Чкаловская — Южный Урал — Москва — Липецк 1952–1960
Чкаловская — Южный Урал — Москва — Липецк
1952–1960
После окончания Военно-воздушной инженерной академии имени профессора Н.Е. Жуковского выпускники нашей летной группы были определены в Государственный Краснознаменный научно-испытательный институт ВВС (ГК НИИ ВВС), который дислоцировался под Москвой, на станции Чкаловская.
Я был назначен старшим летчиком-испытателем двухдвигательных реактивных самолетов во 2-е (двигательное) Управление института. По прибытии в смешанный испытательный полк этого управления я был проверен по технике пилотирования на самолете МиГ-15, после чего мне разрешили несколько самостоятельных тренировочных полетов на боевом самолете МиГ-15бис. И вот я выполняю первый самостоятельный полет с аэродрома НИИ ВВС Чкаловская. Самочувствие не то что радостное и приподнятое, но восторженное! Никогда не ожидал, что это состояние неожиданно прорвется в тот же день стишком, который вскоре превратится в том же духе в полную поэму:
Взлет, набор, восемь, десять, двенадцать,
Успевай только тыщи считать.
Вот Владимир, а тут уж и Волга,
Ну и техника…
Вскоре мне сказали, что надо быстрее осваивать двухмоторные реактивные самолеты Ил-28, другие бомбардировщики, в том числе тяжелый четырехмоторный Ту-4, и транспортные самолеты. Впереди открывались сказочные перспективы!
Выпускал меня на самолете Ил-28 летчик-испытатель 2-го Управления института Э.В. Голенкин. До этого на бомбардировщиках я не летал. Вообще в НИИ многое оказалось иначе, чем в строевых частях. Здесь большое внимание уделялось самостоятельной подготовке летчика. Мой вылет не был исключением. Через пару дней у меня был принят зачет (я бы сказал, принят с пристрастием) по этому, тогда еще новому фронтовому бомбардировщику Ил-28. И на другой день я полетел самостоятельно. Попал в грозу, у меня отказала радиосвязь, но все обошлось благополучно. После посадки я был удивлен, что Голенкин уже «все видел, все знает» и отправился на обед, не дожидаясь моего доклада. Уже в столовой он сказал:
— Все нормально, можешь летать самостоятельно, я запишу.
Полет на Ил-28 мне понравился.
Вскоре я был выпущен самостоятельно на транспортном самолете Ли-2. На этом самолете посадка показалась мне более сложной, чем на Ил-28.
В течение года, кроме полетов на самолетах МиГ-15 и Ил-28, когда мы начали осваивать полеты в сложных метеоусловиях с использованием «золотой стрелки» прибора АРК-5 и посадочной системы, мне довелось выполнить несколько полетов по маршруту на Ли-2 в Ригу и другие города.
Но моим ожиданиям и моему настрою на работу в НИИ ВВС тогда не суждено было сбыться.
Через год наш испытательный полк расформировали, после чего мне в НИИ места не нашлось. Повлияла на мои дела анкета, хотя назывались совсем другие причины. Дело в том, что родители моей матери в конце XIX века приехали в Россию из Франции. К сожалению, никогда я своей родословной не занимался… Тогда ехали в Россию на заработки, а не наоборот, как в наши дни… Все дети, их у моего деда с бабкой было шестеро, в том числе и моя мать, родились уже здесь, в России, и стали российскими гражданами, кроме старшей дочери. Сказали: когда она вырастет, сама скажет, кем хочет быть. И моя тетка стала французской подданной, хотя там никогда не была. Знала несколько языков, работала одно время в посольстве Франции. Когда началась война, ее как иностранку интернировали. Потом она вернулась в Москву. Советско-французские отношения наладились, у тетки было все нормально. Ненормально было у меня.
Новое назначение последовало в конце 1952 года — старшим инспектором-летчиком по технике пилотирования и теории полета ВВС Южно-Уральского военного округа. Полк, стоявший в местечке Донгуз, получил новую матчасть, в том числе Ил-28 и МиГ-19. Мне сказали: ты должен переучивать летчиков полка на этих самолетах. В округе было три летных училища на боевых самолетах, две школы первоначального обучения (ВАШПО) на Як-18 и несколько отдельных частей и подразделений. Работы у инспектора было очень много. Я прослужил там более двух лет.
Только приехал туда, Степан Микоян пишет мне: «У нас в НИИ беда, на взлете столкнулись вертолет и транспортный самолет, погиб наш друг по академии Игорь Емельянов». Игорь был замечательным летчиком-испытателем, очень хорошим человеком, спортсменом-баскетболистом. Мы везде были вместе. Первая потеря мирного времени особенно тяжело переживалась…
На Урал я приехал уже вместе с женой Валентиной Васильевной. В Москве моя мать работала преподавателем в школе, директором которой был Василий Тимофеевич Попов — отец моей будущей жены. Я несколько раз выступал в этой школе, будучи еще слушателем академии. Так мы и познакомились…
Валентина Васильевна работала стоматологом, ее собирались назначить главврачом поликлиники, но она поехала со мной на Урал, в город Оренбург. Вскоре у нас родилась дочь Татьяна, а в 1959 году — сын Александр.
На Южном Урале удовлетворенности своей работой у меня все же не было, мечта о летных испытаниях не давала покоя… Но имелись, конечно, свои плюсы. Хорошие люди, красивейшая природа, замечательные рыбалки…
В январе 1956 года меня назначили командиром 910-го авиационного бомбардировочного полка, входившего в состав 2-го Чкаловского военного авиационного училища штурманов (2-е ЧВАУШ). Располагался полк таким образом, что зимой туда нельзя было ни проехать, ни пройти, хотя от Оренбурга — всего 80–90 километров. С самолета Ли-2 нам сбрасывались бараньи туши и прочие грузы. Только-только начали строить городок. Я въехал в новый дом с удобствами, как говорится, на улице, свет — сегодня есть, завтра нет. Морозы стояли крепкие. Но я отлично себя чувствовал, жена растила новорожденную дочь, справлялась со всеми бытовыми сложностями, которые нас многому научили и закалили. Мы были молоды и счастливы…
Полетов велось очень много. Прибыл я в полк на следующий день после катастрофы с гибелью всего экипажа. Новая техника забирала лучших. Работали очень увлеченно. Приведу такой пример. Весной еще не закончили программу полетов, а аэродром уже растаял, раскис. Тыловые службы говорят, что сделать ничего нельзя. Но летчик полка Юрий Васильевич Емельянов, с ним мы крепко подружились на Урале, говорит:
— Я берусь сделать!
Емельянов — богатырского телосложения, энергичный летчик. Кроме того, отчаянный мотоциклист, у циркачей по вертикальной стенке ездил.
Я ему ответил недоверчиво:
— Что ты сделаешь?
И вот он с солдатами на нашей грунтовой полосе вырыл яму, туда согнали всю воду и откачали насосами. Полоса еще вязкая, но воды уже нет. Привезли несколько больших грузовиков щебня, утрамбовали. Все это вообще-то делалось незаконно. Но мы закончили летную программу!
Начальник училища спрашивал:
— Как это вы умудрились?
Юрий Емельянов потом стал летчиком-испытателем, может быть, и я ему в этом посодействовал. Дружил он с Юрием Гагариным, Германом Титовым, другими космонавтами. Познакомился с ними еще в Крыму, где размещалось одно из управлений ГК НИИ ВВС на Ту-16 и других самолетах, а космонавты проходили часть своей подготовки — прыжки с парашютом на воду.
…Уже год я командовал 910-м полком, когда однажды приехала к нам в Южно-Уральский военный округ комиссия из Москвы. В ее составе инспекторы Герои Советского Союза Лавейкин Иван Павлович и Песков Павел Ильич — мои фронтовые друзья-однополчане. Они у меня спрашивают:
— Ты чего тут делаешь?!
— Работаю, вот вы проверяете…
— Ну ты что, хочешь и дальше здесь быть?
— Да нет, я все хочу обратно испытателем в ГКНИИ…
— Туда — мы пока не знаем, удастся ли. Давай пока к нам в Москву, оттуда ближе. Как, Валентина не будет против?
Так в феврале 1957 года завершилась моя служба на Урале, я оказался в Москве, вновь пришел в Главный штаб ВВС на Большой Пироговской улице. Получил новое назначение старшим инспектором-летчиком Управления военных учебных заведений ВВС.
Курирую первые Центральные летно-тактические курсы усовершенствования офицерского состава ВВС в Липецке, Центры в Таганроге и Краснодаре. В это время мой предшественник, на место которого я пришел, генерал Г.Р. Павлов покидает Липецк, где был заместителем начальника по летной подготовке, назначается на более высокий пост. Место свободно. А я в Москве уже года два, живу пока со своей семьей на улице Мархлевского у родителей, у меня подходит очередь на новую квартиру. Лавейкин и Песков говорят мне: подумай, ведь получить квартиру в Москве очень сложно. Но, с другой стороны, Липецкий центр готовит командиров полков. Там много самолетов разных типов. Надо ехать в Липецк.
Начало на новом месте получилось непростым. Расстаемся с Москвой, при этом жена теряет столичную прописку, очень смело с этим согласившись. И вдруг медкомиссия, придравшись к чему-то, не допускает меня до полетов! На мое счастье, был там врач Ганжа, знавший меня ранее. Он сказал начальнику Центра генералу Котляру[8]:
— Феодосий Порфирьевич, пусть Баевский летает, я беру на себя всю ответственность.
И я летал после этого еще около пятнадцати лет, когда уже очень многих моих ровесников списали с летной работы, и ни разу здоровье меня не подвело.
Работалось в Липецке очень хорошо. Летал в основном на истребителях МиГ-17 и МиГ-19, а также на Ил-28. Собирался полетать и на дальнем бомбардировщике Ту-16. Но тут состоялось решение об образовании в 1960 году Ракетных войск стратегического назначения и резком сокращении Военно-воздушных сил.
Сижу на командном пункте аэродрома, проводим учение, мне звонит начальник Центра и говорит:
— Немедленно прекращай все полеты!
— А что такое? Что случилось?
— Директива, о которой говорили, уже выслана нам. Немедленно прекратить полеты.
— Так весь полк уже взлетел. Выполняет задание.
Молчание. Через некоторое время:
— Ну ладно, пускай. Но чтобы потише все… Никому об этом ни слова не говорить. А я приеду и на построении все объявлю.
У нас в Центре были полки — истребительный, бомбардировочный, дальнебомбардировочный и еще один. Все — на разных самолетах. Приказ — расформировать! Всех уволить в запас! А летчики у нас — только 1-го класса. Лишь двое из училищ имели 2-й класс. Для подготовки командиров полков отобрали из частей лучших из лучших! Какой-то кошмар… Через несколько дней к нам прилетел заместитель Главкома ВВС генерал-полковник авиации С. И. Миронов[9], начальник боевой подготовки. Говорим с ним. Задаем друг другу вечный вопрос: что делать?!
— Погоди, — размышляет Сергей Иванович. — Я постараюсь договориться с командованием ПВО. Может быть, истребителей удастся отдать туда. Никуда их пока не отпускай.
— Но когда? Меня уж и так спрашивают, почему у вас до сих пор ничего не делается.
— Ну потяни, потяни…
Проходит неделя. На второй, поздно вечером, звонок из Главного штаба. В трубке голос Миронова:
— Слушай, 16 человек берет Главный штаб ПВО!
— Товарищ генерал-полковник, так вчера двое последних уехали…
Миронов бросил трубку.
Всех моих летчиков демобилизовали. Я не мог их удержать. А сколько было запоздалых просьб командующих вернуть им тех, кого они послали в Центр! Ставилось, оказывается, условие: вместо каждого вернувшегося из Центра отдать любого другого. Казалось бы, так и надо сделать. Но ни один командующий вовремя не сообразил…
Уволили из ВВС элиту. Все молодые, грамотные, сильные, с большими перспективами. Ведь командиром полка стать — это целая история, важнейший этап службы. Никого из них ни о чем не спросили. Самое ужасное, что через примерно год их пытались вернуть обратно, когда стало ясно, что без авиации ничего не сделать. Но без особого успеха…
Для оценки этого хрущевского преобразования у меня и сейчас нормальных слов нет! Это вопиющий пример самого гнусного отношения к людям, к стране, непонимание существа дела, в данном случае авиации…
Обороноспособности страны был нанесен тяжелейший удар.
Мне, а я был тогда полковником, предложили — или увольнение, или… Академия Генерального штаба. Поначалу я сказал сгоряча начальнику Центра:
— А что я там не видел, с этими краснопогонниками?!
Но Феодосий Порфирьевич, сам окончивший эту академию, спокойно возразил мне:
— Иди обязательно! Это очень много тебе даст.
— Но авиацию ведь всю разогнали!
— Ничего!.. Никогда авиацию не разгонят!.. Только туда.
И я согласился. Только потом понял, какое это было правильное решение. Для демобилизации я был тогда еще молод, и, несмотря ни на что, хотелось быть испытателем!