Глава двадцать четвертая. Советский ответ

Глава двадцать четвертая.

Советский ответ

«Прогноз будущей войны всегда являлся делом трудным. Одно с уверенностью можно сказать, что каждая война имеет свои особенные черты и с началом каждой войны приходится считаться с фактом неподготовленности к ней воюющих сторон». Эти слова, написанные выдающимся советским военным деятелем Б. М. Шапошниковым еще в 1930 году, оказались полностью применимыми к той ситуации, в которой Советский Союз встретил немецкое нападение в июне 1941 года. На первый взгляд, исторический парадокс: в состоянии неподготовленности оказалось государство, которое с момента своего создания осознавало опасность вооруженного нападения со стороны враждебного ему окружения.

С того момента, когда коммунистическое понимание войн избавилось от «коминтерновского» (читай — ленинского!) угара надежд на немедленную мировую революцию с помощь победоносной Красной Армии, советская военная концепция вернулась к суровой реальности тогдашней Европы, но в сталинское время приобрела характер иной паранойи: боязни агрессии со стороны стран капиталистического окружения. Эта концепция имела и внутриполитический аспект: угроза вражеского нападения должна была сплачивать советское общество и быть мощным рычагом в руках сталинского руководства. Менялись только названия тех стран, со стороны которых надо было ожидать удара. Вместо коварных Франции и Англии в «списке» появились более близкие к СССР страны знаменитого «санитарного кордона» — Румыния, Польша; замелькала и послерапалльская Германия. В 1935 году именно ее и Италию имел в виду М. Н. Тухачевский; споривший с ним видный военный теоретик Н. Свечин выделял Румынию, и оба с большим недоверием относились к Польше (ее в прессе иначе как «панской» не называли). В зловещую эпоху процессов против «врагов народа» советской общественности говорили о деятельности иностранных разведок — Англии, Франции, Германии, Польши, Японии, готовивших нападение своих стран на Советский Союз. В этих условиях руководство Красной Армии стояло перед нелегкой задачей — ему надо было готовить планы обороны в любой ситуации, против любого врага. Именно эту нелегкую задачу должен был решить маршал Советского Союза Б. М. Шапошников, который, как начальник генштаба, в марте 1938 года представил наркому обороны и ЦК ВКП(б) первый фундаментальный стратегический план. Этот документ, увы, мало известен российской общественности (полностью он был опубликован лишь в 1998 году), а он исключительно важен для понимания дальнейших событий 1940-1941 годов.

Это был, в первую очередь, план обороны. Он начинался с определения будущих агрессоров:

«б/н Совершенно секретно

24 марта 1938 г. Только лично

Написано в одном экземпляре

I. Наиболее вероятные противники

Складывающаяся политическая обстановка в Европе и на Дальнем Востоке как наиболее вероятных противников выдвигает фашистский блок — Германию, Италию, поддержанных Японией и Польшей.

Эти государства ставят своей целью доведение политических отношений с СССР до вооруженного столкновения.

Однако в данное время Германия и Италия еще не обеспечили себе позиции свободных рук против СССР, а Япония ведет напряженную войну с Китаем, вынужденная расходовать мобвоенные запасы и нести большие денежные расходы.

Польша находится в орбите фашистского блока, пытаясь сохранить видимую самостоятельность своей внешней политики.

Сильно колеблющаяся политика Англии и Франции позволяет фашистскому блоку в Европе найти договоренность в случае войны его с Советским Союзом, чтобы большую часть сил потратить против СССР.

Эта же политика Англии и Франции определяет собой политику и характер военного положения в Финляндии, Эстонии и Латвии, Румынии, а равно в Турции и Болгарии.

Возможно, что перечисленные государства сохранят нейтралитет, выжидая результата первых столкновений, но не исключается и их прямое участие в войне на стороне фашистского блока, особенно таких стран, как Финляндия и Эстония. Латвия также может быть втянута в конфликт, а Литва будет оккупирована немцами и поляками в первые же дни войны.

Вступление в войну Румынии будет находиться в зависимости от политики Франции и в особенности, если фашистский блок нанесет удар Чехословакии и главными силами будет оперировать к югу от Полесья.

Турция и Болгария, сохраняя нейтралитет, не будут стеснять действия морского флота Италии и Германии в Черном море против наших берегов. Турция, возможно, даже вступит в вооруженный конфликт с СССР, стремясь к овладению Армянской Советской Республикой, Нахичеванью, Батуми в первую очередь.

Иран и Афганистан, усиливающие свои вооруженные силы, будут сохранять вооруженный нейтралитет.

Что касается Японии, то, находясь в данное время в войне с Китаем, она и ослабила, а с другой стороны, усилила свое военное положение.

Ослабление Японии заключается в израсходовании части людских и материальных ресурсов в войне с Китаем и вынужденного оставления части дивизий на занятой территории Китая, а с другой стороны, Япония имеет уже отмобилизованную армию, почти целиком переброшенную на материк, т. е. беспрепятственно прошедшую критический период морских перевозок.

Если бы Япония в войне с Китаем даже понесла чувствительный урон, все же, в случае вооруженного конфликта в Европе между фашистским блоком и СССР, Япония будет вынуждена этим блоком к войне с СССР, так как в дальнейшем ее шансы на осуществление захватнической политики на Дальнем Востоке будут все более и более проблематичны.

Таким образом, Советскому Союзу нужно быть готовым к борьбе на два фронта: на Западе против Германии и Польши и частично против Италии с возможным присоединением к ним лимитрофов и на Востоке против Японии.

Италия, весьма вероятно, в войне будет участвовать своим флотом, посылку же экспедиционного корпуса к нашим границам вряд ли можно ожидать.»

После этой общей оценки, согласно которой при войне на два фронта СССР должен будет считаться с сосредоточением на его границах: от 157 до 173 пехотных дивизий, 7780 танков и танкеток, 5136 самолетов, Шапошников переходил к оценке вероятных оперативных планов противников и высказывал следующие предположения:

«На Западе. Германия и Польша могут сосредоточить свои главные силы к северу или к югу от Полесья. Этот вопрос указанными государствами будет решен в зависимости от положения в Средней Европе и, наконец, от того, насколько договорятся оба этих государства в украинском вопросе.

Остается неизменным одно, что как бы немцы ни гарантировали полякам действия своих главных сил к северу от Полесья, там же мы найдем и часть польских сил, так как трудно представить себе, чтобы Польша оставила свою территорию без своих войск. То же самое будет и при развертывании главных сил польско-германских армий к югу от Полесья — часть германских сил обязательно развернется к северу от Полесья…

…В империалистическую войну германское командование стремилось цементировать армии союзников включением в них своих частей. Поэтому весьма вероятно, что на территории Эстонии и Финляндии появятся германские дивизии. Армии этих государств, весьма вероятно, будут направлены германским командованием для концентрического удара на Ленинград и вообще на отрезание Ленинградской области от остальной территории СССР».

В обоих случаях это должна была быть стратегическая оборона с последующим переходом в наступление

— по варианту 1 — по обе стороны Немана с выходом главных сил в район Вильно, Гродно, Волковыск, Новогрудок, Молодечно,

— по варианту 2 — с выходом главных советских сил в район Ковель, Львов, Броды, Дубно и далее на Люблин.

Определить, по какому варианту пойдут действия, Шапошников считал возможным с 10 дня мобилизации (или даже сразу при установлении сосредоточения главных сил противника либо в Галиции, либо в Северной Польше). В обоих случаях надлежало прочно прикрывать направления на Москву и Ленинград. Если не считать старомодного расчета по «дням мобилизации», сложившегося со времени Первой мировой войны, то Шапошников правильно определил и дилемму Красной Армии, и возможное ее решение. План Шапошникова был доложен и утвержден на Главном Военном Совете 19 ноября 1938 года. Примечательно, что даже в годы действия советско-германского пакта 1939 г. он не был пересмотрен и формально продолжал действовать — за исключением, разумеется, оценок польского участия. Польши больше не существовало.

Как умелый и опытный генштабист, Б. М. Шапошников (он был единственным в высшем руководстве человеком, к которому Сталин уважительно обращался только по имени-отчеству) сразу вскрыл центральную стратегическую подоплеку начала будущей войны — вопрос о направлении главного удара противника (независимо от того, кто им будет) — к северу или к югу от Полесских болот. Маршал считал возможными оба главных варианта: вариант 1 — развертывание германо-польских сил к северу от Полесья, вариант 2 — южнее Полесья, причем для противника был бы предпочтительным вариант 1 (развертывание можно завершить на 20-й день мобилизации, на юге — на 28-30-й день). В соответствии с этой оценкой Шапошников предлагал два варианта советской обороны:

«1. Первый вариант — развертывание к северу от Полесья

…Основами этого развертывания должны быть:

1. нанесение решительного поражения главным силам германо-польских армий, сосредоточивающихся к северу от Полесья;

2. активная оборона к югу от Полесья;

3. прочное прикрытие направлений на Москву и Ленинград;

4. образование сильного резерва Главного командования для развития удара или для контрудара против наступающего противника.

В соответствии с этими задачами предлагается следующее распределение сил:

а) для действий против лимитрофов развертывается 17 стр. дивизий — подробно будет изложено ниже.

б) для действий к северу от Полесья назначается: стрелковых дивизий — 55; орудий — 5100; кавалерийских дивизий — 6; танковых бригад — 11, всего танков — 4233; самолетов 1763, из них бомбардировщиков 712, истребителей 638, разведчиков 413. Кроме того, авиационная армия — 695 самолетов, из них бомбардировщиков 500, истребителей 128, разведчиков 67.

Всего самолетов 2458…

в) для действий к югу от Полесья развертывается: стрелковых дивизий — 30; орудий 3078; кавалерийских дивизий — 8; танковых бригад 9, всего танков — 3312; самолетов 1718, из них бомбардировщиков — 794, истребителей — 438, разведчиков — 486. Самолетов морской авиации — 275, из них: бомбард. 139, истребит. 47, разведчик. 89.

г) в резерв Главного командования сосредоточиваются: стрелковых дивизий — 16, орудий 928, танков 512.

Кроме того, к 30-му дню мобилизации закончат отмобилизование еще 5 стрелковых дивизий, которые будут переведены в резерв Главного командования.

Таким образом, на главном направлении к северу от Полесья мы будем иметь (не считая Ленинградского военного округа):

71 стрелковую дивизию против возможных 80 пех. дивизий, а с подходом 5 дивизий будем почти в равных силах — 76 стр. дивизий против 80 пех. дивизий.

6388 наших орудий против 5500 орудий противника.

6 кав. дивизий против 5 1/2 кав. дивизий.

4734 танков против 3800 танков и танкеток.

3058 самолетов против 2700.

К югу от Полесья:

30 стрелк. дивизий против 40 возможных пех. дивизий.

3078 орудий против 2000.

8 кавалер. дивизий против 6 1/2 кав. дивизий.

3312 танков против 2500 танков и танкеток.

1400 самолетов против 1000 самолетов противника.

Учитывая превосходство нашего танкового вооружения против танков и танкеток противника, мы будем иметь безусловное превосходство в этом оружии.

Если к этому учесть и наше превосходство в артиллерии, то оборона к югу от Полесья получает не только устойчивость, но и активность.

При определении направления нашего главного удара к северу от Полесья нужно учесть, что главные силы германской армии мы встретим, по всей вероятности, в районе Свенцяны — Молодечно — Гродно. Если будет немцами нарушен нейтралитет Латвии, то возможно, что часть германских сил поведет наступление к северу от Двины. Барановичское направление будет занято поляками.

Наступление наше к северу от Двины, при условии участия в конфликте Латвии, или от Полоцка на запад и юго-запад ведет к длительному обходному движению по местности, слабо оборудованной железными дорогами.

Наша атака Барановичей и наступление главными силами в этом направлении поведет к затяжным боям.

Таким образом, наиболее выгодным направлением главного удара будет проведение его по обоим берегам р. Немана с задачей разгрома сосредоточивающихся здесь германо-польских сил с выходом наших главных сил в район Вильно, Гродно, Волковыск, Новогрудок, Молодечно.

…Изложенный первый вариант по срокам сосредоточения позволяет нам сравниться в сборе основной массы войск с нашими вероятными противниками, и бои начнутся на самой границе».

Но кроме этого Шапошниковым рассматривался иной вариант.

«2. Второй вариант стратегического развертывания к югу от Полесья

Как выше было доложено, развитие событий в Средней Европе или развертывание главных сил германо-польских армий в Галиции могут привести нас к решению перенести стратегическое развертывание наших главных сил к югу от Полесья, ведя активную оборону к северу от него и на Северо-Западе.

Такое решение может быть принято или сразу, или в ходе начавшегося сосредоточения, не позднее 10-го дня мобилизации, для своевременного поворота потока эшелонов на Юго-Запад.

Выше было доложено, что к югу от Полесья возможно ожидать развертывание до 79 пехотных дивизий германо-польских армий, 4700 танков и танкеток и 2800 самолетов.

Весьма вероятно, что это развертывание своими главными силами будет в районе Ровно — Тарнополь, Львов — Ковель, имея основной задачей удар на Киев через Бердичев или Казатин. Не исключена возможность, что часть сил будет направлена через Бессарабию, если Румыния не окажет этому сопротивление. Удар через Бессарабию можно ожидать на Жмеринку или Винницу, или еще восточнее во фланг нашего стратегического развертывания.

Основной задачей по второму варианту стратегического развертывания наших сил будет нанесение решительного поражения германо-польским силам. Поэтому наши главные силы должны быть развернуты на фронте Новоград-Волынский — Проскуров для удара на фронт Луцк — Львов, имея в виду главными силами выйти в район Ковель, Львов, Броды, Дубно с дальнейшим наступлением на Люблин.

На флангах: Сарненское направление является ограниченно маневренным по условиям местности. Направление к югу от Тарнополя должно быть прикрыто сильной армией, дабы обеспечить главную группировку от флангового удара от Львова.

На румынской границе оставляются лишь 3 стр. дивизии, опирающиеся на укрепленные районы, но расположение резервов Главного командования должно позволить быстро подать силы для прерывания отхода через Бессарабию польско-германских сил. 17 стрелковых и 2 кав. дивизий могли бы быть в этом случае первым эшелоном.

При втором варианте для стратегического развертывания к югу от Полесья назначается:

стрелковых дивизий — 57; кавалерийских дивизий — 8; всего орудий — 5032; танковых бригад — 13, а всего танков 5156; самолетов — 2182, из них бомбардировщиков — 978; истребителей — 488; разведчиков — 716.

Кроме того, авиационная армия — бомбардировщиков 500, истребителей 128, разведчиков 67, всего 695.

Кроме того, до 300 бомбардировщиков может быть привлечено с фронта к северу от Полесья, что дает всего для действий на юго-западе до 3177 самолетов, не считая 275 морских самолетов, а с ними будет 3452 самолета.

В резерве Главного командования сосредоточиваются: стрелковых дивизий 12; орудий 720; танков 385».

Конечно, план не был идеален. Несмотря на опыт «молниеносных» немецких операций на Западе Европы, советские военачальники — и с ними Шапошников — все-таки исходили из создавшихся в ходе Первой мировой войны и уже устаревших представлений о начальном периоде военных действий. Все фазы операций отсчитывались автором плана от условного дня объявления мобилизации. Действительно, в Гаагской конвенции 1907 года указывалось, что военные действия «не должны начинаться без предварительного и недвусмысленного предупреждения, которое будет иметь форму мотивированного объявления войны или форму ультиматума». Эта конвенция была составлена в 1914 году до войны и даже действовала: от формального повода войны — убийства эрцгерцога Фердинанда 28 июня 1914 года до предъявления австрийского ультиматума Сербии прошел почти месяц; частичная мобилизация была объявлена в России 25-го, в Германии — 27-го, в Австрии — 25 июля. Всеобщая мобилизация — 30 июля — 1 августа. Начало же боевых действий последовало значительно позже.

В 1939-40 годах гитлеровская Германия порвала с этой «традицией», нападая безо всяких формальностей на свои жертвы. Тем не менее в советских стратегических документах 1940 года (и в их последующих вариантах марта — мая 1941 года) остались по существу фиктивные понятия отсчета от дня мобилизации.

Мы уже знаем, что когда в 1940 году стали модернизировать давний план, то новый план Шапошникова, который начали разрабатывать в августе 1940 года, был готов в сентябре. Центральным моментом плана Шапошникова, который готовил и бисерным каллиграфическим почерком выписал молодой полковник Александр Василевский, было: Советскому Союзу «необходимо быть готовым к борьбе на два фронта: на западе, против Германии, поддержанной Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией; на востоке — против Японии». План допускал также участие в этой коалиции и Турции. Главным противником ожидалась Германия с силами 230-240 дивизий, 20 тысяч орудий, 11 тысяч танков, 11 тысяч самолетов. Японские силы оценивались в 50-60 дивизий. Это была вполне реалистическая оценка, подготовленная на основе данных разведки. Не менее реалистичной была и оценка возможных действий Германии. Как считалось в плане, из различных вариантов германских действий «наиболее политически выгодным для Германии, а следовательно, наиболее вероятным», может быть удар не южнее, а севернее Припятских болот, делящих весь возможный театр военных действий:

«Германия вероятнее всего развернет свои главные силы к северу от устья р. Сан, чтобы из Восточной Пруссии нанести и развивать главный удар в направлении на Ригу, Ковно и далее на Двинск, Полоцк или на Ковно, Вильно и далее на Минск».

Генштаб Красной Армии ожидал также удара на Волковыск — Барановичи и попытки окружения частей Красной Армии в Прибалтике и Белоруссии с последующим наступлением на Ленинград и Москву.

Однако идеи плана не нашли поддержки у нового наркома Тимошенко. План начали перерабатывать. На переработку ушло несколько месяцев, а с ними — ушел и Шапошников. Начальником генштаба стал генерал Мерецков. 18 сентября 1940 года Мерецков и Тимошенко сочли вывод Шапошникова — Василевского ошибочным. Когда же 5 октября этот план был представлен Сталину, то и он не согласился с тщательно выношенной идеей Шапошникова, сказав:

— Думаю, что для немцев особую важность представляют хлеб Украины и уголь Донбасса…

Кстати, разведчики Генштаба тогда не могли ничем подтвердить особой роли южного варианта. Но раз Сталиным сказано — так и сделано. 14 октября 1940 года был представлен новый план, рассчитанный на отражение главного немецкого удара южнее Припятских болот. Так оставалось до самой войны. Документы предусматривали, что Красная Армия упорной обороной на рубежах государственной границы на базе полевых укреплений должна не допустить вторжения противника на нашу территорию. Далее предстояло обеспечить время для отмобилизования армии, а затем, мощными ударами отразив наступление противника, перенести боевые действия на его территорию. Для этого первый стратегический эшелон должен состоять из 57 дивизий, второй — из 52, в резерве предполагалось оставить 62.

Вот как это выглядело:

«…I. Наши вероятные противники

Сложившаяся политическая обстановка в Европе заставляет обратить исключительное внимание на оборону наших западных границ.

Возможное вооруженное столкновение может ограничиться только нашими западными границами, но не исключена вероятность атаки и со стороны Японии наших дальневосточных границ.

Вооруженное нападение Германии на СССР может вовлечь в военный конфликт с нами Финляндию, Румынию, Венгрию и других союзников Германии.

Таким образом, Советскому Союзу необходимо быть готовым к борьбе на два фронта: на западе — против Германии, поддержанной Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией, и на востоке — против Японии как открытого противника или противника, занимающего позицию вооруженного нейтралитета, всегда могущего перейти в открытое столкновение.

…III. Вероятные оперативные планы противников

Документальными данными об оперативных планах вероятных противников как по западу, так и по востоку Генеральный штаб Красной Армии не располагает.

Наиболее вероятными предположениями стратегического развертывания возможных противников могут быть:

На западе

Германия, вероятнее всего, развернет свои главные силы на юго-востоке — от Седлец до Венгрии, с тем чтобы ударом на Бердичев, Киев захватить Украину.

Этот удар, по-видимому, будет сопровождаться вспомогательным ударом на севере — из Восточной Пруссии на Двинск и Ригу или концентрическими ударами со стороны Сувалки и Бреста на Волковыск, Барановичи.

При выступлении Финляндии на стороне Германии не исключена поддержка ее армии германскими дивизиями (8-10) для атаки Ленинграда с северо-запада.

На юге

Возможно ожидать одновременного с германской стороны перехода в наступление в общем направлении на Жмеринку румынской армии, поддержанной германскими дивизиями…

Примерный срок развертывания германских армий на наших западных границах — 10-15-й день от начала сосредоточения.

На востоке

Вероятнее всего, японское командование ближайшей целью действий своих сухопутных и морских сил поставит овладение нашим Приморьем, в связи с чем предполагается следующая группировка японских сил в первый месяц войны:

на Приморском направлении — 14-15 пехотных дивизий;

на Сахалинском направлении — до 3 пехотных дивизий;

против Сахалина и в устье реки Амур — до 2 пехотных дивизий;

против Забайкалья и МНР — 8-9 пехотных дивизий, главная группировка которых будет на Хайларском плато.

Остальные 30 японских дивизий и небольшие средства усиления могут быть подвезены в Северную Маньчжурию к концу второго месяца от начала сосредоточения.

Необходимо также учитывать действия против наших восточных берегов и портов сильного морского флота противника с попыткой высадки крупных десантов на южном берегу Приморья.

IV. Основы нашего стратегического развертывания

При необходимости стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на два фронта основные наши силы должны быть развернуты на западе.

На востоке должны быть оставлены такие силы, которые позволили бы нам уничтожить первый эшелон японской армии до сосредоточения 2-го эшелона и тем создать устойчивость положения.

Остальные наши границы должны быть прикрыты минимальными силами, а именно:

а) на охране Северного побережья остаются одна 88-я стрелковая дивизия, запасные части и погранохрана;

б) на охране берегов Черного моря от Одессы до Керчи, кроме Черноморского флота, остаются 156-я стрелковая дивизия, запасные части, береговая оборона и погранохрана;

в) на охране побережья Черного моря от Керчи до Сухуми — 147-я стрелковая дивизия и погранохрана;

г) Закавказье обеспечивается оставлением 6 стрелковых дивизий (из них 4 горных), 2 кавалерийских дивизий и 11 полков авиации — главным образом для прикрытия Баку;

д) границы в Средней Азии обеспечиваются 2 горнострелковыми дивизиями и 3 кавалерийскими дивизиями.

Всего на северных и южных границах СССР из полевых войск оставляется: 11 стрелковых дивизий (из них 7 горных); 5 кавалерийских дивизий…

Народный комиссар обороны СССР

Маршал Советского Союза С. Тимошенко

Начальник Генерального штаба Красной Армии

генерал армии Г. Жуков

Исполнитель

генерал-майор Василевский»

Итак, Генеральный штаб Красной Армии — этот, по выражению того же Б. М. Шапошникова, «мозг армии» — по самому своему назначению должен был готовить и действительно давно готовил документы, определявшие сроки боевой готовности и характер ожидаемых военных действий. При этом надо учитывать одно характерное свойство деятельности Генштаба РККА: как ни в какой другой армии мира, она зависела от политических решений. Ни один документ, сколько-либо важный для армии, не вступал в силу без разрешения Политбюро ЦК ВКП(б), т. е. И. В. Сталина. Как народный комиссар обороны (С. К. Тимошенко), так и начальник Генштаба (с августа 1940 года по январь 1941 года — К. А. Мерецков, затем Г. К. Жуков) регулярно, порой несколько раз в неделю, докладывали И. В. Сталину обстановку. На ряде документов есть прямые записи, подтверждающие согласие И. В. Сталина и В. М. Молотова.

Каков же был расчет времени, казавшийся Сталину необходимым для подготовки к отражению немецкой агрессии? Ответ на этот поистине кардинальный вопрос давался не прямо, но косвенно — в ряде документов, а именно:

— Стратегические документы Генштаба, разработанные в августе — октябре 1940 года и сохранявшие свое действие вплоть до начала войны, были рассчитаны на срок 1940 и весь 1941 год (как это прямо оговаривалось в их преамбулах). В частности, вариант от 11.3.1941 года прямо оговаривал, что стратегическое развертывание Красной Армии будет зависеть от «значительных организационных мер, которые проводятся в 1941 году».

— Важнейшим документом, определявшим сроки осуществления мобилизационных мероприятий, был мобилизационный план 1941 года (МП-41). Он был датирован 12 февраля 1941 года и предусматривал формирование 300 дивизий, подготовка к обеспечению чего рассчитывалась на весь год, а достижение оптимальной численности Красной Армии ожидалось к 1 января 1943 года. В плане предписывалось, что все немедля начинавшиеся мобилизационные разработки должны были быть представлены военными округами к 1 июля 1941 года.

— Выполнение программы создания новой танковой, авиационной и артиллерийской техники и переподготовка кадрового состава планировались на весь 1941 год и на весь 1942 год (по крайней мере до декабря).

— Получение новой танковой и авиационной техники частями РККА должно было производиться со второй половины 1942 года. Готовность ВВС предполагалась к 1.01.1942 г.

— Пополнение кадрового состава было рассчитано до 1 января 1942 года.

— Утвержденный весной 1941 года график командно-штабных и войсковых учений приграничных военных округов и оперативных объединений Красной Армии был рассчитан на завершение их в декабре 1941 года. В частности, большие учения по оборонительным операциям были назначены на октябрь 1941 года.

— Создание и вооружение укрепленных районов на новой границе было рассчитано на 1942 год.

— Немецкие поставки вооружения для Красной Армии по подписанному 10.1.1941 соглашению были расписаны до августа 1942 года. Предусматривались и дальнейшие поставки на 1942/43 годы.

— Наконец, утвержденный весной 1941 года график очередных отпусков командного состава Оперативного управления Генерального штаба Красной Армии был рассчитан на срок август — ноябрь 1941 года. Кстати, и в Политбюро в июне 1941 г. было решено предоставить отпуск А. А. Жданову.

Конечно, партийному и советскому руководству нельзя предъявить упрек в том, что оно не принимало мер по техническому перевооружению РККА. Буквально не было ни одного заседания Политбюро, на котором не рассматривались эти вопросы (особенно по танковому и авиапроизводству). Но при всем напряжении сил и при фактическом мобилизационном состоянии советской промышленности ее усилия могли дать эффект опять же только к 1942-1943 годам. Если же соединить эти данные с рядом сообщений мемуарного характера (Г. К. Жуков, А. М. Василевский, П. К. Пономаренко и др.) о расчетах Сталина отсрочить конфликт с Германией минимум до 1942 года, то и возникает безусловная картина серьезнейшего просчета — кардинального просчета.

Что же произошло?

Существует одно простое объяснение. Когда престарелого Вячеслава Молотова спросили: как могло случиться, что мудрый Сталин так просчитался в определении сроков войны, Молотов ответил:

— В какой-то мере так можно говорить только в том смысле, если добавить: а непросчета не могло быть. Как можно узнать, когда нападает противник… Нас упрекают, что мы не обратили внимание на разведку. Предупреждали, да. Но если бы мы пошли за разведкой, дали бы малейшей повод, он бы раньше напал…

Молотов повторил: «Другого начала войны и быть не могло!» И добавил: «Не могло не быть просчетов ни у кого, кто бы ни стоял в таком положении, как Сталин. Но дело в том, что нашелся человек, который сумел выбраться из такого положения и не просто выбраться — победить! Ошибка была допущена, но, я сказал бы, второстепенного характера, потому что мы боялись сами навязать себе войну, дать повод».

Объяснение для Молотова понятное (для него, наверное, и лишний десяток миллионов жертв «второстепенная ошибка»). Но при всей циничности подобной интерпретации Молотов проронил слово, которое кажется мне ключевым. Впервые же оно встретилось не у Молотова, а у Георгия Жукова.

Произошло это так. В 1966 году, когда я писал книгу о битве за Москву, я решил попытаться побеседовать с человеком, знавшим об этом больше всех. Георгий Жуков был тогда в опале, жил на своей подмосковной даче близ кольцевой дороги и не отказывался от встреч. Так мне удалось несколько раз беседовать с великим полководцем. Более того: когда я написал главу книги, в которой ссылался на маршала, то послал ему прочитать. Прошла неделя, другая, и адъютант прислал мне машинописные страницы с многочисленными пометками, порой весьма нелестного характера в адрес военачальников, которых я цитировал. Так, был в моем тексте такой абзац:

«Однажды в беседе с П. К. Пономаренко И. В. Сталин говорил, что в принципе знал, что нападения Гитлера не избежать, но в определении сроков ошибался примерно на полгода. Надеясь на эти полгода „отсрочки“, руководство советской страны и вооруженных сил упустило слишком многое».

Жуков подчеркнул слово «нападения Гитлера не избежать» и написал на полях:

«Это вранье, Сталин надеялся, что ему удастся как-то избежать войны, которой он боялся».

Боялся. Может, в этом разгадка? Боялся — потому что знал. Знал о сосредоточении. Знал о намерениях Гитлера и прекрасно запоминал все разведдонесения. Но не хотел отойти от своей веры в себя как человека непогрешимого.

В советском централизованном государстве определение сроков имело решающее значение. Сплоченное волей и руководством партии советское общество действительно проявляло беззаветную готовность ценой любых лишений добиться осуществления поставленных задач. Однако на это жизнь отвела куда меньше времени, чем рассчитывало руководство партии.

Как объяснить столь существенный, причем не тактический, а стратегический просчет советского руководства, который стоил стране так дорого? Почему И. В. Сталин, осмотрительность и подозрительность которого уже в те годы были чертами его характера и политической деятельности, совершил этот просчет? Почему — как ставил вопрос в своих послевоенных размышлениях о трагедии 1941 года Г. К. Жуков — И. В. Сталин уже с самого начала года не взял решительного курса на подготовку к отражению уже явной опасности? Если в апреле 1940 года Сталин говорил военачальникам, что смысл войны с Финляндией состоит в получении армией боевого опыта, то почему не были немедленно сделаны выводы из этого неудачного опыта? Очевидно, что ответы надо искать не только и не столько в особенностях диктаторского мышления И. В. Сталина, не допускавшего возражений со стороны своих даже самых близких соратников. Это была системная особенность диктатуры.