I. Имя

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Название народа, его имя, или иначе — этноним, является для каждого народа особым и священным. Как это ни парадоксально, но без этнонима народ существовать не может, в сущности говоря, без этнонима его просто нет, как нет человека без имени. «Каждый из этносов-народов имеет зримый и вместе с тем неотъемлемый внешний признак: самоназвание — собственное имя, этноним»[7]. История любого народа тесно связана с историей его этнонима. Вообще, среди главных атрибутов этнического сообщества на первом месте стоит именно групповое собственное название [8]. Этноним — это общее национальное имя, которое формирует и организовывает людей даже в большей мере, чем общий язык, общее происхождение, территория, чем обычаи и верования. Название народа (племени, рода) указывает на то, что единство его членов, как чего-то отличного от представителей других этнических объединений, уже целиком осознано. «Для каждого из таких единств, больших и малых, имя служит признаком, который объединяет внутри и различает снаружи»[9]. Итак, внешним символом внутреннего единства народа является общее национальное имя.

Иногда считают, что этнонимы принадлежат к числу таких общественно-политических абстрактных терминов, как, скажем, «прогресс», «реакция», «демократия», «капитализм», «социализм», «фашизм» и т. д. Эти и подобные им абстрактные термины имеют многозначное расплывчатое содержание, которое меняется в зависимости от того, кто и с какой целью ими пользуется. Их нельзя сравнивать с этнонимами, которые непосредственно касаются жизни каждого человека. «Этнонимы содержат определенную характеристику называемых: содержащиеся в них оценки не всегда справедливые, однако всегда исторически обусловленные и тем самым представляют ценность как исторические свидетельства. Этноним выполняет и идеологическую функцию, служа кличем, флагом»[10]. У нас, например, этнонимы цыган, немец, поляк, грузин, татарин вызывают определенные, целиком конкретные, исторически мотивированные системные представления или, как их еще называют, «национальные стереотипы». По собственному опыту мы знаем, что у представителей других национальностей этноним украинец тоже вызывает представление об определенном национальном стереотипе, который касается и физического вида, и черт характера, и темперамента, привычек, поведения, вкусов, предпочтений, верования и т. п. Вот какое содержание, например, вкладывают в термин «украинцы» в недавно изданном в Москве сборнике: «„Украинцы“ отличаются обыкновенно тупостью ума, узостью кругозора, глупым упрямством, крайней нетерпимостью, гайдамацким зверством и нравственной распущенностью»[11]. Такими нас, к сожалению, видят определенные круги России.

«Национальное имя является голосом предков, которым они обращаются к потомкам и поколениям, воспитывают у них историческую память и самоуважение, связывают их в национальную общность, которая становится внутренней и внешней силой и создает свою историю и культуру, чем только и может вызвать интерес и уважение к себе. Связи народа с национальным именем не формальные, а прежде всего внутренние, моральные, духовные, материальные, полные любви, интимности и взаимности. Естественное имя народа является для него основой морали и школой ее. Сам патриотизм, как одна из наивысших категорий морали, связан с народностью и ее именем»[12].

Для тех украинских историков, которые пишут в постмарксистской дискурсной манере, такие понятия, как «этноним», «нация», «патриотизм», являются пустым, или почти пустым, звуком. Они, исследуя прошлое, не упоминают, с каким напряжением всех сил на протяжении почти столетия украинский народ боролся за утверждение своего нового этнонима, что было равнозначно борьбе за право на существование. Эти историки руководствуются в своих исследованиях книжными, абстрактными конструкциями, далекими от реалий Восточной Европы. Какие бы сейчас не распространялись новомодные дискурсы — основными единицами в восточноевропейском политическом мире в XIX и XX ст. выступали нации. Именно национальный патриотизм был сильнейшим чувством, и именно патриотизм содержит в себе истинную культурную ценность. «Классовая борьба не является основной движущей силой истории. Этой силой является скорее национальное чувство»[13] — это признают даже предубежденные либеральные исследователи.

В знаменитой статье «Вне границ возможного» Иван Франко предостерегал от новомодных иллюзий: «Все, что идет вне рамок наций, это или фарисейство людей, которые интернациональными идеалами рады бы прикрыть свои стремления к господству одной нации над второй, или болезненный сентиментализм фантастов, которые рады бы широкими „всечеловеческими“ фразами скрыть свое духовое отчуждение от родной нации. Может быть, когда-нибудь наступит пора консолидирования некоторых свободных международных союзов для достижения высших международных целей. Но это может произойти только тогда, когда все национальные стремления будут достигнуты и когда национальные несправедливости и порабощения отойдут в сферу исторических воспоминаний»[14].

Жизненные реалии в Восточной Европе в период двух мировых войн и во времена гражданских кровопролитий были такими, что для миллионов человеческих существ часто именно этноним решал дилемму жизни или смерти. Собственно, по этнонимическому признаку произошли принудительные депортации многих народов, еврейский геноцид и много других проявлений массовых этнических чисток и преследований.

Одним из главных принципов теории марксизма-ленинизма является известный пролетарский интернационализм, который провозглашает превосходство классовой солидарности трудящихся над якобы реакционной ограниченностью национальных чувств. Теория пролетарского интернационализма не помешала, однако, коммунистическому режиму с 1932 г. ввести на практике в личных документах (паспорт, свидетельство о рождении) и идентификационных анкетах обязательную пресловутую пятую графу, которая четко фиксировала этноним, жестко привязывая его к национальности родителей. Для высших должностных лиц анкета требовала «указать не только свою национальность, но еще национальность родителей и даже национальность жены»[15]. Именно фиксированный этноним из пятой графы служил большевистским «интернационалистам» основанием для дискриминаций и репрессий не только отдельных лиц, а и целых народов. По этнониму главы семьи попадали в список на депортацию смешанные семьи. Именно этноним, а не классовое происхождение, социальное положение, политические взгляды и т. п., в советской империи часто решал человеческую судьбу. Это четко подтвердил генеральный секретарь ЦК КПСС Н. Хрущев, говоря, что проводилось «массовая депортация целых народов из земель их многовекового поселения, не исключая коммунистов и комсомольцев»[16].

Принудительные выселения Московщина знала еще со времен Ивана Грозного. Тогда депортировали часть казанских татар и новгородских словен. «Депортация в широком масштабе начала применяться Россией еще в период Первой мировой войны: имею в виду выселение немцев из Волыни в 1916 г. Позднее Россия начала применять такой способ „решения“ национальных проблем как в мирное, так и в военное время. Указываю перечень народов, относительно которых — полностью или частично — применялись такие меры: кубанские украинцы, месхетинские турки, немцы из Южной Украины, Крыма и Поволжья, крымские татары, греки, болгары и армяне из Крыма, чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы, а также румыны и греки — чужеземные граждане из Северного Кавказа»[17]. Еще надо упомянуть о намерении в 1944 г. депортировать всех казанских татар. «Заселение опустошенных после депортации 1943-44 гг. местностей проводилось главным образом за счет российского населения»[18]. Это называлось: «интернационализм в действии».

Депортации не обошли и украинцев. К украинцам с началом 30-х гг. Москва применила тактику «ползучей депортации». Украинцев выселяли постепенно, то как контрреволюционеров, то как кулаков, подкулачников или «сочувствующих» и тому подобное. На место погибших от голодомора 1932–1933 гг. массово поселяли россиян. Вторая мировая война с ее историческими катаклизмами создала, по мнению Кремля, возможность окончательно уничтожить ненавистное украинство.

На уже упоминавшемся специальном закрытом заседании XX съезда КПСС (1956 г.) Хрущев ошеломил зал откровенностью, известив, что Сталин в годы войны хотел выслать за пределы родины весь украинский народ, подобно тому, как сделали с чеченцами, крымскими татарами, калмыками и другими, — все сорок миллионов украинцев, «если бы их не было так много и если бы было куда их выслать». Делегаты съезда, которые были причастны к кремлевским тайнам, знали, что Хрущев имел в виду секретный приказ лета 1944 г. Долгое время этот приказ объявляли фальсификатом, равно как и приказ об уничтожении в Катыни польских офицеров или тайный договор Риббентропа-Молотова. Недавно бывший народный комиссар внутренних дел УССР, комиссар государственной безопасности 3 ранга (генерал-майор НКВД) Василий Рясной рассказал, что в 1944 г. «товарищ Сталин за враждебное отношение к русскому народу приказал выселить всех украинцев к известной матери, а конкретнее — в Сибирь». Воспроизведение этого секретного приказа опубликовано в работе известного прокоммунистического московского документалиста Феликса Чуева «Солдаты империи». Вот текст приказа, который представил Ф. Чуев:

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

Приказ № 0078/42

22 июня 1944 года

г. Москва

ПО НАРОДНОМУ КОМИССАРИАТУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА И НАРОДНОМУ КОМИССАРИАТУ ОБОРОНЫ СОЮЗА СССР Агентурной разведкой установлено:

За последнее время на Украине, особенно в Киевской, Полтавской, Винницкой, Ровенской и других областях, наблюдается явным образом враждебное настроение украинского населения против Красной Армии и местных органов Советской власти. В отдельных районах и областях украинское население враждебно противится выполнять мероприятия партии и правительства по восстановлению колхозов и сдаче хлеба для нужд Красной Армии. Для того, чтобы сорвать колхозное строительство, хищнически убивает скот. Чтобы сорвать снабжение продовольствием Красной Армии, хлеб закапывают в ямы. Во многих районах враждебные украинские элементы преимущественно из лиц, укрывающихся от мобилизации в Красную Армию, организовали в лесах «зеленые» банды, которые не только взрывают воинские эшелоны, но и нападают на небольшие воинские части, а также убивают местных представителей власти. Отдельные красноармейцы и командиры попали под влияние полуфашистского украинского населения и мобилизованных красноармейцев из освобожденных областей Украины, стали разлагаться и переходить на сторону врага. Из вышеизложенного видно, что украинское население стало на путь явного саботажа Красной Армии и Советской власти и стремится к возврату немецких оккупантов. Поэтому, в целях ликвидации и контроля над мобилизованными красноармейцами и командирами освобожденных областей Украины, приказываю:

1. Выслать в отдаленные края Союза ССР всех украинцев, проживавших под властью немецких оккупантов.

2. Выселение производить:

а) в первую очередь украинцев, которые работали и служили у немцев;

б) во вторую очередь выслать всех остальных украинцев, которые знакомы с жизнью во время немецкой оккупации;

в) выселение начать после того, как будет собран урожай и сдан государству для нужд Красной Армии;

г) выселение производить только ночью и внезапно, чтобы не дать скрыться одним и не дать знать членам его семьи, которые находятся в Красной Армии.

3. Над красноармейцами и командирами из оккупированных областей установить следующий контроль:

а) завести в особых отделах специальные дела на каждого;

б) все письма проверять не через цензуру, а через особый отдел;

в) прикрепить одного секретного сотрудника на 5 человек командиров и красноармейцев.

4. Для борьбы с антисоветскими бандами перебросить 12 и 25 карательные дивизии НКВД.

Приказ объявить к командиру полка включительно.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР: БЕРИЯ

Зам. народного комиссара обороны Союза ССР, маршал Советского Союза: ЖУКОВ[19]

Приказ этот, как известно, коммунистическому режиму не пришлось выполнить. Но аналогичные приказы относительно более мелких народов сталинские сатрапы осуществили в полном объеме. Везде основным критерием отбора людей на депортацию служил их зафиксированный в документах этноним.

Отметим, что вокруг украинского этнонима происходила жаркая борьба в течение длительного времени, о чем речь пойдет в предлагаемой книге. «Есть такие, — писал князь Волконский, — которые думают показать широту взглядов, сказав: „Малороссы или украинцы, мы о словах не спорим“. Однако это не просто слова, это имена. Об именах не только спорят, за них умирают; и если за какое-то имя нет людей, готовых умереть, то существование такого имени, а с ним и народа, который его носит, не долговечно»[20]. За имя «украинец» не только готовы были умереть, но и погибли сотни тысяч людей: мужчин, женщин, детей. «Украинцы стали жертвами самых больших рукотворных катастроф на континенте и общего геноцида. Их потери во время войны 1918–1920 гг., коллективизации 1930-х гг., террора и голодомора 1932–1933 гг. и уничтожений Второй мировой войны приближаются к 20 млн человек»[21]. Эту цифру украинские историки, вероятно, могли бы увеличить. По сообщению Берии, лишь в 1944–1952 гг. за право быть сознательными украинцами, разным видам репрессий были подвергнуты свыше 500 тысяч людей. В частности, арестовано свыше 134 тысячи лиц, убито свыше 153 тысячи, выслано навеки за пределы Украины свыше 203 тысяч лиц[22]. Вот что такое этноним в один короткий период украинской истории. Добавим, что во второй половине XIX ст. территория Украины стала, по словам российского исследователя Миллера, объектом истинной этнонимической войны. «Украинским активистам пришлось вводить новый термин „украинцы“ вместо более распространенного самоназвания „русины“ для того, чтобы преодолеть двухсотлетнюю традицию, которая утверждала общее имя для всего восточнославянского населения»[23].

Издавна этнонимы привлекали человеческое воображение, порождая многочисленные домыслы, часто довольно фантастического характера. С развитием науки возникла новая, специально им посвященная дисциплина — этнонимика, которая находится на пограничье языковедения, этнографии и истории.

Этнонимика — область науки, которая занимается изучением собственных названий этносов; имеет ряд номенклатурных терминов: аутоэтнонимы, то есть самоназвания, эктоэтнонимы — названия, данные другими народами. Различают еще хоронимы — названия страны и населения ее, котойконимы — определение людей по месту обитания, этнофоронимы — этническое имя отдельного его представителя, который имеет еще свое личное имя и фамилию и др. Этнонимика помогает изучению происхождения народа (этногенез) и происхождения языка (глоттогенез). «Общее самосознание любого этнического сообщества автоматически связано с существованием общего самоназвания»[24]. Учение об этнонимах (этнонимика) рассматривает не только происхождение (этимологию) этнонимов, а всю их историю, мельчайшие изменения, которым в развитии подвергался конкретный этноним за зачастую многовековую историю своего функционирования. Для этнонимики все эти изменения являются более существенными, чем застывшая первоначальная форма, потому что именно они являются красноречивым свидетельством истории. «Никакое общество не остается неизменным. Если этноним существовал несколько десятилетий, то в конце их он определял не совсем тех или совсем не тех, кого в начале. Историк, который не учитывает этого, неизбежно обречен на грубые ошибки»[25].

Можно привести немало фактов, когда один и тот же этноним служит для определения разных понятий, называет целиком различные народы. Так, например, в VII ст. на Балканский полуостров пришла часть тюркоязычного народа булгар. Их хан стал во главе государства, заселенного славянами. И хотя пришельцы растворились в славянстве, но славянское население этого государства имеет тюркское этническое название булгары. Северными соседями древних греков были македоняне, по своему этнониму страну называли Македонией. В VI–VII ст. эту страну заселили славяне, которые получили благодаря топониму Македония название македонцы; македонский язык — славянский, он не имеет никакого отношения к македонскому языку античной эпохи. По этому поводу в наши времена возник международный конфликт[26]. Правительство современной Греции, ссылаясь на историю, резко протестует на уровне ООН против названия новообразовавшегося южнославянского государства Македония. Едва не дошло до войны. Из-за претензий Греции к современному названию Македонии она до сих пор не является общепризнанной; в ООН Республика Македония принята в 1993 г. под странным названием Бывшая Югославская Республика Македония.

Античные римляне (Romani), смешавшись с разными завоеванными племенами, образовали многочисленные романоязычные народы — итальянцев, французов, португальцев, испанцев (не учитывая многочисленные испаноязычные народы Латинской Америки), а также каталонцев, провансальцев, румын и других. Известно, что этническое название французов происходит от германского племени франков, которое оставило Франции свое имя, а не язык. Хотя наши южные соседи — румыны — живут вдали от античной родины римлян — Италии и их столицы Рима, а румынский язык наименее близок к латыни, случилось так, что с 1861 г., когда объединились Валахия и Молдова, именно румыны имеют самоназвание — этноним «Romani», а название их страны — Румыния означает «Римляния». Кстати, в конце 30-х гг. румынская власть принудила буковинских украинцев использовать при письме только термин «Романия», а не «Румыния».

В приведенных примерах, а число их можно, конечно, увеличить, речь идет об этнонимических изменениях, которые произошли преимущественно вследствие игры случая, а не сознательного выбора. Как ни удивительно, но случаются и противоположные ситуации, где сознательный выбор играет решающую роль в изменении этнонима. Например, сугубо эллинское по происхождению Византийское государство, которое существовало с 330 до 1453 г., называло себя официально Ромейской империей, то есть Римской империей, а своих грекоязычных подданных — ромеями (римлянинами), хотя все окружающие народы знали, что речь идет о греках. Такое название имело большое идеологически-политическое значение. Свое государство они считали продолжением Большой Римской империи, а все бывшие провинции, которые не входили в Византию, рассматривались лишь временно оторванными, которые со временем должны были объединиться снова. Влияние Византии на экспансионистскую политическую идеологию Москвы общеизвестно, «собирание русских земель» является этому ярким свидетельством. Вообще византийские греки «радовались славе римского имени, цеплялись за формы имперского управления, не имея его военной силы; соблюдали римское право, не совершая справедливого суда, гордились правоверием церкви, чье духовенство превратилось в вассалов императорского двора. Такому обществу неизбежно выпало угасать, хотя угасание могло происходить крайне медленно»[27].

Изменение этнонима, образно говоря, похоже на то, если бы у кого-то появилась прихоть или потребность изменить свою родную фамилию. Нелегко это сделать, чтобы все вокруг приняли это изменение. А что уже говорить о сознательном изменении национального имени! В жизни народа это акт огромного значения и с далекоидущими последствиями. К слову, в китайском языке форма термина «революция» — «ге мин» — означает «изменение имени». В самом деле, изменение имени у украинцев стало не только большой духовной революцией, оно также радикально изменило политический образ Восточной Европы.

В истории российского народа, а со временем и украинского, прошло сознательное изменение этнонимов. «Давнее историческое имя Украины „Русь“ и название украинского государства Х-ХII ст. „Киевская Русь“ стали источником пылкого и затяжного спора между украинскими и московскими историками, который длится до нашего времени. Главными вопросами этого спора являются: какой народ и чью культуру представляет собой „Киевская Русь“, кто перенял „киевское наследство“ и продолжает в наше время ее культурно-исторические традиции?

Казалось бы, ответ на такой вопрос очень прост: он заложен уже в самом названии Киевского государства. Если Киев был и остается украинской столицей и является символом Украины, то „Киевская Русь“ была украинским государством, а украинцы — ее наследники и продолжатели в наше время. Но в действительности борьба за киевское наследство привела к парадоксальным последствиям: украинцы не только потеряли свое государство, но и само имя давней Украины „Русь“ было присвоено северным победителем — Москвой. Назвав себя Россией или Большой Русью, Московия тем самым утверждала себя наследником и продолжателем Киевской Руси, этим утверждала и свое право на „собирание земель русских“. В сопровождении этого маскарада и создавалась Российская империя. Несмотря на то, что Московское царство представляло и в национально-этническом, и в культурно-историческом отношении отличную от Киевской Руси формацию, северное племя московитов припомнило свою бывшую государственную принадлежность к „русским“ подданным и, ссылаясь на династические связи своих князей с киевской династией, присвоило название „Русь“ и новосозданному государству»[28].

Трагические исторические события, пережитые украинским народом вследствие потери политической независимости, наложили зловещую печать на все его жизнь, в частности и на этноним. Как заявил Михаил Грушевский: «Мы — народ, у которого украли название». Необходимо было изменить этноним. Сознательное изменение этнонима в народе, как свидетельствует история, — явление редчайшее и всегда обусловлено очень сложными политически-культурными причинами. Таким уникальным, а в европейской истории последнего полутысячелетия абсолютно исключительным явлением выступает изменение этнонима у украинцев и россиян.

В отличие от нас, украинцев, россияне сделали это без исторического принуждения, добровольно и, можно сказать, с радостью. В сущности говоря, они издавна покушались на наш старый этноним, издавна стремились изменить историческую семантику нашего этнонима и присвоили его с большим удовлетворением, справедливо оценивая огромное политическое значение этого явления. «Московщина присвоила себе наше давнее название, отобрала у нас наше давнее, политическое, государственное имя — и даже отобрала его у нас целиком сознательно, с политическим планом»[29].

Процесс изменения этнонима у украинцев и россиян начался на самом деле около двухсот лет тому и происходил в течение новейших времен. Относительно украинцев этот процесс закончился аж после Второй мировой войны, хотя, нужно сказать, до окончательного его завершения, наверное, еще далеко[30]. За отмеченный период Московия, или Московское государство, переименовалась в Российскую империю (республику, федерацию), или просто в Россию, а этнотопоним или хороним «Русь» — в Украину. Соответственно изменились этнонимы: из крестьян-московитян вышли русские, а из русинов — украинцы. Стоит подчеркнуть, что «на протяжении многих столетий этническая субстанция украинцев не менялась, а формальное изменение этнонима целиком не затронуло фактическое этническое содержание понятия»[31].

Московские господствующие круги, выпестованные на монголо-татарских государственных традициях, всегда понимали силу магии слов и значение хоронима. «Вопрос о самоназвании государства является вопросом о ее международном престиже и оберегом от внешнеполитических посягательств»[32]. Европейцев не раз удивляло непонятное упорство, с которым они придирчиво цеплялись к наименьшей формальной ошибке в титуловании, к наималейшей неточности в политической терминологии. На самом деле за якобы формалистическим отношением к титулам, терминам, политическим формулам и т. д. пряталось перенятое у древнего азиатского Востока глубокое понимание значения языка в общественной жизни.

«Люди живут не только в объективном мире и не только в мире общественной деятельности, — утверждает знаменитый американский языковед Эдуард Сепир, — они в значительной мере находятся под влиянием того конкретного языка, который стал средством выражения для этого общества»[33]. И это также касается исторических понятий.

Нарочно путая древнейшие этнические названия украинского народа — «руский» и «руський» с русским (через два «с»)[34], российские великодержавные шовинисты зачисляют историю украинского народа, его культуру к своей, создавая видимость своего 1000-летнего существования и даже 1000-летнего крещения России, которой, как дальше увидим, даже по названию не существовало. Аналогичные попытки делали польские ассимиляторы, о чем также речь пойдет дальше. «Взгляды польских и московских ученых и публицистов совпадали между собой в одной формуле: нет никакой Украины, нет никаких украинцев, есть только Польша и Россия, только польская и российская нации»[35].

Словесный обман, сознательное смешение понятий и терминов издавна были любимым методом идеологов российского империализма.

Ярким примером такого смешения терминов и понятий являются вопросы изменения российского этнонима. С помощью изменения этнонима российские правительственные круги и ученые старались доказать, что княжеское государство Русь со столицей в Киеве было российским (московским) государством. Цель таких утверждений — доказать, что нет отдельных украинского и белорусского народов, а существует только один российский народ, а значит, украинский и белорусский языки — это лишь диалекты русского.

«Наука должна наконец освоиться с тем фактом, что очень много ее тезисов о старой Руси построено на более или менее удобном жонглировании словами „Русь“, „русский“»[36]. Наполненная мифологемами российская историография возникла и функционирует как неотъемлемая часть государственной имперской идеологии. Ядром российской историографии является концепция генеалогической непрерывности господствующего в Москве княжеского рода. На ее основании в XIX ст. возникли такие кабинетные, внеисторические термины, как «Киевская Русь», «Владимирская Русь», «Московская Русь», которые происходят от названий центров власти. В средневековье этих терминов не знали. «Понятие „Киевская Русь“ возникло в российской науке как элемент общих представлений об исторической судьбе России, — как необходимое звено в периодизации ее бытия. Статус термина как инструмента фактически забыт, и он (термин) незаметно превратился во что-то значительно большее, целиком самостоятельное, тем не менее, руководящее нашими представлениями»[37]. Когда официальную трехчленную формулу или «три кита»: православие, самодержавие, народность (на самом деле: цезаропапизм, деспотизм, шовинизм) — заменила доктрина марксизма-ленинизма, догмы т. н. «обычной схемы российской историографии» не только не потеряли силу, а набрали характера священного писания. Нельзя здесь, между прочим, не отметить чрезвычайно пикантный и выразительный факт, что написанная К. Марксом работа «Secret diplomatic history XVIII century» («Секретная дипломатия XVIII век»), в которой классик проанализировал российскую историю, никогда не распространялась и не переводилась в марксистской стране. Упоминание этой работы основоположника марксизма властью, которая называлась марксистской, было негласно запрещено. И это в государстве, где никакая историческая работа, никакая статья не могла появиться без ссылки на классиков марксизма. На самом деле идеология якобы марксизма маскировала российский великодержавный шовинизм. «Придя к власти, большевики, хотя и исповедовали веру в исторические закономерности и неизбежность краха любых империй, тем не менее сами решили вступить в поединок с историей, насильно воссоздали империю под новой вывеской и крышей, сделав в результате заложниками своего эксперимента много народов и наций, включая российский. То, что произошло в начале 1990-х гг. в СССР, можно рассматривать как реванш, взятый историей у революционно-интернациональной политической партии, и свидетельство того, что „обвал“ Российской империи 1917 г. был вовсе не случайным»[38].

Через школу, вузы и другие средства тотального контроля над идеологической жизнью общества имперская терминология прививалась целым поколениям россиян, украинцев и белорусов. Не лишнее здесь добавить, что в российских (советских) школах на территории Украины воспитывались граждане чужой государственности, а зачастую национальные оборотни. Это были не школы, а казармы янычар. История, которая изучалась в российских (советских) школах, была идеологической отравой. Она калечила украинские юношеские души, не давала им ни понимать, ни анализировать судьбу собственного народа. Драконовская цензура пристально следила за всеми публикациями, не допуская наименьшего отклонения от официальных терминов, — особенно это касается исторической терминологии периода Киевской Руси.

Те украинские подсоветские историки, которые не приняли российской этнонимической терминологии, были грубо репрессированы, а произведения внесоветских историков как еретические были запрещены. Известно, какому тотальному физическому уничтожению, осуждению и депортации подверглись видные представители украинской исторической науки. И не только исторической науки. По словам режиссера Юрия Ильенко, истинная элита украинского народа, его генофонд постоянно расстреливался, высылался в Сибирь, морился в тюрьмах, вытеснялся на изгнание (часто добровольное), преследовался всеми видами цензуры. Ему не давали возможности додумать до конца никакой серьезной и оригинальной мысли. Не позволяли никакого самостоятельного поступка, включая запрет думать на родном языке. Народ веками превращали в равнодушную ко всему, кроме кормушки, толпу.

Зарубежные исследователи, в том числе даже некоторые диаспорные, часто, к сожалению, не понимают роли и значения в реальных условиях Восточной Европы этнонимической терминологии. Показательной является отстраненная позиция И. Лисяка-Рудницкого: «Словесная полемика против термина „Киевская Русь“ не будет приносить пользы и, вероятно, не будет продуктивной»[39]. На самом деле, проблема этнонимической терминологии в условиях Восточной Европы является не только ежедневной практикой десятков миллионов, но и острой проблемой национальной идентичности. «Наилучшие представители украинской науки хорошо понимали все значение разъяснения этого вопроса и посвящали ему много внимания»[40]. З. Кузеля, рассматривая термины «Русь», «Украина», «Малороссия», утверждал: «Вопрос об этой терминологии является исходным пунктом во всей схеме украинской истории»[41]. В конце концов, не случайно все курсы истории Украины так или иначе начинаются с выяснения во времени и пространстве названий, под которыми шли исторической дорогой украинский и российский народы.

С помощью манипуляций этнонимами «руський», «русский», «русин» идеологи «Великой России» стараются лишить украинцев права на наследство Киевской Руси, показать их в виде этнической смеси, без исторических корней и без традиций. Манипуляции с именами известны издавна. Например, в Древнем Египте во время специального ритуала разбивали керамические изделия с написанными на них названиями народов-врагов, накликая таким образом на них гибель. Для достижения аналогичной цели в новейшие времена прибегают просто к запрету собственных этнических названий, к запрету собственного языка.

Вместе с названием, с коротеньким словом «Русь» московские правители хотели отобрать многовековое культурное наследство наших предков, их политические достижения. Как справедливо утверждал проф. Е. Огоновский, от украинского народа московский империализм «присвоил себе народное название „Русь“, пользуется его древней литературой и объявляет миру, что Русь-Украина является настоящей Россией»[42]. Такой же мысли придерживался и выдающийся славист А. Брюкнер, который в своей «Истории России» заметил: «Выпестованный монгольскими ханами примитивный народ с мизерным, ориентального характера культурным достоянием вдруг превратился в старинный с богатейшим наследством европейский народ»[43].

Таким образом, московские правители, переняв наш старый этноним, добились мимикрического эффекта, то есть уподобления чего-то одного другому.

Присвоение россиянами нашего этнонима, несмотря на его искаженную фонетически форму, внесло полнейший хаос в понимание истории Восточной Европы, «неясность и смутьянство»[44], сильно затерло, в частности для западных исследователей, границы между двумя — украинским и российским — историко-культурными наследиями. За незначительными исключениями, на Западе под влиянием официальной терминологии эти границы, в сущности, не различают. Западные историки, языковеды, литературоведы, искусствоведы, археологи огульно приписывают россиянам все наше прошлое[45]. Через этнонимическую мимикрию расплывчаты эти границы и в трудах «отечественных» исследователей. Достаточно сказать, что, например, в школьном учебнике «История СССР», изданном в Украине, украинские дети читают, как «российские» (!) князья Олег и Игорь правили в Киеве. Из подобных фактов, почерпнутых, в частности, из научно-популярной, публицистической и художественной литературы, можно было бы составить не одну книгу.

Со второй половины XVIII столетия («История Русов») длится идеологический спор об этнониме «Русь» и обо всем, что с ним связано, который закарпатец Ю. Венелин в свое время назвал спором между «южанами и северянами»[46]. Эту идеологическую борьбу, в определенной мере, можно сравнить с борьбой двух европейских историографических школ — романской и германской. Спорят, или цивилизация Запада возникла на фоне древней римской культуры, или новая цивилизация германского происхождения. Спор носит сугубо кабинетный характер.

Однако спор «южан и северян» не носит и не может носить академического, флегматично-спокойного характера. В свое время М. Грушевский предостерегал, что украинский историк не может исходить из позиций нейтрального, скептически настроенного исследователя. Отсюда иногда чрезмерная полемичность в споре, иногда чрезмерная категоричность суждений. Ведь речь идет здесь, ни больше ни меньше, о праве украинцев и белорусов на существование как отдельных народов. Для московских империалистических кругов утверждения о якобы общем этнониме является средством идеологического узаконивания завоевания и угнетения Украины и Белоруссии, сладкой мечтой о вечном владении ими, по праву будто бы наследника Киевского государства — Руси. Пропаганда в таком плане в России не утихает по сей день.

Схема исторического процесса, основанная на идентификации понятий «Русь» и «Россия», к недавнему времени излагалась в школах всех республик СССР[47]. Такая практика, в конце концов, продолжается по сегодняшний день в России и частично в Украине.

Беспрецедентный семидесятилетний антиукраинский террор большевизма, период откровенной фальсификации, элементарного вранья, жестокого полицейско-идеологического надзора, когда украинских историков физически уничтожали вместе с их запрещенными произведениями, отлучили целые поколения украинцев от своего прошлого. Случается, что даже просвещенные люди путаются в определении и различении этнонимов «Русь», «Украина» и их производных форм. «В ходе истории, — как очень метко отмечает в своей работе „Новые горизонты древней Украины“ доктор Александра Копач, — меняются названия жителей и территории Украины, а это влечет неясность и путаницу, которые мы и самые испытываем на себе с изменением древнего названия „Русь“ на „Украина“»[48].

Темой предлагаемого исследования является попытка кратко осветить вопрос, почему и как происходил в реальной жизни процесс этнонимической мимикрии у россиян, а поскольку этот процесс неотделим от процесса изменения этнонима у украинцев, то будем рассматривать их в совокупности, в той их неразрывной взаимообусловленности, в которой они на самом деле вместе выступают в истории. Следует заметить, что характер темы требует цитирования разнообразных источников. Частое цитирование обусловлено еще и тем обстоятельством, которое за последних шесть десятилетий не появилось никакой отдельной книжной публикации, посвященной этой теме. Исключением является дрогобицкое репринтное издание работы С. Шелухина «Украина — название нашей земли с древнейших времен», которое впервые появилось в 1936 г. в Праге. Самой поздней по времени является публикация С. Боярыча «Почему мы называемся украинцами: из чего и как возникло, что означает и с каких пор существует наше национальное название». Увидела она свет во Львове еще в начале далекого 1939 г. На Приднепровье, при всех режимах, цензура не позволяла поднимать этот особый для России вопрос. Этнонимическая проблема по причинам, о которых речь идет дальше, не только замалчивалась, ее категорически запрещалось обсуждать. Как следствие, даже в больших научных книгохранилищах Киева, Харькова, Одессы, не говоря уже о меньших культурных центрах, украиноязычный читатель не найдет большинства цитированных здесь исследований и статей о национальном имени украинского народа. В частности, это работы Богдана Барвинского, Лёнгина Цегельського, Николая Андрусяка, Окуня-Бережанского других украинских исследователей проблем национальной этнонимии. Работы указанных авторов времен коммунистического режима (как и царского) были сурово запрещены и засекречены. Чтобы уравновесить аргументацию в дискуссии, убедить современного читателя в объективности рассмотрения, не менее часто приводятся цитаты из авторитетных российских работ и публикаций, которые помогают раскрыть историко-политическую сущность этноопределяющих терминов.