Первые воспоминания

Первые воспоминания

Летом 1921 года мои родители — отец Артур Матвеевич и мать Валентина Юльевна Баевские — возвращались в Москву с Южного фронта Гражданской войны. Видно, я немного поспешил, появившись на свет по дороге, в городе Ростове-на-Дону, поэтому дома я оказался лишь через две недели.

Первые мои детские воспоминания связаны с подмосковным дачным местечком Битца, километрах в десяти с небольшим к югу от Москвы, где проживали родители моей матери.

Деревянный дом-дачу дед построил еще в 1911 году. В семье росли шестеро детей, поэтому дом был большой, пятикомнатный. Жили на даче не только летом, мы часто приезжали сюда и на зимние каникулы. Дед любил работать в саду, копать грядки. К сожалению, семейных преданий я не записывал, знаю о деде очень мало. Он получил хорошее образование. Помню громадный, как мне тогда казалось, книжный шкаф, на полках которого стояли тяжелые тома классики, исторической литературы. Я особенно любил рассматривать иллюстрации в трехтомном дореволюционном издании «Жизни животных» А. Брема. В долгие зимние вечера мама читала нам вслух. Неизгладимое впечатление на меня произвели «Записки охотника» И.С. Тургенева. Такие рассказы, как «Бежин луг», где деревенские ребята у костра ведут разговор о нечистой силе и других таинственных явлениях, а также «Стучит!», где путники на ночной дороге боятся нападения разбойников, производили неизгладимое впечатление.

В одной из комнат стояло пианино, на стене — портреты Бетховена и Вагнера. На пианино играла мама. Пытались учить и меня, но желания заниматься музыкой у меня так и не появилось.

Спокойная, величественная красота подмосковного леса, тихая речка Битца с плотиной и водокачкой навсегда остались в памяти. Летом мы ловили в реке пескарей и карасей, зимой расчищали лед от снега и катались на коньках.

С одной стороны нашего дома находился детский профилакторий, с другой — дача, которая принадлежала некоему Лемкулю, богатому англичанину. Он с семьей уехал во время революции, оставив в округе слухи о зарытом на его участке кладе. Уже перед самой войной в поселок приезжала одна из женщин из их семьи, что-то копали, но якобы ничего не нашли. После того как она уехала, там все изрыли уже наши доморощенные кладоискатели.

На память от деда у меня остались некоторые книги и картина Ю.Козлова, на которой с незаурядным мастерством изображена избушка, занесенная снегом. Ее перерисовывали уже мои дети.

…Безмятежная пора продолжалась недолго, и в 1929 году я поступил в первый класс 49-й (переименованной затем в 275-ю) школы города Москвы. Жили мы в центре, на Лубянке, около польского костела. Занимали две большие комнаты в коммунальной шестикомнатной квартире.

Шумной и многолюдной казалась тогда Москва: звонки трамвая «А» («аннушки»), гудки красных автобусов английской фирмы «Лейланд». Сретенский бульвар, где часто появлялись цыгане с медведем, Сухарева башня и рынок с его постоянной толкучкой — это был особый мир. И вместе с этим «Князь Игорь» — в Большом, «Синяя птица» — в Художественном театре и, конечно, Третьяковка. Особенное впечатление произвели «Боярыня Морозова» Сурикова, «Иван Грозный и сын его Иван» Репина, «Апофеоз войны» Верещагина… Для театров и музеев, несмотря на свою занятость, родители всегда находили время. Отец много работал, домой приходил поздно. Уже в то время запомнилось его увлечение музыкой, особенно классической, — Чайковский, Бородин, Бетховен… Это увлечение осталось у него с юношеских лет, когда он совмещал занятия на аттестат зрелости с музыкальным образованием.