Герасимов: уход со сцены

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Герасимов: уход со сцены

Азеф кончил плохо. Сегодня тайны в этом нет. В партии стало известно о его двойной игре, его предательстве, работе на охранное отделение. Постарался Владимир Львович Бурцев — революционер, ставший историком. И он же добился от бывшего директора Департамента полиции Лопухина признания о сотрудничестве Азефа с «охранкой». Скандал тряхнул российские верхи. За свои откровения Лопухин оказался на каторге. А шум от этих признаний, откровений, разоблачений достиг мировых вершин. Дела Азефа, Лопухина и в связи с ними деятельность Столыпина и Герасимова перемывались российской и западной прессой. Злорадствуя, газеты писали о том, что покушения, организованные Азефом, делались по указаниям Рачковского, а потом и Герасимова, что кровь высших сановников и на их совести. Хуже было то, что в правительстве и в окружении царя этому начинали верить.

Когда поутихло с Азефом, Герасимов ушел в отпуск. Все же четыре года без единого отпускного дня на на посту начальника Петербургского охранного отделения давали себя знать. Послеотпускные перспективы ожидались неплохие: Столыпин обещал место заместителя министра внутренних дел, в ведении которого руководство всей полицией. Но повернулось иначе.

Пресса опять начала ворошить угасшие было подозрения о связи Герасимова с Азефом и о причастности генерала к терактам. А тут еще возникло дело Петрова. Эсер, арестованный полицией, дал согласие работать на нее. Обговорили условия сотрудничества и организовали ему побег. Оказавшись за границей среди своих, он честно поведал о своей новой миссии. И тогда ему поручили убийство Герасимова, который наставлял его в агентурных делах. Увы, Герасимов уже был вне должности начальника петербургской «охранки». И тогда Петров убил его преемника полковника Карпова. А на допросах упрямо твердил, что убил по договоренности с Герасимовым.

Петрова повесили по судебному решению. А Герасимова еще больше стали подозревать в сотрудничестве с террористами. Это подозрение, как и интриги завистников, склоняли верхи к преданию его военному суду. И лишь Столыпин остановил эту невменяемую суету. Еще не хватало после дел Азефа и Лопухина начать дело Герасимова! Герасимова, героя подавления революции 1905 года! Тогда уж точно на политической полиции в России можно ставить крест.

В конце 1909 года Герасимова отправили в почетную отставку — сделали генералом для поручений при министерстве внутренних дел (и поставили под негласный надзор полиции). А в начале 1914 года он сам подал прошение об отставке, что и было удовлетворено властью без сожаления. Пенсию ему положили по тем временам весьма богатую — 3600 рублей, которую еще семь лет назад сам Столыпин впрок выхлопотал ему за заслуги.

Войну и февральскую революцию Герасимов встретил в Петербурге. И начались бесконечные его показания для Чрезвычайной комиссии Временного правительства, разбиравшейся с делами полиции. В октябре 1917 грянул большевистский переворот, а в мае 1918-го к нему зашел один знакомый, служивший тогда у большевиков. И он сказал: «В Москве настроение очень тревожное, неизбежно начало террора, скоро будут произведены большие аресты». Совет его был: не медлить и двигаться куда-нибудь за пределы досягаемости большевистской власти. Герасимов подался на юг. «После я узнал, — вспоминал он, — что буквально через несколько дней после моего отъезда в Петербурге начались аресты сановников старого режима. Приходили и за мною»10.

В конце концов он оказался в Берлине, где и прожил остаток жизни. Занимался тем, что писал мемуары и вел бухгалтерию в мастерской дамского платья, что держала жена.

В ведомости писал тонким каллиграфическим почерком: «1) Платье декольтированное из черного муара, обрамленное лентой — для фрау Гильденверк, 105 марок. 2) Платье...»

По воскресеньям ходил обедать в русский пансион фрау Бец, что в двух шагах от главной улицы Берлина, Унтер ден Линден. Недорого, сытно и по-русски. За столом сходились бывшие российские политики и государевы люди. Предавались воспоминаниям и пережевывали версии: «А если бы...» К нему обращались «ваше превосходительство», и он рассуждал умно и интересно.

Было ему 83 года, когда смерть забрала его тихо и незаметно. Случилось это в марте 1944-го.