках, вине и женщинах.

Ровно — столица оккупированной Украины, город сделок, торговли, военного разврата. Хозяин здесь тот, кто имеет деньги и товар. Зиберт имел и то и другое. На него работали партизаны и разведчики из спецотряда полковника Медведева. Они выскребали вагоны и грузовики, чемоданы и бумажники немецких офицеров и чиновников. Оккупационные и рейхсмарки, драгоценности, французские коньяк и вина, сигареты, галантерея и косметика — все для Зиберта.

На очередной пирушке он столкнулся с человеком Скорцени майором фон Ортелем. Скорцени — легенда, супермен «третьего рейха», человек особого назначения, диверсант и террорист. Его люди — его отражение. Ортель и Зиберт глянулись друг другу, симпатия с первой рюмки. Лихой «пехотинец» и непростой майор.

 — Что делаешь в этой дыре, обер-лейтенант?

 — Служу по хозяйственной части после ранения.

Новая встреча. Рюмка к рюмке и вопрос:

 — Деньги есть, обер-лейтенант?

 — Для вас, майор... Сколько надо?

И вновь застолье — привычный блеск бокалов, обжигающий коньяк «Вье» из Франции, шепот горячих губ и шорох юбок в соседних комнатах. И опять этот парень здесь — Пауль Зиберт. Приятен, черт!

И вдруг:

 — Пойдешь ко мне?

 — Зачем? Я же пехотный офицер.

 — Э, лейтенант, брось! Ты не для окопов.

И дальше слова, обошедшие через десятилетия все исторические повествования: за персидскими коврами поедем! В Москве, на Лубянке, люди Судоплатова, начальника 4-го управления НКВД (разведка, диверсии, террор) оценили слова майора фон Ортеля: это Тегеран, это покушение на «большую тройку», это угроза для Сталина, Рузвельта, Черчилля на тегеранской конференции. И скорее всего — за этим Скорцени.

И в Ровно Зиберт оценил эти слова. И увесисто, как парабеллум, лег на стол тугой бумажник для фон Ортеля.