XIX. Галицкий пьемонт

В течение XVII–XIX ст. этноним «русин» постепенно отодвинулся на запад, на те этнографические земли, которые были вне досягания царской империи с ее намеренным терминологическим переназванием. Река Збруч стала не только межгосударственным, но и, в определенной мере, этнонимической границей. К западу от Збруча лежали неподвластные России — Галиция, Буковина и Закарпатье. Первые две земли оказались в пределах Австрийской империи в конце XVIII ст. С 1867 г. и Закарпатье стало формально составной частью двуединой монархии — Австро-Венгрии, хотя на самом деле оставалось в дальнейшем под венгерским правлением. Подроссийская Украина в XIX ст. составляла близко 85 % всей украинской этнической территории. Остальные 15 % приходились на западноукраинские земли, которые были присоединены к Австрийской империи.

Для Австрии с ее династическими увязываниями Габсбургов с Галицко-Волынскими князьями в овладении «коронным краем» сначала было непонятно, кто в Галиции живет. Жителей Галиции называли то «Russen», то «рутенцы» (die Ruthenen). Это последнее название — Ruthenen стало общепринятым. «Название Ruthene употребляет каждый Русин, говоря по-немецки, не считая его для себя обидой»[811]. Но попытка со стороны некоторых польских кругов заменить в нашем языке «русинов» на «рутенов», а народ прозвать «рутенским» вызвала на страницах органа русинов «Зоря Галицкая» резкий протест. Австрийский наместник Галиции граф Голуховский вынужден был попросить Вену дать официальное правительственное объяснение, «как перевести по-польски „Ruthene“, „Ruthenisch“, причем заметил, что здесь не так важна филологическая обстоятельность, как политическое значение»[812].

Дело рассматривалось в государственной «Комиссии для установления славянской юридической терминологии». Авторитетный чешский славист П. Шафарик поддержал протест русинов. На положительное решение комиссии, как упоминают участники, повлияло еще и то обстоятельство, что всем очень понравился русинский галицкий хор. На дружеской забаве членам комиссии, в частности, понравилась песня Литвиновича «Русский молодец», которая начинается словами:

Я щасний — руську матір маю

І ревний Русин мій отець[813].

Но самое главное значили здесь взгляды чешской интеллигенции. Все известнейшие чешские т. н. «будители народа», как Гавличек-Боровский, Шафарик, Палацкий были народниками не только у себя дома, но еще и были «фанатичные русинофилы», то есть приверженцы украинского освободительного движения[814]. Вот что писал знаменитый чешский публицист Гавличек-Боровский в журнале «Пражские новости» за 1846 год: «Малорусь-Украина является постоянным проклятьем, которое сами над собой провозгласили поляки и россияне. Так Польше и России мстит угнетенная воля Украины. Пока не будет исправлена несправедливость, содеянная украинцам, до тех пор невозможны в самом деле международный мир и славянское согласие». Он же писал, что малороссы ненавидят «москаля (кацапа) и поляка (ляха)»[815]. Гавличек-Боровский, который определенное время жил в России, еще в 1850 году сказал: «Чехам ни к лицу опровергать существование украинского народа такими аргументами, которыми еще недавно опровергали наше существование. Это своего рода традиционный упрек всех врагов национального возрождения порабощенных народов. Русины, эстонский и латышский были для немцев московской интригой, так же, как для шведов национальное движение Финляндии. Для Англии ирландское восстание так же было немецкой интригой»[816].

В органе галицких народников (группы «Молодая Русь») «Цель» была помещена редакционная статья (автор К. Климкович) о состоянии этнонимики в Галиции. В ней говорится: «Должны мы стоять твердо на принципе народной самостоятельности русского люда и употреблять слова: Русь, русское лишь в том смысле, в каком сам народ наш употребляет, т. е. относя это название к тому люду, который известен в научной номенклятуре под названием Малорусинов. Для определения великорусского народа есть у нас народные слова Московщина и московское, никто не придает значения тому, московский народ себя русским называет или нет. Заявляем в итоге торжественно, что слова: Русь и русский употреблять будем в смысле народном, т. е. присвоив это название только тому 15-миллионному народу, которого этнография и заграничный обычай называет народом малорусским, и что мы употребление этих слов в смысле более широком, т. е. охватывающем также Московщину и народ Московский, именно же тогда, когда это смешение понятий допускает Русин, говорящий или пишущий на русском языке, который на ознаменование славянского народа, живущего на северо-востоке Европы, имеет свои собственные слова, — считать будем как тенденциозное централизаторское пренебрежение нашей народной русской самостоятельности»[817].

Отношение подавстрийской украинской интеллигенции к собственному этнониму объяснил проф. Львовского университета О. Огоновский: «Мы являемся народом самостоятельным и носим название русины, начиная с десятого столетия, аж девять веков. Наряду с названием „Русь“ появилось название „Москва“ в веке двенадцатом, когда на север от Руси образовалось отдельное княжество суздальское, а после большое княжество московское, которое в шестнадцатом веке стало называться царством московским. Названием „Русь“ определялась наша родина вплоть до века семнадцатого, когда цари московские прозвали этим именем свои земли, а также Украину по левому берегу Днепра. Тогда-то наша родина потеряла свое название по воле сильных царей и однако была вынуждена назваться другим именем, чтобы не пропасть без следа между народами Европы. Но всякие другие названия означали только часть нашей родины и не могли быть устойчивыми. Такими названиями были: „Малая Русь“ (против Великоруси, или Москвы), „полуденная Русь“, „Гетманщина“ (название от казацких гетманов Украины). Наилучшим названием является „Украина“, потому что означает большую часть нашей вотчины. Потому-то некоторые патриоты русские зовут Украиной целую Русь, галицкую, украинскую и подольскую, а затем русский язык называют украинским»[818].

На крайнем западе русской этнической территории, там, где сходятся ее границы со словаками и поляками, где эти три народа жилы перемешанными между собой, возникла форма «руснак» или «русняк», по аналогии с этнонимическими формами: «словак», «поляк»[819]. Как свидетельствуют языковеды, термин «русняк» — чешского происхождения[820]. И. Верхратский локализовал эти термины в западной части Закарпатья на Пряшевщине[821]. Чешский поэт (словак по происхождению) Ян Коллар опубликовал древний стих в словацкой транскрипции, где впервые звучит этот термин «руснак» (руснаки):

Таки наші руснаци

Веселі суть пахолци.

Приспівують: гоп, гоп, гоп,

Каждий русин добрий хлоп[822].

Рецензируя работу немецкого этнографа Кайндля, В. Гнатюк отмечал, что термин «русняк», употребленный здесь, «не оправдывается ни наукой, ни традицией, ни ничем другим»[823].

Локальная, пограничная этнонимичная форма «руснак» («Русьняк») не нашла широкого распространения и исчезла из обихода. Против термина «руснак» выступили все украинские языковеды. В 1829 г. Могильницкий утверждал, что название «руснак» является «вздорным и его не следует употреблять»[824]. То же самое повторил Левицкий в своей грамматике в 1834 году, заметив, что название русняк совсем безосновательное[825]. Так в дальнейшем на пространствах Галиции, Буковины и Закарпатья в публичном обиходе оставался извечный термин «русин».

Сформированная в революционном 1848 г. во Львове Главная Русская Рада обратилась с пламенным призывом к народу, из которого четко и ясно вытекала национальная идентичность русинов. «Мы Русины Галицкие, принадлежим к большому русскому народу, который говорит на одном языке и 15 миллионов насчитывает, из которого треть миллиона землю Галицкую населяет»[826]. Руководство Главной Русской Рады во главе с епископом Яхимовичем осознавало целиком то, что галицкие «русины» и «русины-малороссы» по ту сторону австро-российской границы — один и тот же народ. Еще в 1837 г. языковед И. Лозинский писал: «Руська мова сягає від середини Галичини і північної Угорщини аж по ріку Кубань»[827]. Одним из наиболее ценных памятников украинской политической мысли того времени является брошюра «Слово предостережения» молодого священника Василия Подолинского, которая вышла в г. Сяноке (Лемковщина) 1848 года на польском языке[828]. Подолинский пророчил: «В самом деле, мы являемся русинами и верим крепко в воскресение свободной, независимой Руси, раньше или позже, нам это неважно и нас совсем не беспокоит срок, в который нам и воля и независимость судились. Потому что чем же есть столетие в жизни наций? Хотим быть народом и будем им, потому что глас народа это глас Божий»[829]. Все наши западные соседи называли нас тогда русинами.

Например, в 1849 г. наши западные соседи — словаки обратились с воззванием к закарпатцам, в котором, в частности, говорится: «Братья Русины! Соседство наше с Вами, кровная связь народная, связующая нас с людьми Вашими… побуждают нас, словаков, согласиться с Вами, степенными и бодрыми Русинами»[830]. На Закарпатье, где дольше всего сохранялся старый этноним, долго пели как гимн такие слова местного просветителя О. Духновича:

Я Русин был, есмы и буду,

Я родился Русином,

Честний мой род не забуду,

Останусь его сыном

Русин був мій батько, мати,

Руская вся родина,

Русини сестри і браття,

І широка дружина.

Я світ узрів під Бескидом,

Перший воздух руський ссав,

Я кормився руським хлібом,

Русин мене колисав[831].

«„Я русин был, есьмы и буду!“ — это то решительное слово, которое прорекла раненая Подкарпатская Русь за целое XIX столетие устами Духновича. — Вы мадяризуйте, вы старайтесь стереть наш народ с лица земли — напрасна ваша работа! Я русин был, есть и буду. Против вашей воли, против вашей силы. — Я русин был, есть и буду! Этот протест — это и есть сила, которая сделала имя Духновича дорогим для всех подкарпатских русинов»[832]. Другой поэт, буковинский соловушка — Федькович писал о судьбе жителей своей родной Буковины:

Де й камінь співає, лиш Русин мовчить?

Ох Боже мій милий, там Русину жить[833].

На Буковине термин «русин» в официальном употреблении был аж до 1918 года, когда его заменили новым термином «украинец». После Первой мировой войны к Румынии отошла бывшая подроссийская Бессарабия, где проживало в восточной ее части 650 тыс. украинцев. Они не знали даже, по свидетельству современников, каким именем себя называть. «Одни говорят мы „руські“, вторые „малороси“, третьи „русіни“, в основном те из Хотинского уезда… Самая большая часть бессарабских украинцев называет себя еще „рускими“. Однако надо заметить, что это имя „руський“, „руські“ не является для бессарабских украинцев то же самое, что московский или российский. Если вы скажете, например, нашему мужчине: „Вы руський, значит Вы москаль“, то он вам тотчас ответит: „Я є руский, але я не москаль, я малорос“. Значит, что здесь выходит путаница относительно национального названия, и этот хаос относительно названия существует, к сожалению, и дальше среди бессарабских украинцев. Наши люди осознают то, что между ними и москалями существует различие; путаницу вызывает здесь только название „руский“, „руські“»[834].

Западноукраинские переселенцы за океан на места поселения привезли древний этноним «русин». Под таким именем их знали в Канаде и США. Изменение наступило лишь в 1919 г., когда термин «украинец» стал объединять поселенцев «знающих свое национальное происхождение»[835]. В. Гнатюк, изучая переселенцев в Бачке (Югославия), утверждал «Бачванские Русины не утратили еще своего народного названия… они называют себя „Русины“, и под таким именем знают их соседи»[836]. Можно заметить, что классики марксизма знали украинцев именно под именем русинов. В длинном письме Энгельса к Марксу (1851) по польскому вопросу находим: «Четверть Польши говорит по-литовски, четверть по-русински»[837].

Австрия имела положительное влияние на культурный, церковный и политический подъем Галиции, в том числе на свободное развитие запрещенных Москвой «руського»-украинского языка и школьничества. Еще в 1787 г. при Львовском университете основан для русинов научный институт, т. н. «Studium ruthenum». В начале XX ст. в Галиции функционировало 15 гимназий с «руським» (украинским) языком обучения. На 1912 год «было в Галиции 2420 государственных украинских народных школ, в них учили ровно 4600 украинских учителей»[838]. А в то время под Россией не было никакой украинской школы. Во Львовском университете работали украинские кафедры и в недалекой перспективе должны были создать отдельный украинский университет. На кафедре истории работал будущий первый президент Украины — Михаил Грушевский. Львовское Научное Общество им. Т. Шевченко превратилось в неофициальную украинскую академию наук. Присоединение к Австрийской монархии Галиции (1772 г.) украинцы расценивали как «улыбку судьбы», потому что она стала интегральной частью Европы. «Господеві слава, що не вся Русь попалася в поробу московську; що під людяним берлом (скіпетром) нашого австрийского царя остається одна часть руського краю, де народові руському своєї правди домагатися і за кривду братньої землі свій голос піднести вільно. Похіснуємо з нашої волі»[839].

Логика многолетней этноцидной политики деспотической России требовала завоевания Галиции, Буковины и Закарпатья, чтобы без препятствий завершить процесс уничтожения (полной ассимиляции) «русько»-украинского этноса. Имперская российская публицистика ставила в укор царизму «недальновидную снисходительность и уступчивость» при разделах Польши, когда, дескать, проворонили «исконную русскую землю» — Галицию, Буковину, Закарпатье, а могли заграбастать. Особенно в этом отличились проф. Киевского университета известный украинофоб Флоринский и, упоминавшийся уже, киевский «Клуб русских националистов». Колонизаторы постоянно скулили: «несмотря на присущую Екатерине II гениальную предусмотрительность, она допустила одну колоссальную политическую ошибку: она согласилась… на передачу Австрии Красной Руси и Буковины»[840]. Интересно, что Солженицын уже в 1996 г. меланхолически повторил обвинение Флоринского и его компании. Эта же самая логика ассимилятора принудила Сталина подписать с Гитлером пакт в 1939 г., по которому Западная Украина отходила под правление Москвы.

В Петербурге в 1908 г. было основано «Галицко-Русское Общество» с филиалами во всех самых важных городах России. Активисты «Общества», в частности гр. Бобринский, призвали царя начать против Австрии войну, чтобы присоединить к России галицких «русских людей». Но звучали и противоположные, трезвые голоса. Например, П. Дурново, министр внутренних дел России, предупреждал: «Лишь безумец может хотеть присоединить Галицию. Кто присоединит Галицию, потеряет империю»[841].

В 1989 году, накануне распада Советского Союза, глава комиссии по национальным вопросам Верховного Совета СССР Румянцев жаловался перед журналистами, что Сталин все правильно обустроил: и Прибалтику, и Сахалин с Курилами, и Молдавию, но сделал одну кардинальную ошибку — присоединил Западную Украину. «А Западная Украина, — плакался этот функционер, — вечная головная боль». Кстати, называли Галицию Галицией лишь оккупанты как с Востока, так и с Запада. Древнейшие украинские названия это Галич, Галицкая Земля, Галицкая Украина. Название Галич впервые было зафиксировано, когда сын Ярослава Осмомысла, Владимир, убежал в 1188 г. на Мадьярщину. На год позднее, в 1189 г., встречаем первое в истории упоминание о названии «Галиция». Это приспособленное к латинскому произношению название Галиции. Так вот Галиция — старейшее историческое и исконное название этой земли.

Российские украинофобы разного сорта от профессоров университета до генералов из генерального штаба, наконец, побуждали царскую Россию начать против Австро-Венгрии войну, которая переросла в Первую мировую. «Жажда уничтожения Пьемонта украинства в австрийской Украине была единственной действительной и решающей причиной того, что Россия, будто обороняя Сербию, вступила в войну с Австрией»[842]. Уже на второй день войны (2.VIII.1914 г.) российские войска осуществили давно подготовленный поход в Галицию. Захваченная неожиданно, австрийская армия временно отступила к перевалам Карпат. Казалось, наконец реализуется имперская мечта Москвы овладеть ненавистным гнездом сепаратистского мазепинства и положить конец русько-украинскому этносу. В начале августа 1914 г., то есть после объявления Россией войны Австрии, в Киеве состоялось собрание т. н. «Карпато-Русского Освободительного комитета». Комитет издал десятками тысяч экземпляров прокламацию к «Многострадальному Русскому Народу Галицкой земли!». В прокламации, в частности, есть такой пассаж: «Последний твой повелитель и враг — злопамятная Австрия, покусилась на твою душу, на твою веру, на твое славное имя Русь, русский»[843]. Дядя царя, он же российский главнокомандующий, обратился к населению Галиции с напыщенным манифестом, выдержанным в духе панмосковитской идеологии: «Наследие св. Владимира, земля Ярослава Осмомысла, князей Данила и Романа, сбросив ярмо, пусть поднимет флаг единой, большой России!.. Пусть Господь поможет своему царственному помазаннику Николаю Александровичу, императору всей России, завершить дело великого Ивана Калиты»[844]. Российское воззвание к галицким украинцам 1914 года звучало: «Русины и Галичане!»[845].

Ссылаясь на «исторические права» мелкого залесского князька, который владел территорией, равняющейся двум-трем современным административным районам, манифест огульно призвал галичан становиться под флаг имперской химеры «единой, неделимой». Реально это означало тотальный погром украинства. Все украинские учреждения Галиции и Буковины независимо от их характера, а также издательства, газеты, журналы, библиотеки, школы, гимназии, кафедры, детские садики и т. п. были закрыты российскими жандармами. Началась грубая ликвидация украинской греко-католической церкви. Одновременно происходили массовые репрессии украинских деятелей: политических, образовательных, церковных. В Сибирь за неполный год российская оккупация сослала свыше 12 тысяч лиц, среди них самого митрополита А. Шептицкого. В 1939–1944 годах НКВД повторило это в значительно больших масштабах.

Вторжение в Галицию миллионной российской армии, не считая тьмы исправников и жандармов, имело еще и другие последствия. Впервые украинское крестьянство Галиции, Буковины и частично Закарпатье встретились с глазу на глаз с такой массой российского крестьянства, а интеллигенция имела возможность получить опыт общения с российским офицерством. Наступало историческое время: пора взаимопознания и пора потери иллюзий. Галицкие русины, очевидно, убедились, что «русские» от «русинов» отличаются и языком, песнями, обрядами, образом жизни, домашним и родственным устройством, традициями, одеждой и в сущности, вероисповеданием. Встреча с солдатами-украинцами тоже оказала «глубокое впечатление в широких народных слоях Галиции, которые в массе своей впервые поняли и ощутили теоретическое прежде для них понятие „Украина“, почувствовали свою близость к ней, породнились с ней»[846]. Со своей стороны российская масса узнала, что в Австрии, согласно переписи населения 1910 г., проживают четыре миллиона сто семьдесят тысяч людей, которые свою национальную принадлежность определяют древним, княжеским этнонимом «русин». «В далекой от нас Австро-Венгерской монархии, по обеим склонам Карпатских гор, в Галиции, Буковине и Венгрии, проживает родственное нам славянское племя — „русины“»[847]. Потом автор этой пропагандивной брошюры объясняет, что «русины» есть не кто иные, как «малороссы». В другой подобной брошюре тоже военного времени так же говорится о четырех миллионах русинов в Австро-Венгрии, а дальше: «Кверху от Сяна живут поляки, книзу — русины, то есть те же украинцы, тридцать миллионов, которые цельным сплошным участком заселяют весь юг России»[848].

Из приведенных публикаций военной поры неопровержимо вытекало, что на неподвластной Москве украинской территории свыше четырех миллионов людей называли себя летописным (IX–X ст.) этнонимом «русин». На вопрос, кто такие эти «русины» и как они соотносятся с «русскими», ответ был однозначным: «русины» — украинцы (малороссы, хохлы), а «русские» — россияне (москали, кацапы). Историк Я. Исаевич отмечает: «Характерно, что именно на украинских землях дольше всего сохранился исторический этноним „русин“»[849]. Относительно т. н. великороссов, они никогда, нигде себя русинами не называли. Противопоставление терминов «русин» — «русский» вызвало и вызывает у московских историков и публицистов раздражение, они стараются перекрутить эти термины. Черносотенская газета «Киевское Слово» жаловалась в начале XX столетия, что российская печать, «беря пример с иностранной», жителей Галиции называет неправильно некими «Русинами»[850]. Под российским влиянием группа венгерских писателей (Милош, Крно и др.) писала: «Когда-то буржуазные идеологи старались перекрестить украинцев под Карпатами на русинов, чтобы подломить их крыла. Те крылья, которые несли их в родной край, к родной матери-Украине, к Днепру»[851]. Интересно, как это в X ст. буржуазные идеологи перекрещивали украинцев в русинов? О якобы искусственном и недавнем образовании названия «русин» чужеземцами и о том, что название это не относилось ни к одному из племен, писал даже президент Чехословацкой АН З. Р. Неедли[852].

С современной точки зрения империалистическое нападение России на Австрию было для широких украинских масс временами прозрения, консолидации и усвоения нового этнонима «украинец». Назревала национальная революция. Оправдалось предвидение министра Дурново.