Советско-румынские комиссии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Советско-румынские комиссии

В соответствии с советско-румынским соглашением от 28 июня 1940 г. главой советской делегации в Смешанной советско-румынской комиссии для урегулирования спорных вопросов по эвакуации румынских войск и учреждений из Бессарабии и северной части Буковины был назначен заместитель командующего войсками ОдВО генерал-лейтенант Д.Т. Козлов, которому начальник Генерального штаба Красной армии в 23.17 приказал организовать 29 июня встречу плывущих из Констанцы на пароходе «Трансильвания» представителей Румынии во главе с дивизионным генералом А. Алдя[1022].

В 17.30 29 июня Давидеску прибыл к Молотову и передал ему разработанный румынским Генштабом план эвакуации отдельных зон передаваемых территорий, а также просьбу румынского правительства, чтобы темп занятия советскими войсками территории Бессарабии и Северной Буковины не превосходил темпа эвакуации румынских войск. Молотов ответил, что «темп эвакуации должна установить Смешанная комиссия, которая теперь же может приступить к работе. Однако неизвестно, по каким причинам румынские делегаты в Одессу еще не прибыли. Что касается мнения правительства СССР о сроке эвакуации, то оно согласно продлить срок до 2 часов дня (по московскому времени) 3 июля с тем, чтобы в распоряжении румынского правительства имелось 5 дней». Соответственно этому будут рассчитаны и темпы продвижения советских войск. Давидеску ответил, что «ему неизвестно, по каким причинам румынские делегаты не прибыли до сих пор в Одессу. Они выехали вчера из Констанцы на пароходе “Трансильвания”, и возможно, что пароход задержался из-за бури в Черном море».

Одновременно румынская сторона попыталась добиться пересмотра линии границы в Северной Буковине. Давидеску заявил Молотову, что, поскольку новая разграничительная линия в районе г. Герца не была точно фиксирована, он «о ней не вполне ясно сообщил своему правительству. Когда он смотрел карту, показанную ему т. Молотовым, то тогда ему было неясно, идет эта линия к северу от Хертца или в другом направлении. В настоящее время советские части достигли Хертца и продвинулись на 11 км к югу от этого города. Румынское правительство просит оставить этот район за Румынией, так как он является старой румынской территорией, принадлежавшей Румынии еще до войны 1914 г.». Поэтому румынская сторона предлагала провести границу по линии бывшей границы между Австро-Венгрией и Румынией. Молотов напомнил «посланнику, что он предложил ему во время беседы 26 июня взять карту, на которую нанесена предлагаемая граница, однако посланник от карты отказался и ограничился записью важнейших пограничных пунктов. Карта опубликована сегодня в газетах. Посланник может получить эту карту и сейчас». Что касается просьбы Бухареста об изменении линии границы, то нарком иностранных дел СССР сказал, что «он предвидит трудности в решении этого вопроса в желательном для румынского правительства направлении»[1023].

Тем не менее, советское руководство решило проконсультироваться с военными, и 30 июня Генштаб просил начальника штаба Южного фронта Ватутина до 14.00 сообщить «оценку значения района Херца как в военном, так и в экономическом отношении»[1024]. В ответ Ватутин сообщил, что «в экономическом отношении Херца особого значения не имеет. В военном отношении район Херца своим расположением на южном берегу р. Прут занимает командное положение над районом Новоселица (жел. дор. станция), является узлом дорог и укрепленным пунктом. Поэтому необходимо район Херца иметь в наших руках». Этот ответ начальник Генштаба 1 июля передал в НКИД[1025]. В тот же день Давидеску передал Молотову записку, в которой указывал, что в своей ноте СССР требовал северную часть Буковины, «однако линия, нанесенная красным карандашом, отрезает в районе Херца угол территории, который никогда не составлял части ни Буковины, ни Бессарабии, но был частью старого королевства — уездом Дорохой.

Старая граница между Румынией и Австро-Венгрией была в Маморнице. Не было и нет ни одного украинца в этом районе. Следовательно, занимая линию, указанную на карте, Правительство СССР выставило бы практически новое требование, так как речь идет о территории, всегда принадлежавшей Румынии и никогда не составлявшей части ни Бессарабии, ни Буковины». На этой записке имеется резолюция Молотова: «Т. Соболеву. Надо ответить, что это не имеет под собой основания, т. к. Румынское правительство приняло предложения СССР, к которым была приложена карта, согласно которой район Херца входит в СССР»[1026]. В 21 час 4 июля румынской стороне было заявлено, что «требование румынских властей в отношении границы в районе города Герца, будучи в полном противоречии с границей, обозначенной [в соответствии с картой, приложенной к предложениям Советского правительства от 26 июня с.г.], не принято компетентными советскими органами»[1027].

Тем временем в 21.10 29 июня Жуков доложил по телефону ВЧ Шапошникову, что, по сведениям Тимошенко, румынские войска занимаются грабежом населения и угоняют скот. По мнению наркома обороны, «необходимо поставить вопрос перед правительством Румынии — немедленно возвратить скот, подводы и мужское население — уроженцев Бессарабии, которое к сегодняшнему дню служит во всей румынской армии»[1028]. В 22.10 29 июня в Одессу прибыла румынская делегация, и в 24.00 открылось первое заседание Смешанной комиссии. На нем румынские представители предложили внести плановость в отвод румынских и продвижение советских войск и добиться того, чтобы между обеими армиями был промежуток в один суточный переход. Кроме того, они просили отозвать советские части из Герца и разрешить румынским подданным, желающим эвакуироваться, выехать за Прут. Советские представители указали, что опоздание с приездом румынских делегатов привело к тому, что плановость в продвижение войск внести сразу не удастся, и потребовали прекратить безобразия, чинимые отходящими румынскими войсками.

В 14 часов 30 июня находившийся в Бессарабии Тимошенко сообщил в Генштаб о ряде фактов, свидетельствующих, что румынская сторона нарушает условия советско-румынского соглашения от 28 июня. Так, оказались взорваны мосты в Бельцах, Крошкауцах и Недобоуцах, у деревни Старые Бедрацы румынские части угрожали открыть огонь, если советские войска будут препятствовать им брать подводы у населения. При вступлении советских частей в Бельцы румынские кавалеристы открыли по ним огонь. При переправе советских подразделений через Днестр у Коссова румынские части выпустили в их сторону две очереди из пулемета. На дороге Кишинев — Пырлица была обстреляна из пулемета и танков колонна Красной армии, в результате чего убито 2 красноармейца. На дороге Снятый — Черновицы румынский конный разъезд открыл огонь по советским частям[1029]. В тот же день Шапошников в докладной на имя Сталина и Молотова сообщил о том, что, по сведениям наркома обороны и командования Южного фронта, «румынские войска при отходе грабят население, забирают лошадей, повозки и увозят их с собой, угоняют скот, уводят мужчин, способных носить оружие. В г. Бельцы отходящими частями румынской армии взорван мост (через г. Бельцы отходила 4-я румынская кавалерийская дивизия). Южнее Залещики румыны подожгли здание пограничной заставы. В Аккермане при входе наших частей горел ангар. Нарком обороны просит поставить перед правительством Румынии вопрос о возвращении военнообязанных, уроженцев Бессарабии из всей румынской армии»[1030].

30 июня румынский посланник в Москве передал в НКИД СССР протест против того, что в некоторых местах «советские механизированные части достигли конечной цели уже в течение» 29 июня. Советская сторона в свою очередь просила принять «все меры, чтобы население не было вынуждено покидать территорию вместе с выводимыми войсками» и пресечь «случаи, когда выводимые войска забирают силой оружия повозки, скот и разные предметы быта». Кроме того, Москва потребовала «принять меры, чтобы сделать возможным возвращение в Бессарабию всех солдат, уроженцев Бессарабии, которые желают этого»[1031]. Тем временем в ходе второго заседания советско-румынской комиссии в Одессе в 18.00–22.00 30 июня был выработан проект плана отвода румынских войск, который должен был завершиться к 14 часам 3 июля. Подписанный представителями сторон в 21.45 документ был направлен в Проскуров и Москву. В нем предлагался следующий порядок эвакуации:

«1.7 в 14.00 румынские части отойдут с линии: Селетин, Чиудей, Глибока, Боян, Динауци, Бричени Сат, Единцы-Тырг, Реча, Кишкарени, Калараш, Чучулени, р. Когильник до Романешти [Романово], озеро Китай.

Советские войска должны подойти на эту линию в 17.00 1.7.40.

2 июля румынские войска выступят с линии: Селетин, Красна Ильски, Глыбока, северная окраина Ново Сулица, Коржеуцы, Гординешти, Зайкани, Фалешти, Корнешти, Варзарешти, Лапушна, Сарата-Галбена, Комрат, Болград.

На эту линию Советские войска могут вступить, начиная с 12.00 2.7.40.

Последний рубеж — линия демаркации в Буковине, а потом по р. Прут будет пройдена румынскими войсками в 14.00 3.7.40, когда наши и румынские представители будут находиться на местах, на мостах, на главных пунктах перехода румынских войск через новую границу.

Представителей выделить на следующие направления:

1) Сторожинец, Виковульдесус.

2) Сторожинец, Глыбока.

3) Черновицы, Глыбока.

4) Черновицы, Серет [Сирет].

5) Черновицы, Герца.

6) Хотин, Сулица.

7) Хотин, Липканы.

8) Секурени, Бричени Сат — Липканы.

9) Единцы-Тырг, Брынзени.

10) Никорени, Рашкани-Тырг — Браништа.

11) Бельцы, Скулени.

12) Орхей [Оргеев], Унгени.

13) Кишинев, Калараш, Корнешти, Унгени.

14) Кишинев, Ганчешты, Лапушна.

15) Кишинев, Чимишлия, по направлению к Леово и Фэльчиу.

16) Чимишлия, Комрат, Болград с разветвлением по направлению к Кагул.

17) Татарбунар, Болград, Рени.

Пункты первой встречи между представителями будут те, которые находятся на пересечении направлений с рубежом, с которого 1 июля в 14.00 отойдут румынские войска.

Последующие встречи организуют сами представители»[1032].

Получив этот документ, Жуков в развитие своей директивы № 00151 в 21.55 30 июня приказал Военному совету 9-й армии: «Немедленно вышлите своих ответственных представителей на р. Прут в передовые части, вошедшие в соприкосновение с отходящими румынскими частями. Тщательно проинструктировать передовые части о порядке продвижения войск Красной армии и взаимоотношениях с отходящими частями румынской армии, приняв к исполнению следующее: для организации плановости и порядка в отходе румынских частей и продвижении частей Красной армии, для контроля и урегулирования спорных вопросов по вопросам эвакуации различного военного имущества создать смешанные комиссии в составе двух командиров Красной армии и двух румынских офицеров. Созданным комиссиям находиться перед переправами, где наблюдать и тут же определять, что подлежит эвакуации и что должно остаться на территории Бессарабии и Северной Буковины. Эвакуации подлежит только имущество, принадлежащее румынским войскам. Все остальное имущество эвакуации не подлежит, как имущество, принадлежащее Бессарабии и Северной Буковине. Этим же комиссиям решить вопрос о дистанциях между отходящими румынскими частями и продвигающимися вперед частями Красной армии. Части Красной армии, продвинувшиеся впереди румынских частей, отводу назад ни в коем случае не подлежат, а должны оставаться на месте и в стороне от движения румынских войск, не мешая их движению. Ни в коем случае не допускать вооруженных конфликтов»[1033].

В 1.15 1 июля в Генштаб РККА из Кишинева поступила телефонограмма начальника Политуправления армейского комиссара 1-го ранга Мехлиса:

«1. Румыны угнали за р. Прут с территории Бессарабии почти весь подвижной железнодорожный состав (паровозы, вагоны), что является нарушением пункта “4” требований Правительства СССР от 27 июня 1940 года.

Прошу Правительство СССР поставить перед правительством Румынии [вопрос] о возвращении паровозного и вагонного парка, приписанного к железным дорогам Бессарабии.

2. Много бессарабцев призвано в румынскую армию и находятся на территории Румынии. Семьи ставят вопрос о возвращении бессарабцев из румынской армии в Советскую Бессарабию.

Прошу Правительство СССР поставить вопрос перед румынским правительством о возвращении бессарабцев в Советскую Бесарабию»[1034]. В тот же день группа местных жителей Северной Буковины также обратилась к советскому командованию с просьбой способствовать возвращению призванных в румынскую армию родных и близких[1035].

Во время нового заседания Смешанной комиссии в Одессе, открывшегося в 12 часов 1 июля, советская сторона заявила, что в тех местах, где Красная армия уже вышла на линию государственной границы, она не будет препятствовать эвакуации румынских войск. Там, где румынские войска еще не отошли за границу, план от 30 июня будет реализован[1036]. Тем временем, учитывая жалобы румынских дипломатов на то, что советские войска задерживают и разоружают румынские части, захватили мосты на Пруте, а советские десантники останавливают для осмотра поезда и колонны румынских войск[1037], Шапошников получил приказ разобраться в ситуации и направил соответствующий запрос в Проскуров. В ответ Жуков в 13 часов 1 июля доложил в Москву:

«1) Армии Южного фронта, выполняя поставленную им Правительством задачу, к исходу 30 июня вышли передовыми частями на новую госграницу на всем протяжении р. Прут и р. Дунай. Смешанная комиссия до 30.6.40 г. не работала из-за позднего прибытия представителей румынского командования. Поэтому до 30.6.40 никакого регулирования движения со стороны смешанной комиссии не было, и войска Южного фронта руководствовались только поставленными им задачами.

2) Начавшиеся грабежи и мародерство со стороны отходящих румынских войск, уводящих с собой вопреки соглашению скот, подвижной железнодорожный состав, повозки и т. д., потребовали немедленной выброски отрядов Красной армии на новую госграницу на пути отхода румынских войск для недопущения вывоза из Бессарабии и Буковины всего, что не подлежит эвакуации. При этих отрядах образованы смешанные комиссии из представителей Красной армии и румынских войск, на котор[ые] возложена задача определить, что не подлежит эвакуации, и все это задерживать. Выброска передовых отрядов к р. Прут ни в коей мере не препятствует отходу румынских войск и в то же время является гарантией выполнения соглашения румынской стороной.

3) Занятие мостов через р. Прут частями Красной армии также вызвано указанными выше обстоятельствами. Однако нигде ни на одном мосту части Красной армии не задерживали, не задерживают и не будут задерживать отход румынских войск, за исключением случаев, когда потребуется изъять от отходящих румынских войск имущество, не подлежащее эвакуации.

4) Занятие мостов через р. Прут и выброска парашютистов санкционирована Народным Комиссаром Обороны. Парашютно-десантные части Красной армии получили указания не препятствовать отходу румынских войск, а лишь следить за точным выполнением соглашения в отношении эвакуации имущества румынскими войсками.

5) Дано строжайшее указание все вопросы разрешать только мирным путем.

6) Что касается возвращения румынским войскам брошенного ими вооружения и материальной части, то докладываю — ни одного случая захвата этого вооружения частями Красной армии не было, и тем более не было случаев разоружения румынских войск. Боеспособность отходящих румынских войск сильно падает, части разлагаются и в массовом масштабе солдаты сами бросают оружие вплоть до орудий и расходятся по домам. Были случаи, когда это оружие разбиралось уголовным элементом. Во избежание этого принимаются меры к сбору брошенного румынскими войсками оружия, его учету и хранению»[1038].

В тот же день в 18 часов Шапошников сообщил Жукову об утверждении проекта об условиях порядка эвакуации Бессарабии румынскими войсками с добавлением о том, что советские части, уже вышедшие на линию государственной границы, должны пропускать румынские войска и совместно с представителями румынского командования контролировать и не допускать насильственного увода населения, не принадлежащего румынской армии имущества и скота[1039]. Тем самым Москва фактически одобрила действия командования Южного фронта.

В 23.15 1 июля генерал-лейтенант Козлов и генерал-майор П.И. Бодан подписали направленную в 23.45 из Одессы в Москву начальнику Генштаба, в Тирасполь наркому обороны и в Проскуров командованию Южного фронта телеграмму № 204: «Сегодня подписали план эвакуации румынских войск, который представлен Вам полным текстом. В 22.10 вручили проект соглашения о порядке эвакуации румынских войск с дополнениями генерального штаба. Ответ просили сегодня же. По получении содержание ответа немедленно донесем. На этом же заседании румынские представители заявили много претензий к поведению наших частей, в частности на атаку танковой частью в районе Кетрушина румынской кавбригады в момент, когда командир кавбригады якобы договаривался с командиром танковой бригады о порядке перехода румынской кавбригады через р. Прут. Вторую телеграмму на имя румынской делегации от начальника генштаба Румынии доносим дословно: “Несмотря на условные обещания не препятствовать отходу румынским частям русские части делают большие затруднения переходам через р. Прут в особенности в районе Рени. Просим снова точных и срочных распоряжений со стороны красного командования в смысле свободного пропуска целиком румынских частей, которые собираются у переходов, в противном случае вынуждены будем действовать. Прошу сегодня же ответ с результатом Вашего ходатайства”. Донося об изложенном, просим указаний, какого тона придерживаться нам в дальнейших переговорах»[1040].

Получив в 1.25 2 июля телеграмму из Одессы, командование Южного фронта отреагировало оперативно. Уже в 2.50 была подготовлена отправленная в 3.22 заместителем начальника штаба Южного фронта генерал-лейтенантом Маландиным ответная телеграмма № 791: «Передаю ответ Военного Совета КОВО на В[ашу] телеграмму № 204.

1. Разъясните румделегации, что претензии их не обоснованы, точной проверкой установлено, никаких танковых атак не было. Это сообщение является сплошным вымыслом.

2. Части Красной Армии не препятствуют, а наоборот содействуют проходу румвойскам за р. Прут.

3. Заявление начгенштаба румармии не соответствует духу и точному смыслу договора между правительством Советского Союза и румынским правительством.

Просим обратить внимание н[ачальни]ка Генштаба румармии на то, что мы его заявление понимаем как запугивание, о чем немедленно доведем до сведения правительства Союза Советских] Социалистических] Республик.

Вам надлежит держаться спокойно[го] и уверенного тона»[1041].

В ответ на новый запрос генерал-лейтенанта Козлова в 10.45 генерал армии Жуков и армейский комиссар 2-го ранга Борисов подписали направленную в 11.10 в Одессу и в Москву начальнику Генштаба телеграмму № 867: «Сообщите румынской делегации: 1) Вопросы эвакуации населения как не входящие в компетенцию военной комиссией обсуждаться не должны. 2) Части Красной Армии в точности выполняют решение Советского правительства, что же касается выброски небольших отрядов на р. Прут, то эта мера вызвана грубейшим нарушением румынским командованием данного обязательства, по которому румынские войска не имели права угонять железнодорожный транспорт, скот и транспорт, принадлежащий населению Северной Буковины и Бессарабии, и само население, а это делалось румынскими войсками на всех направлениях. Кроме этого румынские войска занимались бесчинствами и мародерством, чего командование Красной Армии допустить не могло. 3) О наличии складов, оставшихся на территории Бессарабии и Буковины, у нас сведений нет. Поэтому эти вопросы обсуждению пока не подлежат. Сообщите, что этот вопрос будет нами изучен»[1042].

Тем временем в 11.15 2 июля Козлов по телефону ВЧ доложил Шапошникову о том, что румынская делегация хочет добиться разрешения на эвакуацию складов, госучреждений, чиновников и других лиц, желающих уехать в Румынию, и утверждает, что эвакуация румынской армии была затруднена быстрым продвижением советских войск. Поэтому румынская делегация настаивает на включении в текст соглашения всех этих пунктов, в противном случае она не будет подписывать соглашение, и все эти вопросы будут решаться по дипломатическим каналам. Шапошников ответил, что, видимо, стоит договориться об обмене беженцев в Бессарабию на беженцев в Румынию. Относительно сложностей с эвакуацией начальник Генштаба заметил, что никто не мешал румынской армии, это результат ее собственной неорганизованности. По его мнению, отказ румынской делегации от подписания соглашения вообще-то никого не волнует, поскольку румынских войск в Бессарабии практически нет. Вопрос о складах будет решаться в Москве, поэтому никаких самовольных заявлений советской делегации делать не следовало[1043].

На очередном заседании советско-румынской комиссии в Одессе 3 июля была достигнута договоренность о встрече в 11 часов 5 июля в Сирете, Унгенах, Рени и Измаиле представителей сторон для передачи планов и схем минирования, связи и инженерных сооружений переданных Советскому Союзу территорий. Однако передача этих материалов румынской стороной затянулась. Так, во время встречи советских и румынских офицеров 5 июля в Рени подполковник Круческу заявил, что карту он покажет, но не отдаст, хотя ее можно скопировать. Что именно минировано, он не знает. Советские представители составили акт, в котором изложили ситуацию, но румынский представитель его не подписал, требуя освободить задержанных румынских офицеров, которые проводили работы по минированию. Новая встреча была назначена на 15 часов 6 июля. На встречах в Сирете и Унгенах румынская сторона передала только схемы минирования, а схемы заграждения, оборонительных сооружений и связи передать отказалась. Новая встреча представителей сторон была назначена на 12.30 6 июля.

Получив указание из Москвы, Козлов 6 июля на очередном заседании Смешанной комиссии вновь потребовал, чтобы румынская сторона передала схемы связи, минирования и топографические карты. Румынские представители ссылались на то, что поскольку связь в Бессарабии принадлежала американской фирме, то в Генштабе нет соответствующих схем. Передача остальных материалов уже согласована, и ее задержка не имеет отношения к работе комиссии. Румынская сторона поинтересовалась позицией советской стороны по вопросу об эвакуации чиновников, семей офицеров и других лиц, желающих вернуться в Румынию, и о складах. В конце концов документы по минированию территории Северной Буковины и Бессарабии были получены советской стороной в 12 часов 10 июля[1044].

Узнав о разрешении бессарабского вопроса, уроженцы края из других районов Румынии устремились домой, но румынские власти постарались затруднить их возвращение. 30 июня в Галаце румынские полицейские устроили расправу с желающими вернуться в Бессарабию. Согласно сообщениям румынской прессы, в городе якобы произошло еврейско-коммунистическое вооруженное восстание, подавленное войсками. В 10 часов утра на Траянской улице была организована с участием большого количества евреев коммунистическая демонстрация, около 10 руководителей которой было тотчас же застрелено. Во второй половине дня на железнодорожную станцию прибыло до 2 тыс. человек, на 90 % евреев, под конвоем румынских солдат. На площади у вокзала один еврей из револьвера убил полицейского. Солдаты открыли огонь из пулеметов, толпа была рассеяна. Румынские войска принялись преследовать убегавших и оцепили центр города. Конные патрули разъезжали по городу в поисках евреев и арестовывали всех, кто был не в состоянии доказать свое происхождение. Произошедшие вечером другие коммунистические демонстрации были также подавлены. По данным румынских властей, погибло 2 солдата и 1 полицейский, а из бунтовщиков 500–600 человек было убито и 400–500 человек ранено. Еврейские погромы произошли также в Дорохов, Сирете и Яссах[1045]. В конце концов, желая добиться возвращения офицеров и чиновников, оставшихся на отошедших к СССР территориях, румынская сторона 3 июля согласилась на возвращение всех желающих в Бессарабию.

Со своей стороны, нарком внутренних дел СССР Л.П. Берия 3 июля направил в СНК СССР докладную записку № 2716/б/сс:

«Для приема населения, эвакуированного Румынским правительством из Бессарабии и Северной Буковины, изъявившего желание вернуться на родину — НКВД СССР считает необходимым провести следующие мероприятия:

1. Организовать следующие контрольно-пропускные пункты:

а) на станции Василелупу (против гор. Яссы), в составе 15-ти оперативных работников, во главе с капитаном Лебедевым В.П.;

б) на станции Рени (против Галацы), в составе 15-ти оперативных работников, во главе с майором Решетовым Н.А.;

в) в гор. Измаиле, в составе 15-ти оперативных работников, во главе с капитаном Некрасовым Ф.П.;

г) на станции Вахойнештие (в районе Черновицы) в составе 15-ти оперативных работников, во главе с капитаном Тарасенко В.А.

2. Пропуск в Бессарабию и Северную Буковину производить на основании документов правительственных органов Румынии, удостоверяющих личность их предъявителей, с указанием места постоянного жительства до эвакуации.

3. Всех возвращающихся из Румынии в Бессарабию и Северную Буковину граждан брать на учет НКВД, сомнительных обязать еженедельной явкой в органы НКВД — по территориальности, а подозрительных и антисоветских элементов арестовывать.

4. Возвращающихся в Бессарабию и Северную Буковину граждан направлять для расселения в места постоянного жительства.

Работа контрольно-пропускных пунктов будет проводиться на основании разработанной НКВД СССР инструкции.

5. Обязать НКПС предоставлять необходимое количество подвижного состава для перевозки возвращающегося населения по требованиям нач[альника] Управления Пограничных Войск Украинской ССР тов. Осокина»[1046].

В тот же день эти предложения были утверждены Политбюро ЦК ВКП(б) и оформлены постановлением СНК СССР № 1144—445сс «О мерах по приему населения, возвращающегося из Румынии в Бессарабию и Северную Буковину»[1047]. Соответственно, в 19.15 5 июля войска Южного фронта получили указание Сталина и Тимошенко о немедленной организации приема беженцев из Румынии. Войска должны были обеспечить беженцев питанием и транспортом, на основании их опроса составлять списки возвращавшихся в Бессарабию и направлять их по месту жительства или в те районы, где необходимы переселенцы. Возвращаемый румынами скот следовало сортировать и после ветеринарного осмотра раздавать беженцам[1048]. Выполняя приказ наркома обороны, войска организовали прием беженцев из Румынии и их транспортировку до места жительства на подводах или по железной дороге. Больным оказывали медицинскую помощь в госпиталях, детям выдавали молоко.

Беженцы сообщали о грабежах, гонениях и притеснениях со стороны румынских властей, что подтверждалось при их врачебном осмотре[1049]. Советское правительство 13 и 15 июля заявляло протесты против фактов препятствий и издевательств, чинимых румынскими властями желающим вернуться в родной край. Советская сторона настаивала на том, чтобы «румынское правительство приняло все необходимые меры к неповторению указанных случаев издевательств и обеспечило нормальные условия выезда на родину бессарабцев»[1050]. Уже к вечеру 10 июля советской стороной было принято 45 749 человек, к вечеру 15 июля — 71 789 человек, к вечеру 19 июля — 99 700 человек, к вечеру 25 июля — 149 974 человека (из них арестован 121 (0,08 %) человек), к вечеру 31 июля — 165 402 человека, а на 13 августа — 204 130 человек. Прием беженцев продолжался до 16 декабря 1940 г., когда общее количество вернувшихся из Румынии на родину уроженцев Бессарабии и Северной Буковины достигло 221 110 человек, а около 200 тыс. человек покинули эти территории вместе с румынскими войсками[1051]. Со своей стороны, советское правительство 20 июля согласилось разрешить эвакуацию румынских чиновников, военнослужащих и гражданского населения, желающего выехать в Румынию, куда репатриировалось 13 750 человек[1052]. Кроме того, 5 сентября после непродолжительных переговоров было заключено советско-германское соглашение об эвакуации в Германию из Бессарабии и Северной Буковины проживавших там немцев. В ходе начавшейся репатриации с 23 сентября по 13 ноября 1940 г. в Германию выехало 133 138 человек[1053].

Тем временем 3 июля на очередном заседании Смешанной комиссии в Одессе румынская делегация согласилась обсудить предложенный советской стороной вопрос о возвращении железнодорожного подвижного состава в обмен на государственные склады и учреждения, чиновников и других лиц, желающих уехать в Румынию. В связи с дождями румынская делегация просила продлить эвакуацию в средней и южной Бессарабии. Однако эта просьба была отклонена советской стороной. 4 июля была достигнута договоренность о создании двух смешанных комиссий из специалистов-железнодорожников для обсуждения вопроса о подвижном составе, уведенном с территории Северной Буковины и Бессарабии. Комиссии должны были начать свою работу с 10 часов утра 6 июля в Унгенах и Багриновке. 5 июля было получено согласие румынского правительства на организацию трех железнодорожных комиссий в Багриновке, Унгенах и Рени[1054].

7 июля в Кишиневе начались переговоры о возвращении подвижного состава железных дорог Бессарабии и Северной Буковины. Румынские представители предлагали вернуть 74 паровоза, 125 классных и 1345 товарных вагонов, 10 автомотрис и 8 прицепов к ним. Советская сторона требовала передачи 419 паровозов, 726 классных и 2334 товарных вагонов, 3531 платформы, 1897 цистерн, 1481 почтово-багажного вагона и 35 автомотрис[1055]. После возвращения в Одессу ездивших в Бухарест за инструкциями румынских представителей Смешанная комиссия 13 июля продолжила обсуждение вопроса о подвижном железнодорожном составе. Румыния выразила готовность вернуть 137 паровозов, 238 классных и 2371 товарный вагон, 19 автомотрис и 25 прицепов. СССР настаивал на возвращении 274 паровозов, 551 классного и 6976 товарных вагонов, 35 автомотрис и 23 прицепов. По территориям предложения сторон распределялись, как показано в таблице 10.

Таблица 10.

Предложения сторон на переговорах 13 июля 1940 г.[1056]

В конце концов, после ряда согласований и проверок на местах сведений о состоянии железнодорожного транспорта переданных СССР территорий, стороны пришли к следующему варианту соглашения. Поскольку на 27 июня в Бессарабии имелось 154 паровоза, 256 классных и 4421 товарный вагон, а после эвакуации осталось 89 паровозов, 112 классных и 2121 товарный вагон, то подлежали возвращению 65 паровозов, 144 классных и 2300 товарных вагонов. В Северной Буковине имелось 119 паровозов, 89 классных и 1227 товарных вагонов, осталось 25 паровозов, 14 классных и 645 товарных вагонов, следовательно, подлежали возвращению 94 паровоза, 75 классных и 582 товарных вагона. Итого советской стороне будет передано 159 паровозов, 219 классных и 2882 товарных вагона. 28 июля председатель СНК СССР Молотов одобрил этот вариант договоренности, послуживший основой подписанного 31 июля советско-румынского соглашения. Передача имущества должна была происходить с 5 по 25 августа, а 30 паровозов должны были быть переданы до 25 сентября 1940 г.[1057]

Однако реализация заключенного соглашения тормозилась румынской стороной. Поэтому 17 августа советский полпред в Бухаресте посетил генерального секретаря МИД Румынии и сделал ему соответствующее представление. Советская сторона обращала внимание на то, что «с 6 по 12 августа включительно, т. е. за 7 дней, было передано 15 паровозов вместо 49 паровозов и 620 вагонов (из них 15 пассажирских) вместо 1225 вагонов. Таким образом, за эти 7 дней не додано 34 паровоза и 605 вагонов. Это происходит в силу того, что предъявляется для передачи нам негодный транспорт, который не может быть нами принят. Советское правительство констатирует невыполнение румынской стороной вышеуказанного соглашения» и просит принять надлежащие меры[1058].24 августа посланник Румынии в Москве сообщил заместителю наркома иностранных дел СССР, что на 21 августа советской стороне передано 52 паровоза, 48 пассажирских и 1762 товарных вагона. Однако передача подвижного состава задерживается его слишком придирчивым изучением советской комиссией по приемке и недостаточной эффективностью станции В шикани. Соответственно румынская сторона просила «советское правительство согласиться на продление срока сдачи на 15 дней»[1059]. Вероятно, советская сторона согласилась с этим предложением, и на 5 сентября Румыния передала СССР 129 паровозов, 215 классных и 2882 товарных вагона, 15 автомотрис и 15 прицепов к ним. Кроме того, с опережением графика было передано 10 паровозов из тех, которые должны были быть переданы к 25 сентября[1060]. Окончательно же передача подвижного состава была завершена 25 сентября.

Тем временем Смешанная комиссия в Одессе продолжала обсуждение вопроса о возвращении в Румынию оставшегося в Бессарабии и Северной Буковине военного имущества. Еще в 1.55 30 июня нарком обороны приказал командованию Южного фронта «организовать учет и хранение военных трофеев, захваченных на территории Бессарабии», а также взять под охрану «казармы, конюшни, склады и др[угие] помещения румынской армии», чтобы «сохранить их от порчи и расхищения»[1061]. В 22.30 2 июля Шапошников направил командующим войсками КОВО и ОдВО директиву № 02773 с требованием установить местонахождение складов румынской армии и «все вооружение, боевую технику и имущество, оставленное румынскими войсками на занятой нами территории, немедленно собрать и привести в порядок»[1062]. К 26 сентября 1940 г. советскими войсками были учтены следующие трофеи: 64 971 винтовка и карабин, 7697 револьверов и пистолетов, 1 автомат, 1071 ручной пулемет, 326 станковых пулеметов, 149 малокалиберных винтовок, 1080 охотничьих ружей, 6 зенитных пулеметов, 40 минометов, 258 орудий, 16 976 773 патрона, 70 189 гранат, 1512 противотанковых мин, 23 643 минометные мины, 108 149 снарядов, 15 грузовых и 38 легковых автомашин, 2 автобуса, 3 трактора, 4 мотоцикла с коляской, 17 велосипедов, 125 телефонных аппаратов, 1 радиоустановка, 21 064 противогаза, 545,2 тонны ГСМ, 117,5 км телефонного кабеля, 268 925 кг колючей проволоки, 15 751 кг взрывчатых веществ, санитарное, инженерно-строительное, обозно-вещевое имущество, 10 137,8 тонны продфуража, 36 бочек масла, 98 600 банок и 40 ящиков консервов, 3,5 вагона вина, 178 тонн и 9 вагонов сена, соломы и отрубей, 1176 лошадей, 60 голов крупного рогатого скота, 220 овец и 70 поросят[1063].

Поначалу советская сторона отказалась рассматривать контрпретензии Румынии по военному имуществу, оставленному в Бессарабии, на основании заявления румынской делегации, что имущество расхитили дезертиры. Затем 20 июля было решено задержать все оставленное в Бессарабии военное имущество румынской армии до решения вопроса о возврате Румынией подвижного состава железных дорог[1064]. Кроме того, 3 августа советская сторона потребовала возвращения уведенных из речных портов Бессарабии 11 пассажирских судов, 4 буксиров, 2 самоходных и 13 несамоходных барж, 4 портовых моторных катеров и железного двухпонтонного дебаркадера[1065]. 30 августа советские требования были сокращены до 5 пароходов, 3 буксиров, 2 самоходных и 10 несамоходных барж[1066]. Однако уступки румынской стороны в вопросах о подвижном составе железных дорог и плавучих средствах бессарабских портов позволили найти компромисс. 17 октября румынская делегация согласилась вернуть Советскому Союзу 2 грузо-пассажирских парохода, 1 буксирный пароход, 3 грузовые баржи, 2 портовых катера, 4 металлические плавучие пристани и все инвентарное оборудование портов (столы, стулья, шкафы, весы и т. п.). Относительно военного имущества румынская сторона первоначально выдвинула такие претензии, которые заметно превосходили его количество, собранное частями Красной армии. Однако в итоге был найден компромисс, и помимо согласованного списка передаваемых предметов предусматривалось, что до конца работы Одесской комиссии советская сторона будет продолжать розыск и сбор военного имущества для его дальнейшей передачи Румынии. В результате 26 октября были парафированы, а в 16 часов 27 октября подписаны соглашения о возврате судов в СССР, а военного имущества в Румынию. Соответственно 29 октября — 15 ноября 1940 г. большая часть военных трофеев Красной армии была возвращена Румынии (см. таблицу 11), а 13–17 ноября Советскому Союзу были переданы суда и прочее имущество портов[1067].

21 ноября генерал-лейтенант Козлов телеграммой № 698 направил из Одессы Молотову доклад о передаче вооружения и военного имущества, оставленного румынской армией при эвакуации Бессарабии и Северной Буковины:

«1. Передача румынам вооружения и военного имущества, в соответствии с соглашением от 26 октября 1940 года, началась 29-го октября, закончена 15 ноября 1940 года.

Несмотря на своевременную подачу эшелонов с нашей стороны, румынами перегрузка эшелонов и отправка их в Румынию в срок не выполнялась. Причины этого: слабая пропускная способность румынской ж[елезной] д[ороги] от ст. Унгени вглубь страны, плохая организация румынами работ по перегрузке, благодаря чему перегрузка некоторых эшелонов затягивалась до 12–18 часов, небрежное составление списков на румынские команды, отправляемые к нам для перегрузки, что задерживало соблюдение формальностей на пограничном контрольно-пропускном пункте. В результате этого передача имущества румынам, исключительно по их вине, затянулась на 3 дня, т. е. до 15 ноября вместо 12 ноября, как было предусмотрено в соглашении.

Таблица 11.

Количество основных видов переданного Румынии военного имущества[1068].

Отставание румын в перегрузке эшелонов вызвало простой вагонов, выразившийся к концу передачи имущества в 11 295 вагоночасов, что составляет сумму в 31 786 рублей по исчислению железной дороги. Кроме того, этим вызывалась задержка порожняка, что ставило в затруднение и нас при формировании дальнейших эшелонов.

2. Советская техническая комиссия на ст. Унгени принимала все зависящие от нее меры к облегчению работ на ст. Унгени. Румынам был дан заблаговременно план подачи эшелонов под перегрузку с указанием часа и количества вагонов; за 3–4 эшелона вперед давались сведения о количестве и характере передаваемого груза. Никаких претензий со стороны румынской комиссии на тормозы в работе не было.

Имущество принималось румынской комиссией после его подсчета на месте перегрузки или по весу. Акты на передаваемое имущество составлялись после фактического его приема на совместном заседании. Никаких претензий при составлении актов на прием имущества со стороны румын не поступало.

Передаваемое румынам вооружение нами было вычищено и смазано.

3. По главнейшим видам вооружение и военное имущество передано с некоторым излишком против количества, указанного в соглашении, так, например: винтовки, револьверы, патроны, седла, штыки и т. д.

Это объясняется следующими причинами. В частях, при которых сосредоточивалось румынское имущество, оно в некоторых случаях не было учтено совершенно точно. Отсюда и на ст. Унгени подавалось частями с некоторым превышением. Произвести операцию по изъятию излишков в самом пункте передачи, когда эшелоны уже поданы под перегрузку, было не всегда возможно. Несмотря на это, часть излишнего имущества все же была изъята на ст. Унгени. Это относится в первую очередь к имуществу, имеющему военную ценность (пушки, передки, зарядные ящики, пулеметы, годные винтовки и т. д.). Увеличение против цифры, указанной в соглашении от 26-го октября 1940 г., сданных винтовок и револьверов идет в засчет лома. Ленчики к седлам и ломаные седла принимались румынами как седла. Лотки были использованы нами как тара для снарядов и поэтому учитывались отдельно от зарядных ящиков, принадлежностью которых они являются. Винтпатроны в количестве нескольких миллионов были в россыпи, и румыны определяли их количество приблизительно.

Все излишествующее имущество по своему качеству не представляет какой-либо ценности.

Некоторое превышение переданного военного имущества, по сравнению с ведомостью, приложенной к соглашению, может явиться и использовано нами как выполнение 1-й главы соглашения, говорящей, что румынам, кроме передаваемого по указанной ведомости имущества, “будет передано вооружение и прочее военное имущество, если таковое будет обнаружено и собрано до конца работы Одесской комиссии”.

Некоторые нехватки по второстепенным видам военного имущества вполне компенсируются излишками по другим видам имущества, переданного румынам.

Нехватки, кроме недостаточно точного учета имущества в некоторых случаях при частях, объясняются отчасти различной терминологией у нас и у румын. Например, суконные попоны румынами принимались как суконные одеяла, ленчики как седла, взрыватели противотанковых мин вошли в графу — взрыватели разные и т. д.

Часть взрывчатых веществ и боеприпасов, опасных по своему состоянию к перевозке, была уничтожена частями перед погрузкой.

Кроме того, часть имущества, числящегося за КОВО, была не доставлена на ст. Унгени, например: 23 миномета, 143,5 км кабеля, 5 биноклей, 94 подставки к ручным пулеметам, 154 снайперских оптических прицела, 355 касок, 140 блуз, 444 зимних шапки, 55 пар сапог и др.

После моей телеграммы в штаб КОВО о высылке недостающего имущества оно было (кроме минометов) доставлено на ст. Унгени, но уже 17 ноября, т. е. после окончания сдачи.

4. Считаю, что нами соглашение о передаче румынам вооружения и военного имущества выполнено. Никаких оснований к претензиям со стороны румын нет.

Прошу стоимость за простой вагонов в сумме 31 786 рублей, согласно прилагаемого акта, предъявить к оплате Румынии»[1069].

Тем временем 2 сентября начала работу советско-румынская техническая комиссия по определению убытков и разрушений, нанесенных румынской армией при отходе из Бессарабии и Северной Буковины (с советской стороны председатель полковник В.В. Болознев, с румынской — генерал Д. Карлаонц), которая занималась проверкой предъявленных документов через свидетелей или с выездом на место. Члены комиссии побывали в Кишиневе, Рени, Бельцах, Черновицах и Липканах. В ходе переговоров советская сторона требовала от Румынии, чтобы та оплатила реквизиционные боны, расписки, квитанции и счета, выданные армией за имущество и скот населению; займовые облигации, сберегательные и пенсионные книжки населения; квитанции государственных займов; ведомости по зарплате за май — июнь 1940 г.; не полученные в Бессарабии денежные переводы; акты советских государственных учреждений, подтвержденные свидетельскими показаниями, об убытках в период эвакуации. Общая сумма советских претензий составляла 2683 млн леев. Проверки на местах показали, что претензии советской стороны были, как правило, завышены и во многих случаях не подтверждались.

Румынская сторона указывала на завышенность или необоснованность советских претензий и выдвинула собственные контрпретензии на общую сумму в 2130 млн леев. В частности, от Советского Союза требовалось оплатить стоимость государственного и военного имущества и вооружения, оставшегося на переданных ему территориях, и движимого имущества офицеров из гарнизонов Северной Буковины и Бессарабии, а также вернуть средства, изъятые у репатриантов в Румынию. Взаимная неуступчивость сторон и изменение международной ситуации на Балканах осенью 1940 г. привели к тому, что 22 ноября техническая комиссия прекратила свою работу. Тем временем 30 октября румынская делегация из Одессы уехала в Бухарест, но обратно уже не вернулась. В этой ситуации 12 ноября руководители советской делегации в Одессе направили на имя председателя СНК СССР докладную записку № 674, в которой указали, что «румынская делегация к обещанному ею сроку 12 ноября в Одессу не прибыла и не сообщает ничего о своем приезде. На основе Ваших личных указаний просим разрешения прекратить нашу работу и с 13 ноября приступить каждому к исполнению своих обязанностей, поставив об этом в известность румынское правительство». Однако уже в 11.40 из Москвы был отправлен ответ с указанием работу делегации продолжать впредь до решения правительства[1070].

Тем не менее, 21 ноября генерал-лейтенант Козлов направил Молотову докладную записку № 694, подводящую итоги работы возглавляемой им комиссии: «Советской делегации в советско-румынской смешанной комиссии Вами поставлены следующие задачи:

1. Получить схему оборонительных сооружений, схему минирования и топографические материалы территории Бессарабии и Северной Буковины.

2. Возвратить из Румынии вагонно-паровозный парк и оборудование, увезенное румынами из ж[елезных] д[орог] Бессарабии и Северной Буковины и выплатить зарплату рабочим и служащим железных дорог Бессарабии и Северной Буковины.

3. Получить от румын суда и портовое оборудование бессарабских портов.

4. Передать румынам вооружение и военное имущество, оставленное румынской армией на территории Бессарабии и Северной Буковины.

5. Определить убытки, нанесенные румынами в Бессарабии и Северной Буковине. В результате работы поставленные перед советской делегацией задачи выполнены:

1) Получили от румын схему оборонительных сооружений, схему минирования и топографические материалы территории Бессарабии и Северной Буковины.