Глава двадцать четвертая
Глава двадцать четвертая
Я на вашей стороне, если речь идет обо мне.
Джордж Шульц
Прорыв наступил в 2006 году, однако он проходил скорее постепенно, чем одним решительным махом. До последнего момента не было ясно, смогут ли Шульц, Киссинджер, Перри и Нанн преодолеть политические разногласия и расхождения в методах проведения политики, чтобы сделать сенсационный призыв к ядерному разоружению.
Шульц, как ни странно, был в числе первых, кто стал колебаться. В середине февраля Кэмпелман отправил Шульцу копию авторской обзорной статьи, набросанной им и Андреасеном, предложив Шульцу выступить в качестве соавтора или даже взять на себя одного авторство всей статьи. В ней был призыв к уничтожению ядерных вооружений. «Это послание не имеет целью заставить вас поспешить с принятием решения, которое вы еще не готовы сделать, именно поэтому я посылаю его вам через Сидни, – писал Кэмпелман в своем письме, имея в виду Дрелла как посредника. – Содержание прилагаемой авторской обзорной статьи отражает почти год усилий с моей стороны и со стороны группы экспертов, представляющих обе партии. На протяжении этого времени мы не могли найти какой-нибудь веский довод, который был бы против нашей цели. …Я полагаю, такой материал за одной только вашей подписью разбудит всех нас, но если вы захотите, чтобы и я подписал его тоже вместе с вами, это будет честью для меня».[525]
Шульц ответил в конце марта. «Он позвонил мне и сказал: «Макс, я не готов к этому», – рассказывал Кэмпелман.[526] Но Шульц заверил Кэмпелмана в том, что тема уничтожения ядерного оружия будет поднята на конференции по случаю юбилея Рейкьявика, которую организуют он и Дрелл. «Я приветствую любые предложения с вашей стороны относительно приемлемых действий, которые следует отстаивать и о которых следует писать, – заявил Шульц в очередном письме. – Я на вашей стороне, если речь идет обо мне». Говоря о повестке дня предстоящей конференции, Шульц сообщал: «Мы думаем сделать предпоследнюю встречу посвященной решению вопроса, касающегося вашего предложения, и рассчитываем на то, что вы проведете это заседание».[527]
Для подготовки к встрече Шульц попросил Мартина Андерсона, коллегу по Гуверовскому институту, работавшего с документами Рейгана над проектом написания книги, собрать комплект материалов, которые касались рейгановского намерения уничтожить ядерное оружие.
Когда его спросили в 2010 году, почему он проявил колебание и не поставил свою подпись под статьей Кэмпелмана, Шульц сказал: «Я думал, вдруг как гром среди ясного неба обзорная статья от меня ни с того ни с сего. У меня и мысли не было, что в итоге так все развернется, но я считал, что трамплин должен быть лучше, чем я сам, и оказался прав».[528]
Статья Кэмпелмана была опубликована в «Нью-Йорк таймс» 24 апреля 2006 года под заголовком «Бомбы долой».[529] В ней, в частности, говорилось: «Дожив до 85 лет, я никогда не был так озабочен будущим моих детей и внуков, как сегодня. Количество обладающих ядерными вооружениями стран растет, и террористы намереваются овладеть ядерной технологией с целью использования смертоносных вооружений против нас.
К сожалению, цель глобального уничтожения всех видов оружия массового уничтожения – ядерных, химических и биологических вооружений – не является сегодня неотъемлемой частью американской внешней политики; а ее следует вновь поставить в первые пункты нашей повестки дня».
Статья заканчивалась эффектной концовкой о мире, который «существует», и мире, который «должен» существовать. К этой теме Кэмпелман будет возвращаться в предстоящие месяцы с огромной убежденностью, поражая и вдохновляя Шульца.[530] На следующий день Дрелл послал записку Андреасену: «Колонка Макса хороша. Джорджу она понравилась».[531]
Несмотря на страстный призыв Кэмпелмана к уничтожению ядерного оружия, Шульц, Нанн, Перри и Дрелл были еще не очень готовы пойти на решительный шаг. В конце весны и начале лета 2006 года сотрудники фонда ИЯУ обдумывали, как лучше всего распространить цели фонда в отношении ядерного оружия за пределы повестки дня, связанной со снижением угрозы, нацеленной преимущественно на американские и советские ядерные силы и расщепляющиеся материалы, необходимые для изготовления оружия. В середине июня накануне намеченной на конец того месяца встречи Нанна с Шульцем и Перри в Калифорнии Андреасен подготовил памятную записку, в которой были исследованы конкретные шаги по уменьшению ядерных угроз.
Это были не просто смысловые упражнения. Нанн все еще сомневался относительно принятия «нуля», хотя его мышление по этому поводу уже трансформировалось до той стадии, в которой он уже был готов рассматривать этот вариант. Он по-прежнему беспокоился в связи с переносом внимания с конкретных шагов, предложенных ИЯУ, и подмены диалога относительно уменьшения угрозы некими грандиозными концепциями. Когда же Тед Тернер выносил тему уничтожения на встречи совета директоров фонда ИЯУ, она не получала большой поддержки. Как вспоминал Нанн: «Он говаривал: сколько человек здесь за уничтожение ядерного оружия? Я не возражал против того, чтобы он спросил на совете. Ну, человека три поднимут руки, и он будет одним из них. А остальные члены совета, международные и иные, включая Билла Перри и меня самого, никогда не подняли бы руки».[532]
Но с учетом застоя с решением вопроса об уменьшении глобальной угрозы Нанн был открыт для новых идей. Чарльз Кёртис, в то время президент ИЯУ, вспоминал: «Я думаю, Сэму стало совершенно ясно, что мы дошли до такого состояния, когда не могли больше уменьшать ядерную опасность без широкого международного сотрудничества. И мы не могли достичь такого международного сотрудничества до тех пор, пока не связали бы шаги по уменьшению ядерной опасности с работой, непосредственно нацеленной на ликвидацию ядерного оружия.
Мы исчерпали свои возможности. Мы достигли пределов своих возможностей. …Поэтому, по его пониманию, нам нужно было сменить лексику. Мы должны были изменить стиль и свои позиции в мире по этому вопросу».[533]
В памятной записке Андреасена подчеркивался «параллелизм» стратегии, в которой будут комбинироваться промежуточные шаги и долгосрочные цели. Во главу угла ставилось «обязательство осуществлять действия, нацеленные на то, чтобы привести нас к миру без ядерного оружия… и к процессу, включающему набор действий, которые, будучи осуществлены параллельно, направят нас в мир без ядерных вооружений».[534]
27 июля 2006 года Нанн и Кёртис собрались в конференц-зале Шульца в Гуверовском институте. К ним присоединились Шульц, Перри и Дрелл, а также ряд коллег по Стэнфорду, включая эксперта по истории и политике ядерного оружия Дэвида Холлоуэя, а также бывшего президента корпорации РЭНД и заместителя министра обороны Гарри Роуэна, сыгравшего ведущую роль в разработке стратегии ядерного сдерживания.
Конференц-зал Шульца не имел окон и размещался на третьем этаже одного из двух административных зданий Гуверовского института у подножия Гуверовской башни. Он был переполнен сувенирами и памятными вещами Шульца. Фотографии Шульца с президентами США и иностранными руководителями висели на стенах, наряду с печатями четырех правительственных ведомств, которые он возглавлял: Административно-бюджетного управления, министерств труда и финансов, а также Государственного департамента. На группу людей, занимавших свои места вокруг прямоугольного стола для заседаний, со стены смотрела большая фотография Шульца и Горбачева за столом переговоров в Рейкьявике.
Шульц приветствовал группу, и вскоре дискуссия вышла на вопрос о том, что произойдет, если конкретные шаги по уменьшению опасностей дополнить целью уничтожения ядерного оружия: возникнут ли дополнительные препятствия или их действие, напротив, будет усилено? Вспомнили об обзорной статье Кэмпелмана. И по мере продолжения дискуссии создался консенсус относительно того, что движение в направлении нулевого варианта является желаемой целью, которая может оживить с достаточной силой поддержку внутренних шагов.
«Мы сидели за столом и разговаривали, и оказалось, что мы склоняемся к миру, свободному от ядерного оружия», – говорил Шульц.[535]
Кёртис вспоминал: «Шульц (я считаю, что стоит это сказать) был очень дальновидным человеком, и это шло еще с Рейкьявика и устремления Рональда Рейгана в отношении мира, свободного от ядерного оружия. А Сэм Нанн был больше человеком конкретных действий, трудной, прагматичной и насущной работы по уменьшению ядерных опасностей. …Это была одна из самых примечательных встреч, на которых я когда-либо присутствовал».[536]
Когда встреча подходила к концу, Шульц позвал своего помощника и надиктовал записку, в которой подводились итоги дискуссии. Когда Шульц закончил, Нанн подумал: «Это было просто блестяще. Он попал в самую точку, ухватил главное».[537]
Шульц переделал краткий отчет в памятную записку для президента Буша. Его слова об уничтожении ядерного оружия были преднамеренно расплывчатыми, призывали к усилиям, которые возглавила бы Америка, по уменьшению роли ядерного оружия, но тенденция была четкой. Шульц, Перри, Нанн и Дрелл, казалось, больше не боялись, что великая и благородная цель могла бы отвлечь внимание от конкретных действий. Действительно, они пришли к идее о том, что цель привлечет поддержку практическим действиям. Они еще не вполне были готовы открыто призвать к уничтожению ядерного оружия, но близко подошли к этому.
Вот что надиктовал Шульц:
Ядерное мировоззрение, и что может быть сделано в этом плане[538]
Вы предприняли важные шаги в направлении ядерного нераспространения, заключив Московский Договор, уменьшив упор на роль ядерного оружия и проведя братиславский саммит, на котором вы и президент Путин взяли на себя личную ответственность за ядерную безопасность. Однако в XXI веке природа ядерной угрозы изменилась коренным образом в сравнении с временами холодной войны. Эта перемена представляет как огромные вызовы и большие опасности, так и величайшие возможности. Они стали причиной этой памятной записки.
Ядерная проблема требует лидерства США. Такое лидерство должно привести мир к следующей стадии – стадии уменьшения акцента на ядерное оружие.
Ядерное оружие, которое одно время считали частью решения вопросов безопасности потому, что оно было средством сдерживания, сейчас стало угрозой безопасности. Его бесполезность как сдерживающей силы стала очевидна к концу холодной войны, а угроза распространения, особенно в век, когда террор используется как вид оружия, превратила его в опасность. С длинным перечнем ядерных вооружений в России и Соединенных Штатах также связана угроза случайных запусков с разрушительными последствиями. Что может быть сделано?
Статья VI Договора о нераспространении предполагает прекращение существования ядерного оружия. Она предусматривает, что государства, не имеющие ядерного оружия, согласятся не обладать им, а государства, которые обладают ядерным оружием, согласятся отказаться от него. Встреча между президентом Рейганом и генеральным секретарем Горбачевым в Рейкьявике 20 лет назад привела некоторых в воодушевление, но большинство экспертов в области ядерных вооружений были в шоке. Руководители двух стран, обладающих самыми крупными арсеналами ядерного оружия, были в процессе достижения согласия на его уничтожение и уничтожение баллистических ракет, представляющих самую большую угрозу в плане их доставки, особенно сейчас, в век, когда оказываются возможными ошибочные или непреднамеренные запуски. Может ли быть доведено до конца обещание, содержащееся в Договоре о нераспространении, и возможность соглашения, отмеченная в Рейкьявике?
Макс Кэмпелман, человек, который активно и многократно занимался этими вопросами, официально зафиксировал положительные ответы на эти вопросы. (Смотрите прилагаемую статью в «Нью-Йорк таймс».) Я предлагаю, чтобы достижение этой цели было обусловлено поддающейся учету серией дополнительных действий, некоторые из которых будут предприниматься в последовательной очередности, но большая часть которых могла бы быть осуществлена одновременно. Каждое из этих действий важно само по себе, даже без увязки с другими. Эти действия включают следующее:
1. Большое количество потенциально опасных материалов, пригодных для получения бомбы, находится в 100 исследовательских реакторах, разбросанных в 40 странах мира. Исследования могут проводиться с низкообогащенным ураном с гарантией нераспространения, таким образом, следует реализовать план, который убедит страны, имеющие исследовательские реакторы, подписать международное соглашение о переводе реакторов с высокообогащенного на низкообогащенный уран.
2. Существуют определенные центры в мире, в которых уран обогащается для целей получения атомной энергии. Можно было бы подписать соглашение о том, чтобы эти точки были поставлены под международный контроль для недопущения повышения степени обогащения урана до уровня производства оружия. В таком случае все страны согласились бы отказаться от возможности дальнейшего обогащения при том понимании, что любая страна, которая хочет иметь обогащенный уран для целей атомной энергии, будет в состоянии получать его по разумной цене вначале в Группе ядерных поставщиков, а затем из возвращаемых резервов под контролем МАГАТЭ или других соответствующих международных гарантий. Эта договоренность будет дополнена соглашением о том, что израсходованное топливо будет собираться и утилизироваться или перерабатываться.
3. Оружие, которое сейчас находится на боевом дежурстве и в состоянии повышенной боевой готовности, должно поменять свой статус боевой готовности, возможно, поэтапно, но по большей части на постоянной основе. Сегодня время боевой готовности составляет 30 минут или менее. Вы могли бы содействовать увеличению предупредительного периода до, скажем, одного часа, одной недели или больше.
4. Процесс, вероятнее всего, начнется с шагов, предпринятых Соединенными Штатами и Россией, которые должны будут достичь соответствующего понимания. Ухудшение ситуации в России со спутниками и радарами означает, что время на предупреждение и их уверенность в способности своей системы более раннего оповещения намного хуже, чем это было во время холодной войны. В интересах Соединенных Штатов помочь русским с отладкой их системы раннего оповещения и усилить начатое сотрудничество, которое не получило существенного прогресса.
5. Соединенные Штаты и Россия должны сократить развернутые на стартовой позиции силы до минимально необходимых цифр, что будет значительно меньше нынешнего уровня и уровней, закрепленных Московским Договором.
6. Тактическое ядерное оружие является наиболее вероятным оружием, которое террористы либо выкрадут, либо купят. Нам следует добиваться прозрачности отношений с русскими на двусторонней основе по поводу количества и мест расположения с целью постепенной полной ликвидации всего тактического оружия. До момента достижения нами этой цели другие страны должны будут присоединиться к нам.
7. Пересмотреть Договор о всеобщем запрещении испытаний и привести его в соответствие так, чтобы Сенат был готов согласиться на его ратификацию.
8. Работа над процедурами контроля, какими бы сложными они ни были, как для биологического договора, так и для договора об ограничениях на расщепляющиеся материалы.
Вспоминая и встречу, и памятную записку, Нанн говорил, что был момент, когда Шульц, Перри и он сам понимали, что они в основном достигли взаимопонимания. «Я бы сказал, что наступило понимание того, что мы трое на самом деле были, в общем-то говоря, настроены на одну волну. Наши взгляды полностью совпадали. Я назвал бы это слиянием видения перспективы и практических шагов по его достижению».[539]
Перед тем как разойтись, Шульц сказал, что, может быть, он покажет памятную записку Генри Киссинджеру. Идея подключения Киссинджера была важным предложением. Его поддержка придала бы дополнительный вес записке Шульца и подключила бы к делу еще одного бывшего государственного секретаря и еще одну влиятельную персону из числа республиканцев. Квартет из Шульца, Киссинджера, Перри и Нанна придал бы записке ореол двупартийности или беспартийности. При наличии мощного мандата у этой четверки как специалистов в области обороны все, за что они выступали совместно, моментально становилось объектом внимания в Вашингтоне и за границей.
На протяжении последующих нескольких дней Шульц отредактировал памятную записку, включив в нее предложения других участников дискуссии. 13 июля Нанн отправил Шульцу список предложенных изменений и дополнений, отражающих его мысли и соображения сотрудников фонда ИЯУ. Нанн хотел добавить новый заключительный абзац, в котором говорилось следующее: «Действие по этим пунктам по праву будет рассматриваться как смелая инициатива, – совместимая с видением президента Рейгана и моральным наследием Америки, – что будет иметь глубокое воздействие на будущие поколения во всех уголках земного шара».[540]
Нанн также поддержал предложение Шульца показать записку Киссинджеру. «Полагаю, что ты прав, стараясь найти прямой и личный выход на президента, и я согласен, что зондаж в отношении Генри Киссинджера по этим вопросам может привести нас к продуктивному и мощному сотрудничеству», – писал Нанн.
Нанн не был близок к Киссинджеру, но он давно восхищался его интеллектуальной мощью. Нанн был новичком в Сенате во время работы Киссинджера в качестве советника по национальной безопасности и государственного секретаря у Никсона. Киссинджер, по его словам, «имел дела со Скупом Джексоном, он работал со Стеннисом и Саймингтоном и персонами этого рода, поэтому мои прямые контакты с Киссинджером один на один были в то время ограниченными».
Несколько дней спустя Шульц взял копию памятной записки с собой в «Богемскую рощу». «Киссинджер, который стал моим лучшим другом, отдыхает в том же загородном доме, что и я. Я сказал ему: «Генри, посмотри на это». Он глянул на бумаги и сказал: «Я должен подумать над этим, это важно». А я сказал: «Ну, возьми с собой и подумай».[541] Шульц был удивлен и обрадован реакцией Киссинджера.
Примет ли Киссинджер участие в игре? Расхождения казались большими. Хотя он с годами и занял лидирующие позиции, ставя под сомнение американские планы направления всей мощи сил ядерного арсенала против Советского Союза, но никогда не поддерживал уничтожение ядерного оружия. Для Киссинджера, в высшей степени расчетливого реалиста в вопросах внешней политики, уничтожение ядерного оружия было сказочной фантазией.
Но Кэмпелман, например, полагал, что Киссинджер мог бы и не стать «дохлым номером». Киссинджер был основным докладчиком на церемонии в Государственном департаменте в 2005 году, когда Американская дипломатическая академия вручала Кэмпелману награду. Он хвалил Кэмпелмана как человека, который нашел точный баланс между реализмом и идеализмом в своей дипломатической карьере. Когда Киссинджер затронул вопрос о ядерном оружии, Кэмпелман был поражен его комментариями. Киссинджер тогда сказал: «Когда я возглавлял Госдепартамент, меня больше всего волновала одна проблема – это была дилемма: как человек, с которого будут спрашивать относительно необходимости применения ядерного оружия, я пришел к выводу, что никто не имеет морального права убивать так много людей.
Но как практический работник на внешнеполитическом фронте я также чувствовал, что у нас нет морального права подвергать мир потенциальному уничтожению. Сейчас в условиях биполярного мира вы можете находить выбор в этой дилемме, но, учитывая распространение ядерного оружия, это представляется невыполнимой задачей; отсюда нераспространение является во многих отношениях ключевым вопросом нашего времени».[542]
Для Кэмпелмана это означало, что Киссинджер одобряет уничтожение ядерного оружия. «Он выступил в защиту нулевого варианта, – вспоминал Кэмпелман. – Я быстро дал знать Шульцу, потому что Джордж был глубоко в это вовлечен».[543]
Текст выступления Киссинджера не подтверждает интерпретацию Кэмпелмана. Говорить о том, что нераспространение является ключевым вопросом нашего времени, это не одно и то же, что призывать к уничтожению ядерного оружия. Но Кэмпелман был прав, предположив, что Киссинджер мог бы рассмотреть предложение. Изначальная реакция Киссинджера на памятную записку Шульца, которая прозвучала через семь месяцев в «Богемской роще», усилила это впечатление.
Для Киссинджера утрата контроля над ядерным оружием и материалами по мере распространения технологии была одним сплошным расстройством. Как он позже говорил, «во время холодной войны даже благополучные промышленно развитые страны определяли и вырабатывали определенное количество, какую-то форму контроля с целью предупреждения нестандартного применения или случайного использования или утечки в чужие руки ядерного оружия. Но по мере распространения технологии делать это становится все труднее и труднее. И мы уже видели в странах типа Пакистана, который является сравнительно хорошо развитой страной, что вся система распространения становится или возможной, или не запрещенной, что привело к попаданию ядерной технологии в Ливию, Северную Корею и некоторые другие страны-«изгои».[544]
Подбор действующих лиц для Киссинджера тоже играл свою роль. Шульц, Перри, Нанн и Дрелл были тяжеловесами в области национальной безопасности. Что бы они ни сказали хором о ядерном оружии, вероятнее всего, привлекало бы внимание, благодаря их положению и новизне такого явления, когда демократы и республиканцы находят общую почву по важнейшей проблеме в сфере обороны. У Киссинджера к тому же были хорошие личные отношения с каждым из них. Если бы к нему обратилась совсем иная группа людей, он, возможно, не подключился бы так серьезно к этому делу.
Встречи Киссинджера с Шульцем на разных международных мероприятиях и на неформальных площадках в «Богемской роще», судя по всему, смягчили старую враждебность. «Джордж Шульц и я, как вы заметили, близкие друзья, и мы стараемся действовать сообща, – говорил Киссинджер. – Мы пишем совместные статьи, мы читаем материалы друг друга, мы все время разговариваем».[545] Шульц подтверждал, что они часто беседуют. Киссинджер говорил, что его отношения с Нанном «не такие близкие, но довольно тесные». У него было не так много контактов с Перри, однако он о нем хорошо отзывался. «В прошлом я не был в тесных отношениях с Перри, но я чувствую себя с ним стабильно и комфортно, когда мы встречаемся и работаем вместе. Первым, кому я позвонил, когда стал задумываться над этой тематикой, был Сэм Нанн. Но, так или иначе, я полагаю, что мы все на одной и той же волне. С технической точки зрения он гораздо опытнее меня, но у него нет такого интереса к стратегическим вещам, какой есть у меня».
Из всей этой группы людей Киссинджер знал больше всего Дрелла, со времени их первой встречи на званом ужине в Израиле в 1961 году. «Я всегда уважал Дрелла», – говорил Киссинджер.
Пока Шульц и Киссинджер в июле 2006 года совещались в «Богемской роще» под калифорнийскими секвойями, в Стэнфордском университете продолжалось планирование проведения осенью того года конференции по Рейкьявику. Занимавшиеся подготовкой Шульц и Дрелл пригласили разнообразный контингент лиц времен холодной войны, включая Перри, Кэмпелмана, адмирала Уильяма Кроуи, председателя Объединенного комитета начальников штабов с 1985 по 1989 год, Джека Мэтлока, американского посла в Москве с 1987 по 1991 год, Ричарда Перле, заместителя министра обороны (1981–1987 годы) и Джеймса Тимби, опытного переговорщика по вопросам контроля над вооружениями.
Шульц и Дрелл, используя средства Гуверовского фонда, подготовили 10 документов о встрече в верхах в Рейкьявике и ее последствиях, которые были розданы участникам конференции до начала ее созыва. Нанн был приглашен на конференцию, но не смог в ней участвовать из-за заседания совета директоров фонда ИЯУ, которое проходило в то же самое время. У Киссинджера также были накладки с графиком мероприятий.
Участники собрались утром 11 октября в Зале Анненберга, элегантном двухуровневом помещении для конференций, которое руководство Гуверовского института обновило для подобного рода мероприятий. В центре зала стоял большой круглый стол, оборудованный микрофонами, на столе располагался модем для выхода в локальную сеть, вокруг стола 18 или около того кресел для руководителей типа «Аэрон». Второй ярус мест окружал стол на приподнятой платформе, придавая залу внешний вид зала Совета Безопасности ООН. Шульц, Перри и Дрелл сидели за главным столом.
Когда время стало близиться к полудню, к собравшимся обратился Кэмпелман. Его костлявая фигура и слабый голос придавали его высказываниям неожиданную остроту и силу. Шульц позже скажет об этом выступлении как о «самом красноречивом моменте всей конференции».[546]
Кэмпелман назвал свое выступление «Сила Надо».[547] Вспомнив о том, что провозглашенные в Декларации независимости принципы отнюдь не соответствовали таким реалиям того времени, как рабство, дискриминация женщин и имущественный ценз на выборах, он сказал, что присущее Декларации понятие «Надо» в конечном счете превысило все несовершенства новой нации. «Политическое движение понятия «Есть» к понятию «Надо» сделало нашу американскую демократию страной, которой мы дорожим сегодня», – сказал он.
«Сегодня нам нужна инициатива в духе Рейгана, предназначенная для того, чтобы усилить дипломатическую канву с тем, чтобы все нации были убеждены в том, что всеобщее уничтожение ядерного оружия в их национальных интересах. Уничтожение всех ядерных вооружений является «необходимостью», которая должна быть объявлена и со всей энергией осуществлена. Настало время нам сплотиться за этим существенным «Надо» и превратить его в реалистическое «Есть».
Кэмпелман, несмотря на его сомнения преждевременности многоступенчатого процесса, предложил ряд мер, проводимых параллельно с мерами, которые, как он надеялся, будут представлены резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН об уничтожении ядерного оружия.
Когда Шульц стоял в очереди в буфете после выступления, он сказал Кэмпелману: «Это было блестящее выступление, и я поддерживаю его».[548] В тот же вечер во время обсуждений экспертов с участием Кэмпелмана и нескольких других участников конференции Шульц похвалил Кэмпелмана за его выступление на утреннем пленарном заседании. Он сказал на заседании секции, что тоже выступает за уничтожение ядерного оружия. Это было впервые после встречи в верхах в Рейкьявике, когда Шульц публично поддержал эту идею.
Перри тоже вышел на ядерное разоружение на этой конференции. «Обычно вы не можете назвать одно какое-либо событие как причину перемены вашего мнения, – сказал он. – Но в данном случае это было единственное событие. Все мои озабоченности накапливались в течение нескольких лет до этого события. Я мог наблюдать нарастание опасностей. И я не видел, чтобы кто-нибудь что-то делал в связи с этим. А я знал, что что-то должно быть сделано. И когда я сидел на конференции, посвященной Рейкьявику, мне стало ясно, что это и есть ускоритель процесса, который нам надо продвигать».[549]
После завершения конференции 12 октября Андреасен приступил к подготовке проекта документа, подводящего итоги дискуссии во время конференции.[550] Прежде всего Шульц и менее всего Нанн рассчитывали на то, что документ будет направлен участникам конференции, а Шульц либо в частном порядке проинформирует президента Буша, либо представит документ на каком-нибудь общественном мероприятии. Андреасен подготовил первый черновой набросок 13 октября. Плана превращать его в обзорную статью коллектива авторов еще не было.
Документ на трех страницах был разделен на три части: «Проблема, Видение, Меры». В нем перечислены пункты, обозначенные на конференции, учтены некоторые пункты из лексики Кэмпелмана и включены идеи, месяцами отрабатывавшиеся Нанном и его коллегами по фонду ИЯУ, а также Шульцем, Дреллом, Перри и их коллегами по Стэнфорду. Включено было также широкое видение безъядерного мира и конкретных шагов для его достижения, что стало объединением подходов, сторонниками которых были Кэмпелман и Нанн. Упор в документе на уничтожение ядерного оружия, сделанный, по крайней мере, на бумаге, вновь ставил труднодостижимую цель движения к важной роли, которую не выдвигали прежние эксперты в области внешней политики с того времени, когда Рейган и Горбачев обсуждали ее в 1986 году.
Пока Андреасен и Дрелл работали над проектом, Шульц вышел с идеей превращения документа в обзорную статью, которую можно было бы предложить газете «Уолл-стрит джорнэл». Он связался с Полом Джиготом, руководителем редакторской страницы «Уолл-стрит джорнэл», который отреагировал позитивно. Шульц посчитал, что газета была бы идеальным местом, откуда могла бы стартовать их инициатива. «Мы подумали, что ее читателями являются стабильные люди довольно консервативного толка», – сказал он.[551] Дрелл стал срочно готовить варианты проекта. Вскоре стало ясно, что лучше всего подойти к делу, скомпоновав воедино проекты более широкого подхода в обзоре с более детальным документом конференции, который совершенствовал Андреасен. В результате получился вариант обзорной авторской статьи, в которой отражалось перспективное видение безъядерного мира и был представлен комплект более насущных мер по уменьшению ядерных опасностей.
Два важных вопроса состояли в следующем: насколько полной и откровенной должна быть статья в одобрении нулевого варианта и кто должен был ее подписать? Перри, который присутствовал на конференции, казалось, больше всего подходил для авторства. Шульц надеялся, что и Нанн готов подписаться, и он думал, что Киссинджер мог бы присоединиться тоже.
Позиция Нанна казалась неопределенной – он двигался к уничтожению как к цели, но был ли он готов поставить свое имя под этой идеей?
Его коллеги по фонду ИЯУ считали, что он был готов. Летом он в частном порядке говорил Джоан Ролфинг и Чарльзу Кёртису, что преодолел свои страхи по поводу нулевого варианта и понял преимущества поддержки этой цели. Как вспоминала их разговор Ролфинг, «он считает, что единственным способом, которым можно было бы построить наше сотрудничество, является необходимость нашей совместной работы при продвижении к этой перспективе. И я помню паузу, установившуюся после того, как он сказал это, потому что для меня это означало – мы точно переступили через порог. То был важный момент. Существовал некий внутренний спор относительно разумности с политической точки зрения ставки на эту область. Поэтому я помню, что спросила его: «Сенатор, я услышала то, что вы только что сказали. Вы действительно так думаете? Вас это не смущает?» «Ответ был положительный».[552]
Нанн позже сказал, что его взгляды эволюционировали. «За последние несколько лет я пришел к выводу о том, что, не имея перспективного видения, не добьешься претворения в жизнь шагов по его достижению. Но у меня всегда было мнение, что без мер по его достижению само видение становится нереальным. И я по-прежнему придерживаюсь этого мнения. Я в своем эволюционном развитии дошел до понимания того, что видение мира без ядерного оружия имеет гораздо большее значение для достижения сотрудничества, которое нам необходимо при претворении этих шагов».[553]
При всем при этом намерения Нанна оставались неясными в последующие после конференции дни. В середине ноября, прочтя андреасеновский вариант документа по конференции, Нанн отправил Шульцу письмо, в котором, судя по всему, предполагалось, что видение безъядерного мира требует дальнейшего рассмотрения до того, как их группа открыто одобрит это.[554]
Шульц дал свое благословение проекту обзорной статьи в конце ноября, и Дрелл послал сообщение Андреасену: «Наши усилия завершились успехом. Джордж принял прилагаемый вариант».[555]
В начале декабря после насыщенных дискуссий с сотрудниками Нанн послал Шульцу письмо на двух страничках с предложенными поправками. Самая значительная оказалась на последней странице проекта. Нанн писал: «Я добавил очень короткий абзац, который усиливает положение о том, что без смелого видения перспективы практические действия не будут восприниматься как справедливые или насущные; а без действий сама по себе цель не будет восприниматься как реалистичная или осуществимая. …Такая формулировка необходима, с моей точки зрения, для того, чтобы объединить прагматиков и идеалистов и, таким образом, добиться прогресса в этой жизненно важной сфере».[556] Нанн направил копии письма Перри, Киссинджеру и Дреллу. Шульц быстро принял все предложения Нанна.
Перри прочел рабочий проект и 11 декабря отправил Шульцу сообщение о том, что согласен с ним. Это означало, что Шульц и Перри были готовы подписать статью. Двое «за», двое воздерживаются.
После редактирования обзорной статьи Чарльз Кёртис, президент фонда ИЯУ и близкий друг Нанна, опасался, что грандиозная цель подорвет программу действий на самое ближайшее время. Сам Кёртис полагал, что цель была слишком широкоохватной. Его больше устраивало работать над достижением мира «свободного от угрозы ядерного оружия».[557] Он поддерживал альтернативный вариант, истоки которого оставались туманными: данная статья свидетельствует о том, что Нанн поддержал намерения, но что Нанн не присоединился к Шульцу и Перри и не подписал ее.[558] Как вспоминала Ролфинг, «это было предположение, которое Чарли поддержал, пытаясь совершить невозможное и объединить то, что, по его мнению, необходимо было для фонда ИЯУ, и то, к чему вела эта статья».[559]
14 декабря Нанн сообщил Шульцу и Дреллу, что решил подписать статью. «Мне не понравилась та идея, – сказал Нанн, ссылаясь на предложение поддержать принцип, но не подписывать статью. – Мне нравилась сама по себе идея, потому что я очень уважал Чарли, но считал ее слишком умной. Я подумал: либо пан, либо пропал. Я не знал, что из этого выйдет, но не считал, что кто-то узнает, что это значит, и я не думал, что смог бы это объяснить».[560]
Не подписавшим еще оставался Киссинджер. Нанн и Шульц приступили к работе, чтобы убедить его. Киссинджер, как и Нанн, был озабочен тем, что проект обзорной статьи начинался ссылкой на Рейкьявик. Они опасались, что эта отсылка скорее придаст сочинению контекст анахронизма, нежели приурочит ее содержание к сегодняшнему дню и к сегодняшним реалиями. Нанн сказал: «Киссинджер был более убедительным по этому поводу, чем я. …Киссинджер говорил о необходимости переделки вступления так, чтобы часть, касающаяся Рейкьявика, была вставлена позднее в обзорной статье. Джордж перенес кусок с Рейкьявиком».
Нанн и Киссинджер несколько раз беседовали по телефону. Нанн говорил ему: «Генри, я знаю, ты подумываешь, чтобы сказать, что мы согласились в принципе, но полностью это не поддержали. Я думал об этом, но полагаю, что собираюсь все же одобрить идею, поскольку я согласен с ней сейчас».
Вспоминая обсуждения в 2009 году, Киссинджер говорил, что колебался по поводу подписания, потому что сомневался относительно призыва к уничтожению ядерного оружия. «Не думаю, что кто-либо знал, как этого добиться, и тогда, и сейчас», – говорил он.[561]
Но в конце концов он согласился определить цель для достижения. Он так описывал свои размышления того времени:
«Я хочу констатировать это в качестве цели для достижения, потому что верю, что, во-первых, если ядерное оружие будет применено, произойдет фундаментальное изменение мира. А это создаст импульсы, которые практически невозможно будет сдерживать. И все закончится громадными катастрофами, в результате которых наступит гегемония каких-то групп стран над миром для установления контроля над ядерной проблемой. Это присуще природе самой такой угрозы.
Во-вторых, я считаю, что предотвращение распространения является одним из ключевых вопросов, а может быть, и самым главным вопросом.
В-третьих, невозможно, чтобы Соединенные Штаты кому-то говорили, что больше никто не может заниматься распространением или созданием ядерных арсеналов, в то время, когда мы сами продолжаем делать ставку исключительно на ядерные вооружения. Поэтому мы должны сами считать своим долгом и обязанностью перед миром по меньшей мере свести до минимума нашу зависимость от ядерного оружия. И сделать так, что единственной возможностью для его использования могут быть только исключительные обстоятельства, связанные с национальным выживанием».
Ссылаясь на свою дружбу с Шульцем, Киссинджер продолжал: «Джордж занимался этим и слышал, что я говорил о своих представлениях по поводу международной системы, поэтому он хотел совместить мой подход со своим. И на первых порах я только хотел сказать, что мы одобряем общую концепцию, но не связываем себя с конкретными предложениями. И мы даже нашли некую формулировку для этого».
Киссинджер также думал, что принятие цели, какой бы несбыточной она ни казалась, помогло бы подтолкнуть новое мышление по поводу ядерного оружия, которое могло бы сократить арсеналы и даже определить этап их окончательного уничтожения.
26 декабря Киссинджер передал Шульцу свои особые предложения редакционного характера. Его сопроводительное письмо подчеркивало те пункты, на которые он обращал внимание в проекте статьи. Копия статьи была отправлена в газету Полу Джиготу 19 декабря.
«Я посылаю мои редакционные правки. Вы увидите, что большая часть носит стилистический характер. Я выбросил несколько предложений или фраз, которые мне показались очень смахивающими на освещающие вопрос в одностороннем порядке. …Мне также кажется, что слово «видение» используется слишком часто; нам не следует приписывать его себе. …Я перенес абзац, чтобы заострить больше внимания на Рейгане и сохранить очередность наших руководителей. Но, главное, нам надо как-то отделить Рейгана от Горбачева. Рейгана уважают гораздо больше, и это поможет воспринять наше заявление в России. …Что же касается остального, то я постарался убрать повторы. Дело не становится сильнее, если повторять одно и то же несколько раз. Я не касался рекомендаций».[562]
Шульц с готовностью принял изменения, но считал, что Киссинджер все еще испытывал определенные опасения. «Генри всегда к концу создавал некоторые проблемы, – говорил Шульц. – Он знал точно, как хотел бы выразить какие-то вещи, поэтому я обычно соглашался с тем, что он хотел. Но он нервничал. Сэм так не нервничал. И Билл не нервничал. Я тоже не нервничал».[563]
Нанн заметил: «Я бы сказал, что Шульц был лидером темы перспектив видения. А Перри и я отвечали за шаги. Я считаю, что Киссинджер внес большой вклад в то, как вся статья в итоге была выстроена. Он привнес в это, разумеется, годы и годы письменной работы по этой теме».[564]
«Если где-то когда-либо существовал групповой проект, то у нас был именно групповой проект, – сказал Нанн. – Джордж был руководителем, это точно. В этом никто не сомневался. Возможно, ни у кого другого не хватило бы терпения, которое он проявил. Я глубоко уважаю его за это». Шульц считал, что Дрелл тоже должен был бы подписать статью, но Дрелл возражал, говоря, что документ имел бы больше силы, если бы вышел за подписью четырех более знаменитых людей.[565]
Отредактированный вариант статьи с поправками, внесенными Киссинджером, был отправлен в «Уолл-стрит джорнэл» в конце декабря. Авторы считали, что она вызовет какие-то отклики в иностранных кругах, но не более того. Как же они ошибались.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.