ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Солнце поднялось высоко, становилось жарко. Со стороны Меса-Секо подул горячий ветер.
Айра Джонсон сидел в седле и смотрел, как одна из коров с запавшими боками зашла в реку и начала пить. Животные отощали на перегоне, не много удастся получить за них в старательских поселках по ту сторону Алмазных Вершин.
Корова напилась, вышла Из воды и присоединилась к остальному стаду, которое паслось на берегу. Стадо далеко не разбредалось, потому что было жарко, да и хорошая трава росла только у берега. Джонсон подумал, что на следующее утро коров будет легко собрать, чтобы гнать дальше. Но сам он не собирался ехать с погонщиками. До следующей воды было миль тридцать…
Он почувствовал, что устал, и повернул коня в лагерь, который они разбили в четверти мили ниже по реке. От костра лениво поднимался дымок. Джонсон с удовольствием подумал, что выпьет сейчас кофе и завалится спать. С тех пор, как он выехал из Дугласа следом за Бреннаном, он почти не слезал с седла.
Конь ускорил шаг, разделяя желание Джонсона отдохнуть от палящего солнца в тени деревьев. Неподалеку от лагеря поднималась скалистая стена, которая отделяла эту долину от Каньона Затерянных Ручьев. Посмотрев туда, где виднелся вход в туннель, почти скрытый листвой, Джонсон почувствовал беспокойство. Следовало послать людей обратно в лагерь «Треугольника», чтобы проверить, все ли в порядке. Но Шкворню ведь ничего не докажешь. Стюарт всегда все делал по-своему и не слушал ничьих советов.
Беспокойство Джонсона возросло, когда он подъехал
к лагерю и спрыгнул с седла. Большинство людей спали. Шкворень играл в карты с Несбитом. Тяжело раненный Самовар лежал поодаль и что-то бормотал в бреду.
Джонсон отвел коня на лужайку под дубами, где стояли остальные лошади, привязанные по-индейски к веревке, протянутой между двумя деревьями. Он расседлал его и вернулся к костру, захватив с собой седло и одеяла. Шкворень посмотрел на Джонсона, который устраивал себе постель, и спросил:
— Видел что-нибудь? Джонсон покачал головой.
— Слушай, Шкворень, коровы здорово отощали. Нам бы надо их попасти недельку, прежде чем гнать на север. Пусть нагуляют мяса.
— Да, тощая скотина, — согласился Шкворень. — Их ведь гнали из самого Техаса.
Джонсон присел у костра, ополоснул жестяную кружку и налил себе кофе из кофейника, стоявшего на плоском горячем камне.
— Только у нас времени нет, — продолжал Шкворень, — мы даже переклеймить их не успеем. Ничего, Мэрдок возьмет их и не будет задавать слишком много вопросов.
— Мэрдок никогда и не задавал вопросов, — сказал Джонсон, прихлебывая кофе.
Шкворень не любил этого длинного разведчика, но Джонсон был близок к Элисону, поэтому приходилось мириться с его присутствием.
— Ты когда уезжаешь? — спросил управляющий «Пикового Туза».
— Утром. Я уже почти три дня в седле, весь зад отбил. Я вздремну немного.
— Придется тебе взять Самовара, — сказал Шкворень, радуясь, что можно поручить Джонсону неприятную работу. — Бросать его здесь нельзя, а с собой тащить — тоже никак. Он не выдержит.
Джонсону не хотелось возиться с раненым, однако приходилось согласиться.
— Ладно, возьму.
Он вымыл кружку и поставил ее на камень рядом с кофейником.
Шкворень снова взялся за карты, а Джонсон свернул сигарету.
Докурив сигарету, он бросил окурок в огонь и улегся на своих одеялах под деревом, но уснуть не мог. Он никак не мог отделаться от чувства, что что-то идет не так.
— Эй, Шкворень, неплохо было бы послать кого-нибудь в лагерь «Треугольника». Кто-то из техасцев мог остаться в живых, — сказал он.
Шкворень помотал головой.
— Говорю тебе — мы всех уложили. Никого не осталось. А у тебя нервишки сдают. Пей поменьше.
Во время налета Джонсон находился на утесе. Это он снял часового. Поэтому о том, что происходило внизу, знал только со слов Шкворня. Приходилось верить ему на слово.
Джонсон снял сапоги и улегся поудобней. Под дубом было прохладно. Он очень устал, и несмотря на беспокойство, вскоре уснул.
Несбит бросил карты на одеяло и поднялся.
— Черт возьми, — проворчал он, — а ведь он прав, Шкворень. Надо съездить посмотреть. Шкворень усмехнулся.
— Хочешь — так поезжай. Зря только проездишь.
— Так спокойней будет, — возразил Несбит. Он посмотрел на солнце, которое висело прямо над головой. — К закату вернусь.
Управляющий достал кисет.
— Дурак ты, Несбит. Делать тебе нечего, — беззлобно сказал он.
Он лениво следил, как Несбит оседлал серую лошадь и уехал.
Самовар просил пить. Ему пришлось повторить раз пять, прежде чем Шкворень сердито отшвырнул сигарету, встал и подошел к раненому…
«Преподобный» Джонни лежал на обломке скалы, наблюдая за лагерем внизу. Солнце припекало его плечи и шею, пот заливал глаза.
Он прошел пешком долгий путь, движимый ненавистью и желанием узнать, куда налетчики угнали стадо. Следуя за стадом, он не замечал расстояния, но сейчас, лежа на животе, почувствовал, как гудят ноги.
Он вытер пот, откинув со лба мокрую прядь волос. Воздух между ним и лагерем дрожал от зноя, но он ясно видел, что происходило у костра. От реки к лагерю подъехал всадник, спешился и расседлал коня.
Джонни посмотрел на коров, которые мирно паслись на берегу. Видимо, налетчики решили как следует отдохнуть, прежде чем гнать стадо дальше. Они вели себя так, будто у них было полно времени и им нечего опасаться.
Когда в лагере началась стрельба, Джонни охранял стадо. Он был далеко от своих, кроме того — испугался и растерялся. Когда ему удалось преодолеть страх, все уже кончилось. Джонни спрятался в кустах. Он видел, как налетчики угнали стадо, и решил последовать за ними. В лагерь он не возвращался и не знал, остался ли в живых кто-нибудь из его товарищей. Сейчас, лежа здесь, Джонни остро ощущал свою беспомощность.
Ему понадобится целый день, чтобы дойти до Дугласа и сообщить Ларри, что случилось. Еще больше времени уйдет, чтобы организовать погоню. Они здесь чужие, а люди вообще неохотно рискуют жизнью из-за чьих-то коров.
Джонни не очень-то доверял людям — тяжелое детство оставило в его душе свой след. Он осиротел, когда ему не было еще и пяти лет. Родственники, у которых и без него было достаточно голодных ртов, сбывали его с рук на руки. Он успел узнать и равнодушие, и горечь обид. Ему было едва ли больше двенадцати, когда он попал на ранчо «Треугольник». Там, впервые с тех пор, как умер его отец, он встретил сочувствие и доброту.
Годы, проведенные на ранчо, сгладили горечь в его сердце, но недоверие к людям осталось. Он ни с кем близко не сходился, довольствовался своим собственным обществом, но всегда помнил то хорошее, что дало ему ранчо «Треугольник». За это он платил верностью. И эта верность своему ранчо заставляла его сейчас мучиться от бессилия.
Джонни ничего не мог поделать. Он чувствовал на своем бедре тяжесть «Смит-и-Вессона» Сорок четвертого калибра, но револьвер здесь был бесполезен. Будь у него ружье, он мог бы достать из него до лагеря, но даже ружье не дало бы ему никаких шансов на победу. Тут нужен был не один ствол, а гораздо больше.
Джонни отполз, чтобы его не увидели из лагеря, встал и, пригнувшись, побежал к гроту, из которого туннель вел в Каньон Затерянных Ручьев. Через двадцать минут он остановился перед ним, чтобы перевести дух. В четверти мили от себя Джонни увидел Несбита. Тот направлялся в его сторону.
По дну туннеля струился ручей. Джонни бросился по его руслу, разбрызгивая воду. Вскоре он добрался до небольшого водопада. Ручей падал с высоты нескольких футов, и шум воды отдавался под сводами пещеры. Здесь туннель поворачивал и терялся в непроглядной тьме.
Джонни остановился и оглянулся назад. На «фоне светлого входа в пещеру появился силуэт всадника. Парень спрятался за выступом, прижавшись спиной к мокрой, холодной стене и вытащил из кобуры свой „Смит-и-Вессон“. Он дрожал, сам не понимая отчего: то ли от холода, то ли от нервного напряжения. Шум воды заглушит выстрел, и Джонни надеялся, что в лагере его не услышат.
Вдруг что-то мелькнуло рядом с его лицом. Это была летучая мышь, потревоженная вторжением непрошенного гостя. Джонни испуганно отшатнулся, поскользнулся на мокрых камнях и едва не упал. Несбит услышал его движение. Он громко выругался и натянул поводья, осаживая коня. Джонни выглянул из-за выступа. Всадник был футах в двадцати от него. Джонни выстрелил. Несбит пошатнулся и стал заваливаться на луку седла. Его конь шарахнулся в сторону, и Несбит с тяжелым плеском упал в ручей. Держа револьвер наготове, Джонни осторожно подошел к нему. Всадник был мертв, но его левая рука все еще сжимала поводья. Впервые в жизни «Преподобный» Джонни убил человека. Он высвободил поводья из руки убитого и отвел коня в сторону. Вставив ногу в стремя, Джонни почувствовал тошноту. Он постоял немного, стараясь успокоиться, и вскочил в седло.