Ганнибал в Испании

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ганнибал в Испании

После убийства Гасдрубала воины карфагенской армии провозгласили командующим Ганнибала и отправили свою рекомендацию в Карфаген для утверждения. Тем временем Ганнибал принял командование и назначил на командные должности людей, которым доверял. К ним относились его братья Магон и Гасдрубал, племянник Ганнон, Магарбал (вероятно, заместитель Ганнибала, когда тот командовал конницей в армии Гасдрубала), Магон Самнит, Мономах (Единоборец) и некий Гискон, старший офицер, о котором упоминалось в связи с важной ролью, которую он сыграл в сражении при Каннах.[214] Проведя реорганизацию в командной структуре армии, Ганнибал напал на олкадов в конце осени 221 года до н. э.[215]

Территория олкадов располагалась к северо-востоку от Нового Карфагена и граничила с прибрежными землями эдетанов, где располагался город Сагунт.[216] Ганнибал осадил и взял штурмом главный город олкадов, возможно, это была современная Альтеа. Что послужило для Ганнибала поводом для нападения, остается тайной. Возможно, олкады были причастны к убийству Гасдрубала, но у нас нет никаких свидетельств, что Ганнибал с особой жестокостью наказал их. Более вероятно, что Ганнибал хотел показать, что карфагенские владения находятся в руках опытного командующего, который обладает талантами, а не просто является отпрыском династии Баркидов. Помимо прочего, в результате кампании против олкадов Ганнибал расширил сферу влияния и власти на северо-восток, в направлении Сагунта.[217]

Весной следующего года Ганнибал двинулся в поход на ваккеев, находившихся в трехстах милях к северу от Нового Карфагена.[218] Он взял штурмом их главный город Гелмантику (современный город Саламанка) и захватил еще один город, возможно современный город Торо, на реке Дуэро. И в этом случае нам не известно, по какой причине он предпринял поход в столь отдаленные от Нового Карфагена земли. Ганнибалу предстояло пройти по земле карпетанов, союзников побежденных олкадов, чтобы сразиться с ваккеями. Оставшиеся олкады объединились в карпетанами и, устроив засаду у реки Таг, поджидали армию Ганнибала, возвращавшуюся после победы над ваккеями в Новый Карфаген. Ганнибал уклонился от сражения, расположил лагерь на левом берегу, но при первой возможности переправился через реку, решив, что противник наверняка бросится преследовать отступающие войска. Когда преследователи с громкими криками бросились в реку, на них напала конница Ганнибала. Одновременно с конницей Ганнибал ввел слонов, которые затоптали воинов, выбравшихся на берег. Затем конница повторно переправилась через реку и разогнала остатки вражеской армии. Впервые о незаурядных тактических способностях Ганнибала мы узнаем из отчета об этом сражении.[219] Когда Ганнибал вернулся в Новый Карфаген, он узнал, что его дожидаются два римских посланника. Они приехали предупредить его, чтобы он не приближался к Сагунту.

Обеспокоенность Рима растущим влиянием Карфагена в Испании проявилась еще в 225 году до н. э., когда к Гасдрубалу было отправлено римское посольство, и он дал согласие не переходить через Эбро. Спустя какое-то время, но «за несколько лет до Ганнибала», Сагунт вступил в переговоры с Римом, в результате которых сагунтяне «оказались под покровительством Рима».[220] Сагунт пошел на эту меру из опасения, что карфагеняне, расширяя владения в Испании, включат его в свою сферу влияния. Город Массалия, союзник Рима, тоже боявшийся Карфагена и имевший три торговые фактории к югу от Эбро, вероятно, разжигал беспокойство сагунтян.[221] Итак, начиная с 225 года до н. э., а может, и раньше, Массалия и Сагунт направляли посланников в Рим с предупреждением о намерениях карфагенян и, вероятно, преувеличивали угрозу с их стороны. Их волнение, возможно, передалось Риму и побудило его направить посланников к Гасдрубалу, чтобы оценить ситуацию и попытаться ограничить его владения областью к югу от Эбро.

Можно предположить, что предпринятая Ганнибалом в 221 году до н. э. кампания против олкадов убедила сагунтян в том, что следующая его акция будет направлена против них.[222] Согласно Полибию, «сагунтяне опасались за свою жизнь».[223] В городе вспыхнула борьба между проримскими и прокарфагенскими партиями, которая вынудила жителей обратиться к Риму с просьбой выступить арбитром в их споре. В то же самое время у Сагунта были разногласия по земельным вопросам с союзниками Ганнибала, эдетанами; Сагунт располагался на территории этого племени.[224] В конце лета 220 года до н. э. в Сагунт прибыла римская делегация. Римляне прекратили смуты и казнили нескольких представителей сагунтинской знати из прокарфагенской партии. «Рассудив» таким способом спор в Сагунте, римляне отправились в Новый Карфаген на встречу с Ганнибалом.

Римляне предупредили Ганнибала, что он не должен нападать и вмешиваться в дела Сагунта, который теперь является «клиентом» Рима. Ганнибал отметил, что Рим действовал несправедливо, казнив карфагенских сторонников в Сагунте, и что сагунтяне в любом случае должны ответить за свои действия против союзников Карфагена, эдетанов. Ганнибал обратился в Карфаген за инструкциями, указав на безобразия, творимые в Сагунте, и прямую агрессию против союзников Карфагена, эдетанов. Карфаген уполномочил Ганнибала принять меры, которые он сочтет необходимыми.[225]

Важно понимать ситуацию, в которой Ганнибалу предстояло принять решение. Он знал историю отношений Карфагена с Римом. Он, безусловно, с большим подозрением относился к Риму в свете событий Первой Пунической войны. Из-за Рима Карфаген лишился Сицилии. Рим унизил Карфаген, заставив выплатить огромную контрибуцию, что привело к ужасной Наемнической войне и заставило Карфаген беспомощно наблюдать, как Рим в нарушение мирного договора бессовестно захватил Корсику и Сардинию.[226] Со своей стороны, Рим с некоторой тревогой наблюдал за ростом карфагенского влияния в Испании, рассматривая ее как стратегическую площадку, с которой Карфаген мог напасть на Италию, возможно вместе с галлами из долины По. Говоря современным языком, ситуация мало чем отличалась от обстановки накануне Второй мировой войны, когда негодование и обида побежденных немцев из-за поражения и жестких условий мирного договора по окончании Первой мировой войны заставили их увидеть намерения союзников в наихудшем свете.[227]

Впоследствии римские историки обвинили Ганнибала в том, что он всегда планировал войну против Рима, поскольку поклялся отцу перед его отъездом в Испанию, что «никогда не будет другом Риму». Это заявление получило широкое распространение после войны, а в то время римляне едва ли знали о нем.[228] На решение Ганнибала повлияли более серьезные факторы, чем клятва. Согласиться на требование римлян означало прекратить дальнейшее расширение владений на испанском побережье и дать возможность римлянам строить козни в Испании. Ничто бы не помешало Риму установить отношения и даже вступить в альянсы с городами и, угрожая войной, заставить пойти на уступки. Согласиться на требования римлян означало нанести серьезный удар по престижу Карфагена, что могло вызвать волнения среди испанских племен, а этим, в свою очередь, могли воспользоваться римляне, чтобы строить козни против карфагенян к югу от Эбро. И наконец, римляне изначально в качестве границы выбрали Эбро, поскольку это значительный природный барьер для военного наступления в любом направлении. Римское присутствие южнее Эбро устраняет это препятствие, открывая карфагенские владения потенциальному нападающему. Нетрудно догадаться, что расположенный меньше чем в миле от моря Сагунт будет использоваться римлянами в качестве базы для сосредоточения войск с целью проведения морских и сухопутных операций.

Скорее всего, Ганнибал прекрасно понимал, что в какой-то момент война между двумя великими державами за господство в Западном Средиземноморье станет неизбежной. Но в данный момент Карфаген был на вершине власти, а у римлян были проблемы в других местах, в связи с которыми они испытывали недостаток в ресурсах и которые отвлекали их от Испании. Весной 219 года до н. э. Рим отправил двух консулов с армией в Иллирию, чтобы разобраться с проблемами пиратства и враждебного союза, сформированного Иллирией с Филиппом V Македонским.[229] Ганнибал понимал, что Рим, завязший в длительной и тяжелой борьбе в Иллирии, не сможет быстро выйти из этой борьбы, чтобы вмешаться в испанские дела и защитить Сагунт. Если он нападет на Сагунт, то с достаточно большой вероятностью можно сказать, что ему удастся захватить город прежде, чем римляне решат проблемы в Иллирии, таким образом, он поставит Рим перед свершившимся фактом. В этом случае Рим, возможно, пересмотрит свое отношение к Сагунту и откажет ему в помощи. В конце концов, Сагунт слабый и находящийся на значительном расстоянии клиент, и Рим не захочет из-за него ввязываться в войну. Если же война все-таки начнется, то Ганнибал, вероятно, считал, что для Карфагена она закончится победой. Весной 219 года до н. э. Ганнибал подошел к Сагунту и осадил его.

Осада Сагунта продолжалась восемь месяцев, но Рим не делал попыток помочь осажденному городу. Ганнибал правильно рассчитал, что борьба в Иллирии лишит Рим возможности вмешаться в испанские дела. Как бы то ни было, но решительное сопротивление Сагунта явилось для Ганнибала полной неожиданностью. Ни в одной из проводимых Баркидами кампаний в Испании ни один маленький город не оказывал такого ожесточенного сопротивления. Между тем Ганнибал опасался, что римляне могут высадиться в другом месте на испанском побережье и создадут там проблемы, в то время как основная армия Баркидов будет занята осадой Сагунта. Рим упустил реальную возможность предоставить по крайней мере символическую помощь Сагунту, население которого постигла страшная участь. Некоторые жители, страдая от голода, были вынуждены есть трупы. Ближе к концу оставшиеся в живых разожгли огромный костер и кинулись в огонь. Горстка мужчин пала в бою.

Прошло восемь месяцев, а Рим так и не ответил на действия Ганнибала в Сагунте. Римляне молчали, и молчание это было зловещим. У Ганнибала не было другого выбора, как, предположив худшее, готовиться к войне. Он отправил своих воинов на зимние квартиры, а племенных союзников по домам для отдыха и восстановления сил, чтобы они подготовились к весенней кампании 218 года до н. э. Он назначил своим заместителем брата, Гасдрубала, и передал ему командование войсками в Испании. Затем произвел некоторые перестановки в армии и отправил часть войск в Карфаген. Ганнибал прекрасно понимал, что если начнется война, то римляне нападут на Карфаген. Он отправил примерно 16-тысячную испанскую армию в Африку и 15-тысячную африканскую армию в Испанию; этот символический акт был направлен на то, чтобы связать два народа в совместной борьбе. Кроме того, он сформировал 4-тысячную армию в Африке для использования в Карфагене. Из 200 слонов, входивших в состав армии Гасдрубала, осталось всего пятьдесят восемь. Остальные были убиты во время кампаний Гасдрубала и Ганнибала, хотя эти потери кажутся чрезмерными. Из оставшихся слонов двадцать один были включены в армию Гасдрубала, а тридцать три остались у Ганнибала на случай объявления войны.[230]

Гасдрубал также принял командование тем, что осталось от карфагенского флота в Испании. Флот состоял из полностью укомплектованных 32 квинквирем и 5 трирем и недоукомплектованных 18 квинквирем и, возможно, нескольких квадрирем (гребное судно с четырьмя рядами весел). Если у Карфагена было всего 55 боевых кораблей для защиты африканского побережья, то у Рима было уже 220 квинквирем под парусом. Если бы началась война, то Рим, без сомнения, господствовал на море. Хотя ни одно из действий Ганнибала пока не свидетельствовало о его агрессивных намерениях в отношении Рима, он не собирался полагаться на волю случая. Ганнибал направил своих агентов в Альпы и в Северную Италию, чтобы понять, что следует ожидать от галльских племен, сопротивления или помощи, когда его армия будет проходить по их территориям. Ганнибалу, конечно, было известно о давней вражде между галлами и римлянами, и он стремился использовать это в своих интересах. А пока он выжидал.

Иллирийская кампания завершилась в конце осени 219 года до н. э., а Рим по-прежнему молчал. Ливий и другие историки высказывают предположение, что в римском сенате шли споры относительно того, стоит или нет развязывать войну из-за Сагунта. Полибий категорически отрицает, что имели место какие-либо споры, и дает понять, что решение было принято, как только известие о взятии Ганнибалом Сагунта достигло Рима.[231] Римляне ожидали выборов и назначения новых консулов на 218 год до н. э., которые традиционно проходили 15 марта. Как только Рим получил известие о падении Сагунта, а новые консулы находились при исполнении несколько недель, в Карфаген было отправлено посольство.

Римское посольство выдвинуло единственное требование: карфагеняне останутся в мире с Римом только в том случае, если выдадут римлянам Ганнибала и его советников. Требование показывает склонность римлян к законности. Рим предлагает Карфагену возможность избежать ответственности за действия Ганнибала на основании принципа римского права, позволяющего выдачу одного римского гражданина или группы лиц государству, если его или их действия нанесли вред государству.[232] Рим и Карфаген следовали этому принципу во время войны Карфагена с Агафоклом: римские торговцы, помогавшие грекам, были схвачены и переданы римлянам. Кроме того, это требование выдавало неуверенность римлян, сомневающихся, действовал ли Ганнибал самостоятельно или следовал курсу официальной политики Карфагена.

Законная позиция римлян тем не менее давала возможность отказаться от выдвинутого требования, а Карфаген не мог снести такое немыслимое оскорбление. К тому моменту карфагеняне, скорее всего, поняли, что римляне хотят развязать войну, и это посольство и все ссылки на римское право предназначены лишь для того, чтобы оправдать войну в собственных глазах, а не избежать ее. Об этом свидетельствует сцена, которая разыгралась после официального выступления. Согласно Ливию. Квинт Фабий Максим, подобрав полу своей тоги так, что образовалось углубление, сказал: «Здесь мы приносим вам войну или мир, выбирайте из них то, что вам больше подходит!» — «Дай из них то, что пожелаешь сам!» — раздалось в ответ. «Я даю вам войну», — ответил Фабий, отпустил полу тоги и покинул зал вместе с остальными членами посольства.[233]

Почти всегда сложно разобраться в истинных причинах любой войны, и в этом смысле Вторая Пуническая война не является исключением. Римские историки, во главе с Полибием, в своих сочинениях утверждают, что война была неизбежна, поскольку Ганнибал стремился отомстить за поражение в предыдущей войне. В качестве доказательства историки ссылаются на клятву Ганнибала, но клятва девятилетнего мальчика едва ли может служить доказательством намерения, отложенного на столь долгий срок. Причины войны скорее стоит искать в отношениях между Римом и Карфагеном в период между войнами.

С одной стороны, нет никаких свидетельств, что в период между прибытием Гамилькара в Испанию в 237 году до н. э. и договором Рима с Гасдрубалом в 225 году до н. э. Рим был обеспокоен ситуацией в Испании. С другой стороны. Массалия, римский клиент, с самого начала предупреждала об опасности. Массалия испытывала враждебные чувства к Карфагену начиная с шестого века до н. э., когда вместе с этрусками Карфаген прекратил разграбление Массалией Сардинии и Корсики. Ко времени Ганнибала Массалия имела три небольшие торговые фактории к югу от Эбро. Несмотря на то что никаких существенных продвижений в сторону Массалии ни при Гамилькаре, ни при Гасдрубале не происходило, не иссякал поток посланников из Массалии в Рим с предупреждением о намерениях карфагенян. Единственный территориальный захват в северо-восточном направлении имел место в 220 году до н. э. при Ганнибале, причем до Эбро было еще более ста миль. А до Массалии было еще триста миль. В любом случае, по самым грубым подсчетам, Массалии не грозила опасность из Карфагена.

Почему же тогда римляне требовали, чтобы Ганнибал согласился рассматривать Эбро в качестве границы карфагенских владений? Согласно Полибию, римляне старались обезопасить себя от дурных намерений Карфагена, пока они заняты войной с галлами в долине реки По. Граница имеет смысл, если будет проходить через большую часть Испании с юга на север. Этому требованию соответствовали только Пиренеи и Эбро. Римляне выбрали Эбро, поскольку она была ближе к карфагенской территории. Для римлян было крайне важно, чтобы карфагеняне не нарушили обещание не форсировать Эбро во время войны, что было равносильно согласию не вмешиваться в дела Галлии. Едва ли были другие причины, объясняющие, почему римляне так упорно добивались согласия карфагенян, поскольку согласно договору Карфаген мог пересекать Эбро по делам, связанным с торговлей; к тому времени Карфаген уже установил торговые отношения с городами к северу от Эбро. Рим рассматривал границу по Эбро скорее как проверочный тест, с помощью которого можно оценивать боевые действия, которые мог предпринять Карфаген, чем в качестве укрепленной границы, которую Карфаген не мог перейти.

Нет никаких доказательств, что до заключения договора с Гасдрубалом в 225 году до н. э. Рим сомневался в намерениях Карфагена в Испании. Даже заключая договор, римляне, похоже, доверяли Гасдрубалу, раз вывели свои легионы с Сардинии, чтобы вести войну с галлами. Строительство Нового Карфагена, сообщает Полибий, привлекло внимание римлян только тогда, когда оно уже шло полным ходом. В любом случае новый город Гамилькара в Акра Левке был ближе к Эбро, чем Новый Карфаген. К 221 году до н. э. увеличилась боевая мощь Карфагена, но незначительно: добавилось десять тысяч пеших воинов и две тысячи всадников. Маловероятно, чтобы эти обстоятельства могли встревожить Рим. Так что же произошло в период с 225 по 221 год до н. э., когда был убит Гасдрубал? Что заставило римлян взглянуть на карфагенян с вновь возникшим подозрением?

Г.У. Самнер высказывает следующее предположение: это связано с вмешательством римлян в гражданскую борьбу сагунтян летом 220 года до н. э., когда еще был жив Гасдрубал.[234] Вмешательство, возможно, явилось следствием предупреждений, которыми Массалия забрасывала Рим. Сагунт не представлял никакой ценности в стратегическом отношении и, конечно, не имел возможности остановить движение карфагенян вдоль побережья. Далее, стремясь получить помощь Рима, Сагунт ставил римлян в невыгодное положение, требуя, чтобы они нарушили договор с Гасдрубалом. Вмешательство римлян в дела Сагунта и убийство знатных сагунтян, сторонников Карфагена, было серьезным шагом. Но римляне пошли еще дальше и установили особые отношения (Ливий называет их союзом) с Сагунтом, а это уже было серьезной дипломатической ошибкой. Трудно понять, какую пользу из этого мог извлечь Рим. Даже если Рим собирался ограничить экспансию Карфагена. Эбро более всего подходила для этой цели. Вовлечение Сагунта только увеличило недоверие карфагенян. Скорее всего, Карфаген пришел к выводу, что Рим стремится не только ограничить карфагенские владения, но даже совершить переворот там, где это будет возможно.

И наконец, у Рима не было никаких объективных признаков враждебных намерений карфагенян. Действительно, Гасдрубал не отреагировал на римское вмешательство в дела Сагунта. Кроме того, Ганнибал не выступал против Рима, пока тот не выдвинул ультиматум. У римлян было только субъективное мнение жителей Массалии и Сагунта, опасавшихся, что карфагеняне вынашивают злые намерения. Поверив их словам, римляне позволили вовлечь себя в дело защиты двух маленьких городов-государств, и этот шаг, как и в случае с Сараевом накануне Первой мировой войны, стал причиной войны между Римом и Карфагеном.