Связи зависимости

Связи зависимости

История отношений, которые сплачивали византийское общество, а именно отношения в семье, корпорациях, городе, — это демонстрация одного из наиболее естественных качеств этого общества — независимости. Согласно кодексу жизни VIII в., в Византии избегали всякой совместной деятельности, любого совместного жительства — они воспринимались как источники разногласий и борьбы.

Рим дал Византии понятие семьи, которое она только уточнила и закрепила. Простая коллективная ячейка, византийская семья жила в собственном доме. Главенствующей была роль женщины. В первом послании Павла Тимофею красноречиво повторяется, что женщина повинна в первородном грехе и может спастись, лишь родив детей и став хозяйкой дома. Брак освящался церковью путем специальных обрядов, как и помолвка, которая с правления Алексея I (1081–1118 гг.) стала практически равна браку. Принципы и правила рождения были связаны с браком — единственным естественным и законным союзом, позволявшим мужчине и женщине в глазах закона удовлетворять желания плоти, тогда как любое удовольствие за его пределами — супружеская измена, инцест, гомосексуализм — было запрещено (Иоанн Дамаскин). Это рассматривалось как зло, наносимое обществом узкому семейному кругу. Расторжение брака при согласии обоих супругов, возможное до VI в., затем было регламентировано и разрешен второй брак. Союз членов одной семьи в плане имущественного права проявлялся в предоставлении мужу права распоряжаться имуществом жены вплоть до ее смерти и в письменном обязательстве всех, имеющих на это право в случае каких-либо изменений. В XI–XII вв. наблюдается изменение семейных нравов. Супружеская измена и внебрачные связи среди правящего класса воспринимаются снисходительно, дети, рожденные от подобных союзов, имеют практически равные права с законными детьми. Женщины начинают принимать участие в публичной жизни, получают доступ к культуре. Они начинают носить имя своей семьи, и поскольку иногда детям дают имя матери или деда или родные братья носят разные имена, то остаются лишь известные фамилии, например Комнины, Палеологи, Кантакузины, которые будут существовать вплоть до падения империи.

Также очень сильны связи, регламентированные государством, между соседями. Непосредственный сосед имел право рубить лес, пасти свои стада, собирать каштаны на смежной территории, и это пользование, установленное законом, привело к тому, что пригороды небольших городских центров в XI в. при поддержке государства были куплены частными лицами. Сосед имел право преимущественной покупки освободившейся срединной земли сразу же за членами семьи и совладельцами. Это сотрудничество достигало права владения фруктовыми деревьями и виноградниками на территории, не находящейся в собственности. Перед представителями администрации, судебных и налоговых органов это право выражалось в форме общей территории налогообложения, которая с высокой эпохи стала называться по названию деревень, так же жители должны были платить налоги за выморочное имущество. Вид «сельскохозяйственной корпорации», сельская коммуна находит соответствие и внутри городских стен, можно предположить, что она имела место в Константинополе и в других крупных городах. Мастера-ремесленники объединялись в ассоциации, и если они не занимались торговлей, то осуществляли мелочный контроль за самим цехом, количеством подмастерьев, величиной их зарплаты, качеством продукции, количеством прибыли — в X в. все это регламентировалось. Но каждый цех или лавка были полем деятельности одной семьи, рабы, ученики, оплачиваемые подмастерья работали с одним владельцем, который их кормил, подмастерье мог жениться на дочери владельца цеха, но не предусматривался переход подмастерья в ранг независимых ремесленников. Цех жил в условиях домашней экономики и не имел на своем уровне или на уровне корпорации других объединений, за исключением специальных групп, предусмотренных законом, — семьи или соседей в сельской местности. «Мы предписываем, — говорится в регламенте X в., названном „Книгой эпарха“ (префект Константинополя), — что серебряных дел мастерам позволяется покупать при необходимости товары их специализации, например золото, серебро, жемчуг, драгоценные камни. Они не могут покупать ни медь, ни льняные ткани, ни прочие товары… запрещено prandiopratai (торговцы одеждой) затрагивать интересы vestiopitai (торговцы шелком) и покупать товары не сирийского производства, и chareria (от harir — необработанный шелк) из Селевкии или прочих. Запрещалось объединяться шорникам с кожевниками. У них свой собственный глава, назначенный по решению префекта. Кожевники имеют собственного главу: они работают с шорниками и только делают из сырья, подготовленного дубильщиками, кожи для сапожников, но не для перевозчиков. Дубильщики, работающие с грубой кожей, составляют отдельную категорию: у них общий с кожевниками начальник, и подчиняются они тому же асессору, но разделение обязанностей между ними должно быть соблюдено. Тот, кто будет сопротивляться этим предписаниям, будет не только наказан корпорацией, но и вообще отстранен от мастерства» (Ж. Николь). Часть продукции шла государству и от самостоятельных цехов, и от государственных. Все цехи были поставлены под контроль городских чиновников и были вынуждены принимать участие в некоторых общественных церемониях: только эти официальные кадры объединялись в административных регистрах или для демонстрации корпораций ремесленников, обычно разделенных. Исчезли ли эти рамки и корпорации в XII в. с началом специализации их полномочий? Государственный контроль над качеством ремесленной продукции и количество ремесленных организаций уменьшились, однако в XIV–XV вв. в Фессалонике были объединения моряков, конструкторов и солеваров.

Население города также составляло в Византии некое сообщество. Сегодня плохо знают его структуры, но некоторые характеристики все же известны. Начиная с VI в. в византийских городах существует что-то типа совета, состоящего из нескольких представителей правящей верхушки и обязательно епископа или митрополита, которых государство обязывало контролировать годовой сбор зерна, общественные работы — их тяжесть и размеры, а также финансы. Население обращалось к совету иногда для решения своих частных дел (браки, контракты, торговые операции), но иногда требовало через посредничество своих ораторов отменить санкции суда в отношении человека, пользующегося симпатией, или наказать виновного. Горожане иногда проводили собрания для обсуждения общих дел. Они брали в руки оружие, чтобы помочь гарнизону защитить городские стены. Евстафий из Фессалоники, присутствовавший при атаке города норманнами (август 1185 г.), заявил, что «любовь к родине превратила жителей города во львов». Ополчение Азема в Мезии в конце VI в. настолько безукоризненно оказало почести брату императора Маврикия Петру, который выступил в поход против склавинов, что он включил бы его в свою армию, если бы оно не противопоставило ему привилегии императора Юстиниана, который уточнил свои права и обязанности. Фессалоника добилась, что Балдуин не вошел в город и подтвердил его преимущества. Крупные византийские города в Италии в XI в. имели свое ополчение: оно подчинялось византийским военачальникам. Сплоченность как крупных, так и мелких городов долгое время выражалась в наличии укрепленного поселка, то же самое можно сказать и о сельской общине. Жители Адрамерии в Македонии в 1076–1077 гг. совместно отказываются от своих прав на землю, обрабатываемую в пользу монастыря, за 72 номисмы. Двадцать лет спустя жители городка Монополи в Лангобардии (Пуйе) уступают в частную собственность монастырь Святого Николая. Можно привести еще множество примеров общности жителей византийских городов и деревень, но не нужно обольщаться по поводу их независимости от власти. Все эти объединения выросли из экономической сплоченности, поощряемой государством — оно искало тех, кто может обрабатывать землю и обеспечивать производство, необходимое для существования городов и пополнения казны. Один египетский торговец маслом в VII в. до определенного момента работал в корпорации таких же торговцев маслом, когда же он решил организовать свое дело, то вынужден был подписать контракт, по которому он каждый месяц выплачивал корпорации сумму, эквивалентную выполняемой им работе, и каждый год свою часть государственного налога. Чтобы четко представить административную сущность византийских корпораций, нужно вспомнить коллективную ответственность сельской общины за уплату налогов. Городское сообщество не имело других корпораций. Маленький городок Паладжиано в Лангобардии вручил катепану Бари, главе византийской провинции, в августе 1016 г. сумму налогов за год одного из своих жителей, который получил во время проезда императора по этой провинции подписанную расписку о платеже и сохранил ее. Любое объединение населения в империи было подчинено императорской администрации, сборщикам налогов, судьям или армии. Ни один город в Византии, как бы близко или далеко ни находился он от Константинополя, не превратился в автономную коммуну, которая поддерживала бы его экономическое существование. Базовая структура — семья — постепенно, вплоть до самого падения империи, становилась все менее цельной: она представляла собой совокупность индивидуалистов. Это хорошо видно, когда в VIII в. законодательно было увеличено количество различных уровней родства, созданы препятствия для заключения брака и окончательно исчезло римское понятие paterfamilias, глава семьи, а дети определенного возраста в случае смерти отца или матери могли забрать свою часть имущества покойного. Другие же объединения, без сомнения, становились все более многочисленными, так как они были связаны с личным выбором каждого человека, например братства, организованные вокруг святого покровителя в местах культа: в Константинополе одним из них было братство святого Иоанна Предтечи в Оксии. Основной обязанностью членов этих братств, кажется, были не прекращавшиеся ни днем ни ночью молитвы перед праздниками, а на следующий день они должны были, под угрозой взыскания, принести на церемонию торжественного богослужения свои «восковые свечи». Без сомнения, в Византии религиозные братства имели в кварталах больший успех среди горожан, чем ремесленные союзы.

Также нужно отметить и два других вида объединений, имеющих значение при описании связей зависимости в византийском обществе: монастыри и этнические группы. Официальный идеал монашеской жизни — это жизнь в общине или в обители, но этот идеал сталкивается с желанием византийского монаха найти свое спасение за пределами монастыря. С другой стороны, община редко превышала своей численностью десять — двадцать человек, и они, вопреки правилу работать своими руками, установленному святым Василием, часто жили на сборы, которые платило население, работавшее на монастырских землях или пользовавшееся мельницей. Человек из состоятельной семьи при пострижении в монахи отдавал монастырю часть своего имущества; согласно правилам, ему с разрешения игумена могли дать слугу из монахов. Объединение населения в монашеские организации, как, например, на горе Афон, было еще более закрытым. Возможности прота («первый») были ограничены, и его влияние было намного слабее, чем у игуменов крупных монастырей — Лавры, Ивира или Ватопеда. Слабость монашеского сообщества, как и прочих, проявлялась в том, что, несмотря на торжественные заверения всех законов, они экономически были тесно связаны с властью, которая путем дарений или освобождения от налогов, позволяла им жить за счет своих крупных или мелких хозяйств, что было важнее, чем обогащение.

Этнические меньшинства составляли в Византии свои объединения, они были многочисленны, но об их жизни известно мало. Если исключить многочисленных представителей этнических меньшинств православного вероисповедания и тех, кто был полностью ассимилирован — славяне, армяне, грузины, арабы, сербы, турки или евреи, остаются только славянские группы в Передней Азии и на Пелопоннесе, например куманы или валахи в Македонии, арабы в Лукании и многие другие, долгое время сохранявшие свой язык, традиции, уклад жизни и жившие относительно изолированно. Этнические меньшинства жили в среди населения Византии или иногда, как болгары, селились на границе империи до своего отделения от нее. Государство стремилось их «романизировать», и разнообразие статуса этнических меньшинств соответствовало их отношению к власти. Постоянный приток иностранцев, вызванный географическим положением страны, сохранял неизменной этническую раздробленность страны, но никогда не угрожал ее культурному единству, а географическое положение, без сомнения, благоприятствовало централизации администрации.

Как же обстояло дело со свободой человека в системе жизни в общине, утверждаемой автократическим режимом государства и его культурой, которые в самом общем значении вмешивались в его частную и общественную жизнь? Слова обманчивы. «Свободный» человек в сельской общине — это бедняк, так как он не платит налогов, его также называют «чужаком», потому что он ни от кого не зависит, он называется рабом или слугой императора — так на официальном и народном языках зовется положение византийца по отношению к императору или Богу. Все жители империи слуги или рабы — поскольку слово сохранило свое первоначальное значение — императора. Слово «рабство» (douleia) постепенно описывает проявление этой зависимости, функции в рамках государства или налоговые обязанности, которые возложены на всех византийцев, невзирая на их положение, за исключением крестьянского пролетариата — неимущего и, следовательно, «свободного». Слово «свобода» потеряло свой первоначальный смысл, и Симеон Новый Богослов в начале XI в. констатировал, что служение выше свободы, так как приносит гражданину репутацию и благосостояние. А свобода? В условиях всеобщей зависимости перед лицом государства, как было в Византийской империи, понимаешь, что свобода означает возможность поддерживать материальное выражение этой зависимости.

По словам историка Михаила Атталиата, который побывал на всех уровнях высшей администрации, одним из благодеяний по отношению к византийцам императора Никифора III Вотаниата (1078–1081 гг.) было предоставление римлянам «реальной свободы» не путем их освобождения, но своей щедростью избавления их от страха перед государственными повинностями. Михаил Пселл в одном из своих многочисленных проявлений хвастовства заявил: «Я вольное и свободное существо, и меня не волнуют сборщики налогов». Не вызывает сомнений, что понятие свободы экономическое, и ее уровень для каждого жителя пропорционален его положению на социальной лестнице. Всех византийцев можно сравнить с пленными, и единственно свободен лишь император, держатель власти, единственная персона, существующая без хозяина, которая зависит на земле только от себя самого (Иоанн Дамаскин). Невозможны никакие отговорки: византийское общество, несмотря на свою теоретически очевидную переменчивость, — это полностью жестко иерархизированный мир. Отсюда можно лучше понять почтительную оппозицию и частое интеллектуальное уединение византийских мистиков: «Не только одиночка или подчиненный, но и игумен и глава многочисленного общества и даже находящийся на службе, которые должны быть беззаботны, то есть полностью отстранены от мирских дел… Любой, думающий о нуждах жизни, не свободен» (Иоанн Новый Богослов). Но теперь мы отвлечемся от структур этого общества, чтобы перейти к его образу мышления.