Глава 9 ПОЧЕМУ ГАННИБАЛ ПОТЕРПЕЛ НЕУДАЧУ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 9

ПОЧЕМУ ГАННИБАЛ ПОТЕРПЕЛ НЕУДАЧУ

Ганнибал был не просто величайшим полководцем, он был новатором в военном искусстве, могучий ум и талант которого были нацелены только на одно — на победы в сражениях.[623] Но дело в том, что войны не всегда выигрываются, даже если выигрываются сражения. Сражение — средство для достижения стратегической цели, а не цель сама по себе. Однако для Ганнибала война в Италии была единственной войной, и победа в ней была стратегической целью. Он расценивал свои действия в Италии не как кампанию в холе более крупной войны, а как единственную кампанию в ходе единственной войны. Он считал, что если одержит победу во многих сражениях, то одержит победу над Италией, а значит, одержит победу в войне. Ограниченное понимание войны между Римом и Карфагеном стало причиной многих боевых неудач, которые привели к поражению в Италии. Как это ни парадоксально, но поражение Ганнибала в Италии имело мало общего с поражением Карфагена на мировой арене.

Понимание войны сложилось у Ганнибала благодаря эллинистическому образованию и под влиянием эллинистической культуры. Во время войны не ставилась цель разрушить государственный строй или политический режим противника. Армии воевали, чтобы выигрывать сражения до тех пор, пока политическое руководство проигрывающей стороны не осознавало, что, продолжая борьбу, оно не получит ничего, кроме того, что еще больше проиграет. Тогда противники вступали в переговоры и достигали соглашения. Вот почему Ганнибал считал, что если он выиграл много сражений, то его победы должны заставить Рим сесть за стол переговоров. Выиграв войну, он мог направить энергию на решение других проблем. Вероятно, этот взгляд на войну помешал Ганнибалу напасть на Рим, когда дважды ему выпадала такая возможность.

Одна из серьезнейших ошибок Ганнибала заключается в его неспособности понять консервативную культуру и моральные ценности, лежавшие в основе римского общества, что в конечном итоге сформировало взгляд римлян на войну. Для римлян цель войны состояла в ослаблении и уничтожении вражеского режима. Сражения были способом достижения политических целей — завоевание, оккупация и эксплуатация врага. С этой точки зрения смириться с поражением означало испытать на себе эти вышеперечисленные стадии, и римляне стремились любой ценой добиться победы. По мнению римлян, войны должны были вестись до тех пор, пока они не одержат победу над врагом. Вот только тогда можно будет сесть за стол переговоров.

Ганнибал вел войну исходя из своих представлений относительно целей и средств, которые могли наиболее успешно использоваться против римлян. Как выяснилось, он недооценил мотивы и решимость римлян. Как американские командующие не понимали культурной среды вьетнамской войны и российские командующие — афганской войны, так и Ганнибал не смог понять культурную среду римлян. Несмотря на множество одержанных побед, американцы, русские и Ганнибал были не в состоянии достичь единственной стратегической цели.[624]

Когда римляне отказались обсуждать условия мирного договора даже после поражения в Каннах, стал понятен первоначальный стратегический план Ганнибала. Можно было надеяться, что галлы присоединятся к нему в борьбе против Рима, но предполагать, что присоединятся латинские союзники и римские колонии, было абсолютно бессмысленно, и это предположение основывалось на отсутствии знания римской культуры и истории. Если раньше у Ганнибала и было неправильное представление, то после Канн он, безусловно, понял многое. Ганнибалу пришла мысль по окончании войны создать конфедерацию италийских и греческих государств в Южной Италии, которая стала бы фактически протекторатом Карфагена. Для достижения этой цели Ганнибалу требовались значительные людские ресурсы. Во-первых, ему требовалась многочисленная армия для захвата и удержания городов, защиты окружающих земель и отражения римских атак. Во-вторых, он нуждался в людских ресурсах для пополнения полевой армии, которая должна была пресекать любые агрессивные попытки римлян, направленные против него и его городов. Ему требовалось гораздо больше людских ресурсов, чем он имел и, вероятно, мог собрать в Италии, чтобы достигнуть успеха.

Ганнибал в большой степени зависел от Карфагена в отношении обеспечения людскими ресурсами и продовольствием, но в силу ряда причин ему не удалось получить помощь от Карфагена. Кроме того, Ганнибал упустил тот факт, что римский флот сможет блокировать южную часть полуострова и уничтожать конвои, отправленные из Карфагена. Самое главное, что идея с конфедерацией была, по сути, оборонительной стратегией, поскольку у римлян оставался источник ресурсов, в том числе людских, к северу от реки Вольтурн. Даже с эллинистических позиций понимания войны создание союза восставших государств в Южной Италии едва ли могло нанести существенный вред римской военной экономике, чтобы у Рима появилось желание сесть за стол переговоров.

То, что Ганнибал отказался напасть на Рим, было его самой серьезной ошибкой, но это произошло из-за непонимания Ганнибалом стратегического плана, согласно которому Карфаген, а не Ганнибал вел войну. Ливий сообщает, что, когда в 203 году до н. э. Ганнибала отозвали в Карфаген, он проклинал себя за то, что «после победы при Каннах не повел на Рим своих воинов, залитых кровью врага».[625] Здесь Ганнибал опять демонстрирует узость взглядов, считая, что война — это его боевые операции в Италии и не более.

Совсем иначе рассматривали войну Рим и Карфаген. Рим хотел сохранить все то, что досталось ему после Первой Пунической войны, и, вероятно, захватить Испанию. Карфаген хотел сохранить Испанию и вернуть то, что потерял после Первой Пунической войны. Риму не понадобилось много времени, чтобы понять стратегическую цель Карфагена. Из одиннадцати легионов, сформированных после прибытия Ганнибала в Италию, два были направлены в Испанию, два на Сардинию, два на Сицилию и один в Тарент, чтобы воспрепятствовать вторжению Филиппа V Македонского, причем в то время он еще не вступил в союз с Ганнибалом. Это было сделано для того, чтобы защитить от атак карфагенян их бывшие владения.

Если бы Ганнибал знал цель Карфагена, он бы понял, что нападение на Рим имело важное значение для достижения стратегической цели. Если бы Ганнибал напал на Рим после победы в битве при Тразименском озере, он бы заставил римлян прийти на помощь городу и вывести все силы из Италии. В это время в Италии был единственный целый легион в Таренте. Ганнибал уничтожил армию Фламиния, и Магарбал уничтожил конницу Сервилия, заставив Сервилия вернуться в Аримин, где он занимался тем, что отбивал атаки галлов. Ближе всего были легионы на Сардинии, но семьдесят карфагенских боевых кораблей встали между островом и Италией, готовые напасть на римские военные транспорты. Таким образом, Рим мог отозвать только два легиона с Сицилии или из Испании. Если бы Ганнибал атаковал Рим после победы при Тразименском озере, вне зависимости от того, была бы эта атака настоящей или ложной, Риму пришлось бы отозвать по крайней мере несколько легионов, тем самым подставив под удар Сицилию, Испанию или Сардинию. Голдсуорси считает, что Ганнибал не нападал на Рим, поскольку «считал, что в этом нет необходимости», и Рим сам в конце концов придет к мысли о мире. Эллинистическая концепция войны и неспособность оценить стратегию Карфагена, в которой он был всего лишь одной из составляющих, помешали ему использовать представившуюся возможность, которая могла позволить изменить ход войны.

После битвы при Каннах Карфаген уже не разделял мнение Ганнибала о войне. Когда Карфаген предоставил Ганнибалу свободу действий в отношении Сагунта, это не означало, что Карфаген предвидел войну или стремился к войне с Римом. После объявления войны у Карфагена не было иного выбора, как поддержать италоцентристскую стратегию Ганнибала, но после битвы при Каннах Карфаген изменил свой взгляд на войну. Ганнибал, как действующий командующий, сосредоточился на одержании побед над римскими армиями в Италии. Когда стало ясно, что ему не удается заставить римлян сесть за стол переговоров, правительство Карфагена изменило стратегию в пользу действий, направленных на возврат утерянных владений.

Что требовалось Карфагену от войны? В первую очередь сохранить свои владения в Испании, серебряные рудники, торговые пункты и монополию на внутреннюю торговлю. При этом Карфаген был не против, чтобы римляне оставались к северу от реки Эбро. По возможности Карфаген хотел восстановить свои базы на Корсике, Сардинии, Сицилии и некоторых офшорных островах. Когда Ганнибалу не удалось склонить римлян к миру после битвы при Каннах, Карфаген сосредоточил внимание на укреплении господства в своих владениях, как это было сделано в Испании, или предпринимал попытки применять силу, как на Сардинии, Сицилии и Корсике. Если бы Карфагену удалось упрочить свое военно-политическое присутствие на территории бывших владений, то по окончании войны его положение было бы более сильным. В этом смысле операции Ганнибала в Италии были несколько больше обычной кампании, предназначенной для того, чтобы связать как можно больше римских армий, в то время как Карфаген сможет оказывать военное давление в стратегически важных пунктах в других местах.

По мнению и Полибия, и Ливия, изменение стратегии не было связано с борьбой фракций. Скорее, у Карфагена был собственный взгляд на ведение и цели войны, к которой привели действия Ганнибала в Сагунте. Новая стратегия правительства появилась после провала стратегии Ганнибала в Италии.

Ганнибал, по его собственным словам, почувствовал, что Карфаген предал его после битвы при Каннах. Когда в 203 году до н. э. из Карфагена прибыли послы с приказом вернуться в Африку, то, по словам Ливия, «он выслушал их, скрежеща зубами, стеная и едва удерживаясь от слез». Ганнибал открыто заявил об отказе Карфагена поддержать его кампанию в Италии. «Уже без хитростей, уже открыто отзывают меня те, кто давно уже силился меня отсюда убрать, отказывая в деньгах и солдатах. Победил меня не римский народ, столько раз мною битый и обращенный в бегство, а карфагенский сенат своей злобной завистью», — заявил Ганнибал.[626] Он обвинил карфагенский сенат в том, что в тяжелые времена, когда он больше всего нуждался в помощи Карфагена, ему было отказано в продовольствии и солдатах; и это правда. За долгие военные годы Ганнибал только однажды в 215 году до н. э. получил помощь в виде сорокатысячного войска, сорока слонов и небольшой денежной суммы. И больше ничего и никогда.

Обвинение Ганнибала в том, что с ним не считались, весьма любопытно в свете заявления Полибия, что только Ганнибал принимал решения по всем военным вопросам, в том числе относительно отправки подкрепления на разные театры военных действий.[627] В этом Полибий, скорее всего, не прав. В текстах приводится только два примера установления связи во время войны между Карфагеном и Ганнибалом. Первый раз когда Ганнибал отправил в Карфаген Магона с просьбой о доставке продовольствия и пополнения после битвы при Каннах, а второй раз в Кротон прибыли послы из Карфагена с приказом об отзыве Ганнибала из Италии. Если Полибий прав и Ганнибал руководил боевыми действиями на всех театрах — на Сицилии, Сардинии, в Испании, Италии и Иллирии, тогда мы могли бы ожидать большего количества примеров общения Ганнибала и Карфагена. В любом случая если Ганнибал руководил боевыми действиями, то разве он стал бы жаловаться, что Карфаген отказывается отправлять ему продовольствие и пополнение? Карфаген использовал ресурсы для реализации стратегии, отличной от стратегии Ганнибала; в этой стратегии победа в Италии уже не занимала центральное место.

За нехватку у Ганнибала продовольствия и людских ресурсов нельзя возлагать вину на Карфаген, не имевший в наличии ресурсов для веления войны. Карфаген отправлял транспорты с продовольствием и войска для поддержания военных операций, и в некоторых случаях они были больше, чем армия Ганнибала в Италии! В 215 году до н. э. в Испанию отправили 12 тысяч пеших воинов, 1500 всадников, 20 слонов и 20 талантов серебра. Позже в том же году на Сицилию отправили 22 тысячи пеших воинов, 1200 всадников и несколько боевых кораблей. В 213 году до н. э. Карфаген отправил армию из 25 тысяч пеших воинов, 3000 всадников и 12 слонов на Сицилию для спасения Сиракуз. Год спустя Бомилькар прибыл с флотом из 130 боевых и 700 транспортных кораблей. Когда на Сицилии эпидемия почти уничтожила карфагенскую армию, Карфаген прислал подкрепление — 8000 пеших и 3000 конных воинов. В 207 году до н. э. в Испанию прибыло 10 тысяч воинов, чтобы восполнить потери, понесенные в битве при Бекуле. Наконец, в 205 году до н. э. Магон и армия из 12 тысяч пеших воинов, 2000 всадников и 30 кораблей были отправлены для вторжения в Лигурию. Спустя год он получил еще 6000 пеших воинов, 800 всадников, 7 слонов и 25 боевых кораблей. На полученные из Карфагена деньги Магон смог набрать еще 10 тысяч лигурийских наемников, и его армия насчитывала 30 800 человек. До самого конца у Карфагена было достаточное количество пеших воинов и всадников, чтобы помочь Ганнибалу в Италии. Карфаген просто не хотел это делать.

Иногда высказывается мнение, что отсутствие внимания к проблемам Ганнибала было связано с нехваткой судов и опасением, что господствующие на море римские корабли будут перехватывать и уничтожать карфагенские конвои. Римский флот, конечно, превосходил в численном отношении карфагенский, но к концу войны это превосходство выражалось не более чем три к двум. Однако в каждой конкретной операции это неравенство можно было легко исправить даже в пользу Карфагена. У Карфагена, похоже, никогда не было проблем с доставкой ресурсов в Испанию, Лигурию, на Корсику, Сицилию и Сардинию. Карфагенские корабли действовали даже в греческих водах для оказания помощи Филиппу V, правда не слишком результативно.[628] Когда в конце войны Сципион приказ сжечь карфагенский флот в гавани Утики, то, по словам Ливия, «всякого рода весельных кораблей там было пятьсот».[629]

Рассматривая возможности Карфагена в отношении пополнения запасов и укрепления армий на разных театрах военных действий, вопрос о количестве боевых кораблей, действующих в качестве эскорта, не является вопросом первостепенной важности. Гораздо важнее понять, сколько имеется в наличии транспортных судов, а у Карфагена, похоже, никогда не было проблем с приобретением транспортных судов. И в этом нет ничего странного. Карфаген мог построить и взять напрокат любое необходимое судно из состава карфагенского торгового флота.

Римских кораблей не хватало, чтобы одновременно прикрывать все базы на побережье Южной Италии, и не было серьезных причин, по которым транспорты не могли доставлять Ганнибалу ресурсы в Южную Италию, в Локры или другие порты в Бруттии. Карфагенские корабли приходили к Ганнибалу в 215 году до н. э., а затем в 203 году до н. э. Магон смог приплыть в Карфаген в 215 году до н. э., чтобы сообщить сенату о победах Ганнибала. И Ганнибал без каких-либо проблем смог отправить свою армию из Кротона в 203 году до н. э. В 207–206 годах до н. э. римский флот на Сицилии насчитывал всего тридцать кораблей, что явно давало возможность оказать помощь Ганнибалу. К тому времени он перешел к обороне; его поредевшая армия голодала, и Карфаген наконец-то предпринял попытку поддержать Ганнибала. В 205 году до н. э. в Италию были отправлены транспортные суда, но они сбились с курса и были захвачены римлянами.[630] Однако на протяжении большей части войны продовольствие и пополнение не добирались до Ганнибала в Южную Италию по той простой причине, что Карфаген не отправлял ни того ни другого.

Как ни странно, но победы Ганнибала в Италии заставили Карфаген пересмотреть стратегию Ганнибала. Когда Магон в 216 году до н. э. прибыл в Карфаген с просьбой отправить Ганнибалу войска и продовольствие, он обратился в сенат. На этой встрече Ганнон, лидер фракции, которая с самого начала выступала против войны, задал Магону следующие вопросы: «Если битва при Каннах почти целиком уничтожила господство римлян и если известно, что от них готова отпасть вся Италия, то, во-первых, отпал ли к нам хоть один латинский город и, во-вторых, нашелся ли в тридцати пяти племенах хоть один человек, который перебежал бы к Ганнибалу?» На оба вопроса Магон ответил отрицательно. Тогда Ганнон спросил: «Врагов остается еще очень много, но хотел бы я знать, как они настроены, на что надеются?» Магон ответил, что ему неизвестно. «А узнать ничего нет легче. Послали римлян к Ганнибалу с предложением мира? Донесли вам, что кто-нибудь в Риме заговорил о мире?» Магон и на это ответил отрицательно. И тогда Ганнон заключил: «Война в том же положении, как и в тот день, когда Ганнибал вступил в Италию. Нас, современников первой войны, еще много, и мы помним, какой она была пестрой, как чередовались тогда поражения и победы».[631] Суть выступления Ганнона сводилась к следующему. Стратегия Ганнибала, согласно которой Рим должен был сесть за стол переговоров после поражения римских армий, не оправдалась. Если ни один из латинских городов и ни одно римское племя не перешли к Ганнибалу, то маловероятно, что чей-то переход на его сторону в Южной Италии и очередные победы в битвах заставят Рим сесть за стол переговоров.

Похоже что в конечном итоге карфагенское правительство согласилось с мнением Ганнона: если Ганнибал не может уничтожить Рим, то что это за война? Согласно эллинистическим представлениям, речь, конечно, шла не об уничтожении Рима, а об обеспечении контроля над Испанией и, вероятно, возврате Сардинии, Корсики и тех портов на Сицилии, которые Карфаген потерял в предыдущую войну. Если это было стратегической целью Карфагена, то каким образом длительное присутствие Ганнибала в Италии способствовало достижению этой цели? Карфаген не собирался оказывать помощь Ганнибалу, поскольку сосредоточил усилия на других театрах военных действий. Карфаген предоставил Ганнибала собственной судьбе, используя имеющиеся в наличии ресурсы в Испании, на Сардинии, Корсике и Сицилии в надежде, что, закрепившись там, он получит возможность удержать все отвоеванные позиции после окончания войны. Ганнибал потерпел поражение, поскольку его победы не способствовали достижению его стратегических целей. После битвы при Каннах из человека, бывшего некогда королем на поле боя, он превратился чуть ли не в пешку, которой пожертвовали в крупной игре, которую ему так и не удалось понять.